ВЗРОСЛЫЕ НИКОГДА НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮТ

Глава I

ЧТО ТАКОЕ ДЕТСТВО?

ВЗРОСЛЫЕ НИКОГДА НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮТ

«Детей надо баловать! Тогда из них вырастают настоящие разбойники!» - гово­рит Атаманша в пьесе Евгения Шварца «Снежная королева» про свою единственную и любимую дочку. И поскольку эта слова говорит «отрицательный» персонаж, то и воспринимаются они как один из способов воспитания бандитов и разбойников. А если мы обратимся к этой сказке непредвзято, то увидим, что речь идет, может быть, о самом обаятельном персонаже - о Маленькой Разбойнице. От доброй и без­заветно любящей своего младшего брата Герды ее отличает очень важное качество –– уверенность, напрямую связанная с материнской защитой. И тогда все становится на свои места. А у Герды и Кая нет родителей, есть только старенькая бабушка. И Герда как старшая сестра принимает на себя всю ответственность за судьбу брата.

«Все мы вышли из детства», - сказал выдающийся сын Франции, летчик и пи­сатель Антуан де Сент-Экзюпери. И раз это сказал человек выдающийся, попро­буем ему поверить. Но зададим себе вопрос - а что это значит? Из какого дет­ства? Экзюпери, к примеру, родился и провел первые годы в замке, принад­лежавшем его далеким предкам. Ухоженный сад, пение птиц, ласковый климат Франции, забота родителей и гувернеров, отличное питание и прекрасное обра­зование, может быть, сохранили в нем чувство благодарности судьбе и носталь­гию по этому периоду жизни. И потом, в самые тяжелые минуты, быть может, именно эта память помогла выдержать трудности тяжелейшей профессии воен­ного летчика и при этом сохранить душу для творчества, с которым он вошел в мировую литературу? Может быть.

А теперь обратимся к первому попавшемуся ребенку. Да нет! Зачем так дале­ко - к ребенку? Спросите себя, дорого ли вам ваше детство, а если дорого, то чем? Что наиболее интересного вы для себя несете сквозь вашу трудную жизнь? Какие воспоминания греют вас в трудную минуту? Да и какая она, эта трудная минутa? Какие приобретенные навыки помогают вам выдерживать удары судьбы? Позволю себе согласиться с этим замечательным французом, только постарайтесь иметь в виду, что детство далеко не всегда вызывает радостные воспоминания. Это может быть глубокий след от большой трагедии или несправедливость остается с нами на всю жизнь. А мы, вольно или невольно, зависим от своих воспоминаний, впечатлений, представлений.

Темперамент, характер, спектр переживаний, система отношений и особен­ности поведения, основы морали, то есть все, что составляет основы личности, закладывается в первые пять лет.

Самая загадочная пора, которую переживает каждый из нас, собственное детство. Первые впечатления от встречи с внешним миром. Начало жизни, пер­вые шаги и первые слова...

И почему же мы боимся баловать, ласкать своих детей, давать им возмож­ность чаще испытывать радость и наслаждение от жизни? Ведь наступит время, когда они отплатят благодарностью за свое действительно счастливое детство. А если не дать малышу в первые годы почувствовать удовольствие от жизни, уве­ренность и собственную значимость, то получим (и, к сожалению, получаем) не­доразвитие и ущемление личности. А в результате вырастает человеческое суще­ство, которое вступает в жизнь без веры, без любви и с очень малой надеждой.

Что же это такое — развитие ребенка? Речь может идти о разви­тии психомоторной сферы (Сикорский А. И., 1884; Бехтерев В. М., 1903—1907; Озерецкий Н. И., 1938), о развитии системы условных рефлексов и эмоционального реагирования (Павлов И. П., 1951), о системе отношений (Мясищев В. Н., 1969) и др. К примеру, в уче­нии Стэнли Холла (1889), одного из основателей педологии, пси­хическое развитие ребенка рассматривается как повторяющийся процесс исторического развития; ребенок, по мнению автора, в своем психическом развитии последовательно проходит филоге­нетические стадии. 3. Фрейд (1922) считает, что развитие ребенка определяется направленностью энергии влечений, названной им либидо. Его дочь, А. Фрейд (1943), рассматривает психическое раз­витие ребенка в контексте психологии Я как процесс отделения его от матери путем формирования различных защитных механизмов, позволяющих функционировать в окружающем мире.

В контексте развития человеческой сексуальности и деления ее на фазы чаще других обсуждаются теории Д.-В. Винникота (1965) и М. Малер (1975). В любом случае речь идет о периодиза­ции развития ребенка и о выделении в онтогенезе качественно своеобразных ступеней психического развития.

В средние века вплоть до XIX века в европейской культуре ре­бенок до трех лет вообще воспринимался как вещь, как нечто, что еще не человек. Франсуаза Долго пишет: «Ребенок остается объ­ектом. Пройдет немало времени, прежде чем он будет признан как субъект. Монтень достаточно равнодушно замечает, что он потерял двух (а не двоих. — С. 3.) детей так, как если бы он сказал: «Я потерял двух моих собак или двух котов»[3].

Долто отмечает, что к XX веку в Европе сложились три основ­ных подхода к пониманию детства:

• детство как период подготовки к взрослой жизни («традиция взросло-центризма»), то есть этап онтогенетического разви­тия индивида между рождением и включением во взрослую жизнь; в этом контексте детство представляет собой период младенчества, раннее детство, дошкольный возраст и млад­ший школьный возраст как начало вхождения в сферу соци­альной активности;

• детство как особый мир, особое состояние, особое строение тела, особый период жизни, связанный не только с формиро­ванием фундамента личности, но имеющий свои, неповтори­мые в дальнейшей жизни, черты;

• детство как период совсем незначимый, неважный, отверга­емый, дикий, растительный, который еще даже и не есть че­ловеческая жизнь.

Как более или менее достоверно описать состояние в гипнозе? Как выразить увиденное и пережитое во сне? Даже если пытаться описать или пересказать это сразу после сна, все равно это всего лишь след, переработанный сознани­ем, отфильтрованный или приукрашенный. Можно с достаточной степенью до­стоверности описать физиологические процессы, происходящие в человечес­ком мозге, но когда дело касается человеческих ощущений и переживаний, мы всегда сталкиваемся с субъективностью. Тем не менее, всю свою историю че­ловек пытается исследовать эту, может быть, самую таинственную область, это космическое пространство человеческой души, наполненное впечатлениями и образами, отпечатками реальности и фантазиями.

Любой контакт с внешним миром характеризуется многомерно­стью и обусловливает раздражение различных воспринимающих нервных структур, то есть различных органов чувств, которые оп­ределяют границы опасности или удовольствия, связанные с ин­стинктами. Зрение создает видимую картину пространства, дает представление о расстоянии, размере, объеме, цвете и формирует зрительную память. Слух воспринимает звуковые частоты и обоб­щает весь получаемый набор звуков. Кроме этого, у нас есть обоня­ние, где восприятие различных запахов происходит при вдыхании (дыхании), вкус, главной функцией которого является определение приятного и неприятного, полезного и вредного для жизни и, ко­нечно, осязание, самая архаичная, базовая инстанция в системе ме­ханизмов восприятия. Она наиболее развита и имеет «выходы» во все части тела, во все органы, связанные с внешним миром. Нерв­ные окончания, воспринимающие информацию на уровне осяза­ния, есть одна из самых важных составляющих всего кожного по­крова. Достаточно вспомнить, что кожа формируется еще в эмбри­ональный период из нервной трубки, и уже на этой стадии развития спина от затылка до копчика становится первым воспринимающим «экраном». Осязание определяет положение и перемещение тела в пространстве, границы личности, физические и сексуальные кон­такты и всю систему взаимодействия и общения с внешним миром. Осязание — неотъемлемая часть всех иных воспринимающих структур и интегратор всех остальных органов чувств.

Мне было два с небольшим, когда мы отправились в Тулу к сест­рам моего отца. Мама, бабушка и я. Было лето сорок седьмого, сов­сем недавно окончилась война. Конечно, я мало про это понимал, но спящих вповалку на вокзальном полу людей запомнил навсегда. А бабушка говорила, что спать на полу нехорошо, вредно... Потом была ночь в душном и тесном вагоне, где люди спали и сидя, и лёжа, кто как мог и где мог... Позже мама рассказывала, что среди ночи я стоя просить супу. Этого память не сберегла. А сидение на синем эмалированном горшке посреди ночного купе помню хорошо. Но са­мое сильное впечатление от этой дороги было впереди, когда утром дядя Шура, папин брат, встретил нас на вокзале и на мотоцикле с коляской повёз через город. Помню ужас. Нет, не треска мото-

цикла я испугался, не проносящихся мимо деревьев и домов. Когда поездка окончилась и меня высадили из коляски мотоцикла, мне показалось, что сейчас все дома на улице, все камни на мостовой, все проходящие мимо люди, — всё это начнёт падать, куда-то по­летит... Все свои два с небольшим года я прожил в городе, который стоит на совершенно ровном месте. Я никогда не видел никаких холмов, а тут... улица, которая спускается с горы, а с другой сто­роны уходит куда-то в небо... Надо что-то делать, куда-то бе­жать, спасаться... Почему мама смеётся? Разве она не видит, что мы сейчас полетим вниз? Почему люди вокруг не хотят понять, что они сейчас у падут? Мне хочется присесть на корточки, взять­ся рукой за землю, но мама не слышит меня... Я плачу. Тогда она бе­рёт меня на руки. Становится ещё страшней, но мама никуда не падает... Значит, всё хорошо...

Любой сигнал, поступающий в центральную нервную систему, так или иначе, воспринимается через призму потребности в безо­пасности и/или удовольствии.

Представление есть совокупность впечатлений, пропущенных че­рез чувственный опыт. Впечатления могут быть прямыми, пережиты­ми субъектом в полном объеме, а могут быть представлены в памяти в опосредованном виде как некие аналоги чувственного опыта. По­добным материалом для опыта ребенка могут быть рассказы взрослых и других детей. Это могут быть мультфильмы или картинки, дающие представление о мире, явно отличающееся от реального. Это могут быть книжки. Даже посещение зоопарка может дать искаженное представление о животном, которое в природе живет совсем иначе.

Опосредованное восприятие поступающей информации при­водит к тому, что набор впечатлений не успевает переработаться в чувственный опыт, а у ребенка складывается искаженное пред­ставление об окружающем мире. Анкетирование, произведенное в 1972 году среди детей старше шести лет, учащихся общественных школ Берлина, показало, что 98% из них никогда не видели реки в естественных, природных условиях, 87 % — березы, 75% —живого зайца, 64% детей никогда не видели белки, 59% — злакового поля, 3% не видели улиток. В Бостоне, среди детей в возрасте 4-8 лет,?% никогда не видели ворону, 66% — ежевику, 65% — утку, 61% детей не имели представления о картофельном поле, 57% не виде­ли воробья, 50% — лягушку, 20% — бабочку.

Каждый из нас был ребенком. И в нашем теле, и в психичес­кой деятельности в зашифрованном виде хранится весь комплекс самых первых ощущений и впечатлений от встречи с этим миром.

При формировании второй сигнальной системы впечатление на­ходит свое выражение в образе, в символе, являющем собой обоб­щенное представление об объекте. Исключительным, свойствен­ным только человеческому существу, образом этот символ выражает себя в слове.

Любое произнесенное, прочитанное или услышанное слово вызывает чувственный образ, особенно если это слово произне­сено или написано на родном языке.

Любой звук или вкусовое ощущение включают всю систему ор­ганов восприятия и вызывают в памяти более или менее «объем­ное» представление об объекте, в соответствии с приобретенным опытом и наличием в памяти той или иной чувственной инфор­мации. Иван Михайлович Сеченов писал об этом еще в 1863 году.

Слово «корова» может быть обобщенным представлением обо всех животных, которые ходят на четырех конечностях. В то же время этот символ может выражать всякое существо, которое дает молоко, а может воплощать в себе представление о существе, ко­торое все время жует...

Чем полнее полученные представления об объекте, тем полней картина мира. Это очевидно. И тем «понятней» телу и всем механиз­мам зашиты, как действовать в той или иной ситуации. Сознание наше — одноканально. При этом наибольшая часть получаемой ин­формации проходит по каналам восприятия вне сознания, то есть от 70 до 90%. Осмелюсь предположить, что то, что мы называем инту­ицией («шестым чувством»), есть способность организма, не вклю­чая сознание, перерабатывать весь набор полученной информации и выводить на уровень сознания только «решение». Часто это про­исходит во сне, в покое, в периоды или моменты, когда внимание рассредоточено, то есть не зафиксировано на каком-либо конкрет­ном действии или объекте. Достаточно вспомнить, что Д. И. Менде­леев, проделав огромную работу по созданию системы химических элементов, собственно таблицу свою «сложил», увидел во сне. А где, как не в ванне, то есть в ситуации мышечной расслабленности, Ар­химед воскликнул: «Эврика!» — и сделал открытие, на тысячелетия определившее развитие мировой науки?

«Не позволяй душе лениться! Чтоб в ступе воду не толочь, Душа обязана трудиться И день, и ночь...»

... И день и ночь?.. Как получилось, что эта метафора замечательного поэта Николая Заболоцкого стала чуть ли не правилом для советского человека, деви­зом на всю жизнь? Действительно, как же можно было оставить в покое челове­ческую душу, не «охватив» ее, не накинув на нее идеологической петли, не за­ставив ее безостановочно «работать»?

«j^yma" (греч. psyche, лат. anima), понятие, выражавшее исторически изменяв­шиеся воззрения на внутренний мир человека; в религии и идеалистической фило­софии и психологии - понятие об особой нематериальной субстанции, независи­мой от тела». Так говорит 3-е издание БСЭ. И далее. «Понятие Душа восходит к ани­малистическим представлениям {см. Анимализм. БСЭ) об особой силе, обитающей в теле человека и животного (иногда и растения), покидающей его во время сна или в случае смерти. Это понятие отражает развитие мифологических, религиозных, философских и научных представлений о сущности человека, характеризуя станов­ление предмета психологии, В истории философии понятие Душа осмыслялось че­рез противопоставление его понятию тела как вещи (Душа как динамическая сила), органическому телу (Душа как активное жизненное начало), понятию духа (Душа как индивидуальное проявление единой духовной субстанции или как созданное богом неповторимое личностное начало), внешним социальным формам человеческого поведения (Душа как внутренний мир человека, его самосознание)».

Можно спорить о том, материальна ли душа или это поток неведомой нам биологической энергии. Не в том дело. Важно, что она, то есть Душа, - есть! Или есть нечто, что мы подразумеваем под словом «душа».

И почему нельзя душе лениться? Да потому, что именно в моменты, как мы говорим, «лености» {читай - в спокойном миросозерцании) рождаются мысли, делаются открытия, приходят идеи. Не перестану утверждать, что иногда про­сто положить голову на стол и пальцем размазывать лужу чая на этом столе мо­жет быть полезней, чем все занятия с алфавитом и цифрами. Что это, как не пресловутая медитация? И я возвращаюсь к словам «Не позволяй душе...». Да почему не позволять-то?

Сколько десятилетий мы отвергали самоценность души, духовности! Счита­ли это ненужным, второстепенным, третьестепенным. А ведь это и есть основа нашего общественного здоровья, нравственности, нашего умения отличить до­бро от зла, умения сопереживать. Мы еще долго будем помнить, что мы - де­ти единой системы. Не собираюсь давать никаких оценок. Так есть.

Система эмоционального реагирования ребенка — основа фор­мирования отношений с внешним миром. Давно доказано, что уже на пятом месяце внутриутробного периода ребенок воспринимает изменения настроения матери, реагирует соответствующими из­менениями ритма движений, сердцебиения или выражения лица. У семимесячного плода выделяются стадии сна и бодрствования, реакции на свет, звуки и тактильные сигналы. Можно различать первые координированные мимические движения губ, языка, глаз, кожи лба, щек и даже — улыбку. С первых мгновений после рождения, в момент самой сильной «катастрофы» появления на свет и отрыва от матери, включаются функции самостоятельного дыхания, и ребенок начинает выстраивать свою иерархию ощуще­ний, впечатлений, переживаний и значимостей.

В этой связи раннее детство, когда формируются система эмо­ционального реагирования, паттерны поведения, основы отноше­ний и вторая сигнальная система, предстает как наиболее активный и конфликтный период в жизни человека.

В настоящее время доказано, что эмоции являются важнейшей формой психической деятельности. «Именно эмоции (первое зве­но в общей цепи приспособительных процессов) выступают как такие формы реакций, которые, сменяя друг друга, охватывают весь организм и позволяют ему „со спасительной быстротой" от­вечать на любые воздействия окружающей среды еще до установ­ления их контактных параметров. Именно эмоции (один из наи­более демонстративных примеров соматовегетативных интегра­ции — скрупулезного согласованного течения централизованных и периферических процессов) детерминируют жизнедеятельность организма... Долгосрочная память — эмоциональная память»[4].

«Понятие эмоции (от лат. emoveo — потрясаю, волную) обозна­чает субъективные реакции человека и животных на воздействие вну­тренних и внешних раздражителей, проявляющиеся в виде удоволь­ствия или неудовольствия, радости, страха и т.д.», пишет Большая Советская Энциклопедия; или, как утверждает словарь «Психоло­гия» под ред. А. В. Петровского и М. Г Ярошевского, это «психичес­кое отражение в форме непосредственного пристрастного пережива­ния жизненного смысла явлений и ситуаций, обусловленного отно­шением их объективных свойств к потребностям субъекта».

Детство пахнет. Его запахи возникают в памяти самым причуд­ливым образом. Зеленый полосатый шар, который мама купила по дороге с работы, называется пузатым словом: арбуз. Он оказался не­ожиданно красивым внутри. Мясистое нутро, это множество и множество полных розовой жидкости пузырьков. Когда они лопа­ются, раздается легкий щелчок, почти писк, будто они живые... И плачут... И издают запах, от которого становится прохладно. Хочется вонзать зубы в эти пузырьки еще и еще, чтобы розовая жид­кость текла по губам, щекам, подбородку, по рукам до самых лок­тей, на колени, на стол... А потом хочется писать... Манная каша пахнет противно. Будто вдыхаешь песчинки или мелкие камешки...

Их много, этих запахов, приятных и неприятных, теплых, хо­лодных, порой страшных, но... в моей памяти, среди прочих, навсег­да остался еще один. Бабушка очень старенькая. Она плохо двига­ется и говорит, что плохо видит. Я не понимаю, что это значит. Как можно плохо видеть? Кажется, она играет со мной в игру, чтобы я помог ей достать то или это, написать моими совсем еще корявыми буквами кому-нибудь письмо от ее имени иди налить во­ды. Иногда мне нравится эта игра и, оказывается, приятно быть полезным. Иногда это надоедает. Но бабушка пахнет иначе, чем мама, нем сестра, брат, кошка, нем я сам. Чуть сладковатый и су­хой запах ее тела отличается от всех живых запахов. Я уже знаю, как пахнут пожелтелая трава и осенние прелые листья. Я знаю, как пахнет мясо, которое немного полежало на кухонном столе. Это потом я узнаю, что такое гниение, умирание живых клеток и всего тела. Когда мама забеспокоилась, что большой палец на ба­бушкиной ноге почернел, я услышал слово «гангрена». Гангрена пахнет. Чем-то вязким и страшным, что забивается другим запа­хом — едким запахом камфарного масла. Эти два запаха, надвига­ющейся смерти и камфары, борются каждый день и каждую ночь. Почти год. И однажды... запах камфары исчезает, а сладковатый до тошноты запах, который, кажется, вдыхается не только но­сом, а глазами, ушами, ртом, всей кожей... заполняет всю кварти­ру. Это случилось под утро третьего сентября 1954 года.

За окном солнце, зелень, пыль, крики птиц и детей и тепло... И кладбище, где я уже был, потому что тут похоронен папа. Мой папа, которого я никогда не видел. Не знаю, как мог пахнуть па­па, но знаю, как пахнет кладбище, где каждый день кого-нибудь хоронят, и всюду, хоть немного, слышится этот сладковатый за­пах, который обрушился на меня со смертью бабушки... А потом — тетя Валя, дядя Петя, Ольга Сельверстовна...

В моем детстве много запаха камфарного масла. Он всегда боролся с запахом смерти. И всегда отступал.

Существует прямая связь между механизмами переживаний и «различными телесными изменениями», то есть все внешние раздра­жения так или иначе отражаются в деятельности сердца и сосудов, в кровяном давлении, дыхании и проч. В. М. Бехтерев (1903/05), ссы­лаясь на исследования И. А. Сикорского, пишет: «При страхе сила вдоха и выдоха колеблется. Внимание сопровождается кратковре­менной остановкой или задержкой дыхания, в какой бы фазе оно ни оказалось. При,душевной боли" выдох преобладает над вдохом и представляется активным, как при стоне, вызванном физической болью. „Тоска", по исследованиям автора, приводит к задержке, уг­нетению и приостановке физиологических функций. Дыхание при этом оказывается поверхностным с малыми ординатами. „Печаль" отличается меньшим подавлением функций. „Страх" по своим про­явлениям на пневмограммах напоминает проявление боли, но здесь дыхание то ускоряется, то замедляется: резко колеблется также глу­бина и сила вдоха и выдоха. При „стыде" обнаруживается слабость дыхания: последнее поверхностно. Выдыхание и здесь преобладает над вдыханием. Линия дыхательных движений представляется лома­ной, что указывает на кратковременные остановки дыхания. При „радости" дыхание становится более глубоким и ускоряется, что созадает лучшие условия для обмена газов (состояние, противополож­ное тоске). При слезах изменяется дыхательный ритм, удлиняется выдох, на высоте же вдоха имеется пауза. „Умиление" представляет собою как бы совмещение „печали" и „радости", вследствие чего и в дыхании обнаруживаются характерные особенности той или дру­гой кривой. При „озабоченности" в выдыхании обнаруживаются по­стоянные активные задержки. В „душевной тревоге" обращает на се­бя внимание большое разнообразие изменений дыхания. При „рав­нодушии" дыхание неглубоко, медленно, выдох продолжителен»[5].

Кроме того, пишут В. Любан-Плоцца, В. Пельдингер и Ф. Крегер (1996), дыхание есть средство самовыражения. Дыхание отра­жает эмоциональные и аффективные процессы и раскрывает их надежнее, чем любая другая вегетативно управляемая функция: при печали глубина дыхания меньше, при радости — больше, бо­язнь сопровождается поверхностным и неравномерным дыханием.

Женщина сорока семи лет пришла к нам на консультацию по поводу постоян­но пониженного настроения, усталости, одиночества и непонятной боли в левом бедре, хотя проведенные ранее обследования не обнаружили никакой патологии. Кроме того, «замучили частые головные боли». За пять лет до этого перенесла операцию по удалению злокачественной опухоли молочной железы. На первом же сеансе женщина вспомнила историю, которая произошла с ней в три года. Од­нажды она играла во дворе. Сидела на корточках около лужи с маленьким пласт­массовым пупсиком и ванночкой, когда во двор въехала грузовая машина. Девоч­ка успела отскочить в сторону, чтобы не оказаться под колесами, но пострадал пупсик. Грузовик переехал его. Девочка плакала так сильно, что мама решила ку­пить ей точно такой же. Девочка его не приняла и больше с ним не играла. На се­ансе женщина обнаружила, что ее личные телесные проблемы - боли в левом бе­дре, опухоль в левой груди и головные боли в точности воспроизводят поврежде­ния, которые получил тот самый пупсик, попавший под колесо грузовика.

Н. И. Озерецкий (1934) пишет о том, что любое человеческое пе­реживание сопровождается телесной реакцией: побледнением или покраснением кожи, расширением или сужением зрачков, измене­нием пульса и/или слезо-, пото-, слюноотделением, мимикой и жестами. В свою очередь, физическое самочувствие оказывает влия­ние на аффекты и эмоции (аффект страха у сердечных больных, то­скливое, подавленное состояние при болезнях кишечника и т. д.). Достаточно вспомнить, что молодой врач и писатель Антон Чехов называл себя «человек без селезенки», предполагая, что селезен­ка — центр, связанный с эмоцией раздражения и злости.

О прямой связи эмоциональных переживаний, сферы чувств с процессами жизнедеятельности организма можно прочесть еще в древних философских и медицинских трактатах, в поэзии:

«...Шестая сила действенна бывает И действие двойное выполняет. Влечет собою пульса измененье, Артерий расширенье и суженье. Ее сестра — эмоций всех начало, Примеров можно привести немало: Средь таковых — любовь и благородство, Слепая ненависть и сумасбродство»[6].

Лбу Али Ибн Сына (980-1037)

Человек — существо разумное (прежде всего и в наибольшей сте­пени — рациональное существо) и «эмоция есть функция разума» и рациональное по своей сущности хорошо, а эмоциональное пло­хо — этот подход прослеживается от Аристотеля, Фомы Аквинского, Дидро, Канта и других философов вплоть до наиболее разработанной в этом направлении теории Арнолд, в соответствии с которой эмоция возникает как результат последовательности событий, описываемых при помощи понятий, восприятия и оценки (Изард К. Е., 1992).

Разные авторы по-разному определяют роль тех или иных эмо­ций. Если, к примеру, у Р. Декарта (1596-1650) ведущей (основ­ной) эмоцией является удивление, то к середине XX века одной из важнейших и первичных реакций (а позже — эмоций) начинают считать тревогу как сигнал об угрозе телу, личности, которая воз­никает у новорожденных и позже нейтрализуется (или нет) взаи­модействием с матерью.

Если мать не удовлетворяет потребность ребенка в безопасности, у него возрастает вероятность невротических расстройств и патологических сдвигов. Длительное эмоциональное напряжение является основой различных психосоматических заболеваний, утверждает Ю. А. Александровский (1993). Если в ситуации «угрозы» организм не может использовать ранее усвоенный стереотип поведения или если этот тип поведения не приводит к ожидаемым результатам, возникает состояние, которое в физиологии обозначается как «рас­согласование». Рассогласование воспринимается оценочными сис­темами мозга как негативное и сопровождается сильным эмоцио­нальным возбуждением, биологический смысл которого заключа­ется в переводе организма на «аварийный» уровень адаптации. Активный поиск выхода из ситуации обеспечивается подбором оп­тимальных вариантов по методу проб и ошибок, и максимально ак­тивизирует энергетические процессы и вегетативные механизмы.

Весь этот комплекс является началом развития эмоционально-стрессовой реакции. Субъективным эквивалентом сигнала угрозы и «рассогласования» является чувство страха. Если отсутствует сиг­нал, предуведомляющий о негативном раздражении, или вероят­ность его становится неопределенной, организм не имеет возмож­ности реализовать реакцию избегания. В таком случае эмоциональ­ное возбуждение обозначается как тревога[7].

Длительно сохраняющаяся тревога трансформирует ответную поведенческую реакцию. Сдерживание выражения эмоционально­го напряжения является для человека причиной многих патологиче­ских сдвигов. Независимо от воли индивида включается закреплен­ный механизм защиты, необходимый для выживания. Происходят и «вегетативная активация», и гормональный выброс, и максималь­ная интенсификация метаболических реакций в тканях.

Напротив, при устойчивой положительной связи между ребен­ком и матерью формируется отношение доверия к внешнему миру. Исследования, описанные Ф. Долто (1929), показали, что ребенок с первых часов своей жизни прежде всего воспринимает не слова, не заботу о нем близких, а подлинное отношение к нему, то, что на­зывается эмоциональным принятием. Это можно сравнить с ком­натными растениями, у которых нет ни второй (свойственной толь­ко человеку), ни первой (как у животных) сигнальной системы. Тем не менее, они «чувствуют»- взаимоотношения и отношение к себе живущих в доме людей. Долго описывает проведенные наблюдения и приводит следующий пример: около комнатного растения можно греметь ножницами, делать угрожающие жесты или издавать угро­жающие звуки — в любом случае растение воспринимает только подлинные намерения «хозяина». Так и ребенок. На малыша мож­но рассердиться, даже накричать, даже шлепнуть его, и это не будет слишком болезненным, если ребенок чувствует, что мама его лю­бит. И, наоборот, ровное, спокойное отношение к малышу может увеличить тревожность и болезненность ребенка. В этой связи, продолжает автор, замечено, что ребенок легче засыпает и ведет се­бя спокойней, если слышит негромкие голоса близких ему людей и, прежде всего, матери, нежели при полной тишине.

Малыш плачет, ему больно, он только что разбил коленку... Мама берет его на руки и, показывая, как ворона отнимает у голубя кусок булки, говорит: «Посмо­три, какие забавные птички!». Сын, забыв о боли, начинает с интересом наблю­дать за происходящим, пока это «лекарство» не перестает действовать. Потом снова принимается плакать. И мама спешно ищет следующий объект «болеутолитель». Если исходить из того, что крик ребенка как механизм эмоциональной ре­акции на внешний раздражитель сформировался, чтобы передавать вовне сигнал об опасности, об угрозе телу, жизни, личности, то в представленной ситуации на­лицо факт подмены эмоциональной реакции на угрозу своему телу реакцией «удовольствия». Мама слышит этот сигнал и в то же время как бы «не слышит», а при этом предлагает ребенку почувствовать, что в этот момент есть более при­ятные, более важные и интересные вещи, чем собственная боль (иначе говоря, более значимые раздражители).

У маленького ребенка «короткое внимание». Это означает, что он не в состоянии подолгу сосредоточиться на одном объекте. И даже когда ребенку плохо, взрослый достаточно легко может манипули­ровать им, сознательно переключая его внимание с одного объекта на другой. По механизму формирования психологических защит ре­бенок научается «не слышать», не чувствовать боли, переключать в момент боли свое внимание на другой объект. Это, конечно, помо­гает повысить толерантность к тяготам жизни, но приучает безро­потно сносить их и быть покорным, а порой и не замечать неприятностей. Особенно тех, что связаны с болезненными ощущениями в теле. А это, в свою очередь, может привести к заболеванию органа и/или всего тела. У этого механизма есть и оборотная сторона: осо­знаваемо или нет, ребенок научается не позволять другим слышать боль. В реальности именно такой тип отношений с матерью приво­дит к тому, что ребенок становится нечутким по отношению к свер­стникам, может ударить, толкнуть и даже не придать этому значе­ния, а окружающими воспринимается как агрессивный.

Описывая механизм эмоционального реагирования, можно вы­делить собственно реакцию организма на тот или иной раздражи­тель и ее демонстрируемый эквивалент, то есть выражение этой ре­акции, как некий посылаемый вовне сигнал, изначально направ­ленный к значимому окружению (прежде всего, к матери или к тому, кто является носителем образа матери). Если развитие ребенка про­исходит без нарушений в эмоциональной сфере, иначе говоря, если проявления эмоций «не блокируются», если малышу «не запрещает­ся» проявлять свои переживания и он чувствует, что его «слышат», то формирование механизмов «выражения» себя происходит без пси­хологических осложнений. В реальной жизни в силу разных причин (конфликтность семейных отношений, плохие социально-бытовые условия, серьезные соматические проблемы или наличие больного члена семьи и т. д.) еще несформированная система эмоционального реагирования подвергается определенному риску.

Мне доводилось наблюдать такие часто встречающиеся роди­тельские установки: «не бойся», «не злись», «не шуми», «не кри­чи», «не смейся громко», «успокойся», «ты — плохой», «девочки так себя не ведут», «мальчики не плачут», «не кривляйся», «как не стыдно», «не капризничай» и т. д. Опыт показал, что их значимость определяется не «мягкостью» или «жесткостью» заявления этих ус­тановок, а значимостью заявителя. В этих случаях условная эмоци­ональная реакция на опасность, на реальный с и гнал-раздражитель формируется в ситуации, когда происходит смещение, то есть при повторении ситуации восприятие реальной опасности «забивается» более значимой установкой не реагировать. Именно этот сигнал воспринимается как предупреждение о большей опасности. Возни­кает страх «не соответствовать». Реакция на событие (на реальный раздражитель) заслоняется реакцией на установку. А ребенок в этой связи воспринимается как объект проекции родительской неудов­летворенности жизнью и подавленных желаний.

Можно с уверенностью сказать, что проявление эмоций, осо­бенно в сфере социального функционирования, всегда связано с определенными сложностями и, как правило, обусловлено раз­личными ограничениями.

Вот наиболее распространенные формулы, принятые в учеб­но-воспитательных учреждениях:

• «спокойный ребенок — хороший ребенок»,

• «спокойный молодой человек — воспитанный молодой че­ловек»,

• «спокойный человек — выдержанный человек».

Я провел опрос двухсот подростков в возрасте от 11 до 14 лет обычных петербургских школ, попросив написать, какие челове­ческие переживания им пришлось испытать. Около 72% опрошен­ных смогли назвать не более 12 наименований разного рода пере­живаний. Преобладали такие как любовь, злость, раздражение, равнодушие, то есть слова, которые обозначают эмоции. А часто возникали такие слова, как добро, улыбка, спокойствие, пережи­вание, а также — боль, усталость и... «прикол» (как в положитель­ном, так и в отрицательном значении).

Опыт подобного опроса, проведенный мной среди учащихся театральной студии (40 подростков того же возраста) небольшого провинциального города Монистроль-на-Луаре (Франция), дал аналогичный результат.

Думаю, что далеко не всегда бедность формулировок свидетель­ствует о расстройстве (рассогласовании) в эмоциональной сфере или о наличии алекситимических черт. Чаще речь идет о низкой эмоциональной культуре, то есть попросту о незнании того, как определить то или иное переживание.

Предлагаю «список» человеческих переживаний, которые разде­лены на три группы: приятные, неприятные и «промежуточные». Деление это в определенной степени условно, поскольку в реальной жизни даже восторг может оказаться эмоцией, трудной для пережи­вания. Тем не менее, я попытался собрать этот «список» из слов, с моей точки зрения, наиболее точно отражающих названия тех или иных переживаний.

Следует отметить, что больше всего наименований (номина­ций) среди так называемых негативных переживаний. Это согла­суется с представлением о том, что первичная тревога есть базо­вая реакция организма на катастрофу рождения, как об этом пи­шут О. Ранк (1924) и К. Хорни (1937)[8].

НЕПРИЯТНЫЕ	ПРОМЕЖУТОЧНЫЕ	ПРИЯТНЫЕ
ТРЕВОГА	УДИВЛЕНИЕ	ИНТЕРЕС
РАСТЕРЯННОСТЬ	БЕСПОКОЙСТВО	ЛЮБОПЫТСТВО
ИСПУГ	БЛАГОДАРНОСТЬ	РАДОСТЬ
ОПАСЕНИЕ	УМИЛЕНИЕ	УДОВОЛЬСТВИЕ
БОЯЗНЬ	ЖАЛОСТЬ	ВОСТОРГ
СТРАХ	ЗАВИСТЬ	СЧАСТЬЕ
УЖАС	ЗЛОРАДСТВО	БЛАЖЕНСТВО
ОТЧАЯНИЕ	СКУКА	НАСЛАЖДЕНИЕ
ГОРЕ	БЕЗРАЗЛИЧИЕ	ЛЮБОВЬ
ГРУСТЬ	СТРАСТЬ
ПЕЧАЛЬ
СОЖАЛЕНИЕ
ОГОРЧЕНИЕ
РАЗОЧАРОВАНИЕ
ДОСАДА

Поделиться: