Когда Пешу прочитал известие о смерти мадам Жозен и о том, что она похоронена за счет госпиталя для бедных, он очень разволновался.
— Жена, — сказал он, — старуха не выезжала из города, в Техас не ездила. Она просто скрывалась от нас в окрестностях города. Как бы то ни было, но я обязан отыскать леди Джен.
— Конечно, конечно! — отвечала добросердечная молочница. — Отыщи ее и приведи сюда. Правда, у нас своих семеро детей, но места для девочки хватит. Я люблю малютку, как родную!
Пешу тотчас отправился разыскивать пропавшую девочку. К великому огорчению семьи, он вернулся поздно вечером того же дня: поиски оказались безуспешными.
Он начал с того, что отправился в госпиталь для нищих, где узнал, что Жозен поступила в госпиталь несколько дней назад еле живая от голода и холода. Ее привезли в фургоне для бедных больных после того, как нашли в какой-то конуре на краю города в полном одиночестве, без каких бы то ни было средств к существованию. Ребенка при ней не было: она лежала одна, и в те немногие часы, когда она приходила в себя, не возникало и намека на то, что раньше с нею жила девочка. Затем Пешу стал наводить справки у ближайших соседей, интересовался фургонщиком, который привез ее в госпиталь. Соседи отвечали, что им ничего не известно. Жозен появилась в их околотке неизвестно откуда. Имущество ее было ничтожным, с первых же дней жизни в этом районе она слегла в постель. Когда она заболела, соседи тотчас позаботились, чтобы за нею приехали. Тогда женщину и перевезли в госпиталь. Никто не знал, откуда она приехала. Видели, что старый негр свалил ее скарб и уехал, а соседям и в голову не пришло запомнить номер. Хозяин лачуги, где она жила, сообщил, что жилье для нее снял тот же старик-негр, который ее привез, но имени его тоже никто не знал. Этим и ограничились поиски Пешу; больше ему ничего узнать не удалось. Жозен, видимо, умышленно скрыла от всех, куда подевалась леди Джен.
— Ну, вот видишь: как ушел, так и пришел ни с чем, — говорил Пешу, возвращаясь усталый, измученный и огорченный. — Впрочем, я дела так не оставлю! Я должен доискаться, как могла пропасть девочка. Чем более я вдумываюсь, тем больше убеждаюсь, что Жозен не ездила в Техас и что девочка наша непременно находится здесь, в городе! Вот что я надумал: завтра с утра отправлюсь осматривать приюты.
— Хорошо, и я отправлюсь вместе с тобой! — воскликнула тетя Модя. — Мы вдвоем поедем в приюты — и только тогда успокоимся. Если Жозен не отправила куда-нибудь леди Джен, то нет сомнения, что девочка отыщется. Я всегда говорила и теперь говорю, что Жозен украла леди Джен. Вот почему она так тщательно укрывала ребенка и так внезапно скрылась. Помнишь даму, которая приезжала на улицу Добрых детей? Очевидно, она разыскивала мадам Жозен. О, уверяю тебя, тут кроется некая тайна! Распутать этот узел можем только мы с тобой. Завтра встанем пораньше и вместе решим, как взяться за дело.
Прошло несколько дней. Джен сидела в классной комнате и готовила уроки. Вдруг в класс вошла Маргарита с кем-то из посетителей. Это было обычным для детей, и потому девочка, прилежно занятая уроком, даже не подняла головы.
— Здесь отделение для детей младшего возраста, — громко сказала Маргарита. — Посмотрите, — быть может, увидите девочку, которую вы разыскиваете.
Услыхав это, леди Джен повернула голову в сторону вошедших, и в то же мгновение полное улыбающееся лицо женщины вспыхнуло от радости.
— Да, да! Это она! — воскликнула гостья.
И сразу раздался голос девочки.
— Тетя Модя! Ах, тетя Модя! — Джен обхватила обеими руками шею мадам Пешу и принялась ее целовать.
Взволнованная женщина прижала ее к себе и тоже целовала. Папа Пешу, чуть не плача от радости, теребил шляпу и с умилением смотрел на жену и ребенка.
— Джен, ты можешь спуститься с нами вниз, — сказала начальница приюта, предложив гостям отправиться в приемную.
Затем завязался оживленный разговор между супругами и наставницею. Джен, устроившись на коленях тети Моди, вслушивалась в слова, касавшиеся ее судьбы, но многого так и не поняла. Долго толковали о мадам Жозен, говорили об улице Добрых детей, о золотых часах с бриллиантами и с какими-то буквами, потом называли эти же буквы, вышитые на белье; и наконец, о том, как внезапно мадам Жозен куда-то исчезла. Толковали и о том, как она была жестока с девочкой. Всю эту историю Маргарита слушала с изумлением и интересом. Она, в свою очередь, сообщила супругам Пешу, как наткнулась на леди Джен на крыльце приюта в канун праздника, как приняла ее в дом, как расспрашивала девочку, откуда пришла, где раньше жила и кто она родом. Но Джен на эти вопросы не отвечала.
— Отчего же ты, милочка, не отвечала тете Маргарите на эти вопросы? — ласково спрашивала тетя Модя.
Девочка запнулась, затем вполголоса сказала:
— Оттого, что я боялась…
— Кого же ты боялась, моя крошка? — спросил Пешу.
— Тетя Полина запретила мне говорить об этом, — робко глядя на Маргариту, продолжала Джен. — А теперь я могу сказать?
— Конечно, можешь. Ты должна рассказать нам все, что относится к тебе и что тебе известно, — серьезно ответила начальница.
— Мне тетя Полина строго приказала никогда никому не говорить, что мы раньше жили на улице Добрых детей, а главное — не называть по имени никого из моих знакомых, не называть своего имени и где я жила прежде.
— Бедняжка! — заключила Маргарита, обращаясь к обоим Пешу. — Тут кроется какая-то тайна, раз старуха Жозен прибегала к таким угрозам. Подождем несколько дней и тогда продолжим… У Джен есть верный друг, мадам Ланье, супруга известного доктора. Она сейчас уехала в Вашингтон, я ожидаю ее со дня на день, а без нее не хочу начинать это дело. Но вы, месье Пешу, можете продолжать поиски.
— Не пройдет двух-трех недель, — сказал добрый Пешу, — и в вашем приюте будет одной сироткой меньше.
Пока начальница приюта и папа Пешу продолжали беседовать, тетя Модя и Джен болтали без умолку. От нее девочка узнала и о кончине матери мисс Дианы и заплакала, представив, что она, бедная, осиротела.
— Вспоминают ли обо мне Пепси, Маделон, месье Жерар и Мышка? Хотят ли меня видеть? — спрашивала девочка, — Ах, как я буду рада, когда мы опять увидимся!
Тетя Модя обливалась слезами, слушая рассказ о страшной ночи, когда Джен увезли тайком. Чего только она, бедная, не натерпелась, живя с Жозен в лачуге, в сырости, голоде и холоде! Ее выгоняли на улицу, заставляли просить милостыню; старуха ее била, требовала денег и, наконец, ударила по лицу!
— Но что всего ужаснее, — воскликнула Джен, — это что она продала мою цаплю! Тетя Модя, подумайте! Я боюсь, что ко мне никогда не вернется моя милая Тони! — И слезы градом полились по лицу ребенка.
— Найдешь ее, душа моя, непременно найдешь! — утешала тетя Модя. — Вот мы тебя нашли, а потом найдем и птичку. Не горюй! Не горюй!
Когда Маргарита пообещала на следующий день утром привезти леди Джен на улицу Добрых детей, супруги Пешу простились с девочкой и, довольные, что сбылось их желание, отправились домой. Тетя Модя не могла вернуться к себе на мызу, не повидав Пепси, старого Жерара, мисс Дианы и не сообщив им, что девочка жива, здорова и находится в приюте. Это был общий восторг! Больше всех, по-видимому, взволновалась мисс Диана. В ту ночь она долго не могла заснуть и долго сидела в цветочной галерее, мечтая о завтрашнем свидании с леди Джен.
На следующий день экипаж с леди Джен остановился у знакомого дома на улице Добрых детей. Джен влетела в комнату Пепси и кинулась ей на шею.
— Все та же! Все та же! — смеясь и плача, говорила Пепси, всматриваясь в Джен. — Те же прекрасные глаза, то же милое личико.
Мисс Диана в первую минуту забыла обо всем на свете, любуясь девочкой; но затем она не удержалась, чтобы не спросить у Маргариты:
— Неужели леди Джен останется в приюте?
— Я надеюсь, что ненадолго: мы все скоро расстанемся с Джен, — ответила Маргарита.
После этого мисс Диана долго беседовала с Маргаритой о том, как бы получше устроить будущее леди Джен.
— Если родные ее согласятся, то я всю свою жизнь готова посвятить девочке, — говорила Диана. — Я воспитаю ее, как следует, серьезно займусь с нею музыкой — для меня это будет большим наслаждением.
— Надо об этом еще подумать, — возразила Маргарита, — а пока я посоветовала бы оставить девочку у нас в приюте. Я охотно позволю ей провести теперь несколько дней у вас, чтобы она повидалась со своими друзьями, а потом надо ее отвезти в приют.
Между тем Пешу вел неутомимую переписку с одним из ювелиров Нью-Йорка, разыскивая через него, кому лет пять тому назад были заказаны дамские часы с вензелем: «J.C.».
Глава 22
Тайна раскрыта
Мадам Ланье вернулась из Вашингтона за несколько дней до праздника. Усталая от путешествия, она посвятила первый день отдыху, а двух своих девочек отправила с отцом в театр. В это время ей подали визитную карточку.
— Артур Менар! — проговорила мадам Ланье. — Проси! Скорее проси!.. Милый мальчик! — воскликнула молодая женщина. — Как я рада, что он приехал к нам на праздник.
Не прошло и минуты, как в кабинет вошел молодой человек. Мадам Ланье дружески протянула ему руку.
— Видите, как я верен! — еще издали вскричал он, смеясь, и его белые блестящие зубы сверкали.
— Вижу, вижу, дорогой мой Арчи! — отвечала, улыбаясь, мадам Ланье. — Ты никогда не изменял нам. Все такой же живой, веселый! Садись поближе, и будем разговаривать. Дети уехали в театр с отцом, а я до того устала за день, что не хватило сил отправиться вместе с ними. Представь себе, мы вернулись из Вашингтона только сегодня утром.
— Неужели? Знай я это, ни за что бы не явился к вам сейчас! Воображаю, как неприятно принимать гостей, когда вы так утомлены! — И Артур вскочил со стула, готовый уйти.
— Вздор какой, Арчи! Садись. Я всегда так рада тебе!
Пока мадам Ланье рассказывала гостю о своем семействе, юноша оглядел почти всю комнату. Всевозможные фотографии были расставлены на столиках. Вдруг Артуру бросился в глаза портрет в рамке из голубого бархата. На фотографии была изображена группа: молодой человек, молодая женщина и ребенок.
— Мадам Ланье, что это за группа? И кто эта дама?
— Это одна из моих любимых подруг детства, — ответила мадам Ланье. — Да отчего ты спрашиваешь? Разве ты ее знаешь?
— Конечно, знаю! Мало того, у меня есть копия этого портрета!.. Вот так странная история! Я вам расскажу, в чем дело, но прежде спрошу кое о чем…
— Арчи, тебя, как видно, очень заинтересовала эта дама? — улыбаясь, заметила мадам Ланье. — Это моя большая приятельница — Джен Четуинд. Мы учились в одном пансионе в Нью-Йорке. Отец ее м-р Четуинд. Ты, верно, слыхал о его богатстве?
— Конечно, конечно, слыхал! Но говорите дальше!..
— Значит, тебя интересует история моей дорогой Джен?
— Да, интересует! Расскажите мне все, все про нее! Мне необходимо это знать.
— Так слушай: красивый молодой человек — это муж Джен, фамилия его Черчилль, родом он англичанин. Девочка — их единственная дочь, которую они привыкли называть леди Джен. С этой минуты начинается настоящий роман, и я употреблю все силы, чтобы раскрыть тайну, касающуюся моего милого друга, Джен Четуинд.
— Продолжайте, продолжайте! — в волнении говорил Артур. — Быть может, я сам помогу вам раскрыть эту тайну.
— Изволь, я не прочь рассказать тебе все, что касается этой семьи. Джен Четуинд — единственная дочь старого богача. Мать ее умерла, когда она была еще совсем девочкой. Отец задумал выдать ее замуж за миллионера Биндервилля, известного строителя железных дорог в Америке. Но вместо этого Джен без разрешения отца вышла замуж за молодого англичанина, служившего в конторе отца. Это был прекрасно образованный человек, деловой, но небогатый. Старик Четуинд до такой степени был раздражен этим браком, что отрекся от дочери, лишил ее наследства, отказал от дома и запретил даже напоминать о ней. Муж Джен взял в аренду имение в Техасе и сделался фермером… В прериях у них родилась девочка, названная в честь матери, а отец прозвал ее леди Джен.
Мы с миссис Черчилль переписывались постоянно. Счастливая беззаботная жизнь молодой четы приводила меня в восторг. Муж и жена сообщали мне до мельчайших подробностей все, что касалось их девочки.
Когда малютке минуло три года, мой верный друг Джен прислала мне в подарок свою семейную фотографию. После этого два года кряду я вела переписку с нею. Вдруг письма ее прекратились. В это время мы с мужем на целый год уехали в Европу. По возвращении домой мне подали несколько моих писем, адресованных Черчиллям, с пометками: «Обратно». Муж навел справки на почте, по какой причине возвращены наши письма, отправленные в Техас. Ему ответили, что мистер Черчилль внезапно скончался два года тому назад от лихорадки, что миссис Черчилль немедленно после кончины мужа покинула прерии и с маленькой дочерью переехала в Нью-Йорк, и что после этого в Техасе не было о них никаких сведений. Начальник местной почты добавил, что он сам удивлен этому: миссис Черчилль, уезжая из прерий, просила хранить ее мебель на станции до тех пор, пока она не приедет в Нью-Йорк и не уведомит, куда именно доставить багаж. «Вот уже два года минуло, — писал начальник почты, — а у нас до сих пор хранятся эти вещи».
Тогда я решила заняться этим делом и написала в Нью-Йорк моей знакомой, чтобы она навела справки, где старик Четуинд и его замужняя дочь. Вот что она мне ответила: «Из местных газет видно, что мистер Четуинд уехал в Европу несколько лет тому назад, а о дочери его Джен нет ни слуху ни духу».
Почему Джен до сих пор не пишет мне — я не понимаю. Есть еще одно обстоятельство, которое меня сильно волнует, хотя другим оно может показаться пустяком. Дело вот в чем: когда мы были девочками в пансионе, я заказала для Джен ко дню ее рождения ящичек, украшенный сверху изящным эмалированным букетом цветов из анютиных глазок и незабудок, а на внутренней стороне крышки были написана поздравительные стихи моего сочинения с вензелем Джен над ними. В прошлом году я приехала к моей постоянной модистке: выбираю себе разные вещи, и вдруг меня бросило в жар. «Откуда у вас этот ящичек?» — спросила я, указывая на изящную вещь. «Одна моя знакомая принесла его ко мне и просила поскорее продать, — ответила модистка. — Фамилия ее Жозен, живет на улице Добрых детей; за этот ящичек я бы взяла двадцать пять долларов». Я сейчас же заплатила эти деньги, спрятала дорогой ящичек в карман и, записав адрес Жозен, уехала домой. Я отправилась на улицу Добрых детей, спрашиваю, где такая-то Жозен? «Опоздали, сударыня, — вежливо ответил мне испанец из табачной лавочки, — Жозен действительно жила здесь, но вчера ночью выехала со всеми своими пожитками, а куда — неизвестно». И действительно, сколько ее ни разыскивали — она точно в воду канула. Очень может быть, что мой ящичек был украден в Техасе или в Нью-Йорке и привезен сюда для продажи. Я была счастлива, что мне случайно удалось вернуть вещь, принадлежавшую Джен.
Все время, пока мадам Ланье рассказывала о своей подруге, Артур Менар не спускал с нее глаз и, очевидно, находился в сильном волнении. Мадам Ланье иногда вопросительно взглядывала на своего собеседника, ожидая, что он перебьет ее рассказ, но он молчал.
— Я рассказала тебе, Арчи, все, что знала, — заключила она. — Теперь очередь за тобой.
— Как я был глуп! — вскрикнул Артур, вскочив с места и принимаясь быстро ходить по комнате. — Вы мне сообщили много любопытного, но знайте, что в эту тайну посвящены не вы одни. Я знал едва ли не больше еще об общем нашем деле.
— Каким образом, Арчи? Что ты знал? Умоляю тебя, расскажи подробно все. Ты представить не можешь, с каким волнением я жду новых вестей о судьбе Джен Черчилль.
— Не будь я таким болваном, идиотом, ослом, будь у меня хоть капля мозга в голове, я бы давным-давно сам привез к вам в дом миссис Черчилль и ее прелестную девочку! А я-то что сделал? Отправил мать и дочь в Гретну без провожатого, когда на дворе было почти совсем темно, когда я знал, что мать больна! Что я наделал?..
— Арчи, Арчи! — воскликнула мадам Ланье. — Говори скорее, когда именно это случилось? Куда делась Джен Черчилль со своим ребенком?
— Ничего не могу сказать! Я теперь точно так же растерян, как и вы! Впрочем, надо все рассказать по порядку…
И Артур стал подробно описывать свою встречу в вагоне железной дороги с миссис Черчилль и с ее дочерью, как он подарил девочке голубую цаплю и как простился с ними на станции Гретна, а сам поехал дальше, в Нью-Йорк.
— О, Арчи! — воскликнула мадам Ланье. — Как это ты не догадался проводить их из Гретны на паром и привезти прямо к нам? Ведь у Джен, кроме меня, не было никаких знакомых в Нью-Йорке. Каково было ей, больной, идти ночью по неизвестной дороге! Ну, что бы тебе стоило пригласить ее прямо к нам?
— Миссис Черчилль ни разу не упомянула о вас. Могло ли мне прийти в голову, что вы с нею так дружны и что она едет именно к вам? А навязываться с услугами незнакомой даме мне показалось неловко.
— Но отчего же на другой день она ко мне не приехала?
— Дайте мне договорить до конца, и тогда мы вместе решим этот вопрос. Проводив миссис Черчилль с девочкой, я долго стоял на платформе поезда и следил за ними. Сначала они кланялись мне издали с улыбкой, потом стали спускаться с горы к парому, и в это время наш поезд двинулся дальше. Я сел на прежнее место в вагоне и задумался. Вдруг на том диване, где сидела девочка, я увидал книгу в переплете из красной кожи, с серебряными застежками и с монограммой «J.С.». Это была книга ехавшей со мной больной дамы. Рядом с книжкой я нашел семейную фотографию.
— Так и есть! — сказала мадам Ланье. — Это была книга моей дорогой Джен. Но отчего с тех пор она ни разу не заглянула ко мне? Куда она делась?
— В этом-то и заключается тайна, — отвечал Артур. — Очень может быть, что она почувствовала себя дурно и зашла в ближайший отель, вместо того, чтобы ехать к вам. Не смею утверждать, что это верно. Могло быть и так, что с больной случилось что-нибудь еще более серьезное. На следующий день я напечатал в одной из местных газет объявление, что нашел вчера в вагоне книгу с семейной фотографией, причем указал адрес, по которому следовало обратиться, чтобы получить книгу и фотографию. Но прошло уже два года, а я не встречал ни матери, ни дочери.
— Как это странно! О, как это странно! — воскликнула мадам Ланье. — Зачем Джен изменила свое намерение? Если она приехала сюда, чтобы погостить у меня, то почему она не исполнила этого?
— Надо думать, — отвечал Артур, — что она не осталась в Гретне, а в ту же ночь вынуждена была уехать из-за каких-нибудь непредвиденных обстоятельств: иначе, если бы она осталась ночевать здесь, в каком-нибудь отеле, я непременно бы ее отыскал. Вернее предположить, что она в ту же ночь выехала из города.
— Дорогой мой Арчи, скажи лучше прямо, что Джен умерла! — проговорила со слезами мадам Ланье. — Неизвестность хуже всего.
— Ручаться ни за что не могу. Но у вас есть маленькая надежда: вы нашли свой ящичек, а я нашел голубую цаплю, которую подарил леди Джен. Представьте себе, как это случилось. Я зашел сегодня утром к одному любителю птиц, смотрю — у него голубая цапля, а это очень редкая порода в здешних местах. Спрашиваю: «Откуда вы ее достали?»— «Вот, — говорит, — какой-то итальянец принес ее на днях и продал дешево, очевидно, торопился почему-то продать». Я попробовал позвать птицу: «Тони! Тони!», как вдруг слышу, она закричала: «Тонь! тонь!» и, хлопая крыльями, побежала прямо ко мне. Ну, думаю, это моя цапля… И действительно, это была она.
— Странно, как ты мог узнать ее?
— Видите, у моей цапли на крыльях клеймо в виде трех черных крестиков, которые я ей поставил.
— Спросил ли ты продавца, где итальянец взял птицу? Очевидно, девочка потеряла ее, или цаплю украли, как украли мой ящичек. Как же это, однако, могло случиться?
— Это лучшее доказательство, что миссис Черчилль не выехала отсюда, — сказал Артур.
— Неужели? — воскликнула мадам Ланье. — Тут непременно кроется какая-то тайна! Продолжай, продолжай…
— Заплатив деньги за цаплю, я начал писать свой адрес и наказал торговцу, чтобы он тотчас же отнес ко мне цаплю. Вдруг передо мной оказался престранной наружности старичок-француз. Увидав Тони, он подскочил к ней, начал гладить ее по голове, смеяться и лепетать что-то по-французски. Я сначала подумал, что это сумасшедший, и старался объяснить ему на французском языке, что голубая цапля моя и что я никому ее не уступлю. Старичок же, в свою очередь, уверял, что эта цапля принадлежит одной маленькой леди, которая прежде жила на улице Добрых детей.
Мадам Ланье широко раскрыла глаза.
— Как? На улице Добрых детей? — сказала она, — Вот странно-то!
— Француз задыхался от волнения, приседал передо мной, шаркал ногой и, улыбаясь, лепетал: «Я, месье, уж два дня ищу голубую цаплю, чтобы порадовать маленькую леди». Когда я попросил старика описать наружность этой маленькой леди, то, уверяю вас, получилось соответствие его слов с фотографией.
— Арчи, неужели это родная дочь моей дорогой Джен? Мать умерла, а где же дочь? Я хочу непременно узнать. Съездим завтра утром на улицу Добрых детей.
— Но девочки, наверное, мы там не найдем, — отвечал Артур. — Старик-француз рассказал мне запутанную историю о какой-то Жозен, которая будто бы убежала из своей квартиры и забрала с собой девочку.
— Жозен? Та самая, что продала мне ящичек?
— Очевидно, та самая, но она недавно умерла. Обо всем этом мне рассказал старичок-француз. От него я узнал, что маленькая леди отдана сестре Маргарите, в сиротский приют. Завтра я собираюсь съездить к ней.
— О, теперь для меня все ясно! — воскликнула мадам Ланье, в волнении вскакивая с места. — Тайна открыта! Сиротка-девочка в приюте — родная дочь моего милого друга, покойной Джен Четуинд. Я узнала малютку в первую минуту: те же глаза, тот же голос, та же улыбка, что и у матери. Скажи, Арчи, ты узнаешь ее?
— Конечно, узнаю. Я ее видел два года тому назад, когда ей было лет шесть. Не могла же она так измениться за эти два года. Мало того, я убежден, что и она меня узнает.
— Отлично! Так приезжай же завтра утром, часам к одиннадцати, прямо ко мне. Надеюсь, что к этому времени ее привезут из приюта. Имя девочки Джен. Бедная, бедная мать! Куда она делась? Я не успокоюсь до тех пор, пока не узнаю, что с нею случилось…
Глава 23
Новая мать
На следующее утро Маргарита по просьбе мадам Ланье приехала к ней вместе с маленькой Джен. Девочку отвели наверх, в детскую, где Этель и Мей, дочери хозяйки, уже ждали ее, а почтенную начальницу приюта пригласили в кабинет.
Долго длилась беседа о судьбе сиротки. Особенно любопытен был рассказ Маргариты о том, как усердно хлопотал добрый Пешу, чтобы раскрыть мошенничество старухи Жозен и ее сына.
— Без помощи месье Пешу, — говорила Маргарита, — нельзя было ничего сделать, так как приходилось собирать сведения не только в Америке, но и в Европе. Денег потребовалось немало, а Пешу, как вам известно, человек небогатый.
— Муж и я, — сказала мадам Ланье, — считаем своей священной обязанностью не жалеть средств, пока не будет доказано, что сирота — дочь Джен Четуинд. А сейчас я попросила бы вас, милая Маргарита, оставить у меня девочку.
Маргарита с удовольствием исполнила желание мадам Ланье, и Джен тотчас вызвали из детской, где она играла с детьми. На ней было довольно грубое приютское платье, но, несмотря на это, она выглядела привлекательно. Все любовались ее оживленными глазами и ямочками на щеках.
— Иди, иди сюда, моя дорогая! — воскликнула мадам Ланье, привлекая к себе леди Джен. — Говори скорей, как тебя лучше звать: леди Джен или просто Джен?
Девочка с минуту подумала, посмотрела на Маргариту и с улыбкой ответила:
— Мне больше нравится, когда меня зовут леди Джен, а мисс Маргарите — когда меня зовут просто Джен.
Тут мадам Ланье отперла резной ящичек и вынула оттуда фотографию.
— Взгляни, дитя мое, — сказала она, — кто на снимке?
Джен побледнела и впилась глазами в карточку.
— Это папа и мама! — крикнула она в волнении. — Это моя милая, милая мама! — И с этими словами она бросилась на шею Маргарите и залилась слезами.
— Кто же теперь усомнится, что это дочь Джен Четуинд? — проговорила мадам Ланье. — Маргарита, я прошу вас оставить девочку у меня. С этой минуты я считаю ее моей дочерью.
Маргарита отвела Джен в детскую, приказала снять с нее приютскую одежду, переодела девочку, расцеловала ее и уехала в приют.
Прошло часа два. Мадам Ланье сидела у себя в комнате и торопливо писала.
В комнату вошел Артур Менар. Он посмотрел на мадам Ланье — та улыбнулась.
— Не спрашивай меня ни о чем, — сказала она, — погоди несколько минут, все узнаешь…
Наверху, в детской, раздался смех. Вслед за этим с лестницы сбежали и вошли в кабинет три девочки в белых платьях, с шелковыми розовыми поясами. То были обе дочери мадам Ланье и леди Джен.
Как только дочери мадам Ланье увидали знакомого гостя, они радостно, со смехом бросились к нему, а леди Джен остановилась на месте как вкопанная, на ее лице мелькнула улыбка и выразилось беспредельное изумление.
Мадам Ланье внимательно следила за нею.
Девочка, крепко сжав руки, робко подошла к гостю и вежливо сказала:
— Позвольте вас спросить, не вы ли тот мальчик, что подарил мне голубую цаплю?
Артур пришел в восторг. Он привлек к себе девочку и, обняв ее, ответил:
— Да, леди Джен, я тот самый мальчик, который подарил вам голубую цаплю. Значит, вы меня помните? А я был уверен, что вы меня давно забыли.
— О, нет! Я-то вас не забыла! — шаловливо заметила девочка. — А вот вы… меня не сразу узнали…
— Нет, нет, моя прелесть! Сразу узнал, но не подошел, чтобы убедиться прежде, узнаете ли вы меня.
— А я повторяю, что вы меня не узнали, когда мы встретились во второй раз.
— Во второй раз! Быть не может! Где и когда вы могли меня видеть во второй раз?
— Видела! Это было во вторник, на масленице. Вы меня не узнали, потому что я была в маске, — при этом леди Джен лукаво улыбнулась. — Я ведь крикнула вам: «Это я! Я леди Джен!», но вы мне не ответили, хотя повернулись в мою сторону и внимательно посмотрели на меня. Конечно, лицо мое было скрыто маской и меня нельзя было узнать.
— Да, теперь я вспомнил. Немудрено, что я не мог вас узнать. Да и могло ли мне прийти в голову, что в измятом, изодранном домино скрывается леди Джен. Почему же вы вторично меня не окликнули?
— Я, право, думала, что вы меня давно забыли.
— А где же Тони? Вы ее отдали кому-нибудь? — И Артур, пристально посмотрев на девочку, улыбнулся.
— Нет, я никому не отдавала своей милой цапли, я любила ее, берегла… но она у меня пропала… Меня послали на улицу петь. Когда бывало холодно, я привязывала ее на веревочке в комнате, а тут она сорвалась и убежала. Тетя Полина уверяла меня потом, будто Тони выскочила на улицу и что поймать ее она не могла: у нее болели ноги… Ах, как я плакала, как долго искала Тони! Я до того тосковала, что не было сил петь.
Джен замолчала.
— Милая, дорогая девочка! Ни в чем-то она не изменилась, осталась той же, — говорил Артур, обращаясь к мадам Ланье и разглаживая волнистые волосы Джен. — А помните ли вы, — продолжал Артур, — тот день, когда мы ехали в вагоне и я подарил вам цаплю?
— Конечно, помню.
— Да, но ведь вы ехали не одна, а с мамой? Где же мама?
— Не знаю, — серьезно отвечала девочка. — Сначала я думала, что она вернулась в прерии и скоро снова приедет ко мне. Но теперь я уже больше не жду ее: я уверена, что она уехала к папе и никогда ко мне не вернется.
— Не можешь ли ты припомнить, моя дорогая, в какое именно время твоя мама уехала? — спросила мадам Ланье.
— Видите ли, я, кажется, была очень долго больна и ничего не помню, а когда выздоровела, то тетя Полина уверяла, что мама на время отправилась домой и скоро сюда вернется.
— Припомни, когда мама уехала, вы жили тогда на улице Добрых детей?
— Нет, мама уехала раньше. Мы жили тогда по ту сторону реки. Потом тетя Полина, ее сын Эдраст и я с Тони — мы все ехали рано утром в большой, большой лодке, вышли на берег и наняли квартиру на улице Добрых детей.
— Ты видишь, Арчи, что Джен и не выезжала из Гретны, — заметила мадам Ланье.
— А где же теперь эта тетя Полина? — спросил Артур у девочки.
— Не знаю! Я от нее убежала и с тех пор в глаза не видела.
— А почему вы от нее убежали? Что она, злая?
— Нет, нет, прошу вас, не говорите больше об этом! — вскричала взволнованная Джен.
— Оставим ее в покое, Арчи! — сказала мадам Ланье, усаживая на колени девочку. — Она и без того натерпелась. Успокойся, моя милочка, забудь противную тетю Полину. Ты никогда ее больше не увидишь. Ты теперь будешь жить с нами, а утром мы с тобой съездим на улицу Добрых детей; ты отвезешь подарки всем своим друзьям.
— Не плачьте, милая леди Джен, — заговорил Артур, — я тоже приготовлю вам подарок, такой, какого вы и не ожидаете!
На следующее утро мадам Ланье и леди Джен отправились на улицу Добрых детей. Экипаж остановился у зеленой решетки домика мисс Дианы д’Отрев.
Леди Джен, немного сконфуженная и улыбающаяся, поднесла ей как рождественский подарок материю на платье.
Пепси пришла в неописуемый восторг, когда в это же утро ей принесли передвижное складное кресло, которое было и кроватью, и коляской, и креслом для сиденья; в этом кресле она могла теперь передвигаться без посторонней помощи. Матери ее, Маделон, принесли из магазина теплое пальто. Мышка подпрыгнула чуть ли не до потолка, когда модистка подала ей картонку с нарядной шляпкой, украшенной — о, восторг! — пунцовыми перьями. Старику Жерару подарили нарядный костюм. Подарками и гостинцами леди Джен засыпала и семью Пешу.
* * *
Наступил канун праздника. Гостеприимный дом Ланье сиял огнями. К знакомым нам девочкам добавилось еще до двенадцати приглашенных детей. Все они — веселые и довольные — собрались в залу.
Дети перебегали из одного угла в другой, рассматривая свои подарки. Говор, смех, радостные восклицания раздавались со всех сторон. Особенно интриговала неизвестно откуда доставленная корзина.
— Да чья эта корзина, папа? — спрашивала маленькая Этель Ланье у отца, который осторожно развязывал таинственный подарок.
— А вот мы скоро увидим, — отвечал Ланье, поглядывая на леди Джен, которая сияла от восторга, любуясь нарядными игрушками.
Артур Менар не мог отвести от нее глаз.
Долго развязывал мистер Ланье высокую тростниковую корзину, так привлекавшую детей. Наконец он снял крышку и вслух прочитал:
Подарок леди Джен
от Артура Менара.
— Что я говорила? Что я говорила? — весело кричала маленькая Этель. — Это подарок для леди Джен — и, верно, чудесный!
В это время отец ее торжественно передал вскрытую корзину Артуру, а тот, улыбаясь, поставил ее у ног леди Джен.
— Надеюсь, что вы довольны моим подарком? — спросил он, вынимая голубую цаплю и опуская ее на ковер.
— Ах! — воскликнула в восторге девочка. — Это Тони, моя милая Тони!
Она схватила птицу обеими руками и начала целовать ее.
— А уверены ли вы, дитя мое, что цапля вас узнала? — спросил мистер Ланье.
— О, конечно, уверена! Тони не может меня забыть. Мне стоит только спрятаться и позвать ее — она тотчас прибежит ко мне.
— Джен, миленькая! Попробуй! Попробуй! — весело закричали девочки.
Их отец взял на руки цаплю, отнес на другой конец залы, спрятал за широкое кресло и опустил на пол.
Вслед затем леди Джен вполголоса чирикнула и закричала:
— Тони! Тони! Тони!
Надо было видеть, в какой восторг пришли дети, когда голубая цапля, немного распахнув крылья, побежала, переваливаясь, по зале и отыскала леди Джен. Возгласы и смех наполнили комнату.
Дети целовали птицу, гладили ее и долго не могли успокоиться.
Со следующего дня начались тщательные поиски с целью выяснить загадочную историю леди Джен. Оказалось, что в городе находился доктор Дебро, который лечил в доме Жозен приезжую даму с ребенком, хорошо помнил их лица, не забыл и голубую цаплю.
Мало того, нашлись люди, которые случайно были свидетелями погребения матери леди Джен и могли указать ее могилу. Что касается вещей, привезенных умершею, то они пропали бесследно, уцелели только часы, сохраненные Пешу.
Леди Джен осталась на воспитании в семье Ланье, где особое внимание обратили на ее прекрасный голос. Имя девочки-певицы скоро стало известно в городе.
В тесном кругу друзей, куда входили семья Пешу, Пепси и ее мать, Диана и старый Жерар, постоянно заботились о девочке-сиротке — общими силами воспитывалась леди Джен.
Голубая цапля занимала среди них почетное место. Когда, по праздничным дням, дети весело и шумно играли, а смуглая Мышка стрелой носилась по комнате, — голубая цапля важно расхаживала вокруг них, иногда останавливалась и, поджав одну ногу, стояла неподвижно, точно мраморная.
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru
Оставить отзыв о книге
Все книги автора
[1]Римские свечи — разновидность пиротехнических изделий, используемых для фейерверка.
[2]Домино — маскарадный костюм в виде широкого плаща с рукавами и капюшоном.