В 1960 г. внешнюю политику РПЦ возглавил молодой епископ Никодим Ротов, представитель нового поколения церковной номенклатуры[222]. Советское руководство поставило перед Московской Патриархией задачу самостоятельно выдвинуться на переговоры с Ватиканом, оттеснив Константинопольский патриархат, который возглавлял сторонник НАТО патриарх Афинагор. Весной 1962 г. в Москву прибыл кардинал Иоанн Виллебрандс[223] с целью изучить возможность пригласить православных наблюдателей на II Ватиканский собор. Сначала предполагалось, что делегация Константинопольского Патриархата будет представлять православный мир с молчаливого (или нет) одобрения РПЦ. Затем стороны договорились, что делегация Московского Патриархата поедет самостоятельно. Это соответствовало замыслу Советского руководства на стратегическую дезинформацию и моральное разоружение Запада.
Через несколько месяцев Никодим Ротов, будучи в Париже на сессии Всемирного Совета Церквей, воспользовавшись приглашением г-на Большакова, отправился в Мец на встречу с кардиналом Тиссераном, взяв в качестве переводчика архиепископа Василия Кривошеина, который подробно описал эту встречу в своих воспоминаниях. Вопрос о наблюдателях уже был решен на заседании Президиума ЦК КПСС. Никодиму было важно, чтобы архиепископ Василий, известный своей честностью, передал содержание «конфиденциальных» переговоров всей православной диаспоре: Ватикан, бывший бастионом антикоммунизма, признал легитимность Московской Патриархии, уговаривал прислать своих наблюдателей на Собор и принял её условия не вести антисоветскую и антикоммунистическую пропаганду. В подготовке встречи Ротова и Тиссерана принимали участие монахи Шевтоньского монастыря, которые, вероятно, полагали, что участвуют в историческом событии примирения Католичества и Православия.
Во время своего первого посещения Рима митрополит Никодим подчеркнуто интересовался святынями Вечного города и латинской духовностью, чем приятно поразил католических прелатов. Папский Совет по христианскому единству сомневался можно ли предлагать Никодиму поселиться в Руссикуме, но он сам об этом попросил. В Риме митрополит заявил, что хочет собрать материал для диссертации о папе Иоанне XXIII, чем приобрел себе репутацию ученого мужа. Митрополит Никодим приезжал в Рим почти ежегодно, жил в Русской коллегии и общался с гостеприимными иезуитами. Он тонко польстил руководству Руссикума высокой оценкой богослужебной культуры и вживанием в русский быт. К тому времени в Руссикуме уже давно не было ни одного русского (за исключением киевлянина отца Георгия Коваленко SJ), поэтому слова Никодима были восприняты в качестве доказательства состоятельности и необходимости Руссикума в новых политических условиях. Ранее священники Гречишкин, Оболенский и Урусов высказывались крайне нелицеприятно об искусственной русскости коллегии. В скором времени оказалось, что на роль исследователя Никодим претендовать не может, ибо со своим заочным богословским образованием он иностранными языками владел лишь на уровне разговорных фраз. Его диссертация о папе Иоанне XXIII (напечатанная позже в Вене) в действительности принадлежала перу его референта А. Казем-Бека[224]. Собственные экспромты Никодима часто ставили в тупик католических прелатов[225].
Из Рима Никодим вывез в СССР множество богослужебной литературы византийского обряда, отпечатанной в василианском монастыре Гроттаферрата. Служебники римской печати раздавались священникам Ленинградско-Новгородской епархии. В библиотеки духовных школ поступила большая партия русскоязычной католической литературы, изданной деятелями русского апостольства за многие десятилетия. Как пишет в своих воспоминаниях Михайло Гаврылив, во времена Никодима труды князя Гагарина, «Католичество» Волконского, катехизисы Тышкевича и Забужного находились в открытом доступе библиотеки Ленинградский духовных школ.[226] Своим приближенным священникам Никодим выдавал антиминсы римского производства с мощами католических святых. На его письменном столе демонстративно лежали «Духовные упражнения» Св. Игнатия Лойолы. В окружении митрополита Никодима были филокатолики: уже упоминавшийся Гаврылив, Марк Смирнов, Амвросий Блинков, которые молились Розарий и почитали Фатимское явление. В своих воспоминаниях Михаил Гаврылив писал, что 1973 г. он ездил в Литву к ксендзу Станиславу Добровольскому, где формально присоединился к Католической церкви[227]. Добровольский велел ему принимать рукоположение в Московском Патриархате и во всем слушаться митрополита Никодима. По возвращению в Галицию Гаврылив вступил в подпольный чин василиан Св. Иосафата, а после смерти Никодима открыто перешел в Украинскую греко-католическую церковь.
Митрополит Никодим посетил почти все русские католические центры в Западной Европе и Америке. Из экуменического центра при Фордамском университете Нью-Йорка, он вывез большое количество книг и репродукций икон, не заплатив за них. Он встречался со многими священниками русского апостольства, включая убежденного антисоветчика Хризостома Блашкевича. Незадолго до своей внезапной смерти митрополит Никодим посетил главу УГКЦ в изгнании кардинала Иосифа Слипого.
Необычные поступки митрополита способствовали созданию т.н. «мифа о Никодиме», который получил большое распространение в подпольных католических кругах бывшего СССР и Восточной Европы. Этот миф наложился на «мессианские» представления латинян, которые ожидали появления в русской православной иерархии прогрессивного латинолюбивого епископа, который тайно примет католичество и поведет свою паству к унии с Римом. Через многие годы после его смерти, западные католики не только говорили о Никодиме как о «тайном католическом епископе», но даже называли его «тайным экзархом католиков византийского обряда». Находились свидетели, которые утверждали, что видели, как папа Павел VI у гробницы Св. Петра в Риме принимал в католичество митрополита Никодима. В действительности, вся деятельность Никодима четко вписывалась в линию стратегической дезинформации советских спецслужб: распространение слухов о существовании либеральной оппозиции в верхах советской номенклатуры, чтобы убедить руководство Западного блока ослабить давление на СССР.
12 декабря 1969 года в Мюнхене в Институте по изучению СССР при участии 30 ведущих советологов прошел семинар «Московская Патриархия и тенденции ее сближения с Римским Апостольским престолом». Большинство выступавших заявило, что этим сближением Католическая церковь лишь укрепляет положение коммунистического режима. Поездки Никодима по всему миру и его дружба с католиками вызывали ярость у непримиримой антисоветской эмиграции, ориентированной на Зарубежную церковь. Русские эмигрантские газеты негодовали: «Где не проехал красный танк, там прошел красный митрополит!»
Никодим принимал участие в переводе нового Римского Миссала[228] на русский язык и службы преподобному Игнатию Лойоле. Он заверил римских экуменистов, что после самороспуска УГКЦ на Львовском соборе 1946 года, все препятствия к духовному единению Римской церкви и Русского православия исчезли.
В 1971 г. состоялся поместный собор Московского Патриархата, на котором в присутствии кардинала Виллебрандса, были утверждены решения о ликвидации Украинской греко-католической церкви на т.н. «Львовском соборе». Присутствие римского прелата трактовалось как молчаливое согласие Ватикана. Украинская греко-католическая эмиграция была травмирована этим решением, но никогда его серьезно не воспринимала.
Ректорство Поля Майё
В 1966 г. ректором Руссикума и делегатом иезуитского ордена для византийского обряда стал Поль Майё SJ. Он отличался выдающимся организаторскими способностями и большим личным обаянием. За свою приверженность византийскому обряду православные эмигранты за глаза называли его «главным ряженым иезуитом». У него сложились необычайно теплые и доверительные отношения с митрополитом Никодимом, который подкупал кажущейся открытостью и доброжелательностью. Никодим договорился с Майё о посылке в Рим семинаристов из СССР для учебы в папских университетах. Все расходы оплачивала Римская курия. Условием Никодима был отказ Ватикана от критики внутренней политики в СССР, в первую очередь религиозной несвободы, и прекращение моральной помощи религиозным диссидентам (имелись в виду подпольные епископы и священники УГКЦ).
В 1966 г. у Майе произошел конфликт с настоятелем русского прихода Фатимской Божьей Матери в Сан-Франциско иеромонахом Андреем Урусовым, которого Советское посольство называло «самым опасным иезуитом». В результате Урусов покинул не только орден, но и вообще Католическую церковь. Урусов обратился к архиепископу Иоанну Шаховскому (юрисдикция Американской Греко-кафолической церкви), однако последний его не принял из-за хороших отношений с иезуитским орденом в США. В конце-концов, Урусов вошел в юрисдикцию Московской Патриархии, несмотря на свой антикоммунизм. В Орегоне он купил дом, где основал исследовательский центр и скит во имя Всех Святых, продолжая заниматься научной деятельностью.
При КВЦ был создан комитет по координации деятельности среди оставшихся русских в апостольстве. Главой комитета был визитатор епископ Андрей Катков MIC. Комитет регулярно собирался в Руссикуме. Его членами состояли ректор Поль Майё, протоиерей Стефан Виргулин, иеромонах Хризостом Блашкевич и протоиерей Петр Модесто. Комитет изучал состояние дел в апостольстве и способ его приспособления к новым требованиям церковной власти[229].
С начала 60-х гг. началась новая волна эмиграции из СССР на Запад, сначала с помощью фиктивных браков, а затем под видом еврейской эмиграции в Израиль. Эта волна была несопоставимо малой, по сравнению с двумя предыдущими волнами, но члены комитета обратили на нее внимание и выяснили, что пятая часть, выезжающих в Израиль, не имеет к еврейскому народу никакого отношения и планирует остаться в Европе. У духовенства Руссикума уже не было желания с ними работать. Из католических структур в Италии только центр «Христианская Россия» пытался найти подходы к этим людям и трудоустроить их в Европе. Другим местом работы с эмигрантами новой волны стал Интернат Св. Георгия, перепрофилированный в 1970 г. в «Центр русских исследований Сен-Жорж». С каждым годом религиозная составляющая центра угасала. Сотрудники занимались, главным образом, преподаванием французского языка русским эмигрантам и изучением русского языка с французами. В 1979 г. совместными усилиями центра и «Славянской библиотеки» был начат выпуск интеллектуального журнала «Символ», который отличался своей корректностью по отношению к отделенному от Рима православию и умением обходить острые углы православно-католического диалога.
Поль Майё за время своего правления повлиял на формирование мировоззрения многих экуменических деятелей, которые до сих пор служат в Римской курии. В 1969 г. помощником Поля Майё по экуменизму и сотрудничеству с Московской Патриархией стал испанский иезуит Мигель Арранц. 13 апреля 1969 г. он присутсвии митрополита Никодима совершил Божественную литургию в одном из храмов Ленинградской духовной академии и помянул одновременно Римкого папу и Московского патриарха[230]. Успехи Арранца в установлении тесных отношений с руководством РПЦ стали недосягаемым примером для подражания новейшего поколения римских экуменистов.