После смерти епископа Жюля Тибиргиена на его место советника в КВЦ был назначен ректор д'Эрбиньи, считавшийся авторитетным знатоком русского вопроса. Д'Эрбиньи профессионально изучал англиканство и отождествлял Российскую православную церковь с Церковью Англии, а Владимира Соловьева с кардиналом Ньюменом[63]. В русском католическом деле он применял схемы, аналогичные методам миссионеров в Великобритании, где правительство Его Величества долгое время не разрешало работать иностранным католическим деятелям среди англичан. В книге «Англиканство и греко-славянское православие» д’Эрбиньи проанализировал историю взаимоотношений двух церковных общин и пришел к выводу о сходстве не только их вероучения, но даже этапов исторического развития! Этим он пытался убедить католического читателя, что русское христианство представляет собой не более чем восточную реплику протестантизма. Мишель д’Эрбиньи настойчиво проводил мысль о необходимости возвращения русских православных в административное подчинение Римского престола.
Д'Эрбиньи развил энергичную деятельность по сбору сведений о положении русской эмиграции в Европе. Он объехал главные европейские города, где от имени папы Пия XI советовал латинским иерархам оказывать материальную помощь беженцам из России. При этом он конфиденциально сообщал о том, что филантропическая активность является лишь прикрытием для миссионерской деятельности среди эмигрантов[64]. Благодаря аристократическому воспитанию и личному обаянию д’Эрбиньи имел большой успех у русских эмигрантов. Он лично познакомился со многими русскими аристократами и представителями православной интеллигенции. Даже враги католичества говорили о нем как о «друге русских». Особенностью миссионерства Мишеля д'Эрбиньи было создание ситуаций, в которых православные ставились в условия выбора в пользу католичества. У конвертита должно было остаться чувство, что желание принять католичество родилось у него самостоятельно. Поэтому он лично устраивал русских детей в католические школы, посылал молодежь в университеты и пристраивал на жительство в приюты католических монастырях, подчеркивая, что ни в коем случае не призывает их принять католичество. Одновременно в конфиденциальных письмах настоятелям учреждений он подчеркивал, что настоящим критерием их деятельности является число обращенных душ.
Д’Эрбиньи удалось обеспечить планомерное финансирование русского апостольства за счет средств Римского престола, благодаря чему многие русские деятели апостольства были ему обязаны всем. В Риме д'Эрбиньи близко сошелся с князьями Волконскими, авторитетными людьми русской эмиграции, которые увидели в нем защиту от польского влияния на апостолат. В условиях численного превосходства латинян, только чудо могло спасти русское апостольство от тотальной латинизации. Александр Волконский, бывший резидент военной разведки, был приглашен преподавать русский язык в Восточный институт. Волконские доверяли апостольскому горению и гению д'Эрбиньи, не допуская и мысли, что французский дворянин может вести двойную игру. Они не верили слухам, что личность д’Эрбиньи обманчива: несмотря на широту взглядов, он тайно причащает больных русских в бессознательном состоянии с целью причислить к католичеству «на смертном одре»[65].
В качестве личных секретарей д’Эрбиньи в разное время работали барон Константин Врангель, Николай Братко и Александр Дейбнер. Во время многочисленных поездок по Европе д'Эрбиньи познакомился с архимандритом Сергием Дабичем, происходившим из дворянской семьи, и увлек его конвертироваться «в сущем сане». Дабич был формально благочинным (деканом, по латинской терминологии). В реальности у него не было ни храма, ни подчиненных священников. Мишель д'Эрбиньи представил в Римской курии дело Дабича первым обращением крупного православного прелата со времени Брестского собора 1596 г[66]. Дабич оказался совершенно ненужным католическим структурам. Католическая церковь была готова предоставить «русскому прелату» лишь место статиста в своих акциях. Дабича возили по католическим семинариям и монастырям и, образно говоря, предъявляли в качестве первого трофея в войне с «восточной схизмой».
В 1924 году д'Эрбиньи познакомился в Брюсселе с Николаем Пушкиным, внуком великого русского поэта[67]. Под влиянием бесед с д'Эрбиньи, Пушкин формально подписал документ о переходе в католичество. Д'Эрбиньи ликовал, но сохранил это событие в глубокой тайне, послав конфиденциальное письмо бельгийскому кардиналу Жозефу-Дезире Мерсье, ошибочно назвав конвертита Александром Пушкиным. Сам Николай Пушкин оставался всю жизнь образцовым членом русского прихода юрисдикции РПЦЗ. Бельгийский славист д-р Вим Куденис, обнаруживший сведения о конверсии Пушкина, встречался с его сыном, который с удивлением узнал об этом[68].
В 1924 г. на IV Велеградском съезде, проходившем под председательством нунция Франческо Мармаджи[69], д'Эрбиньи зачитал список казненных православных и католических священнослужителей в России. Все собравшиеся пропели «Вечная память». В глазах участников д'Эрбиньи предстал главным духовным борцом с советским коммунизмом.