Отсутствие большой идеи
Февральская революция 1917 г. похоронила большую идею императорской России, выраженную знаменитой уваровской формулой «Православие, самодержавие, народность». Однако, социалистическое строительство воспроизвело новую большую идею уже для советского человека. Верную или ложную – это другой вопрос. Революция 1991 года поставила на место идеологии рынок, а русскому «широкому» человеку предложила сжаться до мелкого лавочника – среднего класса. До сих пор мы находимся в мучительных поисках большого идеологического проекта, национальной идеологии, большой идеи.
Отсутствие большой идеи для России равнозначно отсутствию национальной идеи как смысла существования страны, как системы устойчивых представлений общества о прошлом, настоящем и будущем страны, которые мобилизуют её граждан на созидательную деятельность. Однако без такой идеи (системы представлений) любое крупное социокультурное объединение уровня цивилизации, нации или этноса не имеет перспектив достойной (праведной) жизни. Отсутствие либо утрата верных целей в таких условиях трансформируется для общества в утрату собственных правил жизнеустройства и подчинение чуждым правилам, даже если они носят откровенно вредоносный для него характер. Так, даже физически сильный человек в отсутствие здравого мировоззрения (силы духа) легко становится пешкой в руках манипуляторов его сознанием.
В условиях западного постмодерна, который, хотя и с запозданием, но проникает в российское общество в условиях дефицита какой-либо внятной нелиберальной идеологии, Россия рискует не возродиться в империю, а стать страной симулякром. Понятия Церкви, державы, народа могут стать «копиями без оригинала». Как классические концепты традиционного общества или модерна они уже дискредитированы и не работают для человека постмодерна. Их используют условно по старой памяти, обозначая уже необозначаемое: религиозную организацию или общность верующих, страну, или людей живущих на одной территории. Демонтаж понятий привносит хаос интерпретаций, где означаемое теряет свою субъектность. Хотя это всего лишь следствие того, что эти понятия лишены «одухотворяющего» содержания. Русский (или советский) народ, русская держава или Русская Церковь – это качественные определения. Не проблема постмодерна, что советская идентичность была искусственной и нежизнеспособной,
не проблема советского, что Российская империя довольно долго находилась во внутреннем упадке, о котором забывают те, которые хотят реконструкции дореволюционной жизни. Проблема, как уже указывалось в начале нашей работы, в революционной разорванности нашего настоящего, прошлого и будущего – в разорванности Традиции.
Неверно разделять историю русского народа и сам народ – это целостность, а его самосознание является движущей силой истории. Размытость, по Достоевскому «широта», русской идентичности позволяет трансформировать русского православного в советского атеиста, в космополита-бизнесмена или в либерала-нигилиста, ненавидящего все русское (со всеми возможными вариациями). И как ни парадоксально, что-то русское в этом всё равно проступит, проявится. Вспоминается рефреном звучащая фраза в фильме Н. Михалкова «Сибирский цирюльник»: «Он – русский, это многое объясняет!» Поэтому любая государственническая концепция, не учитывающая весь набор русских идентичностей, рано или поздно обречена стать симуляцией идентичности. Революция 1917 года стала девиацией, перверсией русского православного сознания, превращения её в свою противоположность, которая достигла кульминации в 90-е годы XX века. Освободившись от Бога в 1917-м, русский освободился от человечности в 90-е, и лишь возможность физического исчезновения народа и страны заставила русского задуматься. Это отклонение было всегда в национальном русском сознании. При этом для будущего развития России необходимо воспринимать отечественную историю как единое и целостное явление, чрезмерно не возвышая и не унижая её этапы.
Отсутствие большой идеи является прямым следствием современной эпохи – информационного общества, постмодерна, общества потребления, архаизации культуры и бытовых отношений – в рамках такой культуры любая большая идея подвергается деконструкции. Большой классический проект, выстроенный на рациональном основании, не справится с информатизацией и деконструкцией. В этом смысле гораздо больше шансов у идентичности, которая может быть более гибкой и скорее наполнять содержанием формы, а не сама ценой невероятных усилий нескольких поколений выстраивать хрупкую форму, которую можно в одно революционное лихолетье разбить. Острая нехватка большой идеи тесно связана с нехваткой большого смысла. Смысл является концентрированной и актуализированной формой бытия идеи. Но смысл не только обогащает, но и структурирует. Именно для того мы осмысляем в столетие революции проблему русской идентичности, чтобы собрать её из разбитых частей, а вместе с ней – и новую империю.
«Пятая колонна» и западный вызов
Продолжения в России революций 1917 и 1991 гг. хотят сегодня на Западе и активно работают для этого здесь, у нас его агенты – как идейные, так и просто продажные. Более того, можно уверенно утверждать, что современная Россия несёт потери, ставящие её на грань исчезновения, именно в скрытой и явной борьбе с силами коллективного Запада в результате, в том числе, поражения в «холодной войне». Неприятие России Западом, и наоборот – Россией Запада, связано с комплексом причин, которые собирательно можно обозначить как «цивилизационная несовместимость». По словам Й.А. Шумпетера, сказанным задолго до краха СССР, «российская проблема состоит не в том, что Россия – социалистическая страна, а в том, что она – Россия». Подтверждением этой мысли является вся многовековая история взаимодействия исторической России с ключевыми странами европейского ареала.
Как известно, Н.Я. Данилевский в труде «Россия и Европа» доказательно изображал враждебный и агрессивный характер западной цивилизации по отношению к формировавшемуся тогда славянскому культурно-историческому типу («Русский в глазах европейцев может претендовать на достоинство человека только тогда, когда потерял уже свой национальный облик»), а также утверждал, что господство одного культурно-исторического типа, распространённое на весь мир, означало бы постепенную деградацию народов, в том числе «привилегированных» народов. Действительность всего XX века и начала XXI века даёт наглядное подтверждение провидческим выводам русского мыслителя.
Непрекращающаяся череда войн, колониальных захватов и революций, инспирируемых и открыто начинаемых странами и ведущими структурами Запада чуть ли не со времён промышленной революции в Англии, позволяет констатировать, что способ существования Запада на мировой арене – это реализация ницшевской «воли к господству», навязывание своей воли с активным применением военной силы там, где иные средства оказываются недостаточными. Это давление идёт с постоянным использованием двойных стандартов и многочисленных мифов (в геополитике и экономике, в демографии и этнографии, во взаимодействии культур в целом), далёких от признания чего бы то ни было, кроме как узко понятой собственной выгоды. Вершиной этого завоевательного отношения к миру является утверждение в 2014 г. Соединёнными Штатами – главным носителем идей и ценностей Запада – военной доктрины, согласно которой стирается грань между войной и миром[14].
Запад проявляет маниакальное стремление подавлять отличающиеся культуры, нации, государства, находя слабые (незащищённые) места противников и формируя в них очаги самоуничтожения и/или «добровольного» подчинения гегемону. В основном это происходит через взращивание и поддержку местной «элиты» – «оппозиционной» национальным интересам. Средств формирования такой элиты в арсенале современного Запада более чем достаточно, но главный из них, как ни странно, – мифотворчество. Совокупность ключевых мифов Запада:
1. Миф о христианском характере цивилизации Запада;
2. Технологический миф – о предопределённости развития общества его техническими изобретениями (экономическом прогрессе как основе развития общества) и передовом значении науки и техники Запада;
3. Миф об экономическом (рациональном, научном) человеке;
4. Миф о развитии стран мира через имитацию западного опыта.
Все эти мифы объединяются и скрепляются европоцентризмом. Суть этой претендующей на универсализм, во многом расисткой и тоталитарной идеологии, возникшей вместе с капитализмом в недрах протестантского мироощущения, заключается в признании полноценными только тех, кто усвоил матрицу ценностей Запада и способен воспроизводить его опыт. Однако эта идеология ложна хотя бы в том смысле, что повторить путь Запада никто не способен, ибо для этого требуется жесточайшая эксплуатация «третьего мира». Значит, и пытаться реализовать на практике установки этой идеологии самоубийственно – как в нравственном смысле (уподобление алчному капиталисту), так и в политическом (Запад с конкурентами не мирится, а эксплуатирует или уничтожает их).
Не меньше лукавства и в постулатах европоцентризма о том, что все народы и культуры проходят один и тот же путь и отличаются друг от друга стадией развития. Объясняется это тем, что единство пути развития всех культур в таком случае означало бы и единство их культуры, что очень далеко от истины.
Показательно также, что европейская «свобода от», отчуждая человека от Бога и Церкви, от культуры и традиций, от природы и других людей, порабощает его. Человек как атом экономики и дерегулирование экономики становятся условиями искомой вседозволенности (полной «свободы от») предпринимателей и конкуренции под контролем частных монополий.
В случае с Россией, имеющей давние (укоренённые) традиции «европейничанья» элит (вновь вспомним добрым словом Данилевского), мифы европоцентризма оказывали своё глубоко разрушительное воздействие на протяжении всего XX века. Можно вполне ответственно утверждать, как это и делают учёные, что «перестройка», распад СССР и последующие сокрушительные «реформы» были следствием заранее обречённой на неудачу попытки замещения цивилизационно идентичных ценностей России ценностями Запада[15]. Неотступные и по сей день попытки превращения России как альтернативной Западу модели жизнеустройства в «Анти-Россию» как падчерицу Запада не могут не оборачиваться деградацией общества и угасанием потенциалов жизнеспособности страны.
Воспринять идеологию противника как свою – значит стать врагом самого себя. Ключевым обстоятельством совершённого цивилизационного подрыва в отношении России является субъект такого подрыва. В качестве субъекта подрыва выступают носители ориентированного на Запад революционного мышления во властных кругах и среди интеллигенции. С учётом статуса этих людей вполне оправданно их наименование как «легальной пятой колонны», «шестой колонны», т.н. оппозиции, а лучше сказать «смердяковщины». К ним вполне приложима характеристика, которую дал Розанов носителям свободолюбивых идей накануне 1917 г.: «Вся русская “оппозиция” есть оппозиция лакейской комнаты»[16]. В информационном и организационном преобладании западноцентричных идей и «смердяковщины» в ключевых общественных структурах и состоит суть текущего поражения России в противостоянии коллективному Западу.
Угроза революции как искажения традиционных для России ценностей даже в отношении простого народа уже реализована, а угроза революции как уничтожения народа и страны как таковых – ещё на повестке антироссийских (антихристианских) сил. Поэтому движение к обретению полного суверенитета Россией (в том числе в широком смысле – как цивилизацией) не имеет благоприятных альтернатив, ибо в условиях глобализации она будет либо уничтожена как инородный элемент системы, либо разграблена как незащищённая богатая кладовая. При этом, как всегда, приходится признавать, что не столько враг силён, сколько мы слабы. Постулируя, что поражения и победы народов – в духе, в отношении к Истине, всем здоровым силам в России придётся либо признать своё поражение, либо, подобно нашим праведным предкам, не жалеть самих себя в защите Родины.