Рождение и преобразование первых диалектических идей в западной философии
Гераклит Эфесский и новый обряд философской мудрости
Годы жизни Гераклита Эфесского точно неизвестны. Предполагают, что он был «в расцвете сил» в 69-ю Олимпиаду, т.е. в 504-501 гг. до н.э. (1; 176) (Здесь и далее свидетельства о Гераклите приводятся в переводе А.В. Лебедева. В скобках первая цифра – нумерация фрагмента по Марковичу, вторая цифра (или буква в круглых скобках) – разметка внутри фрагмента, последняя цифра – страница в книге А.В. Лебедева «Фрагменты ранних греческих философов». Курсивом даны слова и выражения, приписываемые самому Гераклиту). Гераклит родился в Ионии, в Малой Азии, в греческом городе-государстве Эфесе. В VII-VI вв. до н.э. Эфес вместе с другими полисами греческого мира прошел через процесс демократизации; власть перешла от царского и аристократических родов к демократическим слоям населения, что имеет прямое отношение к Гераклиту Эфесскому. Он происходил из царского рода. По свидетельству Страбона (22, А 2), цари-жрецы (басилевсы) Эфеса происходили от Андрокла, сына афинского царя Кодра. Однако в то время Гераклит уже не только не мог притязать на связанные с его родословной привилегии, но и по собственной воле отказался даже от тех, которые всё ещё выпадали на долю представителей свергнутых царских родов или потомков аристократии. Он отказался от царского сана, по сути дела номинального, уступив его своему брату (1 (6); 177), и поселился при храме Артемиды Эфесской.
Живя при храме, Гераклит, согласно свидетельствам, проводил время очень странным для «нормального» человека образом: иногда играл с детьми в кости и в другие детские игры; иногда предавался «праздным» размышлениям. Греки дивились: потомок царского рода выбрал путь бедности. Но о Гераклите-мудреце они нередко вспоминали и в связи с серьёзными для города обстоятельствами. Так, эфесцы, признав его одним из выдающихся мудрецов, полагали, что он может дать Эфесу наиболее мудрое законодательство. Но когда эфесцы, по свидетельству Диогена Лаэртия, «просили его дать им законы, он пренебрёг их просьбой, сославшись на то, что город уже во власти дурного государственного устройства» (1 (2); 176).
Есть свидетельства и о том, что к Гераклиту присылали своих послов афиняне. Узнав о нём как о выдающемся философе, жители Афин захотели увидеть Гераклита в своём городе, услышать его, поспорить с ним. Гераклит отказался и от этого (1 (12); 178). Создаётся впечатление, что он сознательно и упорно вёл уединённую жизнь учёного, философа, своего рода отшельника. «Впав под конец в человеконенавистничество и став отшельником, – свидетельствует Диоген Лаэртий, – он жил в горах и питался травами и растениями. Заболев от этого водянкой, он спустился в город и, говоря загадками, спрашивал у врачей, могут ли они из ливня сделать засуху» (1 (3); 176).
Так же, как и другие «первые философы», Гераклит, согласно свидетельствам, написал сочинение «О природе». Диоген Лаэртий сообщает, что оно делилось на три основные части: в первой речь шла о Вселенной, во второй – о государстве, в третьей – о богословии (1 (5); 177). Этим опровергается возможное представление о том, что сочинение «О природе» посвящено природе лишь в собственном, узком смысле слова. И можно предполагать, что в нём могло быть рассуждение о сущности, о сути всего существующего. Тогда сочинение, разделённое на раздумья о Вселенной (то есть собственно о природе), о государстве и о божестве, и заключает в себе три самых главных сюжета, которые занимали всех древнегреческих философов, а вслед за ними философов других стран и эпох.
Гераклита современники порой считали дерзким, надменным человеком, не удосуживающимся разъяснить свои мысли-загадки, мысли-шифры. Греки называли его Тёмным. Диоген Лаэртий свидетельствует: «Говорят, Еврипид дал ему [Сократу] сочинение Гераклита и спросил о его мнении. Тот ответил: «Что понял – великолепно, чего не понял, думаю, тоже, а впрочем, нужен прямо-таки делосский ныряльщик» (4; 179). Возникла целая литература, посвящённая возможным толкованиям этого прозвища Гераклита. Так и остается неясным, назвали ли его Темным потому, что он писал на поэтическом, не очень понятном языке, или потому, что был склонен к афоризмам, звучавшим парадоксально, иногда вызывающе. Или потому, что задавал своим читателям, слушателям загадки, не предлагая разгадок. Или потому, что любил игру слов.
Не придавал ли Гераклит своим сочинениям малопонятную форму намеренно? Это могло соответствовать его философскому убеждению, выраженному в словах: «Природа любит прятаться » (8; 192) (Здесь и далее курсивом выделяются фрагменты, которые исследователи считают изречениями самого Гераклита.) Во всяком случае, так полагал Цицерон, оправдывая Гераклита: «[Темнота] не заслуживает упрёка в двух случаях: либо если привносишь её намеренно, как Гераклит, «который известен под прозвищем Тёмный, ибо слишком темно о природе вещей рассуждал он», либо когда непонятность речи обусловлена темнотой предмета...» (4; 180). Впрочем, «тёмен», непривычен был и предмет Гераклита: речь ведь шла о скрытой природе вещей, о труднейшей для постижения диалектике мира. Главным материалом для размышления является само наследие, оставленное Гераклитом. Сохранилось более 100 фрагментов из его работ, которые специалисты считают подлинными (в упомянутом издании А.В. Лебедева 114 фрагментов представлены как подлинные, еще 11 – как сомнительные).
Размышления над фрагментами и реконструкция жизни, способов мышления Гераклита сопряжены с множеством трудностей. Действительно, фрагменты – и потому, что это отрывки, и потому, что Гераклит высказывался и изъяснялся «темно», – иногда загадочны, парадоксальны. Поэтому толкование, которое даёт каждый из интерпретаторов, остается не более чем историко-философской гипотезой.
Гераклит как человек и мыслитель, видимо, в какой-то мере отличался от философов милетской школы. Так, среди материалов, приписываемых Гераклиту, почти нет фрагментов астрономического, математического характера и т.д. Можно высказать предположение, что специальные преднаучные размышления, какие занимали много места у Фалеса, Анаксимандра и Анаксимена, Гераклита уже почти не интересовали. Его в гораздо большей мере привлекало философское размышление, которое у него частично является абстрактным, а частично ещё переплетается с множеством конкретных сюжетов. Несомненно и то, что Гераклита больше, чем его предшественников, волнуют, становясь объектом философских раздумий, социальные, этические, нравственные вопросы.
Мудрец и толпа
Иногда стиль и направленность размышлений Гераклита ставят в прямую связь с его происхождением из царского рода; отсюда-де его презрение к толпе, к большинству, к демократии и демократизму. Но Гераклит немногих «наилучших» выделяет совсем не по знатному происхождению, тем более не из-за богатства. Гераклит, безусловно, на стороне тех, кто делает выбор в пользу ценностей духа и добра. С нескрываемым осуждением относится он к людям, стяжающим материальные блага и богатства, неумеренным в удовлетворении своих желаний: «Не к добру людям исполнение их желаний » (71; 234). Но при этом специально обсуждается проблема именно плотских, материальных желаний. И здесь Гераклит выражает свои ценностные предпочтения вполне определённо: «Лучшие люди одно предпочитают всему: вечную славу – бренным вещам, а большинство обжирается, как скоты » (95; 244). Характерной для Гераклита иронией проникнуты следующие слова (свидетельство Климента Александрийского): «Ищущие золото много земли перекапывают, а находят мало » (10; 193).
К чему же должен стремиться человек? Может ли он бороться со своими житейскими страстями и одолеть их? Один из главных пороков, против которых с истинной страстью выступает Гераклит, – это невежество. А оно многолико. Невежественны те, кто поддаётся обманчивому человеческому мнению, кто ленив в размышлении, кто в погоне за богатствами не занимается совершенствованием своей души. Распространённый вид невежества таков: люди верят в то, что им внушают. Гераклит с возмущением говорит о таких людях и противопоставляет толпе – «наилучших»: «Один мне – тьма (десять тысяч. – Н.М.), если он наилучший » (98; 245).
Кого же относит Гераклит к «наилучшим»? «Наилучшие» – как раз те, кто размышление, совершенствование души предпочитает «скотскому» пресыщению чисто материальными благами. Но «наилучшие» – не просто люди, которые приобретают знания, хотя размышлять, рассуждать, накапливать знания, конечно, очень важно. Для Гераклита уже разумение есть своего рода добродетель. И каждый человек может развить в себе благодетельную способность к размышлению, к познанию самого себя. Следовательно, Гераклиту неверно приписывать мнение, согласно которому люди от рождения или в силу своего происхождения склонны или не склонны, способны или не способны к размышлению и самопознанию. Нет, такая способность, согласно Гераклиту, в принципе дана всем людям, нужно лишь правильно воспользоваться ею. Мудрец из Эфеса снова и снова атакует пагубное, по его мнению, употребление людьми души, дарованной им и доступной совершенствованию.
Толпу, по убеждению Гераклита, и составляют люди, которые не дали себе труда расстаться с невежеством, легковерием и устремиться на путь мудрости. Мудрых людей вообще очень мало – большинство к мудрости так и не приобщается. При этом Гераклит наиболее яростно борется даже не против людей, которые легко верят чьим-то мнениям, – главный удар направлен против тех, кому верит толпа, кто в глазах толпы слывёт многознающим. Вот свидетельство Климента Александрийского: «Ионийские Музы [= Гераклит] дословно говорят, что большинство, т.е. мнимомудрые, «следуют певцам деревенской черни и поют мелодии (номосы) <толпы>, того <не> ведая, что многие – дурны, немногие – хороши »» (101 (b); 247). В версии Прокла то же изречение Гераклита звучит так: «В своем ли они уме? В здравом ли рассудке? Они дуреют от песен деревенской черни и берут в учителя толпу, того не ведая, что многие – дурны, немногие – хороши » (101 (а); 246).
Своим согражданам Гераклит бросает жесткое обвинение в том, что они не терпят в своем городе «наилучших», т.е. мудрейших и достойнейших людей. «Эфесцы заслуживают того, чтобы их перевешали всех поголовно за то, что изгнали они Гермодора, мужа из них наилучшего, сказавши: «Среди нас никто да не будет наилучшим! А не то быть ему на чужбине и с другими! »» (105 (а); 247). Поскольку с поведением эфесцев перекликаются действия индивидов и народов, живущих в наши дни, надо полагать, не устарело и страстное разоблачение Гераклита.
В ряд многознающих, но не мудрых включён даже Пифагор, которого Гераклит, не стесняясь в выражениях, называет «мошенником», «предводителем мошенников», «изобретателем надувательства» (17, 18; 196). Гераклит, таким образом, отваживается выступить против распространённых в народе способов мысли, против обычного понимания мудрости, а заодно и против высших авторитетов древнегреческой культуры. Какой же грек не чтил Гесиода или Гомера? Но, во-первых, и мудрые могут ошибаться, почему и не следует создавать чей бы то ни было культ. «Люди были обмануты явлениями, подобно Гомеру, даром что тот был мудрее всех эллинов. Ведь и его обманули дети, убивавшие вшей, загадав: «что видали да поймали, того нам поубавилось, а чего не видали и не поймали, то нам в прибыток »» (21; 197). Во-вторых, Гомеру не свойственна мудрость в строгом смысле слова, мудрость, возникшая уже вместе с философией, а доступно лишь многознание. И хотя «многого знатоками должны быть любомудрые мужи» (7; 191), истинная мудрость принципиально отличается от многознания. Гераклит изрекает: «Многознание уму не научает, а не то научило бы Гесиода и Пифагора, равно как и Ксенофана с Гекатеем » (16 (а); 195).
В другом фрагменте из Гераклита читаем: «Гомер стоил того, чтобы его выгнали с состязаний и высекли, да и Архилох (Известный греческий эпический поэт. – Н.М.) тоже » (30; 203). Или о Гесиоде: «Учитель большинства – Гесиод: про него думают, что он очень много знает – про того, кто не знал [даже] дня и ночи! » (43; 214). Чего же не знал Гесиод? Что день и ночь «суть одно » (там же), т.е. он не знал диалектики, а потому не заслуживает имени мудрого. Тем самым Гераклит чётко отвергает мифологически-поэтический способ рассуждения. И когда самого Гераклита упрекают в склонности к образному, символическому языку, который сродни языку мифов, то, видимо, не принимают в расчёт неприязнь его к Гесиоду, Гомеру, к другим поэтам, создателям мифов. А также то, что Гераклит пытался выработать пусть и символически-образный, но уже и немифологический стиль размышления и письма. Достаётся от Гераклита и греческим мистикам. Вот красноречивое свидетельство Климента Александрийского: «Кому прорицает Гераклит Эфесский? «Бродящим в ночи (магам), вакхантам, менадам, мистам ». Это им он грозит посмертным воздаянием, им провещает огонь, ибо «нечестиво они посвящаются в то, что считается таинствами у людей »» (87 (а); 240).
«Невежеством» у Гераклита объявляется и «почтенная» вера в некоторые религиозные культы. Гераклиту свойственна богоборческая тенденция, воплощающаяся в некоторых его фрагментах. Гераклит развенчивает дионисийский культ, который был так чтим в Греции, остроумно и метко критикует людей, поддерживающих культ Диониса.
Итак, критическая в адрес религии и мифологии, богоборческая тенденция, критика всяких мистерий и культов, т.е. собственно народного суеверия, – всё это характерные отличия философии Гераклита. Он как бы объединяет многие ненавидимые им суеверия в собирательный образ «невежества», которое овладевает легковерной толпой. И в принципе Гераклит был прав; ведь большинство греков в его время поклонялись богам, отдавая предпочтение то тем, то другим религиозным культам. Критика Гераклита в адрес соотечественников не является, стало быть, беспочвенной: он отважно выступает против всегреческих предрассудков и невежества.
Но, может быть, Гераклит вообще был циником, о которых принято говорить, что у них нет за душой ничего святого? Может быть, он просто подсмеивался над греками и не хотел ни о чём рассуждать серьезно? Иногда Гераклиту приписывают именно такой способ поведения: он-де намеренно развенчивал всё то, что грекам было особенно дорого. Но у Гераклита есть целый ряд фрагментов, в которых об общегреческих ценностях говорится всерьёз. Например, о павших в бою он говорит: «Убитых Аресом боги чтут и люди » (96 (а); 244). Столь же серьёзно и приподнято высказывается Гераклит о «наилучших» людях, достойно встретивших смерть: «Чем доблестней смерть, тем лучший удел выпадает на долю [умерших] » (там же). Есть в философии Гераклита, так сказать, ценность всех ценностей, которой он по-настоящему поклоняется. Речь идёт о законе. «Народ, – говорит Гераклит, – должен сражаться за попираемый закон, как за стену [города] » (103; 247). Очевидно, имеется в виду не всякий наличный закон какого угодно государства (недаром же Гераклит отказался законодательствовать в Эфесе!). Но ценность истинного закона для него – не просто высокая, но абсолютная. Эта мысль встречается позднее у Сократа и Платона.