Теория общественного выбора (иначе – теория рационального выбора) допускает применение методов экономики (преимущественно – методологический индивидуализм, рациональность и эгоизм) в изучении политики (Мюллер, 2003, 1; Хиндмур, 2006, а, б). Данная теория первоначально была разработана в американских университетах в 1960-х ‑ начале 1970-х гг. и уже в 1980-х гг. получила и статус господствующей в научных кругах (Грин и Шапиро, 1994, 3; Лалман, 1993, 79) и влиятельность практически применяемой политики (Селф, 1993; Среттон и Орчард, 1994).
Вероятно, самым простым способом понять теорию общественного выбора будет ее рассмотрение как реакции на теорию неэффективности рыночного механизма. Одним из достижений экономической теории послевоенного времени стало доказательство того, что в условиях наличия идеальной конкуренции и полной информированности рынки урегулируются, позволяя достичь максимизации равновесия благосостояния (Эрроу & Дебрей, 1954). Однако, как в скором времени определили многие экономисты, одним из очевидных следствий этой фундаментальной теоремы благосостояния экономики будет то, что неидеальные рынки, характеризующиеся, например, монополией, подверженностью влияний извне, наличием общественных благ и неопределенностью, будут показывать неидеальные результаты, обеспечивая, на первый взгляд, оправдание для государственного вмешательства. Опираясь на вышеуказанное следствие, приверженцы теории общественного выбора утверждают, что экономисты руководствовались исключительно предположением о том, что политики и государственные чиновники смогут и будут желать действовать в интересах общества. С их точки зрения, экономисты провели полностью ошибочное сравнение между несовершенными рынками и совершенным государством и, таким образом, что неудивительно, отнеслись благосклоннее к последнему. Фактически сторонники данной теории утверждают, что государство будет часто не в состоянии выполнять свои обязательства либо по причине раздуваемых корыстными бюрократами бюджетов (Нисканен, 1971), либо по вине стремящихся обеспечить себе переизбрание политиков, которые будут манипулировать экономикой ради достижения политических целей (Нордхауз, 1975; Хиббс, 1977), использовать свою монополию на контроль экономической политики для эффективной «продажи» политических преимуществ фирмам и влиятельным группам (Роули, 1988) или использовать налоговую систему для перераспределения дохода в пользу ненадежных избирательных округов или ключевых групп колеблющихся избирателей (Туллок, 2005).
Отвергая «романтические» представления о политической деятельности, в которой политики и общественные деятели действуют в общественных интересах (Бучанан, 1999), приверженцы теории общественного выбора пришли к тому, что рассматривают каждое проявление государственного вмешательства как вредное, продиктованное исключительно беспокойством об электоральном и бюрократическом интересе. По этой причине они выступали за сбалансированные бюджетные правки (Бучанан, 1997); большее количество местных референдумов, чтобы утверждать предлагаемые увеличения расходов (Туллок, 1993, 7885); более жесткие ограничительные бюджетные правила для предотвращения так называемых «раскармливаний». Одним из наиболее известных примеров искусственного увеличения бюджета служит предложение о строительстве «моста в никуда» стоимостью в 400 млн долларов на Аляске как одного из проектов в соответствии с Актом о равенстве транспортной доступности 2005 г.[1] (Нью-Йорк Таймс, 21 октября 2005).
В течение 1970-х и 1980-х гг. аргументация общественного выбора была популяризована «мозговыми центрами», такими как Институт Като в США и Институт экономических вопросов в Великобритании. Они обеспечили теоретическое обоснование и разработку политической программы для неолиберальных политиков, решившихся на «сокращение границ вмешательства государства» и более интенсивное использование рынков как механизмов управления. Однако в политологическом крыле происходило нарастание обратной реакции против предположений и выводов, выдвинутых сторонниками теории общественного выбора (см. Грин & Шапиро, 1994; Фрайдман, 1996; Белл, 2002; Марглин, 2008). Один из наиболее значимых аргументов заключается в том, что ученые преувеличили склонность государства к провалам. На экономических рынках конкуренция создает эффективность. Д. Виттман (1995) утверждает, что конкуренция от оппозиционных партий и между группами интересов и прессы за привлечение внимания публики к правительственным должностным преступлениям таким же образом обеспечивает эффективность на политическом рынке. Глобализованные финансовые рынки также склонны к наказанию политиков, ищущих краткосрочную электоральную выгоду. Предыдущий руководитель Банка Австралии, Б. Фрейзер, ссылается на рынки как на одну из причин исчезновения возможностей для проведения свободной или политически управляемой монетарной политики.
«Сейчас… такая манипуляция будет раскрыта… Финансовые рынки, в частности, разглядят такую уловку и накажут злоумышленников. Сегодняшние политики понимают, что широкий репортаж о падающей обменной ставке на первой полосе, например, может с легкостью перевесить позитивные эффекты политически мотивированных сокращений процентной ставки» (цит. по: Белл, 2004а, 120).
Ирония в том, что реформы, вдохновленные теорией общественного выбора, в 1980-х и 1990-х гг. усилили возможности государства. Потворство в передаче ответственности за валютную политику центральным частным банкам (Бучанан & Вагнер, 1977) помогло государствам контролировать инфляционное давление в течение нескольких предыдущих десятилетий (Алесина и Саммерс, 1993). Поддержка, оказанная приверженцами теории общественного выбора, такими как В. Нисканен (1971), появление конкуренции в сфере общественных услуг, предположительно, усилили возможности государственной бюрократии предоставлять услуги эффективнее. Наконец, аргументация теории общественного выбора об опасностях «захвата регулятором» (Стиглер, 1971) привела правительства к переосмыслению способов, посредством которых они взаимодействуют с частными фирмами и ассоциациями. Так, находясь за пределами сферы государственного управления, критика теории общественного выбора помогла определенным образом усилить ее позиции.