Глава 28. Первый арест Бориса




Борис все чаще отлучался из дому по ночам. Зная, что он с головой ушел в боевые комсомольские дела, я успокаивала себя мыслью: Боря выполняет очередное задание штаба. Однако вот уже третий день он совсем не появляется дома, и я начала волноваться.

Наконец не выдержала, пошла к Поповым.

Толя, насупившись, сидел за столом. Увидев меня, он смущенно отвел глаза. Я заметила его растерянность, и недоброе предчувствие сжало сердце.

- Третий день Боря не приходит домой. Я очень беспокоюсь... Ты знаешь, где он?

Не глядя на меня, Толя мрачно проговорил:

- Борис арестован. Его задержали с приемником.

От неожиданности я присела на скамейку. Арестован? Борис арестован?

- Как? Почему же ты не сказал мне? - закричала я в отчаянии.

Толя стал успокаивать меня:

- Не волнуйтесь, его скоро выпустят... Он держится молодцом. Мы сегодня пойдем в полицию.

- Он в полиции? - и, не простившись, я выбежала на улицу.

Наскоро собрав кое-что из продуктов, захватив табака и теплую фуфайку, мы с племянницей отправились в полицию. Оказалось, что торопилась я напрасно. Время еще было раннее, а передачи принимали только с двенадцати часов. Чтобы не томиться четыре часа в ожидании, мы решили зайти к одной девушке... Боря очень хорошо отзывался о ней.

- Я так просила его в тот вечер не брать приемник, будто чуяла беду, - говорила она сквозь слезы. - Но он все стоял на своем. «На Первомайке нужен приемник, - говорит, - и я его должен установить там. Пусть люди знают правду». Я не стала спорить и завернула приемник в одеяло.

Когда Боря переходил темную улицу, его окликнули:

- Стой! Кто идет?

Боря не отозвался и прибавил шагу.

- Стой! Стрелять буду, - повторился окрик, и двое вооруженных вплотную подошли к нему. Боря остановился. Нащупав в одеяле что-то громоздкое, патруль предложил Борису следовать за ним.

В полиции у него отобрали приемник и после краткого допроса заключили в одиночную камеру. Два-три раза в день начальник полиции Соликовский вызывал Бориса на допрос. Он допытывался, где Борис достал приемник, почему не сдал его в комендатуру и что собирался с ним делать. Боря односложно отвечал, что приемник испорчен и его нечего сдавать, что он взял его для изготовления зажигалок.

Все эти подробности узнала знакомая Бориса. Она старалась успокоить меня:

- Я уверена, что он выкрутится.

В двенадцать часов мы отнесли передачу в полицию. Узнать что-либо о Боре не удалось, и я с тяжелым сердцем вернулась домой. Прошла еще одна бессонная ночь. Меня то терзало горькое раздумье, то я утешала себя слабой надеждой.

Поднималась рано с больной, точно свинцом налитой головой. Мучительно медленно ползет время. Приготовила продукты, уложила, а на часах только десять. Не могу больше ждать, выхожу из дому, и вдруг... С горы, весело размахивая руками, бежит Борис. Он кидается ко мне и, подняв, легко кружит вокруг себя.

Обнявшись, входим в дом.

- Ну, рассказывай скорее. Я столько пережила за эти дни.

Но он уже куда-то спешит.

- Некогда, мама. Расскажу потом, - говорит Боря, роясь в своих инструментах. - Я должен сейчас же вернуться в полицию и показать им свои зажигалки. Меня отпустили с условием, что я принесу туда все мое добро... А ловко я провел их! Дурачье, они надеялись что-то у меня выпытать. Не на того напали!

Взяв одну готовую и две недоделанные зажигалки, Боря спешит к двери.

- Не беспокойся, все в порядке. Я у Жени Шепелева был. Собираю раздаренные зажигалки. Чем больше покажу их немцам, тем крепче поверят, что я мастер зажигалочных дел и политикой не занимаюсь. До свидания, мама. Не волнуйся. - Он широко распахивает дверь, но вдруг, захлопнув ее, убежденно обещает:

- А радиоприемник на Первомайке я все-таки установлю.

Увидев зажигалки ручной работы, немцы поверили Борису и отпустили его. Но, отпустив, они установили за ним слежку. В мастерской, где снова стал работать Боря, ежедневно появлялся подозрительный человек. Он вертелся возле Бориса, приглядывался к каждому, кто к нему приходил, прислушивался к тому, о чем и с кем он говорил. Такая опека, конечно, была весьма неприятной.

Глава 29. Трудные дела

Константин Амвросиевич по обыкновению рано утром ходил на базар. Он приносил скудные покупки и с наигранной веселостью говорил:

- Ну вот, считай, еще день прожили. Сегодня он вернулся озабоченный, возбужденный.

- В городе переполох. Горит какое-то здание. Дымище - солнца не видать! А что горит, допытаться не смог.

Услышав слова дяди, Боря откидывает одеяло и обрадованно переспрашивает:

- Горит, говорите? Вот хорошо! - и украдкой подмигивает мне.

Встает он оживленный, одевается и не перестает кого-то нахваливать:

- Вот молодцы! Спасли тысячи людей от каторги. Все списки в огонь. Замечательно.

- Чем ты восторгаешься, не понимаю? - пожимает плечами Григорий Амвросиевич.

- Как чем? Да тем, что горит биржа труда, - поясняет Боря. - Через нее наших людей отправляли в Германию. А теперь ее нет. Сгорела - и все!

Еще не успели мы забыть о большом пожаре на бирже труда, как в городе заговорили о новых диверсиях. Об этом я хочу рассказать подробнее.

...Боря и его новый друг Женя Шепелев осторожно пробираются небольшим леском к шоссейной дороге на разведку. Идти трудно: кругом глубокие воронки от бомб и снарядов, наполненные водой. Земля топкая, расползается под ногами, вывернуты с корнями: деревья.

Выбрав сухое место, они ложатся под старым раскидистым деревом. Здесь надо переждать до наступления темноты.

Лесная настороженная тишина, запах опавшей листвы, знакомый лесной уют навеяли на Бориса воспоминания о чем-то родном я близком. Глубоко вздохнув, он чуть слышно запел:

Кодруле, кодруцуле,

Че май фачь, дрэгуцуле?

Женя слушал, затаив дыхание, удивленно глядя на друга.

- Красивая песня, - задумчиво сказал он, когда Боря умолк. - Жалко только, слов не понимаю.

- Про лес тут говорится. - И Боря тихонько, по-русски, повторил:

Ой ты лес, лесочек мой,

Как живешь, дружочек мой?

- А знаешь, на кого мы с тобой сейчас похожи? - вдруг спросил Борис.

- На кого?

- На гайдуков. Когда-то давно-давно, когда в Молдавии господствовали турки, да еще изменники-бояре, лучшие люди из народа уходили в леса. Там они собирались в отряды и вели борьбу против угнетателей. И народ любил их, песни про них складывал, Оказания. Вот послушай:

Крикнул он придворной своре:

«Прочь, не то вам будет горе!

Знайте: есть в лесах дремучих

Много витязей могучих.

И любой из них Кодрян!

Грозен тысячный их стан!»

- Кодрян, - это один из гайдуцких атаманов. Еще был и Тобулток, Бужор...

Не один Кодрян, а тыща!

Всех бояр тогда разыщем!

Почему, их спросит суд,

Кровь народную сосут?

Пусть попробуют при этом

Отвертеться от ответа!..

- Не удастся! - убежденно сказал Борис. С минуту оба молчали. Оба думали о том, что пройдут годы и народ сложит новые песни о новых гайдуках - обо всех тех, кто, не жалея жизни, боролся с врагами родной земли за счастье народа.

- Вот кончится война, разобьем фашистов, и приеду я к тебе в гости, в Молдавию, - мечтательно заговорил Женя.

- Обязательно приезжай. Понравится тебе моя Молдова, ох, как понравится - уезжать не захочешь!

Ребята разведали обстановку в хуторе Волченске, где находилась большая партия военнопленных красноармейцев.

Несколько дней спустя Виктору Петрову, Анатолию Попову, Володе Рогозину, Жене Шепелеву, Жене Мошкову и Борису была поручена трудная и рискованная операция - освободить из лагеря наших бойцов.

Вечером ребята собрались в лесу у хутора. У каждого оружие. А Боря, кроме того, рассовал по карманам отвертки, кусачки, отмычки.

Военнопленные жили в бараке, обнесенном колючей проволокой. Вдоль нее, поеживаясь от пронизывающего осеннего ветра, прохаживался немецкий часовой.

Ребята залегли неподалеку от барака. Надо было дождаться смены караула. Тихо.

Только шумит в лесу ветер да чавкает по грязи часовой. На руке Бориса тихонько тикают часы, желтым фосфорическим блеском светятся цифры. Короткая стрелка будто остановилась. А сырость от земли подбирается к ногам сквозь намокшие ботинки, холодок заползает за спину. Встать бы, размяться, согреться. Но нельзя даже шевельнуться, чтобы не привлечь внимания часового.

Ровно двенадцать. Слышится шум шагов: смена караула. Заступивший на пост часовой быстрыми шагами ходит взад и вперед вдоль проволочного заграждения. Видимо, ему со сна холодно, может, и страшно. Да когда же он остановится, наконец? Неужели так прошагает всю ночь? Нет, остановился и, привалившись к столбу, застыл на месте, будто задремал.

Виктор Петров, подкравшись сзади, бросается и ловко снимает часового.

Тем временем Борис кусачками успел разрезать проволоку и сделать проход в заграждении. Анатолий и Боря бегут к бараку. На дверях висит замок. Боря ловко взламывает его и входит в низкое длинное помещение. Разбуженные возней у двери, пленные настороженно всматриваются в незнакомых пришельцев и не могут понять, что произошло.

- Выходите, товарищи, - негромко обращается к ним Анатолий. - Быстрее выходите, пока немцы не всполошились.

Минута колебания, и вдруг раздается чье-то приглушенное восклицание:

- Братцы, это партизаны!

- Да, партизаны, - гордо подтверждает Боря. - Выходите скорее.

Группа молодогвардейцев под руководством Мошкова освободила 70 военнопленных.

Немцы и полицаи облазили заброшенные шахты, прочесали приречный лесок, рыскали по чердакам домов. Но нигде никого не нашли.

А по городу, по хуторам и поселкам шла молва о подвигах неизвестных смельчаков. Кто-то сжег скирды с хлебом, которые немцы собирались обмолотить, а зерно отправить в Германию; кто-то напал на охрану, гнавшую скот на бойню, и отбил стадо; кто-то взорвал машины с горючим.

Над городом стали проноситься советские самолеты. А на востоке все явственнее слышался отдаленный гул дальнобойной артиллерии.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-04-03 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: