Французский православный приход и о. Жилле




 

Когда в октябре 1931 г. я уезжал из Львова, митрополит Андрей[276], прощаясь со мною, просил меня в случае, если мне придется в Париже встретиться с о. Жилле, передать ему его привет. Так-так такого случая мне не представилось, а передать слова Владыки я считал важным и необходимым, то решил в последнее воскресенье перед отъездом в Галицию, именно 31 июля зайти в церковь прихода, чтобы после обедни подойти к о. Жилле, с которым я лично знаком не был.

Французская православная церковь, как это всегда оповещалось в русских газетах, в это время помещалась на Bd. de la Gare, № 174; обедня - в 11 часов. Церковь находилась в двух шагах от русской католической церкви восточного обряда (10, Qu. de la Sœur Rosalie), где обедня обыкновенно заканчивалась в 11½, поэтому я мог быть у «французов» после нашей службы.

Сначала несколько слов о ней. Служба у о. Евреинова, как всегда, - чинная, безупречная, но почему-то как будто холодная: причина тому - вероятно, наплыв иностранцев, «любопытных».- В церкви человек 30; русских - 9, остальные иностранцы на половину – «любопытные», (обыкновенно, т.е. не в «мертвый сезон», бывает вдвое больше, в той же пропорции). Большинство сидит на стульях или по приставленным сбоку вдоль стены двум скамейкам; большинство иностранцев следит за службой по книжке (издана по переводу о. кн. Гика). Проповеди, вероятно, ввиду незначительного числа русских, о. Евреиновне говорил. Обыкновенно его проповеди прекрасны по содержанию, но ввиду отсутствия ораторского таланта скорее скучны и мало производят впечатления. О. Цебриков, одно время служивший в церкви, говорит лучше, а проповеди о. Кузьмина-Караваева, в прошлом году в продолжении 6 недель сослужившего с о. Евреиновым, были замечательны и по содержанию и по талантливости изложения и слушались с неослабным вниманием).

После службы я подошел к о. Александру, хотел проститься с ним ввиду моего отъезда на долгое время и предупредить, что бывать в церкви не буду. Он сказал мне, что только что вернулся из монастыря (не запомнил из какого именно), где он проделал «ретрет[277]» от которой вынес самое отрадное впечатление: «не то, что в прошлом году в Солем с нашими русскими неврастениками, какая-то пародия на «ретрет».

Разговор задержал меня на некоторое время, подходя к «Французской» церкви, я боялся, что запоздал, но - напрасно. Церковь, - как оказалось, помещалась рядом стена об стену с французской реформатской «церковью», хотя с отдельным входом с улицы, но с внутренней сообщавшейся дверьми. Занимает она большую комнату - зал с двумя колоннами и хорами (скорее балконом); стены совершенно гладкие; простая серая штукатурка; одно большое окно в боковой стене против двери. Под балконом, но немного отступя ближе к середине комнаты поставлен престол, решительно ничем не отделенный от другой части комнаты; - ни иконостаса, ни ступеньки, ни решетки, ни иконы... Престол накрыт простой белой скатертью и полотенцем; на престоле - небольшое евангелие в матерчатом переплете, медный крест и вместо семисвечника - на деревянных, грубой работы ступеньках 7 стаканчиков-лампадок. Рядом с престолом[278] под балконом, как раз около двери, ведущее к протестантам, - жертвенник с тою же примитивной обстановкой. Во стенам две - три иконы; на стене против престола большая икона Богородицы; перед нею - паникадило со множеством зажженных свечей, чего в нашей церкви не замечается, т.к. иностранцы свечей не ставят. Вот все убранство церкви. Но все это убожество, все эти недочеты и пренебрежения существенными эмблемами нашего обряда, видимо ничуть не влияют на религиозное настроение молящихся.

Вспоминаю, как нам - русским католикам ставили в упрек отсутствие иконостаса, когда мы (пока не имели своей церкви) должны были довольствоваться службой в крипте церкви Madeleine. Очевидно, церковь и служба о. Жилле, его отступничество и работа рассматриваются русскими, как «победа русского православия» над католичеством и удовлетворяют прежде всего патриотическое чувство, отодвигая на второй план вопрос о церковной обстановке и чистоте обряда.

Когда я вошел в церковь, читался акафист Богородице. По среди церкви и, в сущности, среди молящихся стоял аналой с иконой, а о. Жиллепо-славянски читал акафист; выговаривал он прекрасно, почти без акцента, с интонациями хотя и правильными, но под час преувеличенными (как и затем во время литургии).

Всех молящихся было человек около 70, - и все русские (может быть два-три француза), много простого народа. По окончании акафиста, началась литургия по-французски. Прислуживал священнику русский в пиджаке, без стихаря. Хор - из 6 человек; помещался он, так сказать, в левом крыле публики, ничем от молящихся не отдаленный; пел - вполне прилично; пел за исключением Alelluia и Kyrie eleison по-французски; слова разбирались с трудом, но т.к. напевы были «обиходные», привычные русскому слуху, то настроение, особенно для более простого народа, создавалось соответствующее.

Читать апостол вышел настоящий француз (как мне потом передал свое предположение о. Дейбнер- швейцарец Nicolas de Brathe, состоящий будто бы пономарем при о. Жилле); одет он в черную визитку, как и прислужник, без всяких признаков облачения; по-славянски он, очевидно, не говорит, т.к. прокимна не провозглашал, делал это за него регент хора, оборачиваясь лицом к престолу, а затем обратно поворачивался к хору и подхватывал с ним собственный же возглас. Когда это троекратное провозглашено было закончено, чтец, осенив себя широким, видимо непривычным, крестным знамением, прочитал апостола по-французски без всяких свойственных причетнику интонаций.

Служение самого о. Жилле, прежде всего, лишено спокойствия, и потому совершенно отсутствует чинность богослужения. Нервность проявляется во всем: в движениях, в дикции; неуместный под час экстаз, деланный пафос, доходящий иногда до театральности; частые коленопреклонения и произвольные движения, искажающие обряд; прибавления в возгласах, которые впрочем, трудно улавливаются, т.к. речь ведется по-французски, что уже достаточно режет ухо. Одним словом расшатанность нервов дает себя чувствовать во всем, даже в проповеди, носящей все признаки сектантского проповедника.

За великим входом поминал ряд патриархов (не разобрал каких именно), но закончил словами: «et particulièrement notr metropolite Mgr. Euloge[279]» Так как престол, как я уже отметил, ничем не отгорожен от молящихся, которые находятся в 2-3 шагах от него, то получается впечатление, что священник служит прямо среди прихожан, а когда он выходит кадит (каждение очень обильное),то проходит среди народа. Удивительно, что вся эта обстановка, отсутствие существенных эмблем нашего обряда и самочиние, отступления от него, ничуть не влияет на молитвенное настроение русских; «интонации» возгласов верно скопированы; театральность и пафос - принимается за «истовость» и «глубину благочестия»; а приближение самого богослужения к молящимся создаете им впечатление, будто они сами прижимают в нем участие; все это нравится русским и утешает их наболевшее национальное чувство.

Служба продолжалась до 1½ ч. Выйдя с крестом о. Жиллеобратился к пастве с «прощальным» словом (по-французски): он уезжал на 1½ месяца и просил прихожан к его возвращению нравственно приготовиться, чтобы начать новый «церковный» год с еще большим религиозным рвением, чем настоящий.

Приложившись к кресту, я просил о. Жиллеудалить мне несколько минут разговора; он просил сейчас же, здесь же, т.к. спешил на поезд; нас, ожидавших, было 4 человека, так что я не мог рассчитывать на продолжительный разговор. Как только я назвал имя митрополита Андрея и передал его привет, на нервном и усталом лице о. Жилле отразилась радость, и слезы выступили у него на глазах. Он немедленно выразил желание подробно поговорить со мной и сожаление, что не может сделать этого немедленно; но просил передать Владыке благодарность за его добрую память и отношение и чувства глубокой преданности, т.к. чтит его выше всех других епископов; просил уверить, что он не занимается прозелитизмом. Я не мог удержаться, чтобы не спросить его, почему он служит по-французски, когда прекрасно выговаривает по-славянски, а все его прихожане, как я заметил, почти исключительно русские. На это он ответил, что работает главным образом среди детей от смешанных браков, хотя и православных, но говорящих больше по-французски; а затем многие из русских прихожан благодарили его за французскую службу: только благодаря французскому языку им стала понятна литургия, тогда как славянский язык им совершенно непонятен (!?) (Очевидно, не скромные старушки и рабочие принадлежать к этим благодарным прихожанам).

Ни место, ни время не позволяли мне затронуть самый интересный вопрос о личных переживаниях самого о. Жилле. Что он сделал с католическими догматами: отказался ли от них совсем? или, если нет, то как разрешает неизбежный конфликт своей совести с требованиями начальства и с запросами мирян? - До следующего свидания…

 

(подписал) П. Волконский

АПВ, док. б/н, машинописная копия.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-04-03 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: