В предыдущих лекциях мы рассмотрели деятельность демократической партии. Мы также стремились показать, как ее идеи развивались и становились более зрелыми под воздействием социально-политической борьбы в стране. Необходимо при этом учесть, что ни политические, ни тем более социальные идеи демократической группировки не получили систематического и полного изложения в каком-либо стройном произведении радикальных деятелей или программном документе их партии. Политическое учение и социальные требования левеллеров нашли отражение в ряде документов, вышедших из недр этой группировки, и в многочисленных произведениях левеллерских руководителей, написанных в форме памфлетов.
Опубликованные в разное время и в связи с различными обстоятельствами, эти памфлеты прежде всего полемичны и направлены против политических противников демократической группировки. Но вместе с тем в них выдвигаются политические и социальные идеи, дается их обоснование, разрабатываются и предлагаются конституционные проекты. Все это, конечно, создает известные трудности при характеристике левеллерства как политического учения и при анализ их социальных требований.
Следует также иметь в виду некоторые другие особенности левеллерства.
Английские мелкобуржуазные радикалы, как и Кромвель и весь английский народ, «воспользовались... языком, страстями и иллюзиями, заимствованными из Ветхого завета»1. В этом, как подчеркивал Маркс, своеобразие всей идеологии английской революции, в этом и своеобразие идей левеллеров. Руководители левеллеров, часто ссылаясь на библию, на библейские положения, вместе с тем нередко обращаются к авторитетам — ранним и поздним реформаторам2.
Все это было связано с тем, что в Англии во время революции, говоря словами Энгельса, в последний раз в истории революций развевалось религиозное знамя. Однако у левеллеров и их идейных предшественников уже появляются черты классического мировоззрения буржуазии — юридического мировоззрения. Начиная обычно свою критику с религиозной политики короля, они затем переходили к политическим вопросам. Все они изображали государство как надклассовую силу, как результат соглашения между людьми, затушевывая тем самым действительную классовую сущность государства.
Лильберн и левеллеры, находились в своих правовых воззрениях под влиянием идей известного английского юриста, видного деятеля оппозиции в 20—30-х гг. XVII века Эдварда Кока (1552—1634) и его работы «Институции». О Лильберне не случайно говорили, что он не выпускал этого произведения из своих рук. На Кока Лильберн часто ссылался в самых разнообразных памфлетах 1645—1652 годов.
Особенно много ссылок имеется в памфлетах и других сочинениях левеллеров на исторические прецеденты, на обычное право страны, на важные хартии и статуты прежних парламентов, на наиболее значительные конституционные документы. Эти ссылки используются для того, чтобы обосновать правомерность своих действий.
Виднейшие деятели левеллеров, и в первую очередь Лильберн, весьма часто использовали в своей аргументации Великую хартию вольностей, причем распространяли установленные ею гарантии свободы для небольшой прослойки зажиточных горожан (§ 39) на всех свободнорожденных людей Англии, которые «по природе своей равны между собой».
Очень большое значение левеллеры придавали Петиции о праве 1628 г., истолковывая в буржуазно-демократическом духе содержавшиеся в ней гарантии личной свободы граждан.
Левеллеры не ограничивались ссылками на ранее изданные хартии и законы, на обычное право и исторические, прецеденты. Они подчеркивали огромное значение разума и разумного использования тех вольностей и прав, которые гарантированы, по их мнению, завоеваниями английского народа в прошлом. Левеллеры подчеркивали, что всё должно иметь разумное основание, в своих памфлетах они говорили о царстве разума, которое должно прийти на смену тиранической власти монархии Стюартов. К их политическим воззрениям и конституционным проектам вполне можно отнести замечательную характеристику, которую Ф. Энгельс дал воззрениям французских буржуазных демократов. «Мы знаем теперь,— писал Энгельс, — что это царство разума было не чем иным, как идеализированным царством буржуазии, что вечная справедливость нашла свое осуществление в буржуазной юстиции, что равенство свелось к гражданскому равенству перед законом, а одним из самых существенных прав человека провозглашена была... буржуазная собственность. Государство разума,— общественный договор Руссо, — оказалось и могло оказаться на практике только буржуазной демократической республикой. Великие мыслители XVIII века, так же как и все их предшественники, не могли выйти из рамок, которые им ставила их собственная эпоха». 3