Я проснулся от громкого лая. Выскочил на крыльцо: у нашего берега покачивалась на воде железная моторка. Пятнадцать мальчишек, не меньше, суетились на берегу. Дед яростно налетал на них, но не трогал. Мальчишки, не обращая на него внимания, взваливали на плечи почерневшие бревна и таскали в лес. Тут были Сорока, Коля, Васька, Темный, Рыжий и совсем незнакомые мне. В общем, вся республика. Правда, я не знал, сколько человек живет на острове. Кто-то там наверняка остался. Охранять остров.
Судя по всему, ребята решили строить избушку в лесу. В лодке лежали ящик с гвоздями, три молотка, топоры, лопаты, стопка свежевыструганных досок. К нашему берегу откуда-то все время прибивало бревна. Возможно, это тоже работа ребят. Они где-то заготовили лес и сплавляли сюда.
Отец и Аленка спали. Когда они встали, берег опустел. Ребята, разгрузив лодку, ушли в лес. На берегу не осталось ни одного бревна. На корме лодки сидел мальчишка в трусах. Спина черная. В руках увеличительное стекло. Мальчишка что-то выжигал на фанере. Изредка он отрывался от этого дела и осматривался: нет ли на горизонте чего угрожающего. Да, этих ребят не застигнешь врасплох.
Я спросил у мальчишки, чего они тут собираются строить. Он ничего не ответил. Или не расслышал, или ему запрещено разговаривать. Как часовому на посту. А вот выжигать стеклом на фанере можно.
Меня разобрало любопытство: что они там делают, у большого муравейника? Заперев Деда в комнате, я отправился в лес. Еще издали я услышал перестук топоров, голоса ребят. А скоро и увидел их. Мальчишки строили избушку. Она уже до половины была сложена. Из бревен, которые они скрепляли железными скобами. Неподалеку от муравейника ребята строгали, пилили, что-то сколачивали.
Я остановился в нерешительности: на месте оставаться или подойти поближе? Отсюда не слышно, что они говорят, а подойдешь ближе — увидят.
Сорока сидел верхом на последнем венце и обухом заколачивал в бревна скобу. Заколотив, вогнал топор в лесину, спрыгнул вниз. Он что-то сказал, и все, побросав работу, собрались вокруг него. И тут я решился: прячась за кустами, осторожно подобрался к ним. Очень хотелось послушать, о чем они будут толковать. Мне сначала показалось, что я выбрал удачное место. Меня не видно, со всех сторон кусты, а я все вижу. Но скоро пришлось отползти в сторону: как раз в том месте, которое я облюбовал, проходила муравьиная тропинка. И насекомые не замедлили накинуться на меня. Еще хорошо, что я быстро отполз, а то пришлось бы на глазах у всех вскакивать и бежать к озеру, вытряхивать муравьев из штанов и рубахи. Несколько штук все-таки забрались под рубаху и противно бегали по спине.
Сорока сидел ко мне боком, я видел его в профиль. Президент был чем-то недоволен. Ребята тоже гудели недружелюбно, бросали на Сороку сердитые взгляды. Говорили все разом, и я ничего не смог разобрать. Но вот Президент поднял руку, и все замолчали.
— Говори ты, Лешка, — сказал он.
Лешкой знали Темного. Он повертел в руках молоток и, глядя вниз, пробурчал:
— Зачем ты их, Сорока, позвал на остров?
Загудели и другие:
— Сам же говорил, что без общего согласия никто не подымется на остров.
— А тут сразу двое…
— Чужаки ведь!
— Дачники…
— А теперь жди в гости…
— Вчера сам Свищ болтался на берегу…
— Неправильно ты поступил, Сорока!
Президент подождал, пока все выговорятся. Лицо у него было жесткое. Он барабанил пальцами по колену. Я заметил, это у него такая привычка.
— Я им глаза завязал, — подал голос Коля Гаврилов. — Они ничего не видели.
— Бабушке своей расскажи… — сказал Темный. — Они тоже не дураки.
— Говори, Сорока! — потребовали ребята.
Сорока молча обвел всех взглядом. Ребята напряженно ждали. Стало совсем тихо. Меня, как назло, укусил муравей. Лопатка зудела, хоть кричи, а я боялся пошевелиться. Скосив глаза, я увидел муравьев. И все они направлялись ко мне. Мое соседство не понравилось проклятым муравьям, они решили меня выжить и с этого места.
— Зачем я их позвал, спрашиваете? — негромко сказал Сорока.
— Какое ты имел право без нашего согласия? — спросил Темный.
— Ты меня, Лешка, не перебивай, — оборвал Президент. — Я вам скажу, зачем я их позвал…
Я так и не узнал, зачем нас с Аленкой позвал Президент на остров. С десяток муравьев, не меньше, вонзили в мои ноги свои челюсти. Проклиная про себя муравьиное племя, я пополз прочь. За кустами я вскочил на ноги и помчался к озеру. На берегу разделся, выбрал из одежды больших красных муравьев и безжалостно побросал их в воду.
Мальчишка отложил стекло в сторону и с интересом наблюдал за мной.
— Пчелы? — спросил он.
— А ну тебя, — ответил я и бултыхнулся в воду.
Глава двадцать пятая
Два дня Гарик не показывался на нашем берегу. Я уж подумал, что он, возможно, на поезде уехал в Таллин. Зато каждое утро Темный с двумя подручными причаливал к берегу и, захватив инструмент и строительный материал, уходил к большому муравейнику. Избушка была почти готова. Не было крыши и двери. Мы с Аленкой ездили на рыбалку. Сестренке опять повезло: поймала леща граммов на шестьсот. И опять на том же месте. Только на этот раз обошлось без крика. Я тщательно осмотрел рыбину, но ничего подозрительного не обнаружил.
Я тоже решил на том месте постоять. Три часа убил, но ни одной лещовой поклевки не было. Поймал штук десять окуней.
Отец второй день пропадает в интернате. Сегодня утром за ним приплыли Сорока и Коля. В школу прибыл в разобранном виде токарный станок новейшей конструкции, и никто не мог установить его в мастерской. И как обращаться с ним, никто не знал. А наш отец — специалист. Смонтирует станок, а потом ребят обучит работать на нем. Жалко ведь, если новый станок в два счета испортят. Второй день отец об этом только и говорит. Видно, соскучился по своему заводу.
Гарик с компанией деревенских ребят нагрянул днем, когда солнце высоко стояло над головой. Лес разомлел от жары, притих. Умолкли птицы. Вместе с Гариком пришли Федя, Василий Кириллыч и еще трое незнакомых парней.
Компания приплыла на двух лодках. Все были решительно настроены. Я понял, что сегодня на озере будет морской бой. В лодках лежали железные «кошки» с веревками. Если забросить такую «кошку» на остров, то можно по веревке забраться на него. Ребята основательно подготовились к штурму. Командовал отрядом Свищ.
Аленка выметала сор из сеней и не обращала внимания на мальчишек. Она так размахивала березовым веником, что в воздух поднимались вместе с пылью сухие листья. Гарик иногда посматривал в ее сторону, но не подходил и не заговаривал. По-моему, он не очень уютно чувствовал себя в этой компании. Чужаком. Правда, Федя и Свищ часто заговаривали с ним. Гарик немного оживлялся, а потом снова скисал.
— Ты отправишься с ними? — спросила Аленка.
— Я человек мирный, — сказал я.
Аленка засунула веник под крыльцо и тут же вернулась с книжкой. Уселась на скамейке и стала читать. Мальчишки сидели на берегу и, поглядывая на остров, негромко переговаривались. Обсуждали план нападения. Дед крутился возле них, знакомился. С Гариком они были знакомы. Хотя и не испытывали друг к другу нежности. Федю Дед не любил. Поэтому не стал задерживаться возле него. Зато трое незнакомых мальчишек надолго привлекли его внимание. Он даже забрался в лодку и обнюхал все снаряжение. Парни дружелюбно переговаривались с Дедом, и он оставил их в покое. Свищ небрежно оттолкнул Деда ногой, когда тот приблизился к нему. Я думал, Дед схватит его, но он только заворчал.
У нас кончились дрова. Я взял топор и пошел в лес нарубить сухих сучьев. Гарик направился за мной. Опять будет уговаривать, чтобы я показал вход. Сушняк валялся сразу за домом. Я собирал, а Гарик рубил и складывал в кучу.
— В другом месте удишь? — спросил я.
— На Каменном Ручье были с ночевкой, — ответил Гарик.
— На спиннинг?
— Лучили, — сказал Гарик. — Карбидный фонарь и острога. Большая рыба ночью стоит на месте. Подъезжай на лодке и коли. Не понравилась мне такая рыбалка. Это не спорт.
— А почему она стоит?
— Спит, наверное.
Я представил озеро и сонную рыбу, которая стоит на одном месте и чуть шевелит хвостом. К ней медленно подплывает лодка. На рыбу направляют луч и взмахивают острогой… Из рыбины хлещет кровь, она дергается на остроге.
И кто только придумал на бедную рыбью голову столько бед?
— Сорока, оказывается, насолил всем в деревне, — сказал Гарик. — Один раз в него пальнули из ружья — все равно не угомонился!
— За что?
— За сеть, которую он весной порезал. Я вспомнил про вмятину на подбородке Сороки. Вот откуда она! Дробина попала.
— Ружья не испугался — вас и подавно, — сказал я.
— Только бы на остров попасть.
— Ну заберетесь на остров, а они вас оттуда в воду. Кверху тормашками.
— Алена сегодня что делает? — спросил он.
— Спроси у нее, — сказал я.
Гарик посмотрел на меня и ничего не ответил. Не нравилось ему, что я с Сорокой в хороших отношениях. Гарику хотелось, чтобы я был с ним заодно. Против Сороки. Чтобы я вход показал и все такое. Не могу я Президенту такую свинью подложить. Ему и так из-за нас с Аленкой попало от ребят…
— На вашу лодку можно рассчитывать? — спросил Гарик.
— На это дело — нет, — ответил я.
— Я просто так, — сказал Гарик. — Она нам и не нужна.
— Ну и прекрасно, — сказал я.
Мы связали веревкой нарубленные сучья. Я хотел взвалить на спину, но Гарик сам взял. Мне досталась маленькая вязанка и топор.
Аленка стояла на берегу в окружении мальчишек. Мы с Гариком одновременно подумали, что они ругаются, и прибавили шагу. Но Аленка не ругалась. Наоборот, она смеялась, слушая Свища. А тот, размахивая руками, что-то заливал ей. Остальные ребята тоже улыбались.
— …Я ему говорю, — рассказывал Свищ, — насыпь на снег клюкву, а тетерев начнет подбирать ее. Клюква-то кислая, он сморщится, закроет глаза, а ты хватай — и в сумку!
— И поверил? — смеясь, спрашивала Аленка.
— Я чуть со смеху не помер… Рассыпал он эту клюкву на тропинке, а сам за сосну спрятался. Целый час простоял, чуть нос не отморозил, а тетерева все нет… — А вот один охотник научил другого зайцев ловить, — стал рассказывать Федя. — «Насыпь, — говорит, — табаку на пенек, заяц понюхает и как чихнет! А носом-то об пень! И лапы кверху… Не надо и ружья».
Послышался шум моторки. Ребята стали серьезными. Приближалась лодка. В ней сидели отец, Сорока и другие ребята. Свищ подал знак, и мальчишки, пригнувшись, кинулись в лес. Моторки всего на минуту остановилась. Отец вылез, и лодка, круто развернувший, понеслась к острову. Интересно, заметил Сорока ребят или нет? Если и заметил, то виду не подал. Как только моторка скрылась за камышами, мальчишки снова подошли к нашему дому.
— Здравствуйте, рыбаки! — поздоровался отец. «Рыбаки» вразнобой ответили.
— Почему не заходишь? — спросил отец Гарика.
— На рыбалке был, — ответил он.
— Дом большой, — сказал отец. — Живи у нас.
— Спасибо, — ответил Гарик.
Отец вошел в дом, а ребята стали совещаться перед сражением.
— Топить будем их, как котят, — сказал Свищ.
— По-настоящему? — спросил один из мальчишек.
— Покойников не надо, — ответил Свищ.
— А если не заберемся на остров? — спросил Гарик.
— С «кошками»-то? — сказал Свищ.
— Обрежут веревки…
— Не успеют!
— Президента я беру на себя, — сказал Федя. Сегодня он был при кепке. И, естественно, обрел свой настоящий вид и уверенность.
— Для Президента я приготовил гостинец… — сказал Свищ.
— Я с ним буду один на один, — сказал Гарик.
— Я и Федя — на весла, остальные ложитесь на дно лодки. И не шевелиться… Главное, подобраться незаметно, а у острова я дам команду.
— Подождите, я воду вычерпаю, — сказал Гарик.
— Не беда, коли брюхо замочишь, — сказал Свищ. — Все в лодки!
Ребята кое как улеглись на дно. Свищ и Федя столкнули лодки в воду и стали грести к острову. Гриб даже удочку выставил: смотрите, мол, плыву на рыбалку. Тому, кто лежал на дне, было мало приятно. Федя и Свищ поставили свои ноги им на спины.
Мы с Аленкой смотрели им вслед.
— Порыбачить, что ли? — сказал я.
— Нечего тебе туда соваться…
— Должен я наконец поймать своего леща?
Не мог я сидеть без дела на берегу, когда такое на озере затевалось… Не обращая внимания на сестру, я пошел к нашей лодке. Удочки лежали на месте, банка с червями — тоже. Вслед за мной забралась в лодку и Аленка.
— С берега ничего не увидишь, — сказала она.
Глава двадцать шестая
Мы бросили якорь недалеко от острова. Отсюда все было видно как на ладони. Свищ и Гриб шарили веслами в камышах. Я видел клетчатую Федину кепку и кудрявую голову Свища. Ищут вход. Совсем в другом месте. Вот они обогнули остров и исчезли из вида. Бедный Гарик, лежит в луже, а на спине грязные пятки Феди Гриба.
Я знал, что с той стороны искать вход — пустое дело. А пока они проплывут вокруг острова, можно удочки закинуть. Глубина была порядочная, и пришлось поднять поплавок к самому концу удилища. Аленка последовала моему примеру. Но на поплавки мы почти не смотрели. Глаза наши были прикованы к острову.
И вот показались лодки. Сначала одна, за ней — вторая. По-прежнему на веслах двое. Остальные скорчились на дне. Зачем, спрашивается? Сверху все равно заметят их. Лодки врезались в камыши и подплыли к самому берегу. Сейчас начнут осаду. Свищ что-то сказал, и со дна лодок поднялись ребята. Даже отсюда было видно, что Гарик весь промок. Свищ показал рукой вверх.
— «Кошки» будут швырять, — сказал я.
— Кошек? — удивилась Аленка. Я не стал ей растолковывать, что эти «кошки» не имеют никакого отношения к настоящим.
Свищ первым закинул «кошку» на остров. Налег на веревку, и «кошка», выворотив ком земли с травой, бултыхнулась в воду, Свищ снова забросил, на этот раз подальше. «Кошка» крепко засела в кустах.
Неужели Свищ и его войско нагрянут врасплох? Кустарник и деревья стояли на самом берегу, и я не видел, здесь Сорока или в домике. Если в домике, то Свищ и его дружки заберутся на остров. Честно говоря, я бы не прочь подать сигнал Сороке, но как это сделать?
Между тем Свищ полез по веревке на остров. Он упирался в берег ногами и довольно быстро продвигался.
Вот он ухватился руками за кромку берега, подтянулся и вскарабкался на остров. Ну теперь, Президент, держись!
Еще две «кошки» полетели на остров. Сейчас Свищ зацепит их за деревья — и полезут остальные. Я видел голову Свища. Голова поворачивалась из стороны в сторону. Но вот голова исчезла: Свищ прицепляет «кошки». Приготовился лезть Гарик. Он стоял на носу лодки и дергал за веревку.
Полез Гарик. Когда он добрался до середины, веревка как пружина взвилась над его головой, а Гарик с шумом грохнулся в воду. Только ноги мелькнули. Обе лодки закачались на волне. Гарик вынырнул и, фыркая, поплыл к ближайшей лодке. Вода ему попала в нос и в рот. Он крутил головой, отплевывался.
— Один навоевался, — сказала Аленка.
На острове затрещали кусты. Я увидел Сороку и Свища. Президент теснил его к обрыву.
Свищ ухватился рукой за ветку, а ногой ударил Сороку. Тот даже присел. Но тут же выпрямился, вплотную приблизился к Свищу. Они сцепились. Я думал, что сейчас оба упадут в воду. Они возились на самом обрыве. А внизу примолкли ребята. Задрав головы, они смотрели на остров. В воду сыпался песок. Гарик стоял на носу лодки. В руках — «кошка». Но он не решался закинуть ее.
Сорока оторвал от себя Свища и ударил его в лицо. Один раз, второй. Свищ замахал руками, словно захотел в небо взлететь, и стал медленно падать. Он потерял равновесие. Взметнулась туча брызг, и Свищ исчез под водой. И снова обе лодки закачались на волне. Свищ долго не показывался на поверхности. Сорока стоял на самой кромке и смотрел вниз. Белая рубаха на груди разорвана. Вот он пошевелился и подался вперед, и мне показалось, что он сейчас махнет вниз головой. Но тут вода расступилась, вынырнул Свищ. В несколько взмахов доплыл до лодки. Гарик протянул ему руку.
— Первая атака отбита, — сказал я.
— Неужели опять полезут? — удивилась Аленка.
Лодка отплыла от острова. Мальчишки бросили весла и стали совещаться. Потом Свищ встал на корму и, сложив руки рупором, закричал:
— Эй, Президент! На острове и дурак удержится… Выходи на воду-у!
Остров молчал. Сорока исчез. Я смотрел на кусты. Они не шевелились.
— Что, Президент, душа в пятки? — заорали парни. — Выходи-и на воду-у!
— Гони мою лодку! — закричал Гриб.
— Сдрейфили… Республиканцы!
Остров молчал. Я подумал, что Сорока не будет с ними разговаривать. Выкупал двоих — и хватит.
— Смотри! — сказала Аленка. — Да не туда… На камыши!
Из камышей покидался металлический нос моторки. Лодка с ребятами выскочила на чистую воду. Фыркнул мотор, и она понеслась вперед. На деревянных лодках примолкли. Все смотрели на мчавшуюся прямо на них моторку. На борту железной лодки шесть человек. Пятеро рослых, под стать Президенту, и малыш Коля Гаврилов. Столько же человек и на деревянных лодках. Здесь ребята все, как на подбор, крепкие. Одни Свищ троих интернатских стоит.
Не доходя до лодок, моторка отвернула в сторону и, описав большой круг, остановилась. Мотор заглох. По инерции лодку понесло, и Сорока металлическим веслом придерживал ее. Свищ поднял со дна дубинку, которую при мне вырезал, и положил на сиденье. На моторке заметили.
— Предлагаю драться по-честному, — негромко сказал Сорока.
Свищ и Гарик о чем-то пошептались. Свищ снова положил палку на дно. Федька Гриб ногой нащупал свою.
Я знал, что они не выдержат, обязательно пустят палки в ход. Но и Сорока, наверное, примет меры.
— Какие у них злые лица, — сказала Аленка. — Они утопят друг друга. — Я взглянул на нее. Глаза широко распахнуты. Она забыла про свою удочку, а поплавка что-то не видать. Я хотел ей сказать, но и сам забыл про удочку и поплавок. Лодки стали сближаться. Деревянные сошлись бортами вместе. Так и двигались рядом. Металлическая развернулась бортом и медленно приближалась. Сорока чуть заметно шевелил веслом.
— Еще раз предупреждаю: драться по-честному, — сказал Сорока. — Кто схватится за палку или еще за что-нибудь, пусть потом пеняет на себя.
— Заткни глотку! — рявкнул Свищ.
Началась перепалка. Лишь Сорока не участвовал в ней. Он направлял веслом лодку и зорко следил за противником. А Коля Гаврилов разошелся: вспомнив свои обиды, он клял на чем свет стоит и Федьку и Свища. И даже язык показывал. Лодки сблизились. Сорока швырнул весло на дно и бросился на Свища. Двое уже барахтались в воде.
— В воде не драться! — крикнул Сорока.
Мальчишки послушались его и, отпустив один другого, стали снова карабкаться на свои лодки. Началась полная неразбериха. В драке участвовали все. То один, то другой падали за борт. Немного поплавав, снова забирались в лодки.
Вот, кажется, Свищ свалил в воду Сороку. Он тут же вынырнул и стал переваливаться в деревянную лодку. Федя схватил его за волосы и столкнул в воду. Когда Сорока попытался опять залезть, Гриб стал колотить его по пальцам. Сорока рассвирепел и, поднырнув под лодку, опрокинул ее вместе со всеми.
Кто-то сильно дернул за удочку. Я потянул ее на себя. На крючке кто-то сидел. Я не знал, что делать: или за боем следить, или рыбину тащить. Рыбак победил во мне. Я вытащил окуня.
— И у тебя клюет, — сказал я.
Аленка тоже вытащила окуня. Покрупнее моего. Я поспешно нанизал червя и снова закинул удочку. И сразу клюнуло. Снова окунь. Я чуть не плакал: что делать? Там дерутся, а тут клюет без передышки. Такого клева я еще не видел. Аленка уже вытянула трех окуней. Я снова нанизал червя н отвернулся от удочки. Не дотронусь, пока не кончится драка.
Уже шестеро барахтались в воде, остальные дрались на моторке. Лодка была большая, но и она иногда заваливалась ни один бок. А две деревянные, перевернутые, то исчезали, то показывались днищем вверх на поверхности. Мне захотелось ввязаться в драку.
— Посмотри, какого я поймала, — сказала Аленка.
— Отстань, — отмахнулся я.
Сорока наконец залез на свою лодку и бросился на Федю, который выбросил за борт еще одного из детдомовцев. Они сцепились. Гриб молотил кулаками куда придется, а Сорока выжидал удобного момента. И, улучив секунду, обрушил кулак в подбородок Грибу. Тот заорал и полетел за борт.
Я почувствовал, что моя удочка снова задергалась. Я сел на нее, а окуня снимать с крючка не стал. Не уйдет… Жалко, что такая рыбалка пропадает!
Сошлись Сорока и Гарик. А в это время двое из компании Свища раскачивали моторку, пытаясь опрокинуть. Но лодка не опрокидывалась.
Сорока и Гарик дерутся красиво. Они не облапили друг друга и не хватаются за что попало. Обмениваются точными и сильными ударами.
— Сережа, у меня черви кончились.
— Гляди, Свищ палку подобрал…
— Дай одного?
— На лодку лезет… А Сорока не видит!
Гарик и Президент тузили друг друга. У Гарика потекла из носа кровь. Но он не обращал внимания. Свищ бросил палку в лодку и перевалился сам. Сорока стоял к нему спиной и ничего не видел. Свищ поднял палку, откинул волосы с лица,
— Он не ударит, Сережа! — сказала Аленка. Она забыла про своего окуня и смотрела на лодку. Свищ выпрямился и замахнулся… В этот момент его увидел Гарик. Я не расслышал, что он крикнул, наверное: «Брось палку!» Сорока ударил его в скулу, и Гарик опрокинулся в воду.
— Ива-ан! — закричала что есть мочи Аленка. — Бере-ги-ись…
Президент не успел даже обернуться. Свищ обрушил палку на его голову. Ноги у Сороки подогнулись, он не упал — опустился на борт и спиной сполз в воду.
Я рванул с себя штаны и кинулся за борт. Я слышал, как за спиной скрипели уключины, хлопали по воде весла.
Сорока-а тонет! — раздался дикий крик. Кажется, голос Коли Гаврилова.
Драка прекратилась. Интернатские саженками резали воду. Но Президента не было видно. Он, очевидно, потерял сознание и ушел под воду. Я знал, что глубина здесь большая. А ребята крутились на одном месте, не зная, что делать. Никто толком не запомнил то место, где скрылся Президент.
Металлическая лодка отплыла. Свищ один стоял на корме и тупо смотрел на воду. Рука с палкой опущена.
На поверхности показалась голова Гарика. Он широко раскрывал рот и хватал воздух. Одной рукой Гарик поддерживал безжизненное тело Сороки. Ребята подхватили Президента и поплыли с ним к лодке. Свищ схватился было за весло, но тут все разом закричали: и свои и чужие. Свищ бросил весло в лодку и махнул за борт. Он поплыл к деревянным лодкам, возле которых плавали его приятели.
Когда я забрался в лодку, Сорока уже открыл глаза. Его успели быстро откачать. Лицо у него бледное, с рассеченной головы на висок стекает кровь.
Гарик, у которого тоже кровь хлестала из носа, увидев, что Сорока открыл глаза, прыгнул за борт и поплыл к нашей лодке.
— Он не захлебнулся? — крикнула Аленка. Она порядочно отстала от меня. И теперь сидела, опустив весла.
— Дай руку, — попросил Гарик.
— Что с ним?
— Очухался, — сказал Гарик, забираясь в лодку.
Глава двадцать седьмая
Победа была на стороне островитян. Команда Сороки дралась дружно. Никто не отступил, не оробел. Когда Сорока пришел в себя, интернатские завели мотор и устремились на Свища. Решились отомстить за Президента. Но парни бой не приняли. Признали себя побежденными и попросили, чтобы им оставили лодки. До берега далеко, а все порядком измотались. Они барахтались в воде.
Свищ молчал. Он держался рукой за перевернутую лодку и смотрел в сторону. Гриб примолк рядом.
Беловолосый парень с оцарапанной щекой — он ухватился за вторую лодку — сказал:
— Свищ — сволочь!
— Заткнись, Карп! — прикрикнул Гриб.
— Дураки, что связались с вами, — хмуро сказал Феде другой парень с синяком под глазом.
— Вы прощения у Сороки попросите, — насмешливо сказал Свищ.
— Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала, — ответил Карп.
— Знаем тебя, браконьер проклятый! — сказал третий парнишка. Ему, наверное, выбили зуб, он все время сплевывал.
Они стали ругаться. Федя Гриб, видя, что ситуация складывается не в пользу Свища, быстренько от него откололся.
— Спасибо не насмерть, — сказал он, косясь на Свища. — А то бы из-за тебя, гада, пересажали в тюрьму…
Свищ даже лицом потемнел, но ничего не ответил. Ухватился обеими руками за борт и стал раскачивать лодку.
Сорока махнул рукой, и моторка, описав дугу вокруг барахтающихся врагов, унеслась к острову. Президент, бледный с завязанной чьей-то рубахой головой, сидел на носу лодки и молчал. Коля Гаврилов — рядом. Он что-то говорил Сороке, но тот не отвечал.
Наша лодка теперь все время была в центре событий. Когда моторка проходила мимо нас, Президент поднял голову и взглянул на Гарика, который все еще возился со своим распухшим носом. Никак не мог кровь остановить. Я думал, что Сорока что-нибудь скажет, но он снова опустил голову.
— Свищ помешал, а то бы я ему от души врезал, — сказал Гарик.
— Зачем же ты его вытащил? — спросил я.
— Не мог же я допустить, чтобы он утонул, — сказал Гарик. — Я еще должен с ним расквитаться…
— Не валяй дурака, — сказала Аленка.
— Он вдрызг разбил мой римский нос… Я должен отомстить!
Я удивленно посмотрел на Гарика. Весь в синяках, из носа кровь хлещет, а он веселится. Честно говоря, я не ожидал от него такого благородства. Получив от Сороки хороший удар в скулу, он тут же нырнул спасать его. И кто знает, что было бы с Сорокой, если бы не Гарик.
— Ты ничего дрался, — сказал я.
— Президент здоров, — уже серьезно ответил Гарик. — Федька говорит, они все там на острове занимаются борьбой и боксом… Ничего не скажешь, ребята дрались, как гладиаторы.
— У них свои счеты, — сказала Аленка. — А ты-то чего ввязался?
— Из любви к искусству, — ответил Гарик.
— Ляг на спину, — посоветовала Аленка.
Гарик лег на спину и откинул голову назад. Он смотрел в небо. Правый глаз у него стал вдвое меньше левого. Я не знаю, о чем Гарик думал, но злости на его лице не было. До нас доносились голоса ребят. Они наконец перевернули лодки и ладонями вычерпывали воду. Гриб для этого дела не пожалел свою любимую кепку. Поддевал сразу полведра воды и выплескивал за борт. Мальчишка, которого Федя назвал Карпом, поплыл за веслами. Они виднелись невдалеке.
Голоса были раздраженные. Ребята дружно ругали Свища. А тот угрюмо огрызался. К его лодке подплыла палка, которой он ударил Сороку. Свищ подобрал ее и положил на сиденье. Вычерпав воду, ребята отправились в свою деревню. Гарика никто не окликнул, да и сам он не смотрел в их сторону.
Карп и Свищ оказались в одной лодке. Мы не слышали, о чем они говорили, лодки уже удалились на порядочное расстояние. Но мы видели, как вдруг Карп встал и шагнул к Свищу. Тот схватился за палку, но было поздно: Карп изо всей силы ударил его. Свищ не удержался на корме и свалился в воду. Карп поднял его палку и запустил в озеро.
Гриб, он сидел на другой лодке, скорчился на носу и прикрылся своей мокрой кепкой. Я ожидал, что и его сбросят, но обошлось. Хитрый Гриб вывернулся. Уж если кто и виноват больше всех, то Федя. Это он подбил ребят против Сороки. А теперь сидит помалкивает. Я не я и моя хата с краю.
Гарик сказал, что ему не хочется идти к Феде. Я стал уговаривать, чтобы он пожил с нами.
— А это удобно? — спросил он.
Я сказал, что если не хочет в комнате, то мы с ним можем прекрасно спать в сарае. Нужно только сухого сена достать. И крышу подлатать. Толь на чердаке есть. Гарик молчал, и я понял: он ждет, что скажет Аленка.
— Мне все равно, что на троих, что на четверых готовить, — сказала она.
— Я умею уху варить, — сказал Гарик.
— У меня две подушки, — сказал я. — Одну тебе.
Гарик сел и подышал носом. Кровь больше не шла. Зато глаз стал крошечным. Гарик был совсем не похож на себя. Крепко Сорока отделал его. Наверное, и в самом деле занимался боксом. Швырял их всех за борт, как хотел.
Наша лодка мягко ткнулась в берег. Солнце играло на озере. Было тихо. Деревья не шелохнутся. Ничто не напоминало о сражении, которое только что разыгралось на озере. Природа объявила тихий час.
Глава двадцать восьмая
Мы стали приводить наш старый сарай в порядок. Чего только не было в нем! Слежавшиеся опилки и щепки, истлевшее тряпье, ржавые железяки, пустые банки. Нашли две пары лаптей. Лапти были новые. Я хотел их выбросить, но Гарик повесил на крюк.
— Историческая ценность, — сказал он.
Самой интересной находкой была двухпудовая гиря, которую мы нашли в щепках. Она заржавела, но это не беда, можно песком отчистить. Мы тут же с Гариком стали выжимать эту гирю. Я с трудом поднял ее до пояса. Гарик двумя руками выжал три раза. Когда он бросил гирю на землю, она глухо охнула.
Потом мы стали латать крышу. Разрезали толь на длинные куски и прибивали гвоздями к замшелой дранке. Нам казалось, что мы отремонтировали всю крышу, но когда спустились вниз, то увидели великое множество мелких дырочек.
— Их за год не заткнешь, — сказал Гарик.
— Ночью звезды сюда будут заглядывать. — Аленка вздохнула.
— А дождь? — спросил я.
— Не сахарные — не растаем, — ответил Гарик.
Я вспомнил, что, возвращаясь с Гариком и Федей с острова, когда у нас лодку отобрал Сорока, видел на лужайке стог. В нем сена было еще порядочно. От нашего дома до стога километра полтора. Захватив веревки и велосипед, мы отправились за сеном. На велосипеде поехал я. Гарик и Аленка — пешком.
В сарае с сеном стало сразу уютно, запахло душистыми травами. Сено было сухое, желтоватое. Мы навалили его в углу. Сначала нам показалось, что сена хватит, но, повалявшись на нем, решили сделать вечером еще один рейс. Сено умялось, осело. Мы втроем лежали на душистой подстилке. Солнце нагрело крышу. В желтых столбиках света струилась пыль. В дверную щель просунулась голова кролика. Кролик встал на задние лапы и посмотрел на нас. Мы с Гариком для них вырыли неподалеку от сарая нору. Туда тоже натолкали сена. Кажется, кроликам понравилось новое жилище.
— Где-то сейчас Славка? — сказал Гарик.
— Поехал бы с ними — твой нос был бы цел… — усмехнулась Аленка.
— Дело не в носе, — сказал я.
— У меня такое впечатление, — сказал Гарик, — будто я все это когда-то видел… И озеро, и лес, и ваш старый дом…
— Ты ведь поэт, — сказала Аленка.
— Я серьезно, — ответил Гарик.
— Я бы съела сейчас мороженое, — сказала Аленка. — Пломбир.
— А в Риге я был, — сказал Гарик. — Давно… Хотел юнгой на корабль…
— Ничего не вышло? — спросил я.
— Может, и вышло, если бы… — Гарик замолчал.