...На улице, которая сейчас носит имя Петра Котова, остановилась машина, нагруженная какими-то тюками и пакетами, подарками для немецких солдат. Выждав, когда шофер отлучился погреться, ребята сняли и припрятали несколько мешков! Они решили сбыть подарки на рынке, а вырученные деньги раздать многодетным женщинам, мужья которых сражались в Красной Армии.
Немцы сразу заметили пропажу и, вызвав полицию, произвели обыск в ближайших домах, но ничего не нашли. На другой день полицейский задержал на базаре мальчика, продававшего немецкие сигареты. На допросе мальчик сначала сказал, что выменял сигареты на кусок хлеба. Ему не поверили, избили и бросили в холодную. Не дав опомниться от побоев, его снова вызвали на допрос, на этот раз в камеру пыток. Мальчик испугался и сказал, что сигареты ему дал Мошков, а других он не помнит.
Мальчика выпустили. Но спустя час в клубе были арестованы Женя Мошков, затем Виктор Третьякевич. Сережа Тюленин, находившийся в это время за кулисами, немедленно сообщил об аресте Туркеничу, Кошевому и другим молодогвардейцам.
Узнав об аресте своих боевых друзей, Ваня Земнухов пошел в полицию выручать товарищей. Домой Земнухов не вернулся, он тоже был арестован.
Первого января 1943 года Боря с самого утра слесарничал дома. Я попросила его сделать ручную крупорушку, чтобы смолоть зерно и напечь по случаю праздника пшеничных лепешек.
Он усердно взялся за дело, предвкушая сытный новогодний завтрак. Закончив возиться с крупорушкой, он встал с табуретки и шутливо сказал:
- Ну вот, мама, мельница готова. Можно засыпать зерно.
Пока я возилась со стряпней, Боря куда-то уходил. Вернулся он взволнованный, побледневший, бесцельно шагал по кухне, не находя себе места, и, улучив момент, шепнул мне:
- Мама, надо поговорить. Выйди в сад.
Я вышла следом за Борисом. Мы сели на скамейку, и Боря с трудом, словно ему сдавило горло, выговорил:
- Знаешь, мама, случилась большая беда: арестовали Женю Мошкова... Помнишь, я рассказывал, как мы вместе с ним освобождали военнопленных... и еще арестовали Ваню Земнухова и Третьякевича, который пришел к нам из Ворошиловградского партизанского отряда. Мы еще не знаем, выдал нас кто-то или случайное подозрение.
- Что же делать, Боря? - спросила я в отчаянии.
- Ты не волнуйся. Может, мы напрасно тревожимся. Могут продержать несколько дней и, ничего не добившись, выпустить, как выпустили меня. Но нам надо быть готовыми ко всему.
Немного помолчав, Боря со вздохом признался:
- Возможно, нам придется уйти из города. Это мы решим сегодня. Вот, мама, какие дела. Я пойду, ты не горюй.
Домой он пришел поздно вечером. Дожидаясь Бориса, у нас сидел Толя Попов.
- Знаешь, Боря, приходил квартальный и назначил нас с тобой дежурить.
- Новое дело! - сердито отозвался Боря. - Никуда я не пойду.
- Не выдумывай. Лишнее подозрение вызовешь. Лучше подежурить, - со спокойной настойчивостью сказал Толя.
Боря согласился, и они ушли. Под впечатлением разговора с сыном я не могла уснуть. Предчувствие чего-то страшного, неотвратимого не покидало меня.
Боря несколько раз заходил погреться. Он сидел, подперев голову руками, и жадно курил. Или вдруг сердито бросал папиросу и опять уходил на свой пост. Нетрудно было заметить, что он глубоко переживал арест своих товарищей.
Под утро он еще раз зашел в комнату.
- Боря, на дворе холодно. Может, согреть тебе чаю? - предложила я.
- Да нет, не стоит. Нас уже скоро сменят. Завалюсь спать.
Но спать в тот день ему не пришлось.
Наутро стало известно о новых арестах молодогвардейцев. Узнав фамилии арестованных, Борис даже за голову схватился. Это уже не были члены кружка самодеятельности при клубе. Значит, кто-то выдал тайну.
- Неужто среди нас затесался предатель? - все твердил Борис. - Вот что самое страшное. Один малодушный может загубить всю организацию. - Он перечислял фамилии арестованных и прилагал отчаянные усилия отыскать предателя. - Кто-то не выдержал пыток, смалодушничал?.. Не хочется верить. Но ясно одно: нас кто-то предал. Иначе откуда немцы узнали фамилии комсомольцев, не принимавших участия в кружке самодеятельности.
В этот день было заседание штаба «Молодой гвардии». Решался вопрос: что делать?
- Главное - не терять присутствие духа, - говорил Олег Кошевой. - Надо уничтожить или спрятать понадежнее все, что может вызвать подозрение у полицейских. Следует ожидать обысков. Дальше. Я думаю, надо связаться с Ворошиловградом и посоветоваться, как нам быть. Возможно, нам на время придется оставить город.
Боря решил, что непременно придется уходить из города, и стал готовиться к этому. Нам обещали дать адрес в селе, в пятнадцати километрах от Краснодона.
А мне он сказал:
- Мама, ты приготовь большую простыню. Если я уйду, то буду пробиваться на соединение с Красной Армией. Теперь зима, придется маскироваться в белое.
Прошла еще одна трудная ночь. Рано утром Боря ушел куда-то из дому. Я боялась за него и мучительно переживала его отсутствие. Он пришел мрачный. Вынужденное безделье и неизвестность угнетали его. Он сильно похудел, осунулся, глаза покраснели. Обрушившееся вдруг несчастье разбило все его лучшие надежды.
- Как обидно бросать дело в самом разгаре, - с болью жаловался он мне. - Ведь у нас все было подготовлено к встрече Красной Армии, разработан подробный план. Каждый знал, где его место, когда к городу будут подходить наши войска... И вот все рушится... Кто, кто мог предать?
А в городе продолжались аресты. Говорили, что на помощь местной полиции прибыло подкрепление из Ровеньков.
Я была так угнетена нависшим над нашей семьей горем, что ничего не могла посоветовать Боре и еле сдерживала душившие меня слезы. Я знала: Боря глубоко переживает за нас, опасаясь, что в случае, если он уйдет или его арестуют, немцы жестоко отомстят нам, родителям, за него. Ему хотелось и утешить нас, и скрыть от нас мучившие его раздумья о своей и нашей судьбе. Так прошел еще один день.
Разве думали мы тогда, что видим своего старшего сына последние часы?
Глава 31. Ночная облава
Вечер Борис провел у Анатолия. Долго говорили они обо всем, потом завели патефон и переиграли пластинки, какие были у Толи. Но музыка не успокаивала их. Большие, хотя и не совсем ясные, надежды возлагали молодогвардейцы на своих старших товарищей из Ворошиловграда.
Домой Борис пришел поздно. Измученный бессонными ночами, он отказался от чая и, повалившись на постель, моментально уснул.
Было уже за полночь, когда в дверь сильно постучали.
- Кто там? - спросил брат мужа.
- Квартальный Попов. Откройте...
Попов нередко приходил по ночам и выгонял на дежурство мужа или его брата. Думая, что ему опять что-то понадобилось, Константин Амвросиевич открыл дверь. Вслед за Поповым в комнату ввалилось четверо дюжих полицейских.
- Где ваш сын Борис? - спросил Попов у Константина Амвросиевича.
- Мой сын на фронте, - спокойно ответил брат мужа.
- Да не тот, - поморщился Попов. - Борис Главан...
У меня помутилось в голове, и я, пошатнувшись, невольно рукой потянулась к постели сына.
- А ну, поднимай его, - приказал Попов, и два полицейских подступили к постели Бориса.
Он открыл глаза и, увидев полицейских, вскочил на ноги.
- А, знакомый! Вроде бы мы с тобой уже виделись, - с ехидцей заметил один из полицейских. И вдруг гаркнул: - Одевайся! Живо!
Боря, словно не слыша, повернулся ко мне.
- Мама, положи побольше табака.
- Никакого табака! Вишь, чего захотелось, - заорал полицейский и, сорвав с гвоздя полотенце, бросился связывать Борису руки.
- Эх, вы... Пятеро одного боитесь, - с презрительной усмешкой сказал Борис.
Его толкнули к двери. Боря обернулся и так, будто уходит ненадолго, сказал:
- До свидания, дорогие мои, - но в глазах его я прочитала глубокую, невыразимую печаль. Таким я и запомнила его на всю свою жизнь...
Только когда уводили Бориса, я заметила стоявшего в коридорчике окровавленного, со связанными руками Анатолия Попова. Силы покинули меня, и я без чувств рухнула на пол.
Когда я пришла в себя, в комнате стояла тишина. У постели сидел муж и ласково гладил меня по голове. Лицо его резко осунулось, у рта и под глазами пролегли глубокие морщины. Я схватила его руку и зарыдала.
- Не надо, Зина, не надо, - тихо говорил он. - Может, опять все обойдется.
Утром ко мне зашла мать Толи Попова, Таисия Прокофьевна. Молча мы обнялись и, присев на лавку, поплакали.
- Пора идти в полицию, - вытирая слезы, сказала Таисия Прокофьевна.
Мы понесли передачу нашим арестованным сыновьям. У здания полиции собралась толпа женщин. Оказывается, в эту ночь арестовали Женю Шепелева, Васю Бондарева, Демьяна Фомина и еще несколько человек. Многие матери не знали, что их сыновья и дочери были активными участниками «Молодой гвардии».
- За что посадили наших детей? - в отчаянии сквозь слезы спрашивали они. - Ведь у них еще молоко на губах не обсохло. Какие они партизаны?
Знакомая Борису девушка каждый день относила передачи в полицию. Опасаясь, что она навлечет на себя подозрение, я посоветовала:
- Вы сами не ходите в полицию. Оставляйте передачу у вашей тети, а я отнесу ее Борису. Но она все-таки не послушала меня и продолжала носить сама.
Мать Анатолия Попова каждое утро заходила за мной, и мы вместе отправлялись в полицию.