выходного дня. Дети играют на улицах, проходят спортивные соревнования, идут
занятия в школах. Даже свадьбы справляют. Сегодня вот справили шестнадцать
комсомольско-молодежных свадеб. Кривотолки и разглагольствования пресекаем.
На аварийном блоке есть пострадавшие. Двое эксплуатационников - Валерий
Ходемчук и Владимир Шаше-нок-погибли. Двенадцать человек доставлены в
медсанчасть в тяжелом состоянии. Еще сорок человек, менее тяжелых,
госпитализированы позднее. Пострадавшие продолжают поступать.
Геннадий Васильевич Бердов, высокий, седовласый, спокойный
генерал-майор МВД, заместитель министра внутренних дел УССР, прибыл в
Припять в пять утра 26 апреля в новом, недавно сшитом мундире. Золотые
погоны, мозаика орденских планок, значок заслуженного работника МВД СССР. Но
мундир его, седые волосы были уже страшно грязными, радиоактивными,
поскольку генерал провел все утренние часы рядом с АЭС. Радиоактивными
теперь были волосы и одежда у всех присутствующих, в том числе и у министра
Май-орца. Радиация, как и смерть, не разбирает, кто ты-министр или простой
смертный.
- Анатолий Иванович,-докладывал генерал Бердов,-в пять утра я был в
районе аварийного энергоблока. Наряды милиции приняли эстафету у пожарников.
Они перекрыли все дороги к АЭС, поселку, особенно к местам рыбалки на
водохранилище пруда-охладителя, (Тут надо заметить, что генерал Бердов,
догадываясь об опасности, не представлял, какова она на самом деле, поэтому
его милиционеры оказались без дозиметров и средств индивидуальной защиты и
все до одного переоблучились. Но инстинктивно они действовали
правильно-резко сократили доступ в предполагаемую опасную зону.- Г. М.) В
припятском отделении милиции сформирован и действует оперативный штаб. На
помощь прибыли сотрудники полесского, иван-ковского и чернобыльского
райотделов. К семи утра в район аварии прибыло более тысячи сотрудников МВД.
Усилены наряды транспортной милиции на железнодорожной станции Янов. Здесь к
моменту взрыва находились составы с ценнейшим оборудованием. Приходят
пассажирские поезда, локомотивные бригады и пассажиры ничего о случившемся
не знают. Сейчас лето, открытые окна вагонов, железная дорога проходит в
пятистах метрах от аварийного блока. Надо закрывать движение поездов.
(Хочется еще раз похвалить генерала Бер-дова. Из всех собравшихся он первый
правильно оценил обстановку.- Г. М.) Постовую службу несут не только сержанты
и старши-
ны, но и полковники милиции. Лично проверяю посты в опасной зоне. Не
было ни одного отказа от несения службы. Проведена большая работа в
автохозяйствах Киева. На случай эвакуации населения тысяча сто автобусов
подогнаны к Чернобылю и ждут указаний правительственной комиссии...
- Что вы мне все про эвакуацию рассказываете?!-взорвался
министр.-Паники захотели? Надо остановить реактор, и все прекратится.
Радиация придет в норму. Что с реактором, товарищ Шашарин?
- Операторы, по данным Фомина и Брюханова, заглушили его, нажав кнопку
A3 пятого рода.-Шашарин вправе был говорить так, ведь он еще не поднимался в
воздух...
- А где операторы? Их можно пригласить?-настаивал министр.
- Операторы в медсанчасти, Анатолий Иванович... В очень тяжелом
состоянии.
- Я предлагал эвакуацию еще рано утром,- глухо сказал
Брюха-нов.-Запрашивал Москву, товарища Драча. Но мне сказали, чтобы до
приезда Щербины ничего в этом направлении не предпринимать. И не допускать
паники.
- Что скажет гражданская оборона?
Встал Соловьев, тот самый начальник гражданской обороны АЭС, | который
в первые два часа после взрыва с помощью единственного ' радиометра со
шкалой 250 рентген определил опасную степень радиации. (Реакция Брюханова
читателю известна. Однако следует дополнить: Соловьев продублировал ночью
сигнал тревоги в гражданскую оборону республики, что достойно всяческой
похвалы.)
- На диапазоне двести пятьдесят рентген - зашкал в районах завала,
машзала, центрального зала и в других местах вокруг блока и внутри. Нужна
срочная эвакуация Анатолий Иванович.
Встал представитель Минздрава СССР Туровский:
- Эвакуация необходима. То, что мы увидели в медсанчасти... я имею в
виду осмотр больных... они в тяжелом состоянии, дозы, по первым
поверхностным оценкам, в три-пять раз превышают летальные. Бесспорна
диффузия радиоактивности на большие расстояния от энергоблока.
- А если вы ошибаетесь?- сдерживая недовольство, спросил Майорец.-
Разберемся в обстановке и примем решение. Но я против эвакуации. Опасность
явно преувеличивается.
Объявили перерыв".
Свидетельствует Б. Я. Прушинский, главный инженер ВПО Союз-атомэнерго:
"Когда мы вернулись с Костей Полушкиным в горком, Шашарин и Майорец
стояли в коридоре и курили. Мы подошли и прямо там, в коридоре, доложили
министру о результатах осмотра четвертого блока с воздуха: можно
предположить, что реактор разрушен. Охлаждение неэффективно.
- Аппарату крышка,- сказал Полушкин.
Сильно затягиваясь, в клубах дыма, и без того щупленький и казавшийся
на заседаниях коллегий каким-то игрушечным по сравнению с тяжеловесами типа
замминистра Семенова, Шашарин сейчас еще больше осунулся, побледнел, обычно
приглаженные каштановые волосы торчали перьями, бледно-голубые глаза за
огромными стеклами импортных очков смотрели не мигая. Все мы были в это
время затравленные и убитые. Пожалуй, кроме Майорца. Он, как всегда,
аккуратный, с ровным розовым пробором, на лице - ничего.
- Что вы предлагаете?-спросил Майорец. '
- А черт его знает, сразу не сообразишь. В реакторе горит графит. Надо
тушить. Это перво-наперво. А как, чем... надо думать.
Все вошли в кабинет Гаманюка. Шашарин зачитал списки рабочих групп.
Когда речь коснулась восстановительных работ, представитель генпроектанта с
места выкрикнул:
- Надо не восстанавливать, а захоранивать!
- Не разводите дискуссии, товарищ Конвиз! - прервал его
Майо-рец.-Группам в течение часа подготовить мероприятия для доклада
Щербине. Он вот-вот должен подъехать..."
Свидетельствует Г. А. Шашарин:
"Потом мы поднимались на вертолете в воздух с Марьиным и зампредом
Госатомэнергонадзора, членом-корреспондентом АН СССР Сидоренко. Зависали над
блоком на высоте двести пятьдесят- триста метров. У пилота был, кажется,
дозиметр. Хотя нет-радиометр. На этой высоте светило рентген триста в час.
Верхняя плита была раскалена до ярко-желтого цвета против ярко-вишневого,
доложенного Прушинским. Значит, температура в реакторе росла. Плита лежала
на шахте не так наклонно, как потом, когда бросали мешки с песком. Грузом ее
развернуло. Здесь уж стало ясно окончательно, что реактор разрушен.
Сидоренко предложил бросить в реактор тонн сорок свинца, чтобы уменьшить
излучение. Я категорически воспротивился. Такой вес, да с.высоты двести
метров,- огромная динамическая нагрузка. Пробьет дыру насквозь, до самого
бассейна-барбатера, и вся расплавленная активная зона вытечет вниз, в воду
бассейна. Тогда надо будет бежать куда глаза глядят.
Когда приехал Щербина, я зашел к нему до совещания и сказал, что надо
немедленно эвакуировать город. Он ответил, что это может вызвать панику..."
К этому времени, примерно к 19 часам, кончились все запасы воды на АЭС.
Насосы, с таким трудом запущенные переоблучившимися электриками,
остановились. Радиоактивность везде стремительно росла, разрушенный реактор
продолжал изрыгать из раскаленного жерла миллионы кюри радиоактивности. В
воздухе весь спектр радиоактивных изотопов, в том числе плутоний, америций,
кюрий. Все эти изото-пы инкорпорировали (проникли внутрь) в организмы людей,
как работающих на АЭС, так и жителей Припяти. В течение 26 и 27 апреля,
вплоть до эвакуации, продолжалось накопление радионуклидов, кроме того, люди
подвергались внешнему гамма-, бета-облучению.