Леди и джентльмен не привлекают внимания




 

Хань старательно тянул носочек вверх и, закусив язык, аккуратно раскатывал по ноге ажурную тонкую сеточку чулка.

— Сколько осталось?

— Пара кварталов, — коротко ответили ему по-китайски с места водителя.

— Так и будешь дуться? — мрачно уточнил Хань и вытянул вверх другую ногу, упаковывая её в «сеточку».

— Я не дуюсь.

— Я вижу...

— Ты прекрасно знаешь, что будет, если тебя поймают. Рядом с ним и в таком виде.

— Ифань, меня не поймают. Потому что — рядом с ним и в таком виде. Ни одна душа не заподозрит меня в подобном. Особенно — учитывая мой имидж. Передай бельё. Чёрное кружевное. Да-да, это...

— О да, твой имидж, уж конечно, — ядовито отозвался Ифань. — Квартал остался и этот тупой светофор. И, Господи, на кой чёрт я согласился на эту авантюру? А если меня узнают?

— Ты выглядишь как дико кучерявый абориген Анголы. Просто играй себе негра дальше. Даже я тебя не узнал бы. Хватит уже. Передай туфельки.

— Да подавись ты ими! Ты хоть потренировался ходить на этих копытах?

— Испытаю в поле — зачем раньше времени заморачиваться? — легкомысленно отмахнулся Хань и сунул ступни в туфли. — Круто, как по моей ноге сделаны. А-Фань, ты в курсе, как эта штука надевается?

Перед Ифанем возникли какие-то резинки и кружева с фигурными застёжками. Он скорчил страдальческую гримасу и пробубнил:

— Это пояс. Надень поверх трусов и пристегни чулки. Кажется, так.

— Носил?

— Иди в пень! С баб снимал! В кино.

— А-Фань, а я-то, наивный, думал...

— Заткнись и полезай в свои тряпки — почти приехали уже.

Хань торопливо натянул пояс, послушно пристегнул чулки с грехом пополам, полюбовался на результат и взялся за бюстгальтер.

— Как тебе мой бюстик?

— О Господи... Давай ты спросишь об этом у того, ради кого так рискуешь, а?

Хань посопел, застегнул бюстгальтер и влез в платье. Остались парик и макияж. Макияж Хань мог себе сделать и с закрытыми глазами, а вот с париком пришлось повозиться.

— Нет, давай лучше вот так...

— Так неудобно!

— Зато красиво! Дай сюда свою садовую башку!

— Ты как с моей головой... А-Фань! Ай, сорвёшь сейчас всё родное и не очень! Ай-ай! Больно же!

— Вот. И так... а ещё... Да погоди ты! И пришпандорим цветочек. Во-о-от!

— Извращенец!

— Кто бы говорил, а? — возмутился Ифань, выразительно окинул взглядом друга, упакованного в женские шмотки, и влип с размаху лбом в подставленную ладонь. — Конец света, чёрт бы его... Думать не хочу, на что ещё ты способен ради этого мальчишки.

— А-Фань, — Хань доброжелательно похлопал Ифаня по плечу, — это всего лишь любовь. Просто хочу его увидеть. Хоть ненадолго.

— В таком виде?

— В другом виде меня к нему и на пушечный выстрел не подпустят, а так, — Хань подмигнул собственному отражению в зеркале, — я сам себя не узнаю. Леди и джентльмен не привлекают внимания.

— Скажи уж честно, что жаждешь прыгнуть к нему в постель, — мрачно буркнул Ифань и потянулся к ручке дверцы.

— Уж куда там, я согласен на всё: туалет, подсобку, любую горизонтальную или вертикальную поверхность, лишь бы без свидетелей. И чёрт с ним, с экстримом.

— Ты больной.

— Я просто скучаю.

Ифань выбрался из салона, обошёл машину и распахнул перед Ханем дверцу, подал руку и сопроводил к парадному входу «леди», которую изрядно качало на высоченных шпильках. Хань предъявил приглашение и проскользнул внутрь, чудесным образом сохранив равновесие, а Ифань вернулся к машине.

Несмотря на отличную маскировку, светиться вдвоём им было опасно. Не то чтобы Ифань паршиво походил на негра, но когда их — обоих — видели рядом с друг другом даже в гриме, люди начинали перебирать ассоциации. И, рано или поздно, цепочки ассоциаций приводили к совершенно не нужному Ханю результату.

Усевшись на своё место, Хань попытался выдержать характер, но не смог. Всё равно искал полубезумным взглядом всего одного человека из сотен присутствующих. Прекрасно знал, что нет смысла, не сейчас, знал, что те, с кем он прежде выступал в одной группе, выйдут на сцену не раньше, чем через час. Но он не мог остановиться.

Ладони взмокли, стали липкими и скользкими от пота, пальцы подрагивали. И, наверное, Хань облизал уже всю помаду с собственных губ — он даже нервно покусывал их. И не мог поверить, что сегодня он увидит...

...Чонина.

Увидел. Через час. На сцене.

Но Чонин не увидел Ханя. И не мог увидеть — освещение играло на руку зрителям, а не артистам. Но это уже было неважно.

Хань не пытался спрятать улыбку, не пытался контролировать лицо — бесполезно потому что. Губы сами улыбались, а взгляд — следовал за Чонином.

И казалось, что они не виделись сотню лет.

Чонин исхудал, и черты его лица стали строже — хотя куда уж дальше-то?

«Надеюсь, ты ещё помнишь меня? Ты должен помнить. Ты обещал...»

Но танцевал Чонин по-прежнему как бог. Что бы ни случилось, это оставалось неизменным.

Всё, что было от мига, когда Хань увидел Чонина на сцене, до мига, когда Хань остановился перед ним и попросил автограф, слилось в какой-то мутный поток. А потом Чонин посмотрел на него. Увидел. Его лицо медленно менялось: все оттенки постепенного узнавания и понимания, от изумления до восхищения — и тревога.

Чонин последовательно ронял маркер, диск, что-то ещё и пялился на Ханя с романтично-дурацким выражением на лице.

— Придурок, — сквозь зубы рыкнул Хань, пытаясь одновременно изобразить улыбку. — Отходи назад. Ну же!

Чонин с недоумением огляделся и всё-таки отступил немного назад. Хань быстро шмыгнул туда же, ухватил Чонина за горячую ладонь и поволок за собой мимо закрытых и приоткрытых дверей, едва не налетел на Рёука, поспешно опустил голову и просочился мимо, не позволив Чонину ничего ответить на озадаченный оклик.

— Скорее! Где тут никто не ходит?

— Тут везде ходят, — с широкой улыбкой отозвался Чонин и попытался прикоснуться к его щеке. Хань сердито мотнул головой.

— Вижу, это обстоятельство тебя радует, а вот меня — не очень! — Хань огляделся и прижал Чонина к стене, согрелся прикосновением к горячим губам и зажмурился. — Я сейчас умру, если не получу тебя всего и полностью. Убил бы за то, чтобы...

Не договорил. Кажется, и себя, и Чонина довёл до ручки.

— Не здесь! Нужно... м-м-м... — Хань откинул голову назад, позволив Чонину творить с его шеей что угодно и лапать его под платьем. — Чонин! Нас же увидят...

— К чёрту.

— Чон... ин...

— Чёрт.

Чонин внял-таки голосу разума и помчался дальше. Теперь уже он волок за собой на буксире шатающегося на шпильках Ханя. Они сунули носы в пару гримёрок, попытались втиснуться в подсобку и в отчаянии застонали синхронно.

— Есть идея... — просиял Чонин.

— Какая?

— Тебе она не понравится.

— А выбор есть?

— Неа.

— Тогда давай идею.

Ханю идея в самом деле не понравилась — он ненавидел высоту, а лезть пришлось под высоченные потолки к всякой осветительной хрени, потом осторожно передвигаться по деревянным служебным мосткам в самый угол, где и обнаружилась более или менее подходившая им ниша. И всё это время Хань крепко держался за Чонина, стискивая его плечи и руки до боли, лишь бы не свалиться вниз.

— Ты, должно быть, шутишь! — возмутился Хань, когда Чонин попытался втолкнуть его в тёмную нишу.

— Если бы. И имей в виду, что у меня нет ничего. Вообще. Ни защиты, ни смазки, ни... Как жаль, что в реальности я не обладаю своей суперсилой...

— Почему жаль?

— Потому что втелепортировался бы в тебя с разбега без смазки и прочей лабуды, — немного смущённо признался Чонин. — Чёрт возьми, откуда ты взялся?

Чонин не дал возможность Ханю ответить на вопрос и сразу перешёл к поцелую, горячему и несдержанному. Он шептал одновременно — пытался — о том, как скучал, что думал, чего ждал или не ждал, о том, какой Хань красивый, «как горизонт за пять минут до рассвета» и «такой вообще, что ещё сильнее хочу втелепортироваться с разбега».

— Сумасшедший... — выдыхал ему в губы Хань, но охотно приоткрывал рот, позволяя Чонину целовать себя всё более откровенно и жадно.

Хань тихо фыркнул, когда Чонин задрал платье и задержал ладонь на его бедре. Фырканья Чонину показалось мало, поэтому он отстранился, заставив Ханя разочарованно застонать.

— Какого чёрта?..

— Что это?

— Пояс.

— И... чулки?

— Господи, это всего лишь маскировка, — взмолился Хань, уже навоображавший себе бурный и исступлённый трах над головами уймы гостей под самым потолком. Но не тут-то было! С Чонином вечно случались какие-то невообразимые и дикие накладки. Как сейчас.

— Погоди, я так не могу.

— Что значит «не могу»? — рассвирепел Хань, не на шутку забеспокоившийся о грядущем и желанном горячем акте воссоединения двух тел. Временно, но мощно. Акт грозил не случиться. С таким-то подходом.

— Я не это имел в виду, — сообразив, чем может всё закончиться конкретно для него, торопливо пояснил Чонин. — Успокойся, хорошо?

— Успокоиться? — заискрил ещё сильнее Хань. — Я тут ради тебя бегаю вот в этом вот, а ты...

— Ты прекрасен. — Последовавший за словами поцелуй несколько смягчил гнев Ханя. — Я просто не могу так вот сразу. Дай мне на тебя полюбоваться... Так непривычно.

Горячая ладонь уверенно коснулась бедра Ханя, спустилась к колену и поднялась обратно к поясу.

— Ты на каблуках? — прошептал Чонин и обвёл кромку уха кончиком языка.

— Это что-то меняет?

— Нет... То есть, не снимай их. Туфли...

Чонин нейтрализовал Ханя новой порцией жадных влажных поцелуев, так что Хань спохватился тогда лишь, когда Чонин уже почти стянул с него платье.

— Нет! Ты... Я же чёрта с два его обратно надену! Нет, Чони...

Горячие пальцы на подбородке — и быстрое касание кончиком языка, по нижней губе и внутри. И сдавленный стон.

— Я потом тебе помогу, — едва слышное обещание на ухо, и после него платье Ханя оказалось на деревянном перекрытии.

— Мы его испачкаем, — вновь попытался воззвать к здравомыслию Чонина Хань, но напрасно. Через миг он уже стоял на коленях на собственном платье и жмурился от обжигающих поцелуев, которыми Чонин осыпал его плечи, одновременно играясь с лямками бутафорского бюстгальтера и прижимая чёрное кружево к особенно чувствительным сейчас соскам.

Хань мелко дрожал от прикосновений горячих губ к своей коже на шее и спине, от прикосновений рук к груди и бокам, от тесного женского кружевного белья на себе любимом. Он прикоснулся к собственному члену, болезненно нывшему от возбуждения из-за...

— Я сам!.. — Чонин оттолкнул его руку и накрыл ладонью напряжённую плоть, упакованную в кружевные женские трусики. Ногтем провёл легонько по эластичному кружеву от яичек к головке.

— Убью... — выдохнул Хань, повернув голову влево, вцепившись в волосы Чонина рукой и притянув к себе, чтобы погасить поцелуем стоны. Он жадно ловил зубами кончик языка Чонина, мстительно прикусывал до лёгкой боли и мычал всё громче, сходя с ума от смелых прикосновений Чонина к низу живота и члену. Хуже того, Чонин не стал снимать с него женское бельё, а просто сдвинул в сторону немного, чтобы высвободить напряжённый ствол. И точно так же сдвинул узкую кружевную полоску меж ягодиц, и погладил нежную кожу вокруг входа.

Новый поцелуй закончился прикосновением пальцев к губам Ханя, и Хань медленно облизнул языком слегка солёную кожу, пососал, вобрал в рот глубже и снова обвёл языком.

Хань томно застонал и откинул голову Чонину на плечо, плавно повёл бёдрами, чтобы лучше ощутить влажный от собственной слюны палец Чонина внутри себя.

— Хань... — Горячий шёпот возле уха ещё больше усиливал возбуждение. И Хань не понимал, о чём Чонин спрашивает его. Пришлось повторить несколько раз, чтобы до него дошло.

— Придурок... — выдохнул он сердито и прижался ягодицами к бёдрам Чонина, потёрся о грубую ткань брюк. — Мне не больно, а чертовски... невыносимо... безумно хорошо... Будет, если ты что-нибудь сделаешь более...

Хань ахнул от неожиданности, потому что Чонин послушно добавил второй палец. Резче, чем следовало, но всё равно приятно. До безумия. Шуршание одежды и вжиканье молнии только подстёгивали нетерпение и желание.

Хань не постеснялся застонать в голос, ощутив прикосновение горячей плоти к левой ягодице. Он сжал в ладони собственный член, но Чонин заметил и поймал его руки, не позволяя ласкать себя.

— Пусти!

— Нет. Всё будет идеально или никак.

— Посмотри... по сторонам... Это «идеально»? — задохнулся от возмущения Хань.

— Я не про... антураж, — пробормотал Чонин, прижавшись губами к коже под ухом и опалив быстрым поцелуем. Твёрдое и горячее на миг коснулось подготовленного входа.

— Чонин...

— Что? — Ещё одно дразнящее касание и пальцами по ложбинке меж ягодиц.

— Чонин.

Он оттянул немного кружевную полоску и резко отпустил, заставив Ханя содрогнуться всем телом от острых впечатлений.

— Ким, чтоб тебя, Чонин!

— Да-а-а? — томно выдохнул ему на ухо тот самый невыносимый Чонин.

— Какого чёрта ты творишь?

— Я просто... хочу тебя, — ещё тише прошептал Чонин и накрыл его ягодицы ладонями, раздвинул и наконец мягко толкнулся внутрь, входя неторопливо и понемногу, с остановками, чтобы дать Ханю время — вспомнить и расслабиться.

— Как будто... надо заново привыкать... к тому, какой ты, — прерывисто выдохнул Хань, вновь откинул голову на правое плечо Чонина, запустил левую руку в тёмные волосы и притянул к себе для поцелуя.

— Больно? — обеспокоенно уточнил Чонин чуть позднее, пытаясь совладать с учащённым дыханием.

Хань помотал головой и наклонился вперёд, уперевшись ладонями в твёрдую поверхность. Чонин верно расценил это как приглашение к действию. Поначалу всё шло хорошо и даже чудесно, но постепенно доски под Ханем начинали подрагивать и поскрипывать в такт движениям Чонина.

— Ох... чёрт... твою... мать... услышат?..

— Уже... пофиг...

— Да нет уж... нефиг...

— Заткнись...

— А-а-а... — Хань закусил губу, чтобы заглушить протяжный стон и неловко подогнул левую руку — мышцы дрожали от волны удовольствия, захлестнувшей его.

Чонин неожиданно отшатнулся и вышел из него, но возмутиться Хань не успел, потому что его перевернули на спину. Через миг Чонин прикасался ладонью к внутренней поверхности бедра и жадно целовал его искусанные губы. Кружевные трусики всё же пали под натиском смуглых пальцев.

— Животное, — шепнул Хань Чонину.

— Что?!

— Ты их порвал. Животное.

— Я тебе новые куплю, — с тихим смешком пообещал Чонин. — Сам выберу. Если хочешь, куплю сотню новых...

— При условии, что их ты тоже будешь рвать во время... во время. Мне нравится... — Хань задохнулся от мощного толчка и запрокинул голову с блаженным стоном: — Животное...

Кажется, доски под ними стали скрипеть ещё хлеще, чем раньше, но теперь обоим было наплевать, что и кто там подумает. И плевать, если их всё-таки обнаружат.

Чонин, будто издеваясь, подхватил ноги Ханя под коленями, повернул голову и провёл языком по сеточке чулка, потом провёл пальцами и сжал лодыжку, любуясь туфелькой на высоком каблуке.

— Перестань, — взмолился Хань.

Чонин вновь погладил его ногу, обтянутую «сеточкой», склонился к нему и мягко поцеловал. Мягко, но откровенно, проникая языком глубоко в рот, касаясь языка Ханя и втягивая в чувственную игру, после чуть отстранился и прошептал, касаясь губами влажных губ Ханя:

— Ты прекрасен, как ангел из сказки за пару строк до финала. Вряд ли ты ещё раз это всё наденешь. Хочу запомнить тебя таким...

— Надену. И не раз. Если ты всё-таки сподобишься и дашь мне кончить, — сердито-смущённо пробурчал Хань, обхватил Чонина руками за шею и качнул бёдрами, стремясь принять Чонина как можно глубже. В ближайшее время у него просто не было выбора: либо видеться с Чонином, будучи в платье, либо платье не надевать, но и с Чонином не видеться.

Они сильнее прижимались друг к другу с каждым новым движением. Хань поймал ладонями голову Чонина и удерживал, не позволяя разрывать поцелуй. Они то соприкасались губами и языками, то ловили сбившееся дыхание друг друга или стоны, то снова целовались под назойливый скрип досок.

Далеко внизу под ними никто и ничего не замечал, потому что сыпавшаяся сверху пыль рассеивалась намного раньше, чем успевала опуститься на пол или костюмы гостей.

Чонин успел накинуть на бёдра Ханя белый платок, что выудил из кармана, правда, сам до этого он кончил в Ханя и испачкал немного платье. Они опять целовались — жадно и несдержанно — пока приходили в себя. Одевать Ханя в процессе было не лучшей идеей, но...

— Ты мне чулки испачкал, — возмущённо шипел Хань, одёргивая подол платья и прикрывая фрагменты явно не женской анатомии.

— Где? — Чонин тут же задрал несчастный подол повыше. Якобы в поисках пятен. Но Хань отлично знал, что на самом деле искал этот мелкий извращенец, поэтому твёрдо одёрнул подол вновь и смерил Чонина убийственным взглядом.

— Ну ещё разок? — грустно посмотрел на него Чонин. — Чуточку?

Хань был неумолим. Кое-как управившись с платьем и расправив складки, он взялся за парик. Без помощи Чонина обойтись не удалось, но в итоге они управились-таки. Контрольный смотр Хань провёл себе сам в ближайшем туалете перед зеркалом. К счастью, все засосы прятала одежда, на виду ничего компрометирующего не оставалось, если не считать припухших и покрасневших от множества поцелуев губ, но это всегда можно списать на помаду, а вот с довольным «лисьим» взглядом Хань ничего уже поделать не мог. Его глаза всегда так ярко и сыто светились после секса с Чонином.

— Идеально, — шепнул Чонин, торчавший всё это время за его спиной и наблюдавший за ним в зеркале. И именно в зеркале их взгляды сейчас встретились. Чонин медленно провёл кончиком языка по верхней губе, глядя при этом на губы зеркального отражения Ханя.

— Смерти моей хочешь? — хриплым от вновь вспыхнувшего желания голосом уточнил Хань.

— Нет, всего лишь даю повод для нового визита. В скорейшем, — Чонин коснулся пальцем шеи Ханя и провёл линию к ямочке меж ключиц, — времени. Не обязательно секс-марафон. Я бы пригласил тебя куда-нибудь. Куда ты захочешь.

— Свидание? Чонин, тебе уже не пятнадцать. И сейчас двадцать первый век.

— Я в курсе. Но я всё равно хочу...

Хань развернулся, всмотрелся в строгие черты смуглого лица и вздохнул, погладил ладонью по щеке и тронул полные губы быстрым поцелуем.

— Пусть это будет что-то спокойное и тихое, и малолюдное. От публики я быстро устаю.

— Я помню, — пробормотал Чонин ему на ухо и крепко обнял, прижав к себе. ― Не хочу отпускать тебя.

— Но мне пора. Проводишь?

— Мог бы и не спрашивать. Идём?

 

Чонин раскрыл рот от изумления, когда осознал, что высокий негр в форме шофёра — это У Ифань собственной персоной.

— С ума сойти... Отличная маскировка.

— А если я тебе сейчас на ногу наступлю, Ромео чёртов? — недоброжелательно осведомился Ифань и протянул руку «Джульетте».

— Не стоит, у меня уже есть кавалер, — отказался от его помощи Хань и подмигнул Чонину. Они опять жадно целовались под прикрытием распахнутой автомобильной дверцы после того, как Чонин помог Ханю забраться в салон.

— Господи, ну не при свидетелях же! — возмутился Ифань.

— Каких свидетелях? — с невинным видом уточнил Хань.

— А я?

— А ты проходишь по этому делу как соучастник. Какой из тебя свидетель?

— На групповуху я не подписывался.

— Эй, он только мой, раскатаешь губу — найду и отрежу яйца тупыми ножницами, — тут же обрычал Ифаня Чонин и подарил Ханю долгий поцелуй. Хань торопливо запихнул в карман Чонина телефон с сохранённым номером и весело хмыкнул:

— Помочь брюки застегнуть? Или так и будешь бегать с торчащим из любопытного места клоком рубашки? Горе ты моё...

Хань аккуратно застегнул молнию на брюках Чонина и выпросил бонусный поцелуй.

— У меня всего один, но чертовски важный вопрос, — заметил лениво Ифань, который всё ещё размышлял над обещанной ему впечатляющей хирургической процедурой.

— М-м-м? — одновременно издали вопросительный звук целующиеся Хань и Чонин.

— Мы собираемся отсюда уезжать когда-нибудь? А то у крыльца скапливается пресса, которая уже хищно поглядывает в нашу сторону. Наверное, филейный фрагмент Чонина кажется им смутно знакомым. Учитывая знаменитость этого самого фрагмента, у нас не больше пары минут на побег. Пора делать ноги?

— Чёрт! — Чонин ещё раз поцеловал Ханя, отпрянул и захлопнул дверцу. Ифань тут же рванул вперёд на зелёный так, что Хань завалился на спину, вскинув вверх ноги.

— Чудный вид. Переодеваться собираешься?

— Господи... обратно же надо. Ты помнишь, в чём я был на том гадском приёме?

— Пакет слева от тебя на сиденье.

— Я тебя обожаю!

— Нет уж, спасибо. Мне ещё дороги мои яйца. И помни, что у нас осталось всего полчаса на дорогу обратно и эффектное появление на этой проклятой церемонии.

— Я помню, Фань. Но есть кое-что, о чём я забыл.

— У меня плохое предчувствие...

— Прости, но я где-то посеял...

—...доброе и вечное?

— Нет, средство для снятия краски с твоей кожи. Понимаешь...

— Ага, сейчас я тебя зарою вон под тем деревом. Можешь уже не переодеваться, не всё ли равно, в чём тебя похоронят?

— Фань, вспомни о Чонине и тупых ножницах! И подумай о родине, то есть, яйцах. Вдох-выдох! Я сейчас что-нибудь соображу!

— Что именно?!

 

Примечание к части

обложка:
https://cs625723.vk.me/v625723763/2ed78/atPzucypXc8.jpg



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-27 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: