«Чевенгур» в театре ОКОЛО Дома Станиславского
Независимаягазета
В концесезонасразунесколькомосковскихтеатровпоказалиспектакли, премьерыкоторыхотнесенынаосень, срединих и «Чевенгур» ЮрияПогребничко в театре ОКОЛО ДомаСтаниславского. ОдинизсамыхдлинныхромановАндреяПлатоноварежиссеруудалосьуложить в часдесятьбезантракта, притомчто к и безтогоплотномутексту «Чевенгура» ПогребничкодобавилсценыизХемингуэя и несколькорепликиз «Леса» Островского.
В спискедействующихлицновогоспектакляЮрияПогребничковзглядсразужецепляютпомещенные в концепрограммкиНиноКатамадзе и ФрэнкСинатра. Понятно, что и ее, и его у Платонованет и бытьнемогло, но у Погребничкотакоебывает, когда – какнаписалуженеПлатонов, а Маяковский – в нарушениевсехлитературно-трамвайныхправил в егоспектаклибезвсякойтрамвайнойостановкивлезаютсовершеннонеожиданныеперсонажи. В «Чевенгуре» это – НиноКатамадзе и ФрэнкСинатра, а также – попути! – в разговорычевенгурцевзабираютсяслова и паузыизразговоровСчастливцева и Несчастливцева, из «Леса» Островского.
Погребничкословауважает. Почемужетакмалоберет «в дорогу», имея в видучасдесятьбезантракта, в которыеудается, помимоПлатонова, уложитьеще и посторонниетексты? Одноизобъясненийможнонайти у Платонова: в начале «Чевенгура» церковныйсторожнеспешитотвечатьнавопросодногоизгероев, потомучто «засемьдесятлетжизнионубедился, чтополовинуделисполнилзря, а тричетвертивсехсловсказалнапрасно».
Насцене, оформленнойНадеждойБахваловой, найдетсявсё, чтонужноПлатонову, впрочем, и любомурусскомуроману: кусокжелезнодорожногополотна, начинающийся у глухойстены и упирающийся в зал и перпендикулярныйрядамзрительскихкресел, с настоящимирельсами и шпалами. Дважелезныхколесанаосивыкатываютсянасцену, а потомвозвращаютсяобратно. Погребничко – изтех, ктоумеетдвигатьдажетакиетяжелыепредметыкак в ту, так и в другуюсторону. В глубине – ржавыежелезныеворота, посюжету – наверное, давнонезапертые.
ВыходитСоня (ЭленКасьяник), прижимая к себедвабезжизненныхтела – большиемягкиекуклыбезлиц. ВсяисторияЧевенгура, егокоммунизма, – этопопыткапостроитьмир, гдевсебудутравны. А в итогевсесравниваютсяпередсмертью, Чевенгур, какизвестно, погибает. Такойвотгероическийфиналготовитавтордлягероевсвоейантиутопии.
Соня, какпотом и другие – Захар (ЮрийПавлов), Бобыль и Товарищ, которыхиграетКонстантинЖелдин, – говориттихо, ещеверней – тихо-тихо, такчтоприходитсявслушиваться в каждоеслово, которое у Платонова – навесзолота, безпустот и порожнихмест, о которых – как о ценности и дажекак о необходимостижизниговорятгерои «Чевенгура».
Несмотрянакраткость, режиссеруудаетсяпостроитьоченьплотноепространство, в котором, в частности, умещаетсяоченьмногоплатоновскоготекста. Как и слова у Платонова, отдельныесценыспектаклянеразворачиваются, а какбудтонаоборот – «сворачиваются», своейгустотой – какплатоновскаяфраза – стремясь к формуле, к обряду, где у каждогожеста, приочевиднойпростотетемнеменееестьдополнительный, второй и третийсмысл.
Текст, едва в неговслушиваешься, обдаетледянымсмертельнымхолодом: «ЗахаруПавловичусильнозахотелосьраскопатьмогилу и посмотретьнамать – наеекости, волосы и навсепоследниепропадающиеостаткисвоейдетскойродины». В спектаклегерой, кажется, здесьставитточку, номысль, продолженнаяПлатоновым, удаетсяпоймать: «Он и сейчаснепрочьбылиметьживуюмать, потомучтонечувствовал в себеособойразницы с детством…» Всё – потому, что, «видясвоелицо в стеклепаровозныхфонарей, ЗахарПавловичговорилсебе: „Удивительно, я скороумру, а всетотже“.
Какверно.
Соня в этойистории – сказительница, русскийвариантГомера, потомукакгероиЧевенгура, хоть и бесславно, пытаютсяповторитьподвигибылинныхбогатырей. Неслепая (русскийвариантГомера!), онавладеетмудростьювидетьневидимое. И формулировать – ещенесформировавшееся.
В такоммиренастраиваниемузыкальныхинструментов – метафоранастройкимира. Здесьправитновоеварварство, в которомгероиведутсебяжестоко, потомучто, какдети (основоположникимарксизмаведьнаписали о древнеммирекак о юностичеловечества!), нечувствуют, чтопричиняютдругомуболь.
КорявыерепликигероевПлатоновавызывают в залесмех. Придуманныйчевенгурцамикоммунизмнапоминает „тотсвет“ – недаромназареновогомиратакмногоразговоров о смерти. Всемуещепредстоитсостояться, всемсвязям – сложиться, всемсловам – обрестисмысл. Людям, живущим „почтибезымянными“, предстоитподобратьсебеновыеимена. А здешниймир – какстанционныйбуфет, гдеподают, какгероямХемингуэя, яичницу, гдетлеетсвоя, другаяжизнь, а иззнакомогоможноуслышатьпеснюФрэнкаСинатры. Или – НиноКатамадзе.
ГригорийЗаславский, 7.07.2015