Ситуативно-денотативная модель перевода исходит из того, что содержание всех языковых знаков отражает какие-то предметы, явления, отношения реальной действительности. Предметы реальной действительности, отражаемые в языковых знаках, называются денотатами. Ситуация в реальной действительности есть совокупность денотатов и отношений между ними. Следовательно, отрезки речи содержат информацию о какой-то ситуации в реальной действительности.
Следующая посылка, лежащая в основе ситуативно-денотативной модели: любая ситуация может быть в принципе описана средствами любого языка, чему способствует общность окружающей нас действительности независимо от языковой принадлежности людей. Одни и те же явления могут по-разному описываться разными языками, но в любом случае такое описание возможно, даже если в данном языке отсутствует соответствующее наименование.
Исходя из этого данная модель описывает процесс перевода следующим образом. На этапе восприятия текста оригинала (или его сегмента) переводчик, анализируя значения языковых знаков и их связи, уясняет, какие именно денотаты обозначаются этими знаками и какую ситуацию в действительности составляет совокупность данных денотатов.
После того, как в сознании переводчика сложилось представление об описываемой в оригинале ситуации (своего рода картинка, изображающая определенный фрагмент действительности), он описывает эту ситуацию средствами другого языка.
В изложении И.И.Ревзина и В.Ю.Розенцвейга, разработавших данную модель, этот процесс, названный ими интерпретацией, выглядит так. Имеется отправитель А, адресат В и переводчик П. А, пользуясь языком ИЯ, передает сообщение С1 о некоторой ситуации в действительности Д. Переводчик, пользуясь системой ИЯ, устанавливает соответствие между C1 и Д1 а затем, пользуясь системой ПЯ, строит новое сообщение С2 о той же самой ситуации; сообщение С2 принимается адресатом В, который, пользуясь системой ПЯ, устанавливает соответствие между С2 и действительностью.
Иначе говоря: переводчик воспринял некоторую речевую последовательность, от этой последовательности он переходит к ситуации, рассматривает эту ситуацию, затем, полностью абстрагируясь от сообщения, которое ему было передано, а только имея в виду данную ситуацию, переводчик сообщает об этой ситуации другому лицу.
Вариантом этого процесса является другой, более краткий процесс, названный И.И.Ревзиным и В.Ю.Розенцвейгом собственно переводом. А передает некоторое сообщение С, о ситуации в действительности Д, но П, получив сообщение С1 переходит от него не к ситуации в действительности, а к языку-посреднику, т.е. к системе соответствий меж-. ду ИЯ и ПЯ, а затем переходит от языка-посредника к системе ПЯ. С помощью ПЯ он формирует сообщение С2, которое и информирует адресата о ситуации в действительности. Как мы.видим, этот процесс осуществляется без непосредственного обращениями ситуации, имеющей место в действительности. Переход от одной системы языка к друтой осуществляется непосредственно по заранее установленной схеме соответствий. Однако важно то, что когда эта схема соответствий устанавливалась, то учитывалась та действительность, те ситуации, которые отражают существующие категории в том и другом языке317. Просто все это было в прошлом. Ситуативно-денотативная модель в некоторых случаях хорошо объясняет наблюдаемые факты. Одним из таких случаев является отсутствие в ПЯ языковой единицы, обозначающий данный денотат. В подобной ситуации переводчик сначала уясняет, какое именно явление описывается при помощи знака ИЯ, а затем решает, какой прием перевода избрать, чтобы наиболее адекватно описать данную ситуацию в переводе. Он может создать новый знак (beatnik — битник), использовать уже имеющийся в ПЯ знак с расширением его смысловой функции (American-firster — ура-патриот) или использовать описательный перевод (Asia-firster — сторонник активной политики в Азии).
Данная модель адекватно описывает процесс перевода и тогда, когда описываемая ситуация играет определяющую роль при выборе варианта перевода, независимо от того, какими средствами эта ситуация передана в оригинале. Уяснив ситуацию, описанную в оригинале, переводчик может обнаружить, что в ПЯ существует лишь один способ описания данной ситуации (Fragile — «Осторожно, стекло», instant coffee — «растворимый кофе»), либо среди нескольких способов есть общепринятый, наиболее распространенный (Keep off the grass — «По газонам не ходить»). Возможно, единственной целью перевода является точное описание ситуации, которая в оригинале описана неточно или неполно. Тогда переводчик, хорошо разбирающийся в сути вопроса, вносит какие-то дополнения и исправления, добиваясь точного описания ситуации средствами ПЯ.
Обращение к реальной действительности бывает необходимо для определения уместности или неуместности использования в тексте перевода обычного соответствия. Интересный в этом отношении пример приводит В.Н.Комиссаров319. При переводе английского предложения «X was baited by the right» переводчик будет склоняться к использованию статистически преобладающего соответствия глагола to bait — «травить» и, соответственно, возможен перевод «X Подвергался травле со стороны правых» или «Правые травили X». Однако если на месте X стоит имя «Рузвельт», то данное соответствие окажется неуместным (вряд ли, пишет В.Н.Комиссаров, можно «травить» человека, пользовавшегося огромной популярностью в стране и четыре раза подряд избиравшегося ее президентом). Благодаря обращению к реальности мы придем к более «мягкому» переводу — «подвергался резким нападкам».
Достоинством ситуативно-денотативной модели перевода является то, что она дает возможность объяснить те особенности переводческого процесса, которые связаны с обращением переводчика к реальной действительности. Однако ее объяснительная сила ограничена. По мнению В.Н.Комиссарова, она «не работает» в тех случаях, когда имеет место отказ от описания в переводе той же самой ситуации, что и в оригинале, поскольку это не обеспечит возможности межъязыковой коммуникации: получатель перевода, в силу принадлежности к иной культуре, не сможет сделать из этого описания необходимые выводы. Не объясняет ситуативно-денотативная модель и тех случаев, когда в переводе сохраняется не только ситуация, описанная в оригинале, но и способ ее описания, а также основная часть значений языковых средств.
Вряд ли можно согласиться с последним замечанием. Представляется, что на практике переводчик во всех случаях обращается к реальной действительности, ибо непонимание того, что именно описывается в оригинале, какой именно фрагмент действительности, лишь в исключительных случаях не является препятствием к успешному переводу. Сохранение в переводе способа описания ситуации и даже части значений языковых средств не означает, что перевод осуществлялся по другой модели. Просто переводчик осознал (или почувствовал), что данный фрагмент действительности описывается в ИЯ и ПЯ одинаковым способом (My brother lives in Moscow — «Мой брат живет в Москве») и нет нужды искать какие-то иные способы описания. Интересно — и сомнительно — мнение И.И.Ревзина и В.Ю.Розенцвейга. которые считали, что собственно перевод, то есть замещение сообщения на одном языке сообщением на другом языке без непосредственного обращения к реальной действительности, характерен для всех видов переводческой деятельности, но наиболее четко прослеживается в деятельности синхронных переводчиков, в то время как интерпретация (обращение к действительности) чаще всего встречается при переводе художественной литературы, В этой связи еще раз следует повторить, что на самом деле любой процесс перевода включает этап восприятия, анализа, интерпретации оригинала, а целью интерпретации является как раз уяснение той действительности, что стоит за языковыми знаками. Недопонятый оригинал не может быть объектом перевода.