В наше время формируется новое и неожиданно беспрецедентное культурно-политическое течение, призванное защитить религиозную веру в рамках семьи. Если приглядеться, все признаки налицо.
Первый пример. В 1985 г. Британское правительство опубликовало доклад, касающийся образования и общекультурных ценностей. За высокопарной модернистской риторикой мультикультурализма угадывались прямые нападки на все культуры, старые и новые, имеющие в своей основе религию. Принадлежащие к англиканской церкви авторы доклада призывали прекратить обучение христианской вере и практике христианского богослужения в государственных школах. По отношению к этническим и религиозным меньшинствам доклад провозглашал, что <они могут сохранить свои индивидуальные культуры только в том случае, если последние не будут противоречить общепринятым ценностям>. Короче говоря, <мультикультурализм> на самом деле означал агрессивный секуляризм, отрицание выбора, сделанного предками, разрушение исторической британской культуры, а также культуры религиозных меньшинств.
Кроме того, случилось нечто необычное: перед лицом новых и новейших форм преследования, разобщенные религиозные общины обнаружили, что имеют больше общего, чем полагали ранее. Наиболее впечатляющим выглядит совместное заявление Исламской академии Кембриджа и Исламского культурного центра в Лондоне, где разоблачаются философия и аргументация доклада. Мусульманские лидеры настаивали на том, чтобы существующие условия для отправления культа оставались в школах как символ необходимости наличия в школьной программе уважения к священному. Они просили только о том, чтобы мусульманские дети не участвовали в такого рода коллективных служениях и собраниях1.
Второй пример: В февральском номере NewOxfordReview приводится письмо Маргарет Фокс из Пенсильвании главному редактору <Американского римско-католического журнала>: <Я не католичка, я убежденная анабаптистка:. Прочитав NewOxfordReview, я была поражена, насколько различные течения христианства близки в том, куда направлена наша истинная вера. Я благодарна журналу за статьи по вопросам абортов, гомосексуальности, контрацепции и других проблем, которые мне очень интересны. В действительности, я ощущаю, что более близка к консервативным католикам, нежели к либеральным меннонитам, с которыми я хожу в церковь>2.
Третий пример: Во время Конференции ООН по вопросам окружающей среды в Найроби в 1997 г. образовалась необычная коалиция консервативных католиков и правоверных мусульман, что смутило организаторов конференции. Однако недоверие и непонимание уступили место новой постановке проблемы. В докладе неправительственной организации <Голос семьи> - группы, принадлежащей к церкви Иисуса Христа Святых Последнего Дня, говорилось: <Часто нам указывали на особый интерес к нашей работе некоторых представителей мусульман. Например, однажды при неформальном общении иранский посол задал одному из нас несколько прямых вопросов: Посол заметил, что наша группа <отличается от других> и поинтересовался, является ли наша позиция по вопросам семьи просто <политической> или же <опирающейся на глубокое духовное основание>. Он спросил, считаем ли мы, что семья крепнет или ослабевает во всем мире:и предположил, что его соотечественники извлекут огромную пользу из общения с американцами, которые верят в значение семьи и духовности>3.
Как мы можем объяснить это новое признание укорененной в религии семейной культуры? Те, кто изучал экуменическое движение, знают, что оно главным образом имело место среди либеральных церквей и церковников, лидеров, чья вера почти ослабла и кто желал бы переписать или даже отвергнуть устоявшиеся доктрины в интересах <единства>. В противоположность этому современное <объединение> происходит только среди наиболее ортодоксально верующих внутри каждой группы, среди тех, кто менее всего склонен к компромиссу по основной доктрине. С удовлетворением следует отметить, что расширяется и углубляется процесс взаимного поиска, когда люди разных религиозных убеждений приходят к соглашению и практической кооперации с людьми другого вероисповедания, ранее расценивавшегося ими как враждебное. Это взаимопонимание чаще всего связано с вопросами семейной жизни и сексуальной морали.
Чтобы лучше понять это объединение, полезно рассмотреть ряд характерных для каждой религии суждений о социальном значении семьи. 1) Из мусульманского автора Абдель Рахим Омрана (1992): <Семья - базовая социальная единица исламского общества, а брак - основной исламский институт>. 2) Из Катехизиса католической церкви (1994): <Семья - первичная клеточка социальной жизни, естественное общество, в котором муж и жена призваны посвятить себя любви и даровать жизнь>. 3) Из трудов христианского реформатора Мартина Лютера (1520): Брак - воплощение <высочайшего религиозного порядка на земле>, а воспроизведение потомства - это <божественное таинство, которому мы не имеем права препятствовать или пренебрегать им>. 4) Из работ социолога Бенджамина Шлезингера (1971): <На протяжении веков семья всегда занимала центральное место в иудаизме как изначальное социально-религиозное единение>. 5) Из работ китайского ученого-конфуцианца Чань Ши-юна (1980): <Семья, как никакое иное объединение в обществе, создает прочную базу национальной жизни>.
Вот еще ряд изречений, подтверждающих общезначимость для религиозных общностей ценности обзаведения детьми и большой семьи.
А) Коран учит, что множество высоко вознаграждается в исламе, что целью замужества является порождение детей, а дети - украшение жизни.
Б) Мартин Лютер утверждал, что женщины созданы Богом для зачатия и рождения детей; им подобает рано выходить замуж и иметь как можно больше детей, ибо <это цель, ради которой они существуют>. Он призывал отцов помнить о доме, посвящая себя заботе о детях и их воспитанию. В одном из сочинений Лютер изобразил <Бога со всеми его ангелами и созданиями>, который улыбался, глядя на отца семейства, стирающего пеленки, <потому что это делалось по христианской вере>.
В) Папа Пий XII в 1958 г. провозгласил, что <многодетные семьи наиболее благословенны Богом, особо любимы и поощряемы церковью, так как они - её самое драгоценное сокровище.: Именно наличие многодетных семей свидетельствует о физическом и моральном здоровье истинно христианского народа; о животворящей вере в Господа и божественное провидение; о плодотворной и радостной святости католического брака>.
Г) Раввин Мехашем Шнеерсон, долгое время возглавлявший одну из иудейских общин, подчеркивал важность заповеди <плодитесь и размножайтесь>, воплощающейся в сотворении многодетных семей. <Ребенок - не водопроводный кран, который можно включить, когда захочешь. Нет такой силы на Земле, которая может гарантировать рождение ребенка. Это власть в руках Господа, одного Господа:Благословение, снизошедшее сейчас и отвергнутое, может никогда не повториться:Принимай Его благословение, когда Он предлагает его тебе, с благодарностью, и будь уверен, что этот третий участник желает тебе добра:и знает, когда наступает лучшее время>.
Д) Один из первых лидеров церкви, Г. Д. Грант, говорил в 1913 г.: <Я благодарен Господу, что здоровые, бодрые, сильные, милые дети - лучшая награда нашей вере, и я надеюсь, истово молясь, что так будет всегда>. Признание ценности многодетной семьи, ценности детей, негласно разделялось всеми мировыми религиями, что вынудило противников семьи, веры и рождаемости начать мощное противодействие, названное неомальтузианством. Это движение и сегодня остается самым неистовым врагом людей, ориентированных на семью и Бога. Власть неомальтузианцев простирается от залов ООН и Мирового банка до новейших международных масс-медиа. Когда основатель CNN Тэд Тернер, недавно назвавший христианство <религией для неудачников>, а христиан - <сборищем марионеток>, призывает к глобализации модели однодетной семьи, мы воочию видим лицо и персонифицированные установки нынешнего неомальтузианства.
По иронии судьбы это движение называется по имени англиканского церковника, преподобного Томаса Роберта Мальтуса, изложившего свое основное учение в 1798 г., которое укладывается в простую констатацию того, что <все живое умножается более, чем для него приготовлено пропитания>4. Мальтус заявил, что темпы роста народонаселения значительно превышают темпы увеличения производства средств существования; т.е. численность людей неизменно увеличивается быстрее, чем запасы продуктов; что каждый новорожденный требует определенных ресурсов, превышающих объем благ, который может быть получен от будущего работника. Отсюда следует вывод, что только голод, война и чума возвращают <перенаселенные> народы к балансу с их естественными ресурсами.
Потеряв веру в провидение Господа, Мальтус остался верующим в другом отношении. Он не согласился принять контрацепцию или аборты: он считал, что это отвратительно, оскорбляет женщин и не соответствует христианству. Взамен контрацепции Мальтус предлагал сексуальное воздержание и отсрочку брака, эти средства были названы <тормозами> роста населения. Однако, его последователи в ХIХ в. признали искусственный контроль рождаемости неизбежным. Как только неомальтузианцы получили поддержку, среди английской элиты они распространили новую заповедь <ребенок есть враг> на всю Британскую империю. Это изменение умонастроения хорошо прокомментировал демограф Джон Колдуэлл - <англо-говорящий мир в XIX в. стал колыбелью> антинаталистской идеи>5.
В наш век мальтузианская доктрина стала всеобъемлющим мировоззрением или идеологией. Современный мальтузианский <хор> насчитывает 4 голоса. Демографическое мальтузианство объявляет биологию ключевым фактором в человеческой истории и расценивает чрезмерное воспроизводство населения в качестве главного источника нищеты и всяческих невзгод. Люди - особенно их численность - представляют собой огромную проблему, и это убеждение отстаивается с необычайным пылом. Один из энтузиастов мальтузианства Пол Эрлих создал метафору <перенаселения>, описав <зловонную жаркую ночь>, проведенную в индийском Дели: <Оживленные улицы кишели народом. Люди жующие, стирающие, спящие. Наносящие визиты, спорящие, кричащие люди. Высовывающие руки из окон такси, просящие подаяния. Люди, испражняющиеся и мочащиеся. Люди, заскакивающие в последний момент в автобусы. Как стадо животных. Люди, люди, люди.: В ту ночь я понял, что проблема перенаселения действительно существует>6.
Ресурсное мальтузианство делает акцент на том, что природа исчерпаема, что основные <природные ресурсы> ограничены, а происходящее сегодня потребление <невозобновляемых> ресурсов является преступлением против будущих поколений.
Экономическое мальтузианство опасается нерегулируемой, или незапланированной экономической экспансии: другими словами, они боятся свободного и открытого рынка. В действительности история постоянно демонстрирует логическую и политическую связь между <планированием населения> и <плановой экономикой>.
Лингвистическое мальтузианство обращает свой гнев против актов творения, будь то материальных или символических. В качестве примера можно привести стремление лишить слово <материнство> присущей ему эмоциональной поддержки. Это направление принимает угрожающие формы в своей враждебности по отношению к детям, которые становятся символами риска, непредсказуемости и перенаселения.
Историк Дональд Критчлоу в книге <Неизбежные последствия> рассказывает, как группа влиятельных мальтузианцев превратила свою идеологию в мощную политическую силу. Один из ранних эпизодов особенно поучителен: это проникновение неомальтузианских идей на американскую территорию Пуэрто-Рико. Богатейший промышленник К. Гэмбл финансировал создание в 1925 г. Мальтузианского центра. Затем фонд Рокфеллера стал расширять <береговой плацдарм>. В 1932 г. один из представителей фонда, К. Родз в докладной записке проговорился, оголив расизм, скрытый в недрах неомальтузианства. <Пуэрториканцы: вне всякого сомнения, самая грязная, ленивая и самая отсталая:раса людей, когда-либо населявших эту планету. Если в чем и нуждается этот остров, так это не в здравоохранении, а в гигантской приливной волне, способной стереть этот народ с лица Земли>7.
Вызвать приливную волну силой желания нельзя, но воинственная кампания, направленная против рождаемости пуэрто-риканского народа, имела результаты не менее впечатляющие. Подгоняемое такими влиятельными фигурами, как Д. Рокфеллер III и Хью Мур, правительство США инициировало кампанию по контролю рождаемости и планированию семьи на острове. Было заявлено при этом, что пуэрто-риканские женщины <не сдержанны в отношении секса>, поэтому контроль для них более чем необходим. Оппозиция со стороны Римско-католической церкви была проигнорирована или подорвана чередой ложных аргументов и недомолвок8.
С 1950-х гг. неомальтузианцы стали господствовать во всем мире, причем давление - стыдно в этом признаться - исходило из США. Фондом Хью Мура в 1954 г. был опубликован широко разошедшийся памфлет с провокационным названием <Бомба населения>, где раздувалась угроза высоких темпов роста населения в наименее развитых регионах Азии, Африки и Латинской Америки. В 1959 г. Государственный департамент США издал доклад о тенденциях мирового населения, в котором прозвучал вывод о том, что стремительный рост угрожает международной стабильности. В докладе Комитета зарубежных связей при Сенате также говорилось о настоятельной необходимости <средств контроля за ростом населения>9.
Спустя несколько лет действия неомальтузианцев продолжали расширяться не только в неразвитых странах, но и распространились на саму Америку. Важно заметить, что уровень рождаемости в США начал снижаться в 1957 г., а к началу 1960-х гг. явственно вступил в период серьезного упадка. Несмотря на это, в своей книге 1964 г. <Американцев слишком много> демографы Линкольн и Элис Дэй прокляли <американский культ рождаемости>, ведущий к многодетности семьи и росту населения. Они ратовали за коренные изменения в понимании социальной ответственности таким образом, чтобы <многодетная семья сама по себе больше не рассматривалась как социальное благо: Если родители троих детей решили завести четвертого ребенка, они должны отдавать себе полный отчет в том, что, поддаваясь своим личным желаниям, они наносят ущерб благосостоянию общества>10.
Идеи неомальтузианцев продолжали одерживать одну победу за другой в правительственных кругах США. В своем обращении к ООН в июне 1965 г. президент Линдон Джонсон заявил: <Позвольте нам в наших землях: прямо взглянуть на увеличивающиеся последствия нашего увеличивающегося населения и постараться ответить на этот самый серьезный вызов будущему всего мира. Позвольте нам действовать, основываясь на факте, что пять долларов, вложенных в популяционный контроль, стоят ста долларов, инвестированных в экономический рост>. Министр внутренних дел США Стюарт Удэлл <бросил вызов мифу> о том, что рост населения - залог процветания и хорошей жизни: <На самом деле рост населения ведет к нищете, упадку и отчаянию>. Как ни странно, но высокое правительственное учреждение согласилось с доводами биолога Джулиана Хаксли о том, что само человечество становится <раком планеты>11.
К концу 1960-х гг. появилась новая волна безумных памфлетов мальтузианцев. <Катастрофа неизбежна>, - писали Уильям и Пол Пэддок в их ориентированной на весь мир работе <Голод 1975!>. <В 70-е гг. мир охватит голод - миллионы людей умрут от голода, несмотря на ускоренные программы, принимаемые сейчас>, - писал Пол Эрлих в своей нашумевшей книге <Бомба перенаселения> и требовал немедленно <вырезать опухоль демографического роста>12. Но ни Эрлиха, ни его единомышленников не смущала цена такой хирургии. Чтобы держать население под контролем, необходимы <решительные меры>. <Принуждение? Возможно, но принуждение в хорошем смысле: Мы должны быть неумолимы при проведении популяционного контроля>. В числе предложений Эрлиха было создание влиятельного Отдела населения и окружающей среды, способного внедрять программы сексуального образования в школах, поощрять бездетные браки и добавлять <массовый стерилизационный реактив> в водные запасы. Необходима также система налогообложения, которая наказывала бы все семьи с детьми, но в особенности <безответственные> пары, имеющие более двух детей13.
Когда лозунг <дети - наши враги> получил явную поддержку, пришла пора еще более радикальных заявлений. Биоэтик Г. Гардин громогласно заявил, что <рождение каждого нового ребенка ущемляет меня>. Перед медицинской аудиторией он потребовал от акушеров умения убеждать своих пациентов в том, что не стоит рожать детей, дабы <уменьшить количество взрослой глупости взрослых людей, являющейся формой социального <загрязнения>, причем, самой опасной. На одной добровольности контроль над рождаемостью неспособен достичь цели <планирования семьи> на общенациональном уровне, так как необходима <некая форма общественного принуждения - будь то мягкая или жесткая, явная или скрытая>14.
Даже после смены администрации, правительство США не рассталось с мальтузианской фразеологией. В своей беспримерном <Послании Конгрессу по вопросам населения> в 1969 г. президент Р. Никсон назвал рост населения <одним из самых серьезных вызовов человечеству за последнюю треть нашего столетия>. Он призвал американскую нацию адекватно среагировать на <кризис перенаселения>, с которым столкнулись США и весь остальной мир15.
Вскоре заявили о себе последствия засилья неомальтузианской политики. Основанная в 1965 г. Американская организация международного развития увеличила финансирование работы по планированию семьи. Фонд ООН для деятельности в области народонаселения (UNFPA) активизировал пропаганду <планирования семьи>, а вскоре к ним присоединился Мировой банк развития, возглавляемый ревностным сторонником контроля населения Робертом Макнамарой, о рвении которого на Филиппинах все хорошо наслышаны. Спустя некоторое время устроители этой кампании добрались до самих американцев. В 1967 г. Конгресс США выделил первые 50 млн. долларов на <планирование семьи> внутри страны. Закон о налоговой реформе 1969 г. стал решающим шагом в увеличении налогового бремени для семей с двумя или более детьми, тогда как не состоящие в браке и бездетные получили налоговое послабление.
Некоторые люди до сих пор задаются вопросом, а не правы ли мальтузианцы, если население мира растет с 1800 г., и постоянно сокращается временной интервал удвоения численности: 80 лет, 37, 18:? Ответ прост - нет. По меньшей мере, сомнения по поводу распространявшихся в конце 1960-х гг. аргументов должны возникнуть хотя бы потому, что все ужасающие прогнозы не сбылись. Обещанного на 1970-е гг. массового голода не случилось. Конечно, в мире имеют место и голод, и смерть от голода - но это всё следствие войн, политической коррупции и краха плановой экономики.
Говоря по существу, в мальтузианских доводах много логических изъянов. Прежде всего, рождение ребенка знаменует собой не только прибавление <лишнего рта>, а означает также прибавление в мире нового разума, способного в будущем, возможно, предложить новые способы решения проблемы; во-вторых, это новая пара рабочих рук, при условии предоставления им для этого свободы. В-третьих, ресурсы не конечны. Скорее, в этом виноват человеческий ум, который до сегодняшнего дня <пустячным> благам - <драгоценным> камням и наркотическим сорнякам приписывал сверхценность. В этом смысле люди создавали новые ресурсы и сокращали дефицит; и чем больше людей вовлекалось в этот <творческий> процесс, тем больше становилось ресурсов. В-четвертых, сохранение окружающей среды имеет мало отношения к численности населения планеты.
В-пятых, кредо неомальтузианцев становится уязвимым, когда вопрос заходит о жизненно важной роли роста населения в экономическом развитии. Демограф Альфред Сови показал, что умеренное увеличение численности населения фактически необходимо для социального и экономического прогресса. Он обращается к опыту Франции, которая с 1850 до 1960 гг. испытывала периоды убыли населения, а потому претерпевала серьезные экономические осложнения. И только в 1960-е гг. препятствия на пути к свободному рынку были устранены, и рост населения возобновился, ведя к буму французской экономики16.
Веские количественные свидетельства в пользу утверждения Сови появились в 1977г. благодаря публикации блестящей работы Джулиана Саймона <Экономика демографического роста>. Начиная свой научный путь в качестве единомышленника неомальтузианцев, к 1970-м гг. Саймон обнаружил, что полученные им эмпирические данные не подтверждают мальтузианской теории. В ходе дальнейшей работы он принял мужественное решение и занял антимальтузианскую позицию: <умеренный рост населения в долговременной перспективе (от 30 до100 лет) оказывает положительный эффект на уровень жизни как в более развитых, так и в развивающихся странах>. Саймон поддерживал точку зрения о том, что когда-нибудь рост населения остановится <так же, как и любой другой процесс роста>17.
Наконец, налицо тот факт, что новая проблема, с которой столкнулся мир, - это проблема депопуляции. В половине населяющих земной шар наций наблюдается нулевой или даже отрицательный прирост населения, и этот демографический спад незамедлительно привел к негативным экономическим эффектам. Даже Мировой банк и ООН признают сегодня, что их прежние прогнозы стремительного роста населения оказались ошибочными. Настоящий кризис ХХI в. будет связан с депопуляцией.
Неомальтузианство в качестве <науки> так же мертво сегодня, как и сто лет назад; победа над мальтузианством одержана благодаря человеческому воображению и ресурсно-креативной энергии свободного общества. В то же время неомальтузианство в качестве <эмоции> и страха продолжает воздействовать на мировые институты и на мировую политику, запугивая <ростом> населения, наказывая многодетные семьи в финансовом отношении, объявляя войну религиозной вере, чиня преграды тем инновациям, которые созидают новые ресурсы. Как выразился Фредерик Вертхэм, <сегодня каждая реакционная тенденция подспудно:содержит в себе мальтузианские элементы>18.
В самом деле, <просветительская> кампания неомальтузианцев, направленная против человеческой жизни и религиозной веры, всё продолжается. Недавно К.К. Фунг, профессор университета в Мемфисе, в демографическом журнале высказал предложение о том, чтобы всему населению Китая были сделаны прививки от беременности (в дальнейшем эту практику рекомендуется распространить и на другие страны). Вакцина будет нейтрализована только в случае, если семья разрешенного размера <накопит> достаточное количество смертей или будет уравновешена ими. Как разъяснял профессор Фунг со сведением контроля рождаемости к контролю смертности <каждая смерть в семье определяет <квоту рождаемости>. В целях стабилизации населения каждой смерти должно соответствовать одно рождение. <Подобное изменение акцентов может привести к увеличению смертности среди безнадежно больных>, - пишет Фунг. Он опечален тем фактом, что <смертность как политический регулятор или инструмент обычно недооценивается или игнорируется>. Новая политика будет содействовать эвтаназии и введет <элемент эффективности в структуру рождений>19.
Как ни печально, но это и есть план мальтузианцев на XXI в., это новейшая версия всего неомальтузианства, очищенная от пустой риторики по защите <человеческих прав> или <прав женщин>. Неомальтузианство представленное таким, как оно есть, - восставшим против жизни, человечности, противостоящим традициям и прогрессу, эксплуатирующим идею защиты детей и разрушающим семью - не может не быть враждебным любой религии. Мальтузианство это и есть Ангел Смерти. Новый вариант мальтузианской антиутопии чужд для великого большинства людей во всем мире, хотя бы потому, что они придерживаются религиозных учений, воздающих должное семье. Мировое движение в поддержку семьи формируется не с целью снискать власть или выгоду, а в надежде создать крепкую защиту для всех от воинствующих идеологий антисемейной направленности.