Для составления летописей широко привлекалась и апокри-
фическая литература, которая в XI-XII вв. бытовала наряду с бо-
гослужебными книгами. Помимо хорошо известных и очень попу-
лярных древнерусских переводов «Иудейской войны» и «Иудей-
ских древностей» Иосифа Флавия, к ней можно отнести также
Толковую Палею (комментированный неканонический Ветхий За-
вет). Правда, А.А. Шахматов полагал, что, скорее, древнерусская
Толковая Палея опиралась на Повесть временных лет. Однако
именно в Палее встречается выражение «временные лета» в сво-
ем первоначальном значении как определение конца времени,
конца спета. Возможно, именно в составе Палеи летописец позна-
комился и со Сказанием о 12 камнях на ризе Иерусалимского первосвя-
щенника, из которого также заимствовал ряд образов для скрытых
характеристик персонажей своего повествования. Видимо, лето-
писец был знаком и с другими апокрифическим произведениями
(Книга Еноха, Заветы 12 патриархов и др.), поскольку в Повести
есть косвенные ссылки па встречающиеся в них образы.
Использовалось составителем Повести и Житие Василия Но-
вого - греческое агиографическое произведение, известное в сла-
вянском переводе. Из него, в частности, был позаимствован об-
разный ряд при описании походов Олега и Игоря на Константи-
нополь в 6415 (907) и 6449 (941) гг.
Кроме того, в Повесть были вставлены тексты договоров Ру-
си с Византией, помещенные под 6415 (907), 6420 (911), 6453
(945) и 6479 (971) гг. Они послужили основанием для переработ-
ки текстов Начального свода, касающихся походов князей Оле-
га, Игоря и Святослава на Константинополь.
Чем руководствовались древнерусские летописцы, отбирая
для своего труда именно эти источники? Ответить на этот воп-
рос трудно, поскольку молено лишь догадываться о причинах, за-
ставивших первых русских летописцев обратиться именно к
этим текстам. Более или менее ясен вопрос о Св. писании. Лето-
писцы по большей части были монахами, и, естественно, имен-
но библейские книги были наиболее авторитетными источника-
ми для их исторических построений. Что же касается прочих ис-
точников, то довольно широко бытует мнение, будто их отбор
«определялся не русскою стороною, а соображениями руковод-
ства со стороны «русского митрополита», присланного из Царя-
града»17. Для них свойственны некоторые общие черты. Так, ле-
7 — 4463
194 РАЗДЕЛ 1
тописцы широко пользуются трудами византийских «хрони-
стов», описывавших всеобщую историю от сотворения мира до
современных событий. Эти сочинения носят «церковно-народ-
ный характер» (В.М. Истрин). В то же время светские греческие
«историки», дававшие описание лишь своего времени (иногда с
прибавлением краткого предшествующего периода), в сферу
внимания древнерусских летописцев не попадали. Во всех пере-
численных текстах рассматривается преимущественно не поли-
тическая, а церковная история при выраженной ориентации на
эсхатологическую проблематику, в частности идею «последнего
царства». Особенный интерес для древнерусского летописца
представляла и история гибели еврейского царства. «Византий-
ские хронисты рассматривали ее как приуготовление и прооб-
раз истории новозаветной, и этот взгляд на нее был воспринят»
древнерусскими летописцами18. Отсюда же проистекал и стой-
кий интерес к антииудейским произведениям типа Толковой Па-
леи, произведениям Иосифа Флавия, славянскому переводу хро-
ники Георгия Синкелла и тому подобным текстам. Впрочем, воз-
можно, перед нами не набор произведений, по каким-то причи-
нам устраивавших официальный Константинополь, а результат
проведенного самим древнерусским летописцем кропотливого,
тщательного отбора книг, подходящих для его работы.
Цель создания древнейших летописных сводов, однако, не форму-
лируется в них в явном виде. Поэтому ее определение стало од-
ним из дискуссионных вопросов в современном летописеведе-
нии. Исходя из представления о, прежде всего, политическом
характере древнерусского летописания, А.А. Шахматов, а за ним
М.Д. Присёлков и другие исследователи полагают, что зарожде-
ние летописной традиции па Руси связано с учреждением Киев-
ской митрополии. «Обычай византийской церковной админист-
рации требовал при открытии новой кафедры, епископской или
митрополичьей, составлять по этому случаю записку историче-
ского характера о причинах, месте и лицах этого события для
делопроизводства патриаршего синода в Константинополе»19.
Это якобы и стало поводом для создания Древнейшего свода
1037 г. Такое вполне удовлетворительное, па первый взгляд,
объяснение не позволяет, однако, понять, зачем потребовалось
продолжать этот свод, а потом создавать на его базе новые лето-
писные произведения. Видимо, поэтому о причинах, побуждав-
ших продолжать летописание на протяжении нескольких веков,
исследователи чаще всего молчат. Позднейшие своды, составляв-
шиеся па основе Повести временных лет, исследователи пред-
ставляют то cyгyбo публицистическими произведениями, напи-
санными, что называется, на злобу дня, то некоей средневеко-
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ XI-XVII ВЕКОВ 195
вой беллетристикой, то просто текстами, которые систематиче-
ски с удивительными упорством и настойчивостью «дописыва-
ют» - едва ли не по инерции. В лучшем случае дело сводится к то-
му, что князья «усваивают... заботу о своевременном записывании
событий» (хоть и непонятно, зачем им это понадобилось), а ле-
тописцы видят в своем труде «не удовлетворение исторической
любознательности, а поучение современникам от прошлого».
Причем это «поучение» по преимуществу было политическим. За
пего летописец якобы рассчитывал получить «осуществление сво-
их заветных планов», весьма материальных по преимуществу20.
Кстати, из этого следовал вывод, что Повесть временных лет -
«искусственный и мало надежный» исторический источник21.
На пат взгляд, цель создания летописей должна быть доста-
точно значимой, чтобы на протяжении ряда столетий многие по-
коления летописцев продолжали труд, начатый в Киеве в XI в.
Должна она объяснить и «затухание» летописания в XVI-XVII вв.
Вряд ли эта цель может быть сведена исключительно к меркан-
тильным интересам монахов-летописцев. Эта гипотеза вызывала
и более серьезные возражения. Так, отмечалось, что «авторы и
редакторы (летописных сводов. - И. Д.) держались одних и тех
же литературных приемов и высказывали одни и те же взгляды и
па общественную жизнь и на нравственные требования»22. Под-
черкивалось, что признание политической ангажированности ав-
торов и редакторов Повести временных лет не объясняет, а про-
тиворечит представлению о единстве, цельности этого литера-
турного произведения. И.П. Еремин обращал внимание на то,
что расхождения (иногда радикальные) в оценках одного и того
же деятеля, сохранявшиеся при последующей переписке или ре-
дактировании летописи, не находят тогда объяснения.
В последние годы И.Н. Данилевский предложил гипотезу об
эсхатологических мотивах как основной теме древнейшей рус-
ской летописи. Судя по всему, для летописца именно тема конца
света была системообразующей. Все прочие мотивы и сюжеты,
встречающиеся в Повести, лишь дополняют и развивают ее.
Есть достаточные основания и для гипотезы о том, что ориента-
ция на спасение в конце мира - сначала коллективное (т. е. на
«большую» эсхатологию), а позднее индивидуальное (на «малую»
эсхатологию) - определяла и важнейшую социальную функцию ле-
тописи: фиксацию нравственных оценок основных (с точки зре-
ния летописца) персонажей исторической драмы, разворачива-
ющейся на богоизбранной Русской земле, которая явно претен-
дует стать центром спасения человечества на Страшном Суде.
Именно эта тема определяет (во всяком случае, позволяет не-
противоречиво объяснить) структуру летописного повествова-
7*
196 РАЗДЕЛ 1
ния; отбор материала, подлежащего изложению; форму его пода-
чи; подбор источников, на которые опирается летописец; при-
чины, побуждающие создавать новые своды и продолжать нача-
тое когда-то изложение.
Глобальность цели, которую ставил перед собой летописец,
предполагала многоплановость изложения, охват широкого кру-
га самых разнообразных по своему характеру событий. Все это.
задавало Повести ту глубину, которая обеспечивала ее социаль-
ную полифункциональность: возможность «прагматического»
использования текста летописи (для доказательства, скажем,
права на престол, как своеобразного свода дипломатических до-
кументов и пр.) наряду с ее чтением в качестве нравственной
проповеди, либо собственно исторического, либо беллетристи-
ческого сочинения, и т. д. и т. п. Необходимо сказать, что до сих
пор идеи и духовные ценности, которыми руководствовался ле-
тописец в ходе своей работы, во многом остаются загадочными.
3. Местное летописание XII-XIII веков
После выделения из состава Древнерусского госу-
дарства отдельных земель и княжеств летописные традиции Ки-
евской Руси продолжали развиваться на местах. До нас не дошли
списки летописей, относящихся к этому времени. Поэтому речь
может идти только о гипотетических сводах, существовавших в
домонгольской Руси. Источниками для изучения этого этапа
древнерусского летописания служат более поздние летописи.
Южнорусское летописание
Источниками изучения южнорусского летописания
XII-XIII вв. служат, в первую очередь, Ипатьевский (начало
XV в.), близкие ему Хлебниковский (XVI в.), Погодинский
(XVII в.), Ермолаевский (конец XVII - начало XVIII в.) и другие
списки, а также списки Воскресенской и основной редакции Со-
фийской I летописей. Их текстологический анализ позволил вы-
сказать предположение о существовании киевского великокня-
жеского свода 1200 г. (А.Н. Насонов определил этот свод как «ки-
евский свод 1198-1199 гг.».) Попытка В.Т. Пашуто отнести этот
свод к более позднему времени (1238 г.) не получила поддержки
специалистов. Считается общепринятым, что свод был состав-
леи при князе Рюрике Ростиславиче в Выдубицком монастыре.
Непосредственным поводом к его написанию, как считает
М.Д. Присёлков, явилось возведение князем каменной стены во-
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ XI-XVII ВЕКОВ 197
круг монастыря: свод заканчивается описанием торжеств по слу-
чаю завершения строительства 24 сентября 1199 г. Исследовате-
ли обращали внимание и на то, что Рюрик Ростиславич был пер-
вым правителем Киева, получившим великокняжеский титул по-
сле 1037 г., что могло стать непосредственным побудительным
мотивом создания великокняжеской летописи. Автором киевско-
го свода предположительно был игумен Выдубицкого монастыря
Моисей.
В качестве источников свода 1200 г. называют: 1) киевский
свод Святослава Всеволодовича (основной источник, оканчивав-
шийся описанием кончины князя в 1173 г.); 2) семейную хрони-
ку Ростиславичей, братьев великого князя (точнее, сборник их
некрологов, составленный в том же Выдубицком киевском мона-
стыре при Рюрике); 3) семейный Летописец черниговского кня-
зя Святослава Ольговича и его сыновей, Олега и Игоря Свято-
славича (доведен до 1198 г.) и 4) княжеский Летописец Перея-
славля Южного, рассказывающий о военных подвигах Владими-
ра Глебовича и доведенный до кончины князя (1187 г.). Из это-
го следует, что в ХII-ХIII вв. на юге Руси летописание система-
тически велось лишь в Киеве и Переяславле Южном. В Черни-
гове же существовали только семейные княжеские летописцы.
По мнению М.Д. Присёлкова, у нас нет «материала для суждения
о том, сохранялось ли оно (семейное летописание. - И. Д.) в
Чернигове после Игоря Святославича»23. Вместе с тем А.А. Шах-
матов считал, что черниговское летописание XII в. нашло отра-
жение в целом ряде статей Ипатьевской летописи.
К и е в с к о е летописание, с одной стороны, как будто
продолжало традицию Повести временных лет. С другой - утра-
тило общегосударственный характер и превратилось в семейную
летопись киевских князей. Оно велось непрерывно в течение
всего XII в. Однако данными о продолжении такой традиции по-
сле 1200 г. исследователи не располагают, хотя известно, что в
Киеве в 1238 г. велась какая-то летопись.
Летописание П е р е я с л а в л я Южного зародилось
в начале XII в. и велось вплоть до 1228 г. Начало его было, ско-
рее всего, заложено уже упоминавшимся игуменом Сильвестром,
впоследствии переведенным на переяславскую еписконию. Боль-
шинство исследователей полагают, что в Переяславле существо-
вали два летописных центра - епископский (по крайней мере, до
1187 г.) и княжеский.
Вероятно, еще в XII в. начало вестись летописание в Галиче
Волынском. К сожалению, г а л и ц к о - в о л ы н с к и е лето-
писи за это столетие почти не нашли отражения в позднейших
сводах. И все-таки есть основания («судя по точности дат и ме-
198 РАЗДЕЛ 1
лочам описания, которые нельзя было передать припоминани-
ем»24) считать, что уже тогда здесь систематически пелись годо-
вые записи. В конце XIII в. на этом материале было создано еди-
ное повествование, лишенное годовых дат. Основной целью его
было, как полагает М.Д. Присёлков, «привести и собрать доказа-
тельства от истории в свою пользу как обладателя старого Кие-
ва на право первенства среди русских княжеств»25. Считается,
что его автор был светским человеком, возможно, из княжеской
дружины. По стилю его рассказ напоминает произведения ви-
зантийских «историков», не переведенные па древнерусский
язык. Оно-то и составило основу Ипатьевской летописи.
Летописание Северо-Востока
Источники изучения летописания русского Северо-Вос-
тока за XII-XIII вв. включают Радзивиловский (конец XV в.) и
Московский Академический (XV в.) списки, восходящие к обще-
му протографу (Радзивиловская летопись), Летописец Перея-
славля Суздальского (список 60-х годов XV в.) и Лаврентьевский
список 1377 г. При текстологическом сличении удалось вы-
явить, что в их основе лежат три Владимирских великокняже-
ских свода: 1177 г. (видимо, первая летопись, возникшая на Вла-
димиро-Суздальской земле), 1193 г. (А.А. Шахматов называл
один Владимирский свод 1185 г.) и 1212 г. Последний, в свою
очередь (по мнению Б.М. Клосса), был положен в основу Лето-
писца Переяславля Суздальского, продолжившего его до 1215 г.
В списке, легшем в основу публикации в Полном собрании рус-
ских летописей (М., 1995. Т. 41), текст его сохранился только с
1138 г. Впоследствии эта летописная традиция была продолже-
на Летописцем ростовского князя Константина Всеволодовича
и его сыновей (1207 г., с. продолжением), а также Владимирским
великокняжеским сводом Юрия Всеволодовича (1228 г., с про-
должением до 1237 г.), впоследствии объединенными Владимир-
ским великокняжеским сводом Ярослава 1239 г., написанном,
однако, как считает М.Д. Присёлков, в Ростове или же, по ут-
верждению А.Н. Насонова, в великокняжеском своде 1281 г.
Дмитрия Александровича. Основанием для их изучения служит
текст Лаврентьевской летописи (с 1206 г.). Сопоставление Си-
меоновского (XVI в.) и Рогожского (середина XV в.) списков, а
также реконструкция Троицкой летописи (начало XV в.) позво-
ляют установить только что упомянутый великокняжеский Вла-
димирский свод 1281 г., составленный в Переяславле Залесском.
По мнению М.Д. Присёлкова, центральной идеей этого свода
было доказательство приоритета Владимира «среди союзных
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ XI-XVII ВЕКОВ 199
феодальных русских княжеств (в противовес галицкому своду
конца XIII в.).
Владимиро-Суздалъское летописание как самостоятельная ветвь
берет свое начало с 1158 г., когда во Владимире-на-Клязьме нача-
ли нестись непрерывные местные записи при дворе Андрея Бо-
голюбского. В 1177 г. они были объединены с отдельными лето-
писными заметками Юрия Долгорукого в великокняжеский
свод, опиравшийся, кроме того, на епископский южнорусский
(переяславский) Летописец. Продолжением его стал летопис-
ный свод 1193 г., включивший также материалы княжеского Ле-
тописца Переяславля Южного. В 1212 г. на его основе был создан
лицевой свод (т. е. украшенный миниатюрами, копии которых
ныне можно видеть в Радзивиловском списке) великого князя
Владимирского. До этого момента летописание, вероятно, ве-
лось при владимирском Успенском соборе. Затем летописный
свод приобрел светские черты, что связывают с ухудшением от-
ношений владимирского князя Юрия с епископом Иваном. Ско-
рее всего, составление свода 1212 г. было поручено человеку,
близкому великому князю. В дальнейшем вследствие монгольско-
го нашествия и разорения Владимира собственно Владимирское
летописание затухает.
Ростовское летописание продолжило традиции владимирских
великокняжеских сводов. Здесь уже в начале XIII в. был создан
местный княжеский летописец, во многом сходный с владимир-
ским. В 1239 г. появилось продолжение великокняжеского Вла-
димирского свода, побравшего и известия Ростовского свода
1207г.
Развивалась северо-восточная традиция летописания и в Пе-
реяславле Суздальском. Опираясь на Владимирский свод 1212 г., пе-
реяславский князь Ярослав Всеволодович в 1215 г. создал свой
Летописец. В 1281 г., в связи с переездом в Переяславль велико-
го князя владимирского и митрополита Киевского и всея Руси, в
Переяславле был создам великокняжеский свод 1281 г., после че-
го владимирское великокняжеское летописание начало угасать.
В основу северо-восточной летописной традиции была поло-
жена идея о переходе центра Русской земли из Киева по Влади-
мир-на-Клязьме.
Новгородское летописание
Источниками изучения новгородского летописания.
XII-XIII вв. служат Синодальный список (XIII - первая треть
XIV в.) Новгородской первой летописи (старший извод), а так-
же списки Комиссионный (XV в.), Академический (вторая поло-
200 РАЗДЕЛ 1
вина XV и.) и Троицкий (вторая половина XV в.), объединяемые
в ее младший извод. Их анализ позволяет установить, что в Нов-
городе с середины XI в. летописная традиция не прерывалась
вплоть до XVI в.
История летописания Новгорода Великого. Около 1136 г., по-ви-
димому, в связи с изгнанием из Новгорода князя Всеволода, по
указанию епископа Нифонта был создан Софийский владычный
свод, переработавший новгородскую княжескую летопись, кото-
рая велась с середины XI в. Еще одним источником служил так-
же киевский Начальный свод 1096 г., легший в основу новгород-
ского летописания. Возможно, в создании первого владычного
свода участвовал известный клирик Новгородской Софии Ки-
рик. В начале XIII в. появился новый владычный свод. Его соз-
дание было как-то связано с падением Константинополя в 1204 г.
Во всяком случае, завершался он рассказом о взятии византий-
ской столицы крестоносцами.
Параллельно с архиепископской кафедрой летописные запи-
си велись в Неревском конце Новгорода, в церкви св. Иакова.
Гипотеза о существовании здесь летописного центра основана
на отдельных упоминаниях, сделанных от первого лица. Именно
они позволяют утверждать, что во второй половине XII в. (пос-
ле 1174 г.) настоятель этой церкви Герман Воята (1144-1188)
предпринял литературную переработку Софийского свода. При
этом он использовал также какую-то южнорусскую летопись. Его
работу продолжил до конца XII в. безымянный летописец, оста-
вивший запись о смерти Германа. Наконец, к середине XIII в. от-
носится летописная деятельность пономаря Тимофея, который
упомянул о себе под 1230 г. Впрочем, на этом уличанская лето-
писная традиция не прервалась. Возможно, сам Синодальный
список - одно из ее звеньев.
Летописание XIV-XV веков
Зарождение общерусского летописания
К XIV в. относятся первые летописи, претендую-
щие на освещение истории всех Русских земель (хотя на самом
деле в них отображались, как правило, лишь события, происхо-
дившие и Северо-Восточной Руси). Источниками для изучения
зарождения общерусского летописания служат прежде всего
Лаврентьевская и Троицкая летописи. Выяснить, как развива-
лось общерусское великокняжеское летописание, позволяет сли-
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ XI-XVII ВЕКОВ 201
чение Тверского летописного сборника XVI в. (дошел в списках
XVII в.), Рогожского летописца и Симеоновской летописи.
В связи с тем что в 1305 г. великим князем владимирским
стал тверской князь Михаил Ярославич, центр великокняжеско-
го летописания переместился в Тверь, где, вероятно, еще в кон-
це XIII в. начинают вестись летописные записи. Создание здесь
великокняжеского свода начала XIV п. совпало с усвоением Ми-
хаилом Ярославичем нового титула - «великий князь всея Руси».
Как общерусский, свод включил не только местные, но и новго-
родские, рязанские, смоленские, южнорусские известия и имел
явную антиордынскую направленность. Свод 1305 г, стал основ-
ным источником Лаврентьевской летописи.
Продолжением этого свода стали новые общерусские лето-
писные своды 1318 и 1327 гг., созданные в той же Твери. Их сле-
ды дошли в составе более поздних московских летописей (Тро-
ицкая и Симеоновская), причем в значительной степени твер-
ской материал был использован «по-московски» (М.Д. Присёл-
ков). Кроме того, остатки тверского летописания за первую
треть XIV в. обнаруживаются в Тверском летописном сборнике
и Рогожском летописце. В то время летописание в Твери велось
непрерывно, год за годом. В ходе работы над сводами 1318 и
1327 гг. тверские летописцы частично отредактировали текст
предшествующего свода, дополнив его материалами по истории
других русских земель. Это еще больше придавало ему вид обще-
русской великокняжеской летописи.
С переходом ярлыка па великое княжение в руки Ивана Ка-
литы зародившаяся в Твери традиция общерусского летописа-
ния переходит в Москву. Здесь приблизительно в 1389 г. был со-
здан Летописец великий русский. До нашего времени он не сохра-
нился, из-за чего трудно дать ему характеристику. Видимо, в зна-
чительной степени его материалами воспользовался составитель
Троицкой пергаменной летописи. Однако, как известно, она по-
гибла в московском пожаре 1812 г. Восстановить состав и содер-
жание нового великокняжеского свода позволяет обращение к
текстам Рогожского летописца, Симеоновской и Никоновской
летописей. Выделив из них сообщения за 1306-1408 гг., восходя-
щие к местным летописным традициям Твери, Суздаля, Ростова,
Смоленска, Рязани и Новгорода Великого, «мы получаем едва ли
не полностью текст Летописца 1389 г.»26. Анализ его показывает,
что при князе Юрии Даниловиче в Москве, видимо, летописных
записей не велось. Отдельные фрагменты подобной работы (се-
мейная хроника) отмечаются при московском княжеском дворе
только с 1317 г. Чуть позднее, с 1327 г. летописание начало вес-
тись при митрополичьей кафедре, перенесенной за год до того
202 РАЗДЕЛ 1
в Москву. Судя по всему, с 1327 г. здесь непрерывно ведется еди-
ная летопись.
Даже М.Д. Присёлков, предполагавший возможность сущест-
вования в Москве самостоятельных великокняжеской и митро-
поличьей летописных традиций, вынужден был признать: «изве-
стия московские, великокняжеские, семейные княжеские, цер-
ковные и митрополичьи собственно - переплетаются между со-
бою с такою силою, что нет возможности поставить вопрос о
слиянии здесь хотя бы двух только источников - великокняже-
ского и митрополичьего летописцев - и приходится думать об
едином центре, для которого одинаково важны были известия и
о митрополичьей деятельности, и о деятельности великих мос-
ковских князей, и даже о семейных делах этих князей за все вре-
мя 1341-1389 гг., почему все эти известия и смыкались в изложе-
нии в одно целое»26а. Мнение о единстве московского летописа-
ния в XIV п. разделяет Я.С. Лурье - один из наиболее авторитет-
ных летописеведов последних десятилетий.
Скорее всего, летописание в тот период пелось при митропо-
личьем дворе. На это указывает характер годовых записей: лето-
писец гораздо внимательнее относится к переменам на митропо-
личьем престоле, а не на великокняжеском. Впрочем, это впол-
не объяснимо. Не будем забывать, что именно митрополиты, а
не великие князья традиционно имели в то время в своей титу-
латуре упоминание «всея Руси», которая им (хотя бы номиналь-
но) подчинялась. Тем не менее появившийся свод был не собст-
венно митрополичьим, а великокняжеско-митрополичьим. Этот
свод (по датировке А.А. Шахматова - 1390 г.), вероятно, и полу-
чил название Летописец великий русский. Следует, однако, от-
метить, что кругозор составителей нового свода был необыкно-
венно узким. Московский летописец видел значительно меньше,
чем составители тверских великокняжеских сводов. Впрочем, по
мнению Я.С. Лурье, так называемый Летописец великий русский
по своему происхождению мог быть и тверским.
Следующий этап развития общерусского летописания в суще-
ствовавших самостоятельных землях и княжествах был связан с
усилением роли и влияния митрополита «всея Руси». Таков был
итог длительного противостояния московского великого князя
и церкви в годы правления Дмитрия Ивановича Донского. С
именем митрополита Киприана связывают идею создания ново-
го летописного свода. Он включал историю русских земель, вхо-
дивших в русскую митрополию, с древнейших времен. В него
должны были войти, по возможности, материалы всех местных
летописных традиций, в том числе отдельные летописные запи-
си по истории Великого княжества Литовского. Составление
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ XI-XIII BВЕКОВ 203
его, видимо, началось уже после смерти Киприана, но до приез-
да на Русь его греческого преемника Фотия. Первым общерус-
ским митрополичьим сводом стала так называемая Троицкая ле-
топись 1408 г., отразившаяся преимущественно в Симеоновском
списке, в примечаниях И.М. Карамзина (давшего ей общеприня-
тое ныне название) к «Истории государства Российского» и не-
которых других летописях. По мнению Б.М. Клосса, этот свод
мог быть составлен в Троицком монастыре Епифанием Премуд-
рым, автором Жития Сергия Радонежского, Я.С. Лурье, однако,
настаивает па том, что свод 1408 г. был составлен именно в Мо-
скве. При этом исследователь предполагает, что своды 1390 и
1408 гг. были, по существу, двумя редакциями общерусского ми-
трополичьего свода. Характерной чертой его является отсутст-
вие «каких-либо централизаторских и антиордынских тенден-
ций»27.
После нашествия Едигея и в связи с последовавшей затем,
борьбой за московский престол между наследниками Дмитрия
Донского центр общерусского летописания вновь переместился
в Тверь. В результате усиления Твери в 30-х годах XV в. (по пос-
ледней датировке Я.С. Лурье - в 1412 г.) здесь появилась новая
редакция свода 1408 г., непосредственно отразившаяся в Рогож-
ском летописце, Никоновской и (опосредованно) Симеоновской
летописях. Однако «задача создания подлинно общерусского ле-
тописания (в рамках Северо-Восточной, Московской Руси) и ос-
мысления событий XIV в....была решена летописцами лишь в
последующем, XV столетии»28.
Важным этапом в становлении общерусского летописания
стало составление свода, который лег в основу большой груп-
пы летописных списков, объединяемых в Софийскую I и Нов-
городскую IV летописи. Расчет годов, помещенный под 6888
(1380) г., позволил Л.Л. Шахматову определить дату его созда-
ния как 1448 г. Новый свод представлял собой коренную пере-
работку (с привлечением тверских, суздальских, новгородских
и других летописных материалов) свода 1408 г. Он также имел
общерусский характер и своим происхождением был по-преж-
нему обязан митрополичьему окружению. Подготовка его, по-
видимому, была связана с избранием в Москве в конце 1448 г.
нового митрополита Ионы, занявшего долго пустовавшую ка-
федру. Составитель свода 1448 г. отразил изменившийся круго-
зор читателя своего времени. Под его пером достаточно четко
оформилась идея необходимости объединения московских зе-
мель с Ростовом, Суздалем, Тверью и Новгородом Великим для
совместной борьбы с «погаными». Летописец «впервые поста-
вил этот вопрос не с узкомосковской (или тверской), а с обще-
204 РАЗДЕЛ 1
русской точки зрения (использовав в этом случае и южнорус-
ское летописание)20.
Свод 1448 г. не дошел до нас в первоначальном виде. Возмож-
но, это связано с тем, что он поневоле, в силу времени своего со-
здания, имел компромиссный характер, подчас парадоксально
объединяя московскую, тверскую и суздальскую точки зрения.
Тем не менее он лег в основу почти всех русских летописей пос-
ледующего периода (прежде всего, Софийской I и Новгородской
IV), так или иначе перерабатывавших его.