Ты знаешь – это любовь, когда лучше будешь иметь с ней отношения
И терпеть разлуку, чем не иметь отношений вообще.
Но, в большинстве случаев, ты знаешь, это - любовь, когда твое счастье зависит от нее.
По крайней мере, так я знаю"
Роберт Ле Бранч
Эдвард Каллен
В тот момент, когда ее рука соприкоснулась с моим лицом, гребаный шок отбросил в тень каждую унцию моего гнева. Щеку пронзила острая боль, и моя голова дернулась в сторону, я быстро поднял руку к источнику неприятных ощущений. Нет, боль не была напряженной, у меня, на хер, были удары похуже. Джейкобу удалось несколько раз сильно заехать мне, когда он валялся на земле, но сам факт, что она ударила, потряс меня.
Моя девочка… la mia bella ragazza… на хер, ударила меня.
Я лишился дара речи и не сводил с нее глаз, не в силах вспомнить, какого черта мы спорим. Я даже, блядь, не мог вспомнить, как дошел до той точки, что начал кричать на нее посреди сраного футбольного поля, как довел ее до того, что она дала мне пощечину. Изабелла Свон, девочка, которую я любил больше жизни, и которая ненавидела физическое насилие, потому что всю жизнь сталкивалась с ним, так остро отреагировала на мои слова, что ударила меня.
Мы в глубокой заднице.
Я давно ощущал приближение этого, и делал все, чтобы исправить это дерьмо с Изабеллой. Я убедился, что Элис не сделает из ее дня рождения гребаное представление – что было нелегкой задачей – и вложил немало сил в ее подарок. Я мог, блядь, просто пойти и купить ей дурацкую цепочку или другое конченое украшение, но я так не сделал, ведь знал, что это дерьмо не имеет для Изабеллы значения. Я дал ей бумаги, которые, по существу освобождали ее, и даже сделал предложение. Я, Эдвард гребаный Каллен, сделал предложение. Она должна, черт побери, быть счастлива, и я думал, что будет, но эта хрень не сделала абсолютно ничего, чтобы уберечь ее от еще большей отстраненности.
Я, блядь, терял ее, я знал это, и мне это не нравилось. Меня чертовски пугало это дерьмо, ведь я не знал, как, на хер, его остановить. Каждый день она все больше отдалялась, уходила в себя, несмотря на все мои попытки раскрыть ее. Она лгала мне в лицо, слова слетали с ее губ даже без обдумывания. Теперь я едва узнавал ее, и даже, когда она была рядом, ее как будто не было в проклятой комнате… она просто, блядь, уходила.
Я сдерживал гнев, сколько мог, зная, что срыв нам не поможет. Она была такой хрупкой, и разваливалась на части у меня на глазах, а я, гребаный мудак, сделал последний шаг, чтобы полностью разрушить ее. Я не планировал это дерьмо, ведь несмотря ни на что, я все еще любил ее. Я любил ее больше жизни, больше денег и долбаной власти, и уважал то, что держал в руках. Кроме нее ничто не имело значения, и я отчаянно за это цеплялся. Это пугало, это не то, кем я был. Я был сильным и чертовски независимым, и мне никто не был нужен, чтобы выжить.
Но я стал зависимым и нуждался в ней.
Я так изменился, черт возьми, ради нее, и я не узнавал Изабеллу, как и самого себя. Я стал охеренно ранимым и под давлением обстоятельств давал трещину. Так же, как и она. Наши жизни соединились до такой степени, что ее счастье стало моим счастьем, а она, на хер, не была счастлива. Это ясно, как белый день, а значит, я был, блядь, несчастен. Мне требовались все силы, чтобы сдержать темперамент, гнев постоянно вспыхивал, меня начало чертовски все раздражать.
Меня мучило ощущение, что рядом с ней я иду по острию ножа и слепо пробираюсь через шторм. Сейчас я был на пределе, и все было еще хуже, чем год назад, когда отец только привез ее к нам. И это, блядь, добром не кончится. Она была моей чертовой девушкой, моей гребаной невестой, если хотите, а напряжение в воздухе между нами стало почти невыносимым. Я не мог понять, что, блядь, было с ней не так, и как вернуть ее к жизни, так сказать; и это становилось началом конца. Каждый день я все больше приближался к тому, чтобы потерять контроль, который отчаянно старался сохранить. Увиденное мною, когда я вышел из гребаной раздевалки, наконец, подвело меня к краю. Стоило мне увидеть, как Изабелла стоит рядом с Джейкобом Блэком и смеется, как боль и гнев затуманили каждую каплю здравого ума, оставшегося у меня, разорвав последние нити, сдерживающие меня.
С меня было достаточно.
Меня охватил гнев, зрение затуманилось, глаза фокусировались только на этом ублюдке, кто, похоже, продал душу дьяволу, чтобы уничтожить мою жизнь. Я надрывал задницу, пытаясь разговорить ее, а это мудак приперся и за пару мгновений играючи заставил ее, блядь, смеяться. Это ранило сильнее, чем что-либо, и ревность смешалась со жгучим гневом. Меня заполнило желание заставить его страдать так же, как страдаю я. Он должен был заплатить. В глазах потемнело от всепоглощающего гнева, я хотел угробить его жизнь так же, как он мою.
Я со всей силой набросился на него, освобождая гнев, пока кричал на него. Он кричал в ответ, его злость разжигала мою собственную, ведь он, блядь, ничего не знал обо мне. Он обвинял меня в том, что я использую ее, но он, на хер, не знал, как я ее любил. Он обвинял меня в том, что я причиняю ей боль, но он, на хер, не знал, как я пытаюсь защитить ее. Краем сознания я слышал крики Изабеллы, но этого было недостаточно, чтобы достать меня за пеленой бешенства, я лупил его кулаками, не замечая ответных ударов.
Когда меня, наконец, оттащили от него, я все еще был взбешен, руки тряслись от злости. Я слышал, как Элис спрашивала, в чем дело, и от этого я снова вспыхнул, стоило мне повернуться к Изабелле. Я сорвался на нее, спрашивая, зачем, на хер, она хочет, блядь, ранить меня, потому что я не понимаю. Я, черт побери, не понимаю, почему она такая, блядь, холодная со мной, почему меня она вроде как любит, но улыбается и смеется рядом с уродом, который ранил меня. Я уже повторял ей, чтобы она держалась от него подальше, он уничтожал все, к чему прикасался, но она забила на это дерьмо. Я не видел иной цели в ее поведении, кроме как заставить меня страдать. И я не знаю, почему, святые небеса, она это делает, чем я заслужил такое отношение? Я кричал на нее, теряя остатки терпения, и требуя от нее, на хер, выложить мне свою проблему. И она снова залезла в скорлупу, заводя меня еще сильнее.
Я орал на нее, и от моих слов в ее глазах вспыхнула сильнейшая боль, я знал, что облажался. Я, наконец, пересек эту воображаемую черту и совершил удар, который ее пошатнул.
Но я ни в коей мере не ожидал, что она, блядь, ударит меня.
Мы оба застыли на миг, в шоке глядя друг на друга, и я яростно перерывал мозг в поисках того, что объяснило бы происходящее. Я, черт побери, не мог поверить в то, что только что сказал, а еще меня поразило, что она, блядь, дала мне пощечину. Это было больно, руки дрожали от гнева, но я даже не мог пошелохнуться или выдавить хоть одно гребаное слово. Какого черта тут происходит? Как, срань господня, мы дошли до этой точки? Мы были так охеренно счастливы…
Она прикрыла ладошкой рот и с ее губ сорвался всхлип, мое сердце отозвалось вспышкой боли. На ее лице промелькнула паника, и она отступила назад, ее движение вывело меня из ступора. Она смотрела на меня, как будто, блядь, боялась, выражение ее лица всколыхнуло во мне тревогу. Я сделал шаг к ней, и тут же пожалел об этом дерьме, потому что ее волнение только усилилось. Она резко развернулась и начала бежать к выходу, пока я выкрикивал ее имя, пытаясь остановить, но она игнорировала меня. Она расталкивала людей, пробираясь вперед, и едва не долбанула эту сучку Лорен, выскакивая на парковку. Я бежал за ней, зная, что устраиваю гребаное шоу, но мне было насрать. Я просто не мог позволить ей сбежать от меня, только не после случившегося.
Когда я выбрался из стадиона, она как раз садилась в машину и заводила ее, срываясь с места без раздумий. В спешке она едва не врезалась в кого-то, от чего мои нервы накалились до предела. Она явно была не в себе, и не могла ясно мыслить, и это чертовски меня пугало.
Я подбежал к «Вольво» и прыгнул в него как раз когда она выезжала с парковки, краем глаза замечая, как Элис бежит через всю стоянку к своей машине. Я завел автомобиль и сорвался с места, выезжая на дорогу и изрыгая ругательства, когда не увидел там Изабеллу. Я нажал гудок, ударив руками по рулю, на хер, взбешенный, что какие-то конченые идиоты не могут убраться с пути.
Позади меня подъехала Элис и, наконец, гребаные машины начали двигаться, но мне было этого мало. Я застонал и резко сдал вправо, выскакивая на траву и подрезая машину, когда выехал снова на асфальт. Водитель нажал на тормоза и посигналил мне, но я просто показал этому мудаку средний палец, нажимая на педаль газа и уносясь прочь. Я пролетал по улицам Форкса, вдвое превысив лимит скорости и обгоняя машины там, где обгон был запрещен, но я просто должен был догнать ее.
Я уже приблизился к дому, когда начал звонить телефон, и я достал его из кармана, едва не потеряв управление. Меня вынесло с дороги, но я быстро среагировал, выравниваясь, сердце бешено забилось в груди, кровь пульсировала в ушах. Открыв телефон и глянув на его, я увидел, что это Элис.
- Я почти дома, - тут же сказал я, отвечая.
Элис громко вздохнула.
- Что произошло, Эдвард? – озабоченно спросила она.
- Я, блядь, не знаю, - ответил я. – Дерьмо, уже давно все было напряженным, думаю, это из-за ее матери, но она не хотела со мной говорить. И это сводило меня с ума, Элис, а когда я увидел, как она смеется с Джейкобом, я просто сорвался.
- Наверное, она напугана, - сказала Элис.
Я сухо засмеялся.
- Думаешь, я, блядь, это не знаю? – выплюнул я. – Она боится меня. Меня, Элис. Я столько, на хер, сделал для нее, а она меня боится.
Боль в груди стала сильнее, от этой мысли мне стало еще хуже. Я не мог прогнать из головы ее изображение, страх в ее глазах, когда она отворачивалась и убегала. Она, блядь, убегала от меня…
- Она верит тебе, Эдвард, - сказала она.
- Если это правда, Элис, то почему, черт побери, она просто не поговорила со мной? Она что, не знает, что из всех людей я смог бы понять ее чувства? Я тоже потерял мать, ты знаешь, - резко ответил я.
Элис вздохнула.
- Да, знаю, - ответила она. – Но и Джейкоб тоже, а ты никогда не думал, что, возможно, становишься немного неразумным, когда дело касается смерти твоей матери?
От ее слов я снова вспыхнул, и резко выкрутил руль вправо, въезжая на подъездную дорожку к дому, едва не задев дерево. Я зацепил веткой зеркало и поежился.
- Иди на хуй - раздраженно выплюнул я.
Элис горько засмеялась.
- Ты доказываешь мои слова, - сказала она.
Я закатил глаза и продолжал мчаться вперед, нажимая на тормоза, когда показался дом. Нахмурившись, я смотрел на одну-единственную стоявшую там машину, отцовский «Мерседес». Сконфуженно я понял, что ее там, блядь, нет.
- Она не тут, Элис, - сказал я.
- Что? – переспросила она.
- Она не поехала домой, - ответил я, разворачивая автомобиль и направляясь снова на шоссе. – Я не знаю, где, черт побери, она может быть, но она не дома.
Элис вздохнула.
– Попытайся позвонить ей, - сказала она. – А я поищу.
Она отключилась, не предупреждая, и я застонал, набирая номер Изабеллы. Раздалось несколько гудков, прежде чем включился автоответчик, что меня не удивило, если вспомнить выражение ее лица при побеге. Я продолжил звонить и в это время несся по улицам Форкса, надеясь, что она, на хер, сдастся и ответит. Я, наверное, звонил уже в десятый гребаный раз, когда внезапно раздался звук автоответчика сразу после набора номера. Я напрягся, понимая, что она отключила свой долбаный телефон. Меня пронзил ужас, и я быстро набрал Элис.
- Ты нашла ее? – в панике спросил я, как только она ответила.
- Еще нет, - сказала она. – А ты с ней смог связаться?
- Нет, она отключила свой сраный телефон, - ответил я, пытаясь сдержать гнев, но я был взбешен и более чем нетерпелив.
Элис вздохнула.
- Я перезвоню тебе через минуту, - сказала она, снова отключаясь до того, как я смог ответить.
Я застонал и продолжил рулить по Форксу, останавливаясь у дома Деметрия, где проходила праздничная вечеринка в честь игры. Логически я знал, что она, блядь, не могла поехать сюда, потому что не любила находиться в людном месте, но у меня закончились идеи, и я не знал, где еще искать. Я свернул на подъездную аллею и вылез, замечая рядом с домом болтающих Бена и Анжелу. Я быстро подошел к ним, рука дернулась к волосам, в расстройстве чувств я сжал телефон в кулаке.
- Ты в порядке, Каллен? – спросил Бен, с любопытством приподнимая бровь, когда я приблизился. – Ты выглядишь потрепанным, чувак.
- Да, - ответил я. – Точнее, нет. Без разницы. Я, блядь, не знаю. Вы, случаем, не видели Изабеллу?
Они оба удивленно посмотрели на меня.
– Э-э, нет, - ответил Бен. – Сегодня не видели. Все хорошо?
Я вздохнул, пожимая плечами и сильнее взъерошивая волосы.
– Я, на хер, не знаю, если честно, - пробормотал я, понятия не имея, что тут отвечать.
Я решил уточнить, ощущая себя полным идиотом, который несет всякую хрень, но прежде чем я успел, раздался звонок. Я увидел, что это снова Элис, извинившись, я отошел к «Вольво». Резко открыв телефон, я поднес его к уху, сейчас я ощущал уже крайнюю степень отчаяния. Мне просто нужно было, черт возьми, найти ее и удостовериться, что она в порядке.
- Есть результат? – тут же спросил я.
Элис ничего не говорила с минуту, отчего мой страх только усилился – она никогда не молчала. Элис могла говорить в режиме нон-стоп, не ощущая нехватки слов, и вот ее тишина чертовски меня пугает.
– Иисусе, Элис, блядь, скажи хоть что-нибудь.
Она вздохнула.
– Она в безопасности, - просто сказала она, меня пронзила вспышка облегчения.
- Хорошо, - ответил я. – Где ты нашла ее? Она поехала к тебе домой?
- Э-э, - запнулась Элис. – Нет. Она на Первом пляже.
Я застыл, услышав эти слова, мне пришлось вцепиться в капот автомобиля дрожащими руками.
– Что, блядь, ты имеешь в виду, говоря, что она на пляже? Дай ей трубку.
Элис снова вздохнула.
– Я не с ней… - начала она, от ее слов во мне разгорелась паника.
- Ты не с ней? Она, черт тебя подери, не должна быть там одна, Элис! Уже темно, а она не умеет, блядь, плавать! Ты тупая? Это опасно! – кричал я.
- Эдвард, она, э-э… - начала Элис, в ее голосе было беспокойство.
Я знал, что, на хер, не должен был кричать на нее, она мне помогала, но мне было трудно, и я не мог успокоиться.
– Она не одна.
- Что ты имеешь в виду – она не одна? – спросил я.
Она не отвечала, и ее молчание дало мне все ответы. Она была с ним. Она, блядь, поехала к нему.
– Джейкоб. Она с гребаным Джейкобом, да?
- Тебе стоит успокоиться… - начала Элис, от ее слов мой гнев стремительно взлетел.
- Успокоиться? Ты ждешь, что я, на хер, успокоюсь? Она убегает от меня, а потом возвращается к этому уроду? Пошло все в задницу. Я устал от этого дерьма. Я дал ей все, Элис. Все на свете! А она делает это. С меня хватит; я устал. Если она этого хочет, отлично. Она, черт подери, хочет бежать к нему, пусть. Она все, блядь, получит, - сказал я.
- Эдвард, ты знаешь, что она любит тебя, - сказала Элис.
- А она, блядь, ведет себя абсолютно иначе, - сказал я, ощущая, как глаза наполняются слезами, а боль в груди усиливается.
Я был совершенно опустошен и выбит из колеи, но боролся, потому что последняя гребаная вещь, которую я желал – это, на хер, плакать, как маленькая сучка.
– Знаешь, именно поэтому я никогда не хотел, блядь, влюбляться, поэтому отрицал это дерьмо. Оно того не стоит, черт его возьми.
- Ты так не думаешь, - тихо сказала Элис.
- Не смей, блядь, говорить мне, что я думаю, - выплюнул я. – Мне было лучше тогда, чем сейчас. Мне было лучше, когда я мог на все забить.
Я стремительно воспламенялся. Элис попыталась мне сказать, что я неправ, но я захлопнул телефон, потому что не хотел слышать это дерьмо. Она, блядь, не знает, какую хрень говорит. Она не знает, что я чувствую. Она не ощущает этот чертов гнев, который угрожает взять надо мной верх, и она не знает, какая боль мучает все мое тело. Я чувствовал себя использованным и преданным. Изабелла, казалось, на хер, любила меня, а теперь она просто отвернулась от меня, как все остальные в моей жизни. Все, блядь, бросали меня, никто не утруждал себя понять меня. И ее отказ говорить со мной, и чертов побег в Ла Пуш, где ее ждал этот мудак, только все прояснили - она такая же, как остальные. И мне забить на нее, если она может так унизить меня и наплевать на боль, которую мне причиняет.
Я, блядь, любил ее. Я отдал ей себя, я перевернул всю свою жизнь и отдал бы все ради нее, а она так, черт возьми, отплатила мне. Руки тряслись, я ощущал опустошение и гнев. Я сжал телефон, а потом замахнулся и кинул его в свою гребаную машину, бранясь во весь голос, чтобы прогнать ком в горле. Зрение затуманилось, руки сжались в кулаки, и мне нужно было, на хер, облегчить это чертово напряжение прежде, чем боль станет слишком сильной. Я не мог, блядь, позволить себе плакать… Я не мог сломаться.
Я замахнулся и врезал кулаком в лобовое стекло, от силы удара на пассажирское сидение полетели осколки. Меня накрыло отчаяние, и я снова повторил это, стекло потрескалось. Я делал это снова и снова, разбивая костяшки пальцев. Боль пронзила кисть, когда туда вонзились осколки стекла. Я резко отдернул руку и схватился за нее, испугавшись, что снова, блядь, сломал ее, что еще сильнее меня разозлило. Зажав запястье, я закричал и ударил ногой пассажирскую дверь. Металл прогнулся, и я застонал, тут же пожалев о сделанном, когда увидел вмятину.
Рука, тронувшая меня за плечо, застала меня врасплох. Я резко сбросил ее и развернулся, злобно прищурившись. Глаза Деметрия расширились, и он обезоруживающе поднял руки, отступая назад.
- Расслабься, мужик, - сказал он, глядя мимо меня на поврежденную машину с озадаченным выражением на лице. – Ты в порядке?
Я горько засмеялся и отвернулся, скривившись, пока разминал руку. Из порезов сочилась кровь, костяшки пальцев были разбиты и ныли.
– Я выгляжу, как будто все в порядке? – раздраженно спросил я.
- Нет. И твоя машина тоже, - заметил он.
Я издал стон и уставился на ущерб. Он снова взял меня за плечо, но я уже его не оттолкнул.
– Давай, тебе нужно выпить. Или покурить. Или, черт, может, тебе просто нужна хорошая киска.
Я закатил глаза и оглянулся, разыскивая на земле телефон. Я открыл его и застонал, увидев трещину на экране. Я вытянул батарею и снова вставил ее, надеясь, что он перезагрузится, но в глубине души знал, что эта хрень сломалась.
– Какая разница, - раздраженно пробормотал я, направляясь к дому и засовывая трубку в карман.
Бен и Анжела настороженно смотрели на меня, когда я проходил мимо. Я застыл у входной двери и повернулся к Бену, повинуясь секундному капризу.
– У тебя что-нибудь с собой есть?
- Э-э, да. Есть марихуана… есть та белая травка, - тут же ответил он.
Я вздохнул и покачал головой.
- У тебя есть кокаин? – спросил я, нуждаясь в чем-то более, на хер, крепком, чтобы отвлечься от этого дерьма, которое курсировало в голове.
Он застыл и шокировано глянул на меня, нерешительно кивнув.
- Немного, - ответил он.
Я подошел к нему и протянул руку, он залез в карман, доставая крошечный полиэтиленовый пакетик с белым порошком. Он протянул его мне, и я достал из кармана бумажник, вытягивая купюру в сотню долларов. Он попытался оттолкнуть мою руку, но я настоял, чтобы он взял эту хрень, и ушел прежде, чем он начал спорить. Войдя внутрь, я прошел по дому, игнорируя всех, кто здоровался со мной – у меня не было ни капли сраного терпения на этих мудаков. Зайдя в ванную, я смыл кровь с руки, сжав зубы, когда от воды порезы начало щипать, прежде чем направиться в комнату, где все тусили. Я плюхнулся на диван возле Феликса и кивнул ему в знак приветствия.
- Что случилось, Каллен? – бодро спросил он, ухмыляясь мне. – Что, блядь, с твоей рукой?
- Несчастный случай, - ответил я.
Деметрий засмеялся, заходя в комнату.
- Ну да, случайно сделал дыру в своем ветровом стекле. Это дерьмо случается даже с лучшими из нас, постоянно, - игриво сказал он.
Я вздохнул, забив на его сарказм, у меня не было желания с ними объясняться. Грудь все еще разрывала боль, сознание постоянно возвращалось к мыслям об Изабелле, и мне нужно было успокоить боль прежде, чем станет хуже. Похоже, они чувствовали, что я не в настроении, потому что оба вышли, не говоря ни слова. Я достал карточку American Express и высыпал немного порошка на стол, когда вошли Таня, Лорен и Джессика, сзади плелся Тайлер. Он подозрительно посмотрел на меня, Таня гадко ухмыльнулась.
- Посмотрите, кто тут, - сказала она. – Эдвард Кален. Вот уже не думала, что увижу тебя тут.
- Ты думала? – раздражено ответил я. – Я думал, для этого у тебя должны быть мозги.
Она прищурилась, пока остальные рассмеялись. Я сделал дорожку из порошка, когда подошла Джессика и осторожно присела на край дивана рядом со мной.
- Что с тобой не так? – тихо спросила она.
Я поднял на нее глаза и заметил озадаченное выражение ее лица, моя злость стала сильнее. Я устал слышать этот сраный вопрос.
- Что, блядь, ты имеешь в виду, спрашивая, что со мной не так? – спросил я. – Со мной, черт подери, все так.
- Ты не похож на себя, - ответила она, кивая в сторону кокаина на столе.
Я раздраженно посмотрел на нее, желая, чтобы она, на хер, убралась подальше и не играла с моим настроением.
- Я не в первый раз делаю это, Джессика, - сказал я. - Так странно, что я сижу тут и нюхаю порошок?
- Да, - с убеждением ответила она. – Старый Эдвард это бы делал, но это не ты.
- Я все тот же гребаный человек, - сказал я.
- Нет, не тот, - сказала она.
Я со злостью застонал и отбросил карточку в сторону, доставая из кармана банкноту. Она драматично вздохнула и покачала головой.
– Я давно знаю тебя, Эдвард, и, возможно, мое мнение не считается…
- Ты права, - с нажимом сказал я, обрывая ее. – Ты, блядь, не имеешь отношения к моей жизни, Джессика.
Она замолчала и посмотрела на меня с болью на лице, очевидно, размышляя, продолжать или нет. Я знал, что веду себя как урод, и мне даже стало плохо, но правда в том, что она понятия не имеет о моей жизни.
- Я знаю, что ты был счастлив с той… девушкой, - осторожно сказала она.
Я прекратил свое занятие и поднял на нее глаза, удивившись, что у нее хватило долбаной храбрости заговорить со мной об этом.
– Как я уже сказала, я знаю тебя давно, Эдвард. И я знаю, что ты никогда по-настоящему не заботился обо мне, но я всегда заботилась о тебе. Ты мне нравился с тех пор, как мы были детьми, а ты относился ко мне, как к собачьему дерьму. Я не буду сидеть тут и делать вид, что это не так. Я даже не хочу знать перевод всей той итальянской ерунды, которую ты говорил мне, я уверена, она только причинит боль. Но я всегда отбрасывала это в сторону, потому что мне казалось, что это делает тебя счастливым. Я любой ценой хотела быть с тобой, даже если приходилось терпеть твое отношение. И я знаю, что была неправа, ты не был счастлив. Но ты был счастлив с… той девушкой.
- Изабелла, - сказал я.
От этих слов меня пронзила боль, в горле застрял ком, но я не мог слышать, как кто-то говорит о ней, как о простой гребаной девушке. Она больше этого.
– Ее зовут Изабелла.
- Изабелла, - эхом повторила Джессика. – Ты другой с ней, не буду лгать. И это больно, потому что я всегда надеялась, что однажды ты будешь со мной, но теперь я знаю, что ты никогда не захочешь. Мы начали путаться много лет назад, а ты ни разу не улыбнулся мне, как ты улыбаешься этой… э-э, Изабелле. Она делает тебя по-настоящему счастливым.
Я вздохнул и пробежался рукой по волосам, ощущая опустошение и боль.
– Так и было, - сказал я, и тут же исправился. – Так и есть. Всегда.
Джессика грустно улыбнулась.
– Знаешь, часть меня все еще заботится о тебе, и мне не нравится видеть тебя таким, - сказала она, снова глядя на кокаин. – Не пойми меня неправильно… Я с радостью перепихнусь с тобой, как в былые времена, но я знаю, что это не сделает тебя счастливым, и ты не должен вновь превращаться в того мудака, который делает все эти вещи, это не ты. Не ты настоящий, понимаешь? Но как ты сказал, мое мнение вряд ли считается.
Она пожала плечами и встала, уходя прочь. Я вцепился в волосы, неожиданно пораженный чувством вины. Она была, на хер, мила со мной, а я не заслуживал эту хрень, я относился к ней, как к дерьму с первого дня нашего знакомства. Она у меня была только для секса, чтобы развлечься, и я всегда подозревал, что ее чувства настоящие, но лишь использовал это для своей выгоды.
– Джессика? – позвал я.
Она развернулась, вопросительно приподнимая бровь.
– Я… э-э… блядь… Спасибо тебе.
Она улыбнулась, несмотря на то, что я не мог выдавить сраное извинение.
– Пожалуйста, - сказала она, пожав плечами, как будто это ерунда, но я увидел блеск в ее глазах.
В дверном проеме показался Майкл Ньютон и позвал ее по имени, оживленно приглашая поиграть с ним в настольный теннис. Он уже был пьян. Я с отвращением смотрел на него, она вздохнула.
– Хоть кто-то из нас должен быть счастлив, - пробормотала она.
Она закатила глаза, и я хихикнул, откидываясь на спинку дивана. Прикрыв глаза, я попытался блокировать весь окружающий мир и очистить мысли, желая, чтобы эта конченая боль просто исчезла. Я все еще был сбит с толку, я понятия не имел, какого хера она поехала к этому мудаку, Джейкобу Блэку, за утешением; мое сознание тут же устремилось к дорожкам кокаина рядом со мной. Я думал, какого черта она говорила с Джейкобом, мысль о том, что она доверяет ему, заставила грудь сжаться от ощущения предательства. Но часть меня все еще страдала из-за ее боли. Я по-прежнему, блядь, беспокоился о ней, и, невзирая на мои чувства сейчас, я не хотел, чтобы она мучилась. Она всегда была поразительно наивной и ранимой, и хоть моя гордость кричала забить на это, я знал, что по-прежнему люблю ее, не меньше, чем любил до этого случая. Она была, на хер, сломлена, и я не знал, почему, но после долгого времени, проведенного с ней, после того, как я узнал ее, я не мог, блядь, отрицать, что она меня любит. Несмотря на все случившееся с ней в жизни, она открылась мне, эмоционально и физически. Она, черт подери, отдалась мне, поддалась чувствам, и это уже ничто не изменит. Я просто не могу, блядь, понять, какого черта происходит…
Что, блядь, происходит с нами?
Меня внезапно вырвали из раздумий, когда на мои колени приземлилось нечто, я удивленно распахнул глаза. Я смотрел на Таню, сидящую у меня на коленях, ее злобная ухмылочка и огоньки в глазах взбесили меня – было очевидно, что у этой суки на уме.
– Какого хера ты делаешь, Таня? – спросил я, хватая ее за бедра и скидывая с себя.
Она гневно посмотрела на меня, пока усаживалась на диван рядом.
- Ты просто маленькая сучка, - раздраженно сказала она. – Что, нынче боишься кисок?
Я горько засмеялся и покачал головой.
– Просто не интересуюсь твоей, - сказал я, вставая и потягиваясь.
- О, и почему нет? – спросила она, в ее голосе звучали игривые нотки. – Я думала, твоя свалила, сегодня я видела ее с Джейкобом Блэком.
От упоминания этого меня пронзил гнев, все попытки очистить голову и поразмыслить были прерваны это сукой. Она, блядь, знала, как я отношусь к нему, и просто пыталась достать меня.
– Заткни свою пасть, Таня.
- Задела болезненное место? – спросила она, все еще ухмыляясь. – Не могу сказать, что тебя можно винить за кокаин, я бы тоже хотела.
Я покачал головой, разворачиваясь и кидая пакетик с порошком ей на колени вместе с банкнотой.
- Знаешь, давай, Таня, нюхай, - сказал я. – У меня есть кое-что получше, чем это дерьмо.
Я направился к выходу прежде, чем она успела ответить, едва не врезавшись в Элис у входной двери в дом Деметрия, когда я пытался уйти. Она прищурилась и поставила руки на бедра, преграждая мне путь. В ее глазах бушевал гнев.
– Я хотела спросить, что случилось с твоей машиной, но твоя рука – уже ответ. Ты пытаешься уничтожить свою жизнь, Эдвард?
Я закатил глаза от ее драматизма и размял правую руку, борясь с желанием поежиться от пронзившей ее боли и пульсации.
– Моя рука в порядке, - пробормотал я.
- Ну да, конечно. Что ты тут делаешь? – раздраженно спросила она. – Не могу поверить, что ты пошел развлекаться, когда твоя девушка где-то там, и ей больно.
- Она не просто где-то там, Элис, - злобно сказал я. – Она в Ла Пуш. Что ты ждешь от меня? Я не могу, блядь, поехать к ней.
- А, и вместо того, чтобы ждать ее возвращения, ты просто занимаешься всякой ерундой? – закричала она, ярость в ее голосе потрясла меня.
Элис была самой терпеливой и понимающей среди моих друзей, она никогда, на хер, не кричала на меня, но это был, видимо, ее предел.
- Иисусе, Элис, я, блядь, ничего не делаю, - сорвался я в ответ. – И я совершенно трезвый. Да, я, блядь, побил свою машину, без разницы. Но это она, черт подери, уехала от меня, не я.
Она закатила глаза.
– Ты никогда не был терпеливым, Эдвард, но, блин, ты же и не пасовал перед трудностями, - раздраженно сказала она.
Я вздохнула и отвернулся, напрягаясь, когда увидел, что люди уставились на меня и, очевидно, блядь, подслушивают. Я не хотел, чтобы они лезли в мои дела, это не их проблемы.
- Я ухожу, - буркнул я, быстро протискиваясь мимо нее и выходя из дома.
Я врезался в какого-то урода-первокурсника и оттолкнул его с пути, но он не сказал ни единого гребаного слова. Я направился к своей машине и застонал, когда увидел масштаб повреждений лобового стекла, и уже хотел садиться, когда меня догнала Элис.
- Ты был прав тогда, по телефону, - сказала она.
Я повернулся к ней и с любопытством глянул на нее, размышляя, о чем, блядь, она.
– Ты сказал, что из всех людей ты лучше всего понимаешь, через что она проходит. И это правда, так почему ты не хочешь понять? Сколько ошибок ты сделал, скольких любимых людей ты заставил страдать только потому, что тебе было больно… разве ты не видишь? Я никогда не теряла в тебя веру, Эдвард Кален, я всегда знала, что ты хороший человек. Так что случилось с твоей верой в нее?
Я на секунду уставился на нее, думая, что, блядь, ответить, но потом я просто развернулся и забрался в автомобиль, заводя его и отъезжая. Я ехал по Форксу, в горле застрял ком, я снова пытался бороться с эмоциями. Я направился прямо к дому, сердце подскочило, когда я снова не увидел ее машины. Я припарковался рядом с отцовским «Мерседесом» и вылез, делая глубокий вдох, прежде чем войти. Как только я ступил в холл, то столкнулся лицом к лицу с отцом, улыбка на его лице тут же превратилась в серьезное выражение.
- Что произошло? – с тревогой спросил он.
Я вздохнул и пробежался рукой по волосам, его глаза расширились, стоило ему увидеть раны на костяшках моих пальцев.
- Джейкоб случился, - пробормотал я, захлопывая за собой парадную дверь.
- Проклятье, Эдвард! – со злостью сказал он, подходя ко мне. – Дай сюда руку.
Я протянул ему кисть, скривившись и выругавшись, когда он грубо взял ее.
– Иисусе, полегче.
- Stai zitto (Заткнись)! – выплюнул он. – Сколько раз мы должны проходить через это, Эдвард? Серьезно, тебе никогда не будет достаточно? Ты должен оставить мальчика в покое!
Я вырвал у него руку и покачал головой.
– Без разницы. Джейкоб уехал. Повреждения у «Вольво» похуже, чем у него.
Он нахмурился.
– Ты получил это от того, что бил машину? – спросил он, пораженный этим фактом, ведь он знал, как, блядь, я любил свою тачку и боялся оставить на ней хоть царапину. – Черт возьми, мальчишка, какого хера сегодня случилось? И где Изабелла?
Я издал стон.
– Господи, я же сказал. Случился гребаный Джейкоб. А насчет Изабеллы – она там же, где, блядь, и он. Убежала с ним на Первый пляж, - сказал я.
Как только слова слетели с губ, меня озарило и я прищурился, глядя на отца.
– Ты же собираешься, черт тебя возьми, забрать ее, да? Ты же не оставишь ее там. Она не может там находиться.
Он смотрел на меня долгие пару минут, очевидно, раздумывая над вопросом. Я ждал его ответа, и вот он поднял руку, зажимая переносицу.
– Она свободна, - наконец, сказал он.
Мои глаза от шока распахнулись, он вздохнул.
– Я не могу просто поехать туда и приволочь ее домой. У меня нет права. И вообще, это было бы совершенно неправильно. Это ее жизнь теперь, и она может заводить друзей, тебе следует уважать это…
- Ты ждешь, что я, на хер, буду это уважать? – взбеленился я. – Уважать? Он, блядь, не уважает меня, и после всего, что он мне сделал, я должен уважать их дружбу? Ты этого от меня ждешь?
- Я не сказал, что тебе это должно нравиться, - сказал отец. – И не сказал, что ты должен уважать его, я просто сказал, что тебе следует уважать ее право делать выбор, нравится он тебе, или нет.
- Я так и делаю, - обороняясь, сказал я. – Я не такой мудак. Я постоянно ей повторяю, черт возьми, что она должна принимать решения и иметь свое мнение.
- Хорошо, тогда ты должен видеть в таком свете и эту ситуацию, - мимоходом посоветовал он.
Я застонал и прошел мимо него, направляясь к лестнице.
- Почему ни один человек, блядь, не может принять мою сторону? – раздраженно пробормотал я, злясь, что никто не видит большой проблемы в ее общении с ним.
Отец рассмеялся в ответ, звук подействовал мне на нервы, потому что в ситуации, блядь, не было ничего смешного.
- Это не вопрос о выборе сторон, Эдвард. Помнишь, как мы ходили на стрельбище, и ты признался мне, что любишь ее? Я сказал, что однажды реальный мир свалится на тебя, и ты должен быть готов. Ну вот, момент настал. Маленький пузырь, в котором вы двое жили у себя на этаже, лопнул, знаешь ты об этом или нет, - сказал он.
Я сухо засмеялся.
- Да, я, блядь, в курсе. Я это понял, когда она меня ударила, - пробормотал я.
Его глаза от шока расширились.
- Она ударила тебя? – пораженно спросил он.
Я кивнул, и он мгновение не сводил с меня глаз, прежде чем ухмыльнуться, с его губ сорвался смешок.
- Что, блядь, такого удивительного? – выплюнул я.
Он покачал головой.
– Я приятно удивлен, - сказал он, от его ответа я нахмурился. – И я не говорю, что она должна была бить тебя. И, конечно, я так не думаю, без разницы, что ты натворил. Но я приятно удивлен, что она позволяет себе такие мощные реакции. Она сможет так же поступать и в реальном мире.
Он развернулся и ушел, качая головой и бормоча себе под нос, пока шел на кухню. Я стоял на месте, его слова вертелись у меня в голове. Я направился на третий этаж и застыл на пороге в спальню, нервничая от темноты и тишины. Я редко тут бывал без нее, и мне тяжело было принять пустоту комнаты. Никогда раньше я не сталкивался с тем, что не буду иметь понятия, где она и что делает, что она впервые уедет сама, по собственному желанию, и это меня беспокоило. Я не мог быть там и спасти ее, не мог придти ей на помощь, и это ранило. Это ранило сильнее, что я мог представить. Я чувствовал себя беспомощным идиотом. Мне оставалось только верить, что все будет в порядке. Хоть это и было чертовски тяжело.
Я включил свет и осмотрелся, вздыхая. Она убралась, прежде чем пойти на игру, все лежало на своих местах. Я прошел по комнате, доставая марихуану, решив покурить, чтобы успокоить свои разболтанные нервы. Каждая проходящая секунда усиливала мое нетерпение, особенно теперь, когда гребаный телефон сломан. Ей может быть больно, и она может попытаться позвонить мне, а я даже, блядь, не буду знать, от тревоги задрожали руки. Я попытался, на хер, отвлечься и начал бродить по дому, борясь с желанием вскочить в машину и уехать.
Я дошел до библиотеки и подошел к огромному окну, глядя на двор. Именно здесь Изабелла проводила большинство времени, просто глядя в пустоту. Я стоял там и размышлял, о чем она думала, был ли ее разум столь пустым, когда она смотрела в черноту. Меня это безумно волновало, я отчаянно хотел узнать, что ее беспокоило.
Вздохнув, я отвернулся от окна, и сделал несколько шагов к ее излюбленному креслу. Сев, я осмотрелся, замечая книгу на столе, которую не раз видел у нее в руках. Схватив ее, я глянул на обложку, замечая, что она сделана из кожи и довольно старая, но без надписей. Ни названия, ни автора… ничего. Вздохнув, я открыл ее, быстро пролистывая страницы. Я нахмурился, когда увидел исписанные страницы, я быстро перевернул несколько листков, пораженно застывая, когда увидел даты наверху, сообщающие, что это был 1990 год. Книга