РОЖДЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ГЕРМАНСКОГО НАЦИОНАЛИЗМА

Эпоха французской революции и Наполеоновских войн стала и временем рождения германского наци­онализма, тогда как «Германии» еще не было ни в политическом, ни в географическом смысле. Наци­онализм вырос на почве общего глубокого кризиса и заимствовал важные социально-политические функции. Что же делало национализм необычайно притягательным?

Он предложил новые, современные основы леги­тимации власти, наиболее радикальной из которых стал принцип народного суверенитета, на базе последнего были созданы США.

В начале XIX в. многие немцы ощутили то, что се­годня называют кризисом интеграции, т.е. адаптации к новым условиям. В этом смысле национализм как бы занял прежнее место церкви, придавая жизни смысл и заменяя прежние церковные или территори­альные исторические традиции. Он создавал новую идентичность, которую почти полностью уничтожила четвертьвековая эпоха революций и войн. В резуль­тате возник своего рода социально-психологический вакуум или, говоря словами Зигмунда Фрейда, глу­бокий «психоневроз».

Первыми носителями национализма стали ин­теллектуалы, остро ощущающие потребность в но­вой ориентации и новой идентичности, особенно после краха «Священной империи». При этом в не­мецком, как и в любом другом, национализме во­едино слились два идейных направления. С одной стороны, миф о грандиозном прошлом, истолко­ванном с национальных позиций, с другой - миф о национальном возрождении и об уготованном немецкой нации блестящем будущем. «Немецкая нация» и «немецкий народ» стали потенциально могучими историческими силами, хотя еще на ру­беже XVIII-XIX вв. они существовали только в поли­тических фантазиях узкого круга интеллигенции. Совсем неслучайно, что этот круг образовывали прежде всего протестантские теологи, историки, пи­сатели, чиновники, учителя. Они были свободны от церковных догм и помещали в центр своей псевдо­религии нацию, а это, в конце концов, привело к то­му, что национализм приобрел черты «политичес­кой религии».

Ранний немецкий национализм являлся либераль­ной и оппозиционной по отношению к «старому по­рядку» идеологией. Он стремился подчинить власть монархов в отдельных германских государствах инте­ресам нации, ликвидировать дворянские привилегии, устранить сословное неравенство вообще. Централь­ной фигурой становился отныне не покорный «под­данный», понятие, которое националисты вслед за видным романистом Христофом Виландом (1733-1813) презрительно называли «дурно звучащим и не­приличным», а активный гражданин государства. У него должна была быть либо собственность, либо образование, на основе которых он мог содействовать делу нации. Поэтому национализм имел ясно выра­женные модернизаторские черты.

На первом этапе своего развития, с 80-х гг. XVIII в. до 1820 г., он носил интеллектуально-эли­тарный характер и был представлен малочисленной группой. Массовым движением национализм ста­новится только во время революции 1848 г., прежде всего благодаря распространению и воздействию прессы, а также резко выросшей социальной мо­бильности. Велика была в этом роль транспорта, ко­торый изменил прежние представления о времени и пространстве.

Поскольку носителем национализма была обра­зованная элита, которая не вписывалась в позднесословное общество, то ее представителей в каком-то смысле можно считать маргиналами, увидевшими окружающий мир другими глазами. Отсюда понят­но, что для властей либеральный национализм яв­лялся угрозой и даже подрывным элементом.

С 1819 г. национализм подвергался постоянным ре­прессиям и преследованиям. Тем не менее с конца 1820-х гг. он совершил мощный рывок вперед. Поче­му это произошло?

В общественно-политическом плане либераль­ный национализм вызывал все больше симпатий. Германский союз в глазах либералов и демократов являлся прежде всего органом и орудием репрес­сий. Они связывали свои надежды на лучшее буду­щее со свободным конституционным национальным государством. Большую роль в укреплении нацио­нальной идеи сыграл Рейнский кризис 1840 г., когда Франция, потерпев неудачу в Египте, обратила свои взоры на Рейн. Именно тогда Август Хофман фон Фаллерслебен пишет текст знаменитой «Песни нем­цев» с ее известнейшей, но совершенно неверно толкуемой строкой: «Германия, Германия, превыше всего...»

У раннего немецкого национализма к требова­нию единства с самого начала примешивалось хотя еще смутно выраженное, но тем не менее весьма сильное сознание особого предназначения немцев. С этой точки зрения объединенная Германия, развив свои неисчислимые и еще никогда не использован­ные силы, сможет стать ангелом-хранителем всего человечества. Тогдашняя немецкая реальность пред­ставляла собой жалкое зрелище. Отсюда немецкие националисты вдохновлялись не ею, а силами души, эмоциями и фантазией. Чарующая утопия охватыва­ющего весь мир национального призвания являлась своеобразной компенсацией за удручающую совре­менность. Так, один из ранних немецких романтиков

и националистов, мыслитель и литератор Фридрих Шлегель уверенно высказывал такой прогноз спустя 11 лет после Французской революции:

Угас Европы дух бесследно, Но бьет в Германии родник. И наши армии победно Сразят французов в этот миг. (Пер. мой. - АП.)

Поборники национализма усматривали основу преодоления всех трудностей в создании немецкого национального государства, в единении всей гер­манской народности. В этот же ряд входили импер­ская мифология и призыв к возрождению империи. Присущее национализму мессианское сознание и ве­ра в избранность, превращение национализма в ре­лигию, ядовитая ксенофобия и упования на «немец­кого Наполеона», который железной рукой сотворит единое национальное государство, соединились во взрывоопасную идеологическую смесь. Прозорливо писал в 1848 г. консервативный австрийский писа­тель Франц Грильпарцер, что «путь современного че­ловечества начинается с гуманизма, проходит через национализм и заканчивается зверством».

Но не надо забывать и о том, что ранний немец­кий национализм не только требовал единого силь­ного государства, но и боролся против монархичес­кой автократии и сепаратистского дворянства, высту­пал за участие граждан в исполнении политической власти и за устроенное в интересах народа общество. Гуманный, просвещенный, космополитический ас­пект этого национализма полностью отвечал тради­-

циям и образу мышления образованных слоев не­мецкого общества, из которых и происходили его главные представители.

Немецкий национализм так и не сумел разрешить коренное противоречие, которое кажется вообще не­разрешимым. С одной стороны, объединенным в единую нацию и государство немцам уготовано бо­лее высокое призвание, чем остальным народам. С другой, они должны не замыкаться в рамках своего национального эгоизма, а отдать все свои дарования на благо человечества. Страстный поборник нацио­нализма и вообще «первый политический проповед­ник большого масштаба», берлинский теолог и фи­лософ Фридрих Шлейермахер подкреплял требова­ние единства национализма и космополитизма сло­вами пророков Ветхого Завета: «Так хочет Бог».

РЕСТАВРАЦИЯ

В то время как участники освободительной войны возвращались домой, ожидая исполнения своих надежд на создание единой и свободной Германии, в Вене собрался конгресс европейских монархов, для которых не было ничего страшнее, чем справед­ливое национально-государственное устройство Европы, казавшееся им революционным и опасным.

Венский конгресс проходил под лозунгом рестав­рации, возвращения к дореволюционной системе государств и прежнему социально-политическому порядку. Для победителей Наполеона в основном было 'восстановлено положение, существовавшее

в 1792 г. Только Пруссия получила значительную часть Саксонии и расширила свои рейнские владе­ния. Напротив, Австрия потеряла Бельгию и область Верхнего Рейна. Этим закончилась многовековая прямая конфронтация Австрии и Франции, которая началась еще в XVI в. войнами императора Карла V с королем Франциском I за Италию и бургундское наследство. Теперь вместо Габсбургов немецким со­седом и потенциально главным противником Фран­ции на Рейне стала Пруссия, простиравшаяся отныне от Ахена до Тильзита.

Германия, как и прежде, осталась раздроблен­ной. Венский конгресс даже не стал рассматривать предложенный Штейном план объединения стра­ны. Ее скреплял только рыхлый Германский союз, этот секуляризированный преемник «Священной Римской империи», о восстановлении которой не было и речи. Союз состоял из 35 суверенных госу­дарств и 4 вольных городов. Во главе его находился постоянный конгресс посланников. Союзный совет или бундестаг, являвшийся единственным общегер­манским учреждением. Работой бундестага руково­дил австрийский император. Австрия и Пруссия вхо­дили в Германский союз только теми территориями, которые прежде относились к империи. С другой сто­роны, в союзе оказались и иностранные монархи: ко­роль Дании как правитель Шлезвига, английский ко­роль, владевший Ганновером, и король Нидерландов, которому принадлежал Люксембург. Такое уст­ройство Германии, вновь связанное с европейским порядком, было решительным отрицанием нацио­нального принципа и последней попыткой сохранить

раздробленность страны для поддержания баланса интересов великих держав.

Внутриполитическое устройство германских госу­дарств по решениям Венского конгресса до поры до времени оставалось неопределенным: были возмож­ны как либеральные конституции, так и старые со­словные представительства. Но общественность Гер­манского союза, взбудораженная войной против Франции, громко требовала введения обещанных свобод и конституций, на что в годы бедствий легко соглашались перепуганные князья.

В авангарде оппозиционного движения шло сту­денчество. В октябре 1817 г, по случаю трехсотлетнего юбилея Реформации около 500 студентов из 11 про­тестантских университетов собрались в Вартбурге, где Лютер некогда переводил Библию, под черно-красно-золотыми флагами. Это были цвета формы солдат добровольческого корпуса барона Адольфа фон Лютцова времен освободительной войны, со­стоявшего в основном из студентов и ремесленников, носивших черные мундиры с красными обшлагами и золотыми пуговицами. Теперь эти цвета стали сим­волом национального движения и единства родины. Ораторы, выступавшие в Вартбурге, решительно тре­бовали создания единой и свободной Германии. Часть наиболее радикальных студентов в знак проте­ста сожгла те книги, которые являлись для них «реак­ционными и антигерманскими», а также солдатскую косичку и капральскую палку. Но вместе с книгами идеологов Реставрации в огонь полетел и Кодекс На­полеона, что говорило об элементах тевтонского шо­винизма и национализма в студенческом движении.

Спустя два года студент Карл Занд совершил бессмысленное убийство российского агента, плодови­того драматурга Августа Коцебу, который едко вы­смеивал идеалы национального движения. Это со­бытие произвело эффект разорвавшейся бомбы, так как стало первым политическим убийством в Герма­нии с того времени, как в 1308 г. король Альбрехт I Габсбург был убит своим племянником.

Убийство Коцебу дало австрийскому канцлеру и фактическому руководителю Германского союза князю Клеменсу фон Меттерниху (1773-1859) же­ланный повод разгромить оппозиционное движе­ние. В августе 1819 г. первые министры германских государств приняли Карлсбадские постановления, чтобы жестоко подавить революционные настрое­ния. Повсюду начались полицейские преследования «демагогов». Австрия и Пруссия фактически верну­лись к абсолютистским порядкам, оппозиционные силы ушли в подполье. Казалось, что удалось воз­двигнуть прочную плотину против революционных перемен. Но циник Меттерних понимал, что в про­шлое вернуться невозможно. В своем дневнике он тогда записал: «Старая Европа находится в начале своего конца».

Германия вступила теперь в период, который по­зднее назовут «бидермейером», по фамилии литера­турного героя, олицетворявшего собой простодушие и мещанский уют. В Европе уже два десятилетия ца­рил покой, острые политические дебаты временно затихли. Но эта идиллия оказалась обманчивой. Ког­да в июле 1830 г. во Франции вспыхнула очередная революция, то волнения начались и в большинстве

германских государств, правители которых были вы­нуждены ввести умеренно-либеральные конститу­ции и согласиться на созыв ландтагов.

Через два года немецкая оппозиция вновь пока­зала свою живучесть. В мае 1832 г. около замка Гамбах в Пфальце собралось свыше 30 тыс. студентов, либеральных бюргеров, демократически настроен­ных ремесленников и рабочих. Снова во весь голос зазвучали требования о создании единой и свободной Германии и даже низвержении княжеских тро­нов. Один из главных ораторов, депутат баварского ландтага Филипп Якоб Зибенпфайфер заявил, что «настанет день, когда величественная Германия встанет на бронзовый пьедестал свободы и справед­ливости, держа в одной руке факел просвещения, который пошлет луч цивилизации в отдаленные уголки земли, а в другой - третейские весы». Мет­терних ответил на гамбахскую демонстрацию новы­ми репрессиями. Была полностью ликвидирована свобода прессы, союзов и собраний, некоторые из инициаторов праздника подверглись аресту, другие бежали за границу.

Одной из главных причин обострения ситуации явился бурный прирост населения, приведший к не­хватке продуктов питания. На селе, прежде всего в Остэльбии, это привело к настоящему перенаселе­нию, ибо быстрее всего росло число безземельных людей. Не находя дома работы, они уходили в горо­да, пополняя там многочисленные слои нищих. От этой массовой пауперизации страдали и ремес­ленники. Прусские и рейнские реформы ликвидиро­вали регулирующие механизмы цехов, что вело к их

чрезмерной раздутости и к тому, что все большее число подмастерьев и учеников оставались без рабо­ты. Никто не знал, каким образом можно справиться со столь массовым обнищанием.

Возможно, что немецкие государства сумели бы и в 1840-х гг. сохранить лояльность своего населения, а Германия так и оставалась бы только географичес­ким понятием. Но к этому времени реформы были практически приостановлены. А экономическая мо­дернизация, проводимая с помощью реформ, повлек­ла за собой такие социальные издержки, которых ни­кто не предполагал. Постоянно нарастало возмущение как невыполненными обещаниями введения настоя­щей конституции, так и политикой властей, усиливших цензуру и все чаще применявших полицейские меры против оппозиции. Пути государства и общества рас­ходились все больше.

В Германском союзе не только возросло социаль­ное напряжение, но вновь усилились и политические волнения, связанные, как обычно, с внешнеполити­ческим и экономическим кризисами. После событий 1830 г. властям удалось сохранить за собой общест­венно-политический контроль, но поскольку в боль­шинстве немецких государств теперь существовали ландтаги, либеральные члены которых, имея депу­татскую неприкосновенность, могли произносить дерзкие речи и публиковать резко критические ста­тьи, то либеральная оппозиция значительно упрочи­ла свои позиции. Все большую популярность завое­вывала идея национального единства, особенно по­сле Рейнского кризиса 1840 г., когда Франция впер­вые после 1815 г. снова обнаружила стремление уста-­

новить свою границу по Рейну. Это привело к всплес­ку стихийного массового национального движения в Германии, направленного не только против Фран­ции, но и против вялой реакции Германского союза на домогательства Парижа.

В 1840-х гг. произошло новое оживление немец­кого национализма и его организаций. Спортивно-патриотическое движение охватило всю страну. Важным компонентом национального движения стали певческие союзы. Они организовывали обще­германские фестивали, подогревавшие националь­ные эмоции. На первых общегерманских научных конгрессах постоянно подчеркивалось единство на­уки и национальной идеи. Эти годы стали также временем интенсивного создания национальных памятников - кёльнского собора, монумента Арминию в Детмольде, Валгаллы близ Регенсбурга, пави­льона освобождения в Кельхайме. Национальная идея и либеральная оппозиция стали двумя сторо­нами одной и той же медали.

Социально-политическим волнениям не хватало только экономического кризиса, чтобы сложилась непосредственная революционная ситуация. Но это произошло в 1846 г. Кризис 1846-47 гг. был послед­ним европейским кризисом старого типа, который разразился из-за неурожая и вызванного им голода. За ним в 1847-48 гг. последовал первый «современ­ный» кризис экономического роста, причиной кото­рого стал обвал конъюнктуры потребительских това­ров из-за перепроизводства.

В Германии повсеместно вспыхнули стихийные голодные бунты, переросшие в Берлине в «карто-

фельную войну». Эти бунты были подавлены воен­ной силой. Заявил о себе и конституционный либера­лизм. 10 октября 1847 г. в гессенском городе Рёппенгейм собрались ведущие деятели этого направления, чтобы потребовать создания немецкого федератив­ного государства с сильным и ответственным перед парламентом правительством. А месяцем ранее в баденском Оффенбурге устроили съезд радикальные демократы, провозгласившие своей целью создание единой германской республики. Оживились также социально-революционные и социалистические кру­ги, во главе которых стояли Фридрих Геккер, Виль­гельм Вейтлинг, Мозес Гесс, а также радикальные со­юзы немецких подмастерьев, созданные эмигранта­ми в Швейцарии, Париже и Лондоне. Волна протеста и недовольства, которую не могли остановить влас­ти, настраивала общество на близкие революцион­ные потрясения.