Ведущие стихии, управляющие жизнью человека

Воздух

Одна из четырех стихий мироздания.

В древних славянских представлениях воздух прежде всего рассматривался как среда, через которую насылается порча или распространяется болезнь. Считалось, что такой воздух возникает в моменты полного затишья, безлунные ночи или во время затмения луны. Оказавшемуся в это время на улице следовало упасть на землю лицом вниз, чтобы не вдыхать нечи­стый воздух.

С принятием христианства воздух стали рассмат­ривать как место пребывания человеческой души. Полагали, что после смерти человека душа покидает тело и становится невидимой. В течение сорока дней она находится в воздухе, после чего поднимается на небо, где сам Господь Бог определяет ее дальнейшую судьбу. Поэтому по истечении сорока дней принято устраивать поминки по усопшему и обязательно ста­вить угощение на могилу. При этом душу приветству­ют особым заговором: «Тело в яме, душа с нами, мы до дому, душа — в гору».

По другому поверью, также связанному с погре­бальной обрядовостью, из недавнего захоронения поднимается пар, принимающий образ женщины в бе­лом платье или самого усопшего. Этот призрак крайне опасен, в поисках телесной оболочки он может пре­следовать людей и даже убивать их. Спасаясь от такого духа, следовало бежать против ветра или поднять навстречу ветру нательный крест (белый платок).

Воздух считался местом пребывания нечистой силы. Верили, что в быстро вращающемся вихре танцуют бесы и ведьмы, а в облаках тумана скрыва­ются болезни. Согласно многочисленным быличкам, ведьма могла выпить чудесную жидкость или нама­заться волшебной мазью. После этого она становилась легкой как перышко и невидимой. Она могла свобод­но носиться по воздуху или отправлялась на шабаш. В народном православии воздух рассматривался как местонахождение бесов, стремившихся причинять людям мелкие неприятности. Невидимый бес мог опуститься на левое плечо человека. Тогда следова­ло обратиться к ангелу-хранителю, находившемуся на правом плече и остававшемуся невидимым. Сле­ды данного представления сохранились в обычае пле­вать через левое плечо. Полагали, что так можно было отогнать злых духов.

Ветер

Как и другие стихии, ветер мог быть злым и добрым, разрушительным или полезным для человека. Небольшой, дующий в нужном направлении ветер был нужен для выполнения ряда хозяйственных работ — сева, веяния зерна, вращения ветряных мельниц. Сильный ветер выворачивал деревья, разрушал дома и посевы, поднимал бурю на море. Считалось, что тихий ветерок возникает от дуновения ангелов, а сильный ветер порождает дьявол.

Славяне верили, что ветры подчиняются повелителю — Стрибогу. По четырем углам земли — на севере, юге, востоке и западе — живут четыре глав­ных ветра. В сказках ветры представлены в образах молодых людей. Вместе с отцом или матерью они обитают на краю света, в глухом лесу или на острове посередине моря-океана. Отсюда ветры разлетаются по всему свету, принося на землю дождь и помогая плыть кораблям.

Представление о ветре как об одушевленном су­ществе привело к появлению многочисленных рассказов о вызывании и даже приглашении ветра. Считало­сь, что ветер можно вызвать пением или свистом.

Во многих приморских районах известны рассказы о том, как жены рыбаков по вечерам выходили к морю. Став лицом к востоку, женщины пели, обращаясь к ветру. Они просили его дуть в нужном направлении, не топить и не отгонять корабли от родных берегов. Взамен они обещали наварить каши и испечь бли­нов, чтобы накормить ветер.

Мельники и моряки обращались к ветру с просьбами о помощи. Они «подкармливали» его, поднимаясь на верх мельницы или мачты и бросая несколько горстей муки. Затем мельницу или парус поворачи­вали по ветру. Так появилось выражение «запря­гать ветер».

Чтобы ветер не обижался, люди приносили ему жертвы: ежегодно в определенные дни «кормили» хле­бом, мукой, крупой, мясом. По большим праздникам ветру отдавали остатки от праздничных блюд. Чтобы успокоить сильный ветер, ему делали подарки — сжи­гали старую одежду или обувь.

Известен также обряд посвящения ветру ребенка. Во время жары или длительной засухи на высокое место выводили нарядно одетую девочку и ласково уговаривали ветер: «Подуй, подуй ветерок, дадим тебе Анечку».

Считалось, что опасно обижать ветер, поскольку он из доброго превращался в злого, принося болезни, а также разнообразную нечистую силу. Но ветер мог и унести болезни, о чем его просили в специальном обращении: «Унеси погань подальше». Иногда обра­щались и к самой болезни: «Ветер тебя принес, пусть ветер тебя и уносит». Чтобы «не отдать ветру», зака­пывали солому, на которой лежал больной или умер­ший. Запрещалось сушить на ветру детские пеленки, чтобы ветер не унес память ребенка.

Поскольку перед ненастьем муравьи всегда соби­рались в муравейник, возникло поверье об их связи с ветром. Считалось, что разорение муравейника при­ведет к появлению разрушительного вихря.

Вода

В народном представлении одна из основных стихий мироздания. С глубокой древности человек осознавал огромное значение воды. Она считалась источником жизни и одновременно обладала гигантской разрушительной силой. Поэтому в отно­шении к воде всегда соединялись два чувства — страх и благодарность.

В подавляющем большинстве народных обычаев вода существует как образ, наделенный положитель­ной семантикой. Отсюда и соответствующие ласка­тельные характеристики — милая, чистая, матушка, вода — Богова сестрица, вода — царица.

Со временем сформировался двойственный взгляд на воду. С одной стороны, в воде видели средство очи­щения и одновременно искали в ней источник силы. В русских сказках, например, вода могла быть как живой, так и мертвой. С другой стороны, воду рас­сматривали как своеобразную границу между миром людей и «тем светом». Из глубокой древности про­исходит также представление о том, что после смер­ти душа человека погружается в воду.

Именно через воду в большинстве мифологических систем проходил путь в загробное царство, где оби­тали души умерших и разнообразная нечистая сила. В частности, известен обычай похорон посредством отправления по воде усопшего на лодке, в которую клали предназначавшиеся для покойного предметы и пищу. До наших дней сохранился обычай после смерти человека выливать всю воду, имеющуюся в доме.

Древние славяне обожествляли источники, считая, что они являются местами, где из земли выходит ее сила. Поэтому вода из источника считалась целебной и использовалась как оберег от враждебных человеку сил. Отсюда же происходит и обычай обливаться водой перед каким-либо трудным делом или перед свадьбой. Сохранилось старинное благопожелание: «Будь здоров, как вода».

Страх человека перед разбушевавшейся стихией отразился в поверьях о том, что в воде обитают водя­ные, русалки и черти. Распространены такие пого­ворки: «Где вода, там и беда», «Черт огня боится, а в воде селится ». Чтобы в воду, предназначенную для еды или питья, не забрались черти, ее следовало накрыть крестообразно уложенными соломинками.

Набирая воду из ручья или собираясь искупаться, следовало бросить в воду кусочки хлеба или оста­вить на берегу пищу, а также обратиться к воде с почтительным приветствием. Входя в воду, к черту обращались непосредственно, приговаривая: «Черт из воды, а я в воду». Выходя из воды, говорили: «Я из воды, а черт в воду».

После распространения христианства почитание воды сохранилось, органично войдя в христианский культ, в составе которого уже существовал обряд кре­щения. Очищение водой отразилось, в частности, в обряде водосвятия. Взятая в этот день из проруби вода считалась целебной, ее хранили в доме в течение всего года. В некоторых местах водосвятие совершалось и в другие праздники: накануне Пасхи, на Ивана Купалу.

Считалось, что вода, взятая из источников на Рождество, в Сретение и Страстной четверг, обладала чудодейственными и даже магическими свойствами. Такой водой умывались, поили больных и скот, использо­вали для магических действий. Чтобы избавить скот от болезней или козней дворового, по углам хлева брызгали святой водой. Вместо нее можно было взять воду, которую сам домовой наделил магической си­лой. Чтобы получить ее, следовало опустить в горшок с водой несколько угольков, взятых из-под печки, где обычно обитал домовой. Этой водой полагалось обрызгать углы хозяйственных построек, ульи и вход в баню.

Воду использовали и как оберег. Детей обливали водой, произнося заговор: «С гуся вода, а с (имя) худоба». Известно предание, согласно которому святой Петр брызгает водой себе за спину. Считалось: сколько капель упадет, столько чертей погибнет. Следы подобных ритуалов сохранились в обрядах обмывания младенцев, а также умерших. Для защиты от злых козней мертвецов после выноса тела следовало вымыть пол и протереть мебель в доме.

Чтобы обеспечить благополучное возвращение, святой водой брызгали вслед уходящему из дома. Воду широко использовали и для гаданий. Чтобы увидеть будущее, полагалось смотреть в сосуд с водой или на поверхность реки. Если вода оставалась про­зрачной, то предсказание считалось благоприятным. В противном случае говорили о близкой болезни или даже смерти. Данный ритуал отразился в поговор­ке: «Как в воду глядел».

Чтобы определить характер будущего мужа, в воду бросали камень. Если при падении раздавался всплеск, считалось, что муж будет сварливым. Если же ка­мень падал тихо, то и характер будущего супруга должен был оказаться спокойным.

Существовал также обычай кормления воды: бро­сая в нее специально выпеченное печенье, просили помочь в предстоящих делах или способствовать близкой свадьбе. Во время гадания девушки бросали на воде венки. Если река уносила венок, то девушка ждала сватов.

 

Огонь

Одна из четырех стихий мироздания. Ее происхождение связывали с солнцем и молнией. Огонь давал тепло и свет, обладал очистительной силой.

Богом огня считался Сварог, а сам огонь почтительно называли Сварожичем. Огонь воспринимал­ся как страшная стихия, уничтожавшая при пожаре все живое. Почитая огонь, в Древней Руси разводили неугасимые костры, которые горели в святилищах многих богов, в частности в святилище Перуна. В доме традиционным местом поклонения огню Сварожичу был овин. Вероятно, когда-то Сварог был и сельско­хозяйственным божеством.

Славяне считали, что огонь — живое существо, которое необходимо вовремя кормить, чтобы он подчинялся человеку. Ставя в печь на ночь горшок с водой, огонь «поили». С огнем обращались почти­тельно, называя его батюшка-огонек. На ночь огонь гасили, обращаясь к нему: «Спи, батюшка-огонек». Считалось грехом плевать в огонь. Обидевшись, огонь мог отомстить человеку: сжечь его дом или иссушить зловредной болезнью.

С небесным огнем (молнией) связывались обере­гающие ритуалы. Во время грозы в избе следовало перевернуть всю посуду, сосуды с водой перекрестить. Чтобы уберечься от прилетавшего с молнией беса, зажигали пасхальную свечку или бросали на печные уголья несколько кусочков ладана.

В славянских заговорах огонь уподобляется лю­бовному пожару. В новгородской берестяной грамоте говорится: «Так разгори сердце свое и тело свое, и душа твоя до меня, и до тела моего, и до вида моего». Чтобы привлечь возлюбленного, следовало положить в печь его след, вырезанный из земли, или принадлежащий ему предмет. В печи он начинал сохнуть, и возлюб­ленный страдал от любви. Следы подобных верований мы находим в былине «Добрыня и Маринка». В ней описывается, как колдунья помещала след богатыря в печь и просила огонь: «Сколь жарко дрова разгораются со теми следы молодецкими, разгоралась бы серд­це молодецкое как у молодца Добрынишки Никитича».

У древних славян огонь являлся непременным компонентом погребального культа. Славяне считали, что, сгорая, умерший переходит в иной мир, где продолжает свою прежнюю жизнь. Поэтому в костер помещали утварь, скот, украшения, рабов и жен. Представление о том, что огонь разделяет мир живых и мир мертвых, отразилось и в христианских верованиях. В апокрифических легендах рассказывается, что во время Страшного суда по земле протечет огнен­ная река. Она сожжет все живое, и Господь Бог спро­сит: «Чиста ли ты, земля?» В первый раз земля ответит: «Чиста, как муж и жена». И снова разгорится огонь. И еще спросит Бог: «Чиста ли ты, земля?» - «Чиста, как вдова», — скажет земля. И вновь вспыхнет огонь. В третий раз спросит Бог, и в третий раз ответит земля: «Чиста, как красная девица». Тогда и настанет Божий суд.

Очистительными свойствами обладал только «живой огонь», полученный от молнии или добытый ударом кремня (трением деревянных палочек). В XIX веке для защиты от эпидемий совершали ритуал очищения скота: добывали «живой огонь», разжигали два костра, между ними прогоняли стадо, затем через небольшой костер переходили все здоровые члены семьи, а за ними переносили больных. Во время эпидемий костры зажигали и на разных концах деревни. Полагали, что подобный обряд очищения огнем оградит дома от болезней. Сохранился и обряд прыгания через костры в ночь на Ивана Купалу. Верования в очистительную силу огня проявились в широко распространенном обычае сжигания на костре ведьм и одержимых злыми духами.

Огонь как олицетворение подземной стихии персонифицируется в образе змея (дракона), живущего в пещерах. Вступающий с ним в поединок герой дол­жен опасаться его огненного дыхания. Известны много­численные рассказы об огненном змее, соблазняющем женщин или похищающем царевен. Но иногда он может приносить сокровища хозяину. У балтийских народов известны предания о пукисе — огненном духе, который верно служит своему хозяину, принося ему желаемое.

Мать сыра земля

Согласно народным представлениям, одна из основ­ных составных частей мироздания.

Земля считалась воплощением воспроизводящей силы природы, поэтому ее уподобляли женщине. Опло­дотворенная дождем земля давала урожай, кормила людей, помогала продолжить род. Поэтому в заго­ворах часто употреблялась формула» «земля — мать, небо — отец, например: «Гой еси, сырая земля, мате­рая! Матери нам еси родная, всех еси нас породила».

Следы обожествления земли отразились в древней­ших погребальных ритуалах. Во время археологиче­ских раскопок обнаруживались скелеты, уложенные в позу новорожденного. Вероятно, похороны восприни­мались как возвращение умершего в материнское лоно. Отголоски обряда видны и в обычае надевать чистое белье в преддверии близкой опасности или смерти. Так, в частности, поступают мореплаватели во время сильной бури.

Принимающая покойника земля считалась чудот­ворной, потому что присутствующие на похоронах стремились приложить к ней руку, чтобы очиститься от возможных будущих несчастий. Следы ритуала сохранились и в наше время: при похоронах приня­то бросать горсть земли на опущенный в могилу гроб.

От лежащих в земле предков зависело плодородие земли и обильные дожди. К предкам обращались за помощью в самых разных случаях. Со временем сло­жился обычай посещения могил и трапезы на них, сопровождающейся обязательным приглашением предков. До наших дней сохранился обычай поднесе­ния предкам пасхальных яиц.

К земле обращались во время болезни, просили у нее исцеления. Существовал и другой обычай: при со­вершении греха можно было покаяться святой земле.

Уподобление земли живому существу основано на том, что зимой земля засыпает — весной пробуж­дается. После принятия христианства образ Мате­ри-земли сблизился с образом Богородицы — стра­дание земли и одновременно ее любовь к человеку — и постепенно сложился в культ Богородицы-земли. Он отчетливо виден в старинном благопожелании земле: «Будь здорова, как рыба, красива, как вода, весела, как весна, трудолюбива, как пчела и богата, как земля святая». Считалось, что у земли есть име­нины, которые отмечали в Духов день, когда категори­чески запрещалось пахать, боронить и вообще зани­маться какими-либо земляными работами (например, втыкать в землю колья).

Второй праздник земли отмечали в день Симона Зилота (11 мая). Вероятно, выбор даты был связан с тем, что 10 мая по христианскому календарю отме­чался весенний праздник Николая (Николы вешне­го), который в народном календаре считался покро­вителем земледельцев.

Осмысление земли как святой проявилось и в пред­ставлении о том, что ее праведные недра не принимают колдунов, самоубийц и преступников. Еще в XIX веке зафиксированы случаи, когда при продолжавшейся несколько месяцев засухе выкапывали из земли утоп­ленников. Известен эпизод былины «Добрыня и змей», в котором богатырь просит землю принять в себя кровь побежденного им змея, чтобы не дать ему возможности возродиться.

Клятву землей считали самой надежной. Так, что­бы закрепить границу участка, существовал особый обряд: человек клал себе на голову кусок дерна и шел с ним по меже. Проложенная им граница счи­талась неприкосновенной и нерушимой, поскольку ее защищала сама земля. В сочинении XI века извест­ный христианский святой Григорий Богослов при­знавал нерушимость данной клятвы.

С почитанием земли связано и представление о роди­не. Уезжая в далекий путь, люди часто брали с собой горсть родной земли и носили ее на груди в ладанке как оберег, защищающий от возможных несчастий. В случае смерти на чужбине землю клали вместе с умершим в могилу. Остатки ритуала сохранились до наших дней. Вернувшись из изгнания, многие, вста­вая на колени, целуют землю. Известно, что подобным образом всегда поступает Папа Римский, первый раз приезжая в какую-либо страну. Матери погибших на чужбине советских солдат также рассыпали на могилах сыновей землю с родины.

Нежить

Наши предки воспринимали природу как таинственный организм, который одушевлен и наполнен различны­ми духами. Они верили, что камни растут, деревья разговаривают, звезды предсказы­вают судьбу, что за печкой живет домо­вой, в бане — банник, а в лесу хозяйничает леший и т. п. Даже истинный христианин сознательно или бессознательно придер­живается принципа двоеверия: «Бога люби, но и черта не гневи». Черти, домовые, банники, лешие вызывают у людей страх, боязнь, и в то же время этим существам оказывают внимание, стараются заслужить их благосклонность.

На севере России все, что не имеет плоти, души, но может принимать облик человека (домовой, полевой, водяной, леший, русалка), называется нежитью. В. И. Даль писал: «Нежить — особый раз­ряд духов, это не пришельцы с того мира, не мертвецы, не привиденья; не мара или морока, и не чертовщина, не диавол; толь­ко водяной образует какой-то переход к нечистой силе и нередко зовется шутом, сатаной. По выражению крестьян, нежить не живет и не умирает». Всякая нежить бессловесна.

О представителях этого таинственного демонического мира народ сложил немало сказок, легенд, поверий, быличек. Людям приходилось как-то уживаться рядом с мно­гочисленными «домашними» и «дикими» духами, поэтому в быту появилось немало обрядов, поверий, обычаев, помогающих уберечься от злых сил, задобрить их.

О происхождении демонических обра­зов существуют две легенды. По одной из них ангелы, которых Бог прогнал с небес, попадали на землю в разных местах: кто упал на дом — стал домовым, кто в лес — лешим, кто в воду — водяным, кто остался в воздухе, превратился в «летающего» духа. По другой легенде нечистая сила — это ада­мовы дети, родившиеся от Адама и Евы после грехопадения. Адаму стыдно было их показывать на свет божий, вот он и спрятал их в разных местах: в избе, в бане, в овине, в лесу, в воде. Бог, узнав об этом, сделал так, чтобы дети праотца навсегда остались там, где их спрятал пер­вый человек.

В повествование о нежити мы включили и былички — короткие рассказы, особый вид фольклорного жанра, где сохраняются осо­бенности устной речи и местных диалек­тов.

Формирование этого вида фольклора происходило в контексте разнообразных обрядов и обычаев: календарных, семей­ных, бытовых, промысловых, аграрных, лечебных, метеорологических и пр.

Домовой

Домашний дух, охранитель дома и семьи.

Ближе всего к человеку, конечно же, был домовой. Свой домовой обитает в каждом доме. Первоначально охранителем дома являлся умер­ший предок — основатель рода, первый хозяин родо­вого дома. Со временем индивидуальные чер­ты утратились, и из предка домовой превратился в домашнего духа-охранителя. Его называют и по мес­ту «проживания» — голбечник, запечник, подпечник, и почтительно — избяной большак, дедушка, добро-хотушка, хозяйнушко мохнатый, кормилец.

Домовой невидим, но иногда показы­вается людям, чаще всего приняв облик хозяина дома, живого или мертвого. До­мовой может появиться в виде невысокого старика с длинными седыми спутанными волосами и бородой серебристо-белого цвета, иногда без бровей. У него большие руки, домовой всегда ходит босиком. Такой образ встречается у большинст­ва европейских народов.

Нередко домовой является в образе разных живот­ных—кошки, собаки, коровы или бычка, реже — змеи, крысы или лягушки. Живет домовой чаще всего под печкой или за печью, на печи, под печным углом, у поро­га, в сенном сарае. В редких случаях домовой сравнивается с деревом: «Вылезает престрашенная женщина, ростом, что столетняя береза, голова — разметанная копна сена, клок — направо, клок — на­лево, оттуда торчит колтун, словно перекати-поле, да чертополохом свились длинные космы, а глаза горя­щие так и пялит».

По народным представлениям, домовой в общем не злой, но иногда он сердится на людей и тогда мстит им. Вообще он боль­шой проказник и шутник. Если сердится на хозяев, то ночью стучит, щиплет спя­щих, иногда даже выгоняет людей, бьет посуду, выбрасывает кочергу, кирпичи из печи. Люди, рассказывая о домовом, не­редко называют его просто Он или Сам, но чаще Доброжилом или Доброхотом и даже Кормильцем, Батанушком. Люби­мое занятие домового, который в добрых отношениях с хозяевами, прибирать в доме, но когда ему хочется пошутить, то он часто прячет вещи. Отсюда и пошла при­сказка: «Домовой, Домовой, поиграй и от­дай». Если переселялись в новый дом, то обязательно звали с собой и домового: «Батушко-батанушка, приходи к нам в но­вый дом жить, защищать нас и наших деток». В некоторых местах домового на­деляют семейством, а жену домового зовут доманей. Домовой любит те семьи, где живут в полном согласии, и тех хозяев, которые рачительно относятся к своему добру, в порядке и чистоте содержат двор. Ленивым и нерадивым он охотно помогает спускать хозяйство и старается во всем им вредить. Домовой плохо относится к чу­жим. Если человек устроится спать в не­знакомом пустом доме, домовой навалится и начнет душить его. Любимых хозяев домовой старается предупреждать о несча­стьях, чтобы те успели приготовиться к встрече и отвратить от себя напасть за­благовременно. В таких случаях он подает знаки: стук, скрип, плач, смех и т. п.

У домового была семья, жена — домовичиха, или домаха, и дети. В некоторых рассказах женой домового называлась кикимора. Домовой пользовался боль­шим уважением, по праздникам ему выставлялось угощение, сам хозяин дома приглашал его разделить трапезу, почтительно называя кормильцем, хозяином и дедушкой. В последнем обращении сохранилось древнейшее поверье, согласно которому домовым ста­новился умерший предок семьи. Именно поэтому в образе домового преобладают антропоморфные черты.

Во время археологических раскопок ученые неод­нократно находили небольшие фигурки или схематич­ные рисунки на бересте, изображавшие домовых. На находках отчетливо различаются человеческие черты.

Обычно домовой обитал в доме или в хозяйствен­ных постройках, в темных уголках или подпечье. Иногда домовой жил в конюшне, поскольку лошади являлись его любимыми животными. Добрый домо­вой заботливо ухаживал за ними, расчесывал гривы, подкладывал лучший корм. Обиженный на хозяина домовой морил лошадей голодом, пугал их или даже насылал на них какую-нибудь болезнь.

Перед покупкой лошади рачительный хозяин за­ходил в конюшню и выспрашивал у домового, какой масти купить лошадь. Только что купленную лошадь хозяин не просто ставил в конюшню, а обязательно «представлял» домовому, умоляя его заботиться о ней так же хорошо, как и о других животных. Если ло­шадь нравилась, то домовой помогал хозяину и уха­живал за ней. Иногда лошадь не нравилась домовому, и он старался ее выжить — не давал корма, пугал, насылал болезнь.

Кроме лошадей домовой особенно любил петуха, считавшегося хозяином в доме. Чтобы выгнать из дома злого домового, часто использовали петуха, обметая его крылом все углы избы и двора.

Во время строительства нового дома, после укладки первого ряда бревен, совершался особый обряд привода домового. Ему выставляли угощение в виде блюдца с молоком, затем в течение всей ночи катего­рически запрещалось приближаться к месту строи­тельства. В противном случае будущий дом мог остать­ся без домового и, следовательно, лишиться защитника, оберегавшего в дальнейшем от вторжения нечистой силы. До наших дней сохранился обычай первым впускать в новый дом петуха или кошку. Считалось, что на них должны обрушиться козни злой силы, ко­торая могла подстерегать человека в новом доме.

Переезжая на новое место, домового специально приглашали переехать вместе со всеми. Иногда домо­вого даже перевозили со скарбом. Придя в конюшню с угощением, хозяин уговаривал домового не остав­лять без защиты семью и скот. В разных местах за­писаны рассказы о том, как покинутый или забытый домовой стонет и плачет в пустом доме. Иногда он начинал пакостить тем, кто осмеливался поселиться в нем. Во время новоселья домовому также препод­носили специальные съестные дары.

Считалось, что лучше всего перевозить домового на день Усекновения главы Иоанна Предтечи (29 ав­густа). Придя в старый хлев, хозяин вынимал кол из яслей и переносил на новый двор со словами: «Батюшка-хозяюшко, матушка-хозяюшка, малые детушки! Мы пошли, и вы пойдемте с нами!» Если семья дели­лась — например, взрослый женатый сын переезжал в новый дом, то делилось и семейство домового — его дети переезжали на новое место.

Лохматость домового считалась благоприятным признаком. Верили, что в бедных домах он голый. Обычно домовой прячется от людей, и его появление предвещает какое-либо важное событие.

Считалось, что если домовой уйдет, то «дом дер­жаться не станет»: хозяйство разладится, будет бо­леть скот или умрет кто-нибудь из членов семьи. Рас­сказывают также, что перед смертью хозяина домо­вой появляется в его шапке. Известно много поверий о том, как домовой предупреждал о несчастье. Если он кричит под окном, ходит по дому — к смерти, сту­чит в окно, скрипит дверью — к пожару, шумит на чердаке — к беде.

Чтобы домовой помогал вести хозяйство, его ста­рались задобрить. Входя в хлев, здоровались: зла» «Доб­рый день тебе, домовой хозяин. Охраняй меня от вся­кого». Уходя вечером, прощались: «Гляди, дедуш­ка домовой, не допускай никого». По большим праз­дникам домового кормили: на Новый год на чердак относили борщ и кашу, в заговенье перед Великим и Рождественским постами — блины, кусок мяса и чаш­ку молока, на Пасху — крашеные яйца. Считалось, что в день Ефрема Сирина (10 февраля) у домового именины: ему оставляли кашу, цветные лоскутки, овечью шерсть.

 

Дворовой

Дворовой – это домашний дух, обитавший во дворе. Как и до­мовой, дворовой являлся покровителем домашнего скота.

Домовой и дворовой — персонажи-двойники, которых часто не различают.

В описании дворового соединились традиционные черты домового оборотня, взятые из христианской демонологии: дворовой был похож на человека, но его ноги были куриными, козлиными или кошачьи­ми. По другим рассказам, дворовой напоминал змею с петушиной головой и гребнем. По ночам он мог принимать облик хозяина дома. Местопребыванием дворового являлась специально подвешенная сосновая или еловая ветка с густо разросшейся хвоей.

В отличие от домового, дворовой счи­тался отрицательным духом, близким с овинником или банником. О вере в этого духа рассказано в «Жи­тии Феодосия Печерского», памятнике XII века: «Пришел монастырский монах к блаженному отцу нашему Феодосию и рассказал, что в хлеву, где скот затворяют, жилище бесов есть. Они многую пакость творят, не давая скоту есть». Связанные с дворовым обычаи носили подчеркнуто охранительный харак­тер: запрещалось оставаться на ночь как в бане, так и в овине; на двор не разрешалось пускать посторон­них животных, поскольку доможил мог принять их облик.

Любимым животным дворового являлись кош­ка или кот, отличавшиеся активностью в ночное вре­мя суток. Отождествление дворового и кошки вид­но из следующей загадки: «Как у нас-то дворовой ходит с черной головой, носит шубку бархатну, у его-то глаза огненные, нос курнос, усы торчком, ушки чутки, ножки прытки, кохти цепки. Днем на сол­нышке лежит, чудны сказки говорит, ночью бродит, на охоту ходит».

Иногда вместо кошки дворовой предстает в слож­ном образе чудовища: «Немного кошки побольше, да и тулово похоже на кошкино, а хвоста нет. Голова как у человека, нос горбатый-прегорбатый, глаза боль­шущие, красные, как огонь, а над ними брови черные, большие, рот широкущий, а в нем два ряда черных зубов, язык красный и шероховатый, руки как у че­ловека, только когти загнутые. Весь оброс шерстью, вроде как серая кошка, а ноги человеческие».

Основное занятие дворовика — кормление, поение лошадей. Вообще он любит скотину — лошадей, коров, овец. При покупке их поручают духу двора с приго­вором: «Домовишко-дедушка, всех пой, корми овечушек и ладь ладно, а гладь гладко и стели им мягко». Получив скоти­ну себе «в масть», по душе, домовой-дво­ровой холит ее, поит, заплетает лошадям гривы. Нелюбимых животных домовой «за­гоняет». Многие истории про него сводят­ся к рассказам о мучениях тех домашних животных, которых он невзлюбил.

Поскольку дворовой являлся ночным существом, он не любил ничего светлого. Купив белую лошадь, ее вводили во двор задом или через овчинную шубу, разостланную в воротах. Если лошадь дворовому не нравилась, то он о ней не заботился, животное начи­нало худеть, чахнуть, нередко по утрам покрывалось испариной. Такую скотину старались продать, иначе дворовой мог ее извести. Иногда прибегали к помощи домового или вешали в конюшне (в хлеве) убитую соро­ку. Считалось, что она отпугнет злого духа. Дворового старались умилостивить подношениями. По большим праздникам ему оставляли угощение. При переезде на новое место дворового по­чтительно приглашали последовать за семьей.

Чтобы дворовика умилостивить, для него по все­му двору расставляли угощение и непре­менно развешивали обереги: старый ла­поть, мертвую сороку, овечью шерсть и т. д. — или делали подарки: цветные лос­кутки и монетки с изображением святого Егория. Все это клали под ясли. Не забы­вали про домового и по большим праздни­кам. Оставляли ему угощения на Рождест­во, под Новый год, в Чистый четверг Пасхальной недели, перед Великим по­стом и на Филиппово заговенье, в начале Рождественского поста.

Быличка о домовом

У нас четыре коня было. Одного-то невзлю­бил домовой, и все.

Утром приходят мужики: у всех овес насы­пан, гривы заплетены (он им косички мелкие-мелкие плетет). А этот вспаренный весь, хра­пит. Ну, решили мужики подкараулить его. Взяли, повесили дырявое ведро под овес, а сами за скирдой спрятались. А домовой пришел, стал овес насыпать, а ведро дырявое. Он как кинет его в скирду, в мужиков. Ох, перепугались они и убежали.

 

Банник

Дух, обитающий в бане, чаще всего на полке или в подплечье.

Отношение у русских к бане было двой­ственное. Верили в то, что «баня все грехи смоет». И в то же время считали ее «пога­ной», опасным и нечистым местом, баня всегда отделялась от дома. И вода в ней тоже «поганая», поэтому в конце следует обмыться чистой водой.

В деревнях баню топили часто, а во время сенокоса и молотьбы — чуть ли не ежедневно. Могли топить и по случаю приезда кого-то, перед проводами, а также с лечебными целями. Зимой в баню ходи­ли по субботам. В праздничные и воскрес­ные дни, а также поздно вечером этого делать не полагалось. Обычно в деревнях моются около 5—7 часов пополудни. В банный день в церковь не ходят. Опасным считается мыться в бане после полуночи.

На Руси было распространено поверье, что в бане обитает особый дух — банник (баенник, банный). Чаще его представля­ли себе черным, мохнатым, злым мужи­ком или как небольшого голого старика, по­крытого грязью или листья­ми от веников. Он мог также превращаться в собаку или кошку.

Иногда банника пред­ставляли в женском облике — тогда он выступал под име­нем Шишиги (от диалектного глагола «шишить» — копошиться, шевелиться, делать украдкой). Шишига выглядела как маленькая женщина и была также опасна для чело­века, поэтому никогда не рекомендовалось приходить в баню без соответствующего подношения.

В некоторых местах банника называли Обдерихой. По поверьям, она выглядела как женщина с длин­ными руками, большими зубами, волосами до пола и широко расставленными глазами. Ее уважительно именовали «банной хозяюшкой». Перед мытьем по­чтительно просили: «Банная хозяюшка, пусти нас помыться, пожариться, попариться». Выходя, благо­дарили: «Спасибо, хозяющка, за парну баньку. Тебе на строеньице, нам на здоровьице».

Обитает банник за каменкой, но чаще под полком, на котором парятся.

Поскольку баня считалась местом обита­ния злых духов, банника обычно воспринимали как враждебного человеку персонажа. Стропти­вого и не очень-то доброжелательного духа старались задобрить. Ему оставляли кусок ржаного хлеба, круто посыпанного круп­ной солью, а чтобы навсегда отнять у него силу и охоту вредить, ему приносили в дар черную курицу, которую закапывали в зем­лю под порогом бани, а после мытья в бане оставляли метлу, кусок мыла и немного теплой воды.

Банник особенно был недоволен, когда баня использовалась не по назначению, даже временно. Никто из путников не решится остановиться на ночлег в бане, а предпочтет выспаться где-нибудь в стогу, под сараем, под ракито­вым или можжевеловым кустом.

Перед тем как войти в баню, «просились» у хозя­ина, чтобы он пустил помыться и не причинял вреда людям. Во время банного дня все люди обычно дели­лись на три очереди и мылись в «три пара», «четвер­тый пар» предназначался для банника. Перед началом мытья банника предупреждали словами: «Крещеный на полок, некрещеный — с полка».

Считалось, что банник моется вместе с другими домашними духами — домовым, дворовым, кикимо­рой. Поэтому после «третьего пара» людям следова­ло покинуть баню. Нельзя было мыться после полуночи, запрещалось ночевать в бане. Не разрешалось топить баню в праздники, особенно на Святки, потому что в это время там мылись черти или банник со своими детьми. Все эти поверья имеют четкую практическую основу, посколь­ку в закрытой бане постепенно накапливался угар­ный газ и человек мог задохнуться.

Особенно сильно банник мог навредить ребенку, оставленному в бане без присмотра. Существовало поверье, что такого ребенка банник заменяет своим детенышем. Подменыш отличается уродливым внеш­ним обликом и всегда кричит. В отличие от осталь­ных детей он не растет и вовремя не начинает ходить. Обычно через несколько лет подменыши умирали, превращаясь в головешку или веник.

Как место обитания нечистой силы баня была одним из помещений для святочных гаданий. В полночь девушки подходили к двери бани или к челу (входу) каменки. Засунув туда руку или обнаженную заднюю часть тела, девушки ждали ответа банника. Если он касался мохнатой рукой, считалось, что жених будет добрым и богатым, если голой —