Миранда
Флешбэк
Я стою в комнате, которая всего час назад была моей спальней. Теперь она принадлежит кому-то другому. Меня не должно быть здесь. Сегодня утром я подписала все необходимые документы и передала ключи. Но оставила один, чтобы вернуться и проститься.
В комнате пусто. На ковре вмятины от четырех кроватных ножек. Напоминание о том, что когда-то тут текла жизнь.
А теперь тихо.
И холодно.
Как у меня внутри.
Развод завершен. Уже несколько недель я нахожусь в Сиэтле с Лореном. Живу новой жизнью. Той, о которой мечтала.
Именно об этом я постоянно напоминаю себе. «Это жизнь, о которой ты мечтала».
Вчера вечером мы с Лореном поженились. Он договорился со священником, что тот проведет церемонию у нас дома. Она длилась пять минут. А Шеймусу я солгала, что мы уехали в медовый месяц в Европу. Не будет никакого медового месяца; мы даже не сходили в ресторан, чтобы отметить заключение брака.
Я закрыла глаза и позволила печали, потере и сожалению взять над собой верх. Я никогда не позволяла себе этого раньше. Вот почему сейчас я нахожусь здесь. Эти чувства сжирают меня изнутри. Я как змея, застрявшая в коже, которую она пытается сбросить. Они присосались ко мне, вызывая сильный зуд и неудобство. Мне нужно избавиться от них, чтобы я могла двигаться дальше.
Мысленно я представляю себе Шеймуса — такого привлекательного. У него темные, как ночь волосы и такого же цвета глаза, которые смотрят прямо во внутрь меня. Загорелая кожа, которую Шеймус получил от матери и высокое, крепкое тело, в которое он словно «заворачивал» меня.
На моих глазах выступают слезы. Он единственный человек, который занимался со мной любовью. Даже если я не отвечала ему взаимностью, он все равно отдавал мне свое тело, сердце и всего себя. А я принимала это за должное. Я стремилась к физическому удовлетворению с другими, чтобы унять зуд. Я не могла ответить на любовь любовью. Но теперь понимаю, как мне нравилось получать ее.
Я обменяла любовь на власть.
Но это была неравноценная сделка.
Даже и близко.
Я всегда считала, что все контролирую. Что удачно дурачу его, чтобы он не подумал соскочить. Я отдавала ему сантиметр. А получала в ответ целую милю. Непропорционально — вот как функционировали наши отношения. Он никогда не замечал или просто не показывал того, что понимает это. Потому что я вышла замуж за того, кто предпочитал давать, а не брать. Шеймус довольствовался редкими комплиментами и прикосновениями. А иногда глубокими разговорами. Мое присутствие порабощало его, и он старался насладиться каждой минутой, проведенной вместе. В то время я считала, что добиваюсь этого с помощью умелого манипулирования. Но сейчас, сидя в этой комнате и погрязнув в сожалении, начинаю понимать, что это были искренние чувства Шеймуса.
Я начинаю рыдать.
И чем дольше я это делаю, тем злее становлюсь.
Я злюсь на себя. На Лорена. На Шеймуса. На чувства, которые не хочу чувствовать. На тоску, которая вот-вот задушит меня. На беспомощность и одиночество, которые стали моими постоянными спутниками.
Я, черт возьми, злюсь.
И хочу, чтобы все остальные чувствовали себя также.
Глава 36
Не было бы счастья, да несчастье помогло
Шеймус
Настоящее
Иногда я заезжаю в наш старый район. Но никогда не проезжаю мимо дома, в котором жили мы с Мирандой. Я просто катаюсь по округе или заглядываю в библиотеку. Или сижу в парке и наблюдаю за тем, как маленькие ребятишки кормят хлебными крошками птиц. Или захожу в продуктовый магазин и покупаю банку соленых огурчиков.
Сегодня я сделал все вышеперечисленное и почувствовал себя ближе к своим детям. Я так ясно представлял себе их, находясь в знакомом месте, куда мы частенько с ними заглядывали. Сначала я сходил в библиотеку и парк, а потом направился в магазин.
Неожиданно меня остановил чей-то голос.
— Шеймус? Шеймус Макинтайр?
Я повернулся и посмотрел на женщину, которую узнал лишь когда она улыбнулась. Эта улыбка преобразила морщинистое кислое лицо в дружелюбное и милое.
— Джастин, рад тебя видеть. — Джастин много лет была ассистенткой Миранды. Я часто разговаривал с ней, в основном по телефону, потому что это был самый легкий способ передать сообщение для Миранды, когда она была на работе. Джастин была дерзкой и прямолинейной женщиной, наверное потому и долго продержалась на этой должности. Миранда признавала лишь таких же гадюк. Вот только она не смогла разглядеть, что за холодной внешностью скрывалось сердце. Оно не было мягким и любящим, и не привлекало друзей и поклонников; это было честное сердце, которое проявляло заботу выборочно. Иногда резко и жестко, но без дурных намерений. Когда я звонил, она всегда расспрашивала меня о детях. Когда у меня диагностировали рассеянный склероз, она тряслась надо мной, как самая настоящая властная мамочка. В наш последний разговор, на следующий день после того, как Миранда сообщила мне о том, что уходит, Джастин сказала:
— Не было бы счастья, да несчастье помогло. — Я был настолько потрясен новостью Миранды, что не обратил внимания на ее слова, но сейчас неожиданно вспомнил их.
— Я тоже рада тебя видеть, Шеймус. — Джастин по-деловому пожала мне руку и слегка погладила по ладони, чтобы смягчить излишнюю твердость. Мне всегда казалось, что так она пытается установить связь. Ее серьезность не дает ей выражать чувства; она как барьер, отгораживающий ее от людей. Именно поэтому ее поглаживание по ладони особенно ценное. Ведь я знаю, как тяжело ей показывать то, что чувствует сердце. Мне сразу вспомнилось как Фейт упомянула о том, что ее никогда не обнимали в детстве. Может Джастин росла в таких же условиях?
— Как ты держишься? Выглядишь ужасно. Ты что, совсем наплевал на себя? — Вот оно, заботливое сердце и никакого фильтра во всей красе.
Я пожимаю плечами. Я не могу ей врать. Она учует ложь, как гончая.
— Как дети? — покачав головой, продолжает Джастин.
— Они живут в Сиэтле с Мирандой.
Джастин обескуражено смотрит на меня, а потом у нее округляются глаза.
— Что? — Она не просит повторить сказанное; это выражение шока.
— Да, — киваю я. — Она сфабриковала против меня дело и несколько месяцев назад забрала моих детей. С тех пор я ни разу не видел их и лишь изредка разговариваю с ними. — Я тяжело сглатываю, потому что еще ни разу и ни с кем не говорил об этом, не считая самого себя, когда напиваюсь.
— Я никогда не могла понять, почему такой мужчина как ты, сошелся с подобной женщиной.
— Что вы имеете в виду?
Она по-матерински смотрит на меня и отвечает:
— Ты хороший человек. А она нет. Вы как вода и масло — не должны были смешиваться.
— Она подарила мне трех прекрасных детей. — Я не защищаю Миранду, по крайней мере это — правда.
Джастин прикусывает губу и задумчиво смотрит поверх моего плеча. В ее голове крутится что-то важное, но она не решается произнести этого вслух. Когда мы снова встречаемся взглядами, ее рот сжимается в тонкую линию.
— Не мог бы ты дать мне свой адрес, Шеймус?
— Зачем? — недоуменно спрашиваю я.
В ее глазах сквозит твердая решимость и грусть.
— Я хочу написать тебе письмо, — произносит она, как будто это отвечает на все вопросы. Но, не дождавшись от меня ответа, продолжает: — Ты должен кое-что узнать.
Я ничего не понимаю, но внутри уже начинает все скручиваться.
— Расскажите мне, — убеждаю я ее. Мой голос звучит гораздо увереннее, чем я себя чувствую.
Джастин улыбается и удрученно качает головой.
— Я не могу. Может, у меня и каменное сердце, но я знаю, что такое сострадание и жалость. Ты должен узнать об этом в одиночестве, а не перед входом в продуктовый магазин. Ты заслуживаешь этого.
— Расскажите мне, — умоляю я ее.
Она делает глубокий вдох и хмуро смотрит на меня.
— Я не… — Мне кажется, что на этом Джастин и закончит, но она продолжает: — хочу видеть твою реакцию. Я не хочу быть той, кто причинит тебе боль, Шеймус.
— Но вы всего лишь человек, который принесет плохие новости.
— Это не важно. Человек, который приносит плохие новости, всегда поглощает в себя ударную волную эмоций. А я не хочу этого. Прости, Шеймус. Так как насчет адреса?
Я вытаскиваю их кармана чек за бензин и, написав на оборотной стороне адрес, вручаю его Джастин.
Она аккуратно сгибает его пополам и убирает в сумку, а потом протягивает мне руку.
Я принимаю ее пожатие и легкое поглаживание ладони. Я знаю, что это извинение.
— Береги себя, Шеймус. Твои дети должны жить с тобой. Постарайся найти выход. А главное верь.
Я молчу. Я просто не могу ничего сказать. Отпустив мою ладонь, Джастин заходит в магазин. Я слишком плохо себя чувствую, чтобы покупать соленые огурчики, поэтому разворачиваюсь и возвращаюсь в машину.
А потом еду домой и жду письмо, которое должно разбить мне сердце.
Снова.
Глава 37