Достижение дна было для нас единственным способом открыться переменам, настолько велика была сила нашей затягивающей болезни, мертвой хваткой державшейся за наши умы. Анорексия и булимия держала нас в таком страхе, что в целях изменений мы должны были дойти до момента, когда боль от нашего нездорового поведения пересилила страх отпустить его. В тот день мы могли признать поражение, попросить помощи и быть достаточно смиренными, чтобы делать то, что говорят нам другие.
Некоторые из нас действительно достигли своего дна, когда подошли к дверям Анонимных Анорексиков и Булимиков, и для нас стало благословенным утешением руководствоваться четкими инструкциями АБА, касавшимися процесса выздоровления. Другие еще не достигли своего дна и были крайне раздосадованы тем, что мы настаивали на трезвости, прежде всего. Но большинство из нас, будучи особенными созданиями, чувствовали одновременно облегчение и раздражение. Со временем, по мере того как мы продолжали возвращаться, мы становились свидетелями чуда исцеления у тех, кто обрел трезвость, и мы приобрели достаточно сил и надежды, чтобы также уступить.
Одна из нас говорит с другой
В этом ключевой момент для нас. Так как они были там, где были мы, лично испытали муки анорексии и булимии, так как они отчетливо представляли, о чем говорят, мы были готовы слушать. [4] Они не читали нам проповеди свысока, и у них не было никакой цели, кроме углубления их собственного выздоровления. Это привлекло наше внимание. Только равные могут по-настоящему объединиться, как мы узнали из предыдущей главы, и наше равенство как анорексиков и булимиков позволило нам объединиться друг с другом на глубочайшем уровне. Ударные волны этого единства раскололи стены нашей тюрьмы и позволили свету надежды проникнуть туда. Потом, нежно подталкиваемые любовью и сочувствием со стороны тех, кто уже выздоровел, мы смогли переступить через пролом и сами начать выздоравливать.
Итак, настал тот день, когда мы были готовы пойти на все, чтобы стать трезвыми, так как мы слышали снова и снова от наших выздоравливающих сестер, что это должно стать нашим приоритетом, что без трезвости мы не могли выздороветь от анорексии и булимии. Но что конкретно значит для нас «трезвость» с этой болезнью?
ЧТО ЯВЛЯЕТСЯ НАРКОТИКОМ?
Мы часто в шутку обращаемся к этому вопросу как к «Нулевому Шагу», термину, которым у нас принято обозначать процесс идентификации «наркотика» нашей зависимости. Для нас было очевидным, что является наркотиком для алкоголика, и отрезвление казалось довольно простым: алкоголик должен был закупорить бутылку. Точно также мы видели, что героиновый наркоман должен был одеть «гараж» на шприц, амфетаминовый наркоман – смыть «колеса» в унитаз, крэковый наркоман – воздержаться от чирканья спичкой. Некоторые из нас уходили в жалость к себе, когда сравнивали себя с теми, кто страдал от химической зависимости. Согласно нашим суждениям, их работа по обретению трезвости была очень простой, в то время как наша задача казалась неясной и почти невозможной.
Чувство контроля
Но потом мы узнали, что на самом деле является нашим наркотиком. Мы открыли, что это было ни еда сама по себе, ни ограничение еды, ни переедание и чистка, ни потеря веса, ни упражнения. Мы выяснили, что это было, ни больше, ни меньше, чувство контроля, которое вызывалось у нас ограничением еды, чисткой после перееданий или занятиями спортом. В реальности это чувство контроля было иллюзией, миражом, жестокой пародией, так как все мы где-то в глубине души знали горестную правду: мы вообще ничего не контролировали, так как у нас не было выбора делать то, что мы делали с едой и спортом. Мы были вынуждены делать это, мы не могли прекратить делать это, мы действовали под принуждением.
Компульсивное переедание это контроль? Нонсенс!
Некоторые из нас, особенно те, кто были компульсивными переедающими, когда подошли к дверям нашего Содружества, горячо спорили по поводу определения нашего «наркотика», потому что не могли идентифицировать чувство контроля чего-либо. Шелуха от еды и пустой сервант и наш семейный доктор – все они попрекали нас отсутствием контроля, нашим прискорбным отсутствием силы воли. Где, причитали мы, было наше «чувство контроля»?
Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны были спросить этих членов описать их внутреннее состояние до и сразу после чистки или слишком большого количества еды. «Хорошо», отвечали они, «это просто. Мы были явно голодны. Мы могли поесть только час назад, но мы в любом случае были голодными. И это не тот вид голода, который мы можем игнорировать или подавить. Мы, безусловно, должны были есть, и как можно скорее! Как только мы ели, голод проходил, и мы чувствовали себя прекрасно, по крайней мере, пока не наступало чувство вины.»