СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТЫ И ТЕРРОР 6 глава

В то же самое время нельзя отрицать, что как бое­вик Савинков обладал личной храбростью и был не­заурядным практиком, хотя бы уже потому, что под его руководством Боевая организация совершила два своих самых знаменитых теракта. После долгой слежки террористам удалось определить ежедневные передви­жения министра внутренних дел Плеве, вызывавшего особую ненависть как революционеров, так и либера-

лов.!5 июля 1904 года, когда министр отправлялся на очередную аудиенцию у царя, Егор Сазонов (извест­ный под кличкой Авель) подбежал к его карете и швырнул внутрь метательный снаряд, разорвавший Плеве в куски и ранивший самого бомбометателя(52). Этот успех, который долгие годы многие эсеры счита­ли «делом чести для партии», значительно повысил престиж Боевой организации как внутри ПСР, так и среди других революционеров и их сторонников(53). Не теряя времени даром, террористы начали готовить столь же громкое покушение на жизнь великого князя Сергея Александровича, генерал-губернатора Москвы.

Впрочем, на некоторое время они отвлеклись на две неожиданные возможности в столице. Проводя слежку за генерал-губернатором Д.Ф. Треповым в С.­Петербурге, члены местного отделения Боевой орга­низации случайно узнали расписание министра юсти­ции Муравьева. Хотя у террористов не было санкции Центрального комитета и единственный его член, находившийся тогда в Петербурге, Николай Тютчев, резко высказывался против совершения этого терак­та, считая жертву слишком незначительной, Савин­ков придерживался собственной логики: «Если есть случай убить Муравьева, то нельзя не воспользовать­ся им уже потому, что неизвестно, будут ли удачны покушения на Трепова и великого князя Сергея»(54). Покушение на Муравьева состоялось 19 января 1905 года, но не удалось.

Вторая возможность была еще более заманчивой. Члену Боевой организации Татьяне Леонтьевой, доче­ри якутского вице-губернатора, в декабре 1904 года была оказана честь продавать цветы на балу, на котором дол­жен был присутствовать Николай II. Леонтьева, убеж­денная террористка, экспансивная и с несколько неус­тойчивой психикой, немедленно предложила убить царя. И вновь террористы, не дожидаясь согласия партийно­го руководства, с энтузиазмом одобрили это предло­жение. Савинков заявил: «Царя следует убить даже при формальном запрещении Центрального комитета»(55). Однако Леонтьевой не удалось принять участие в этом акте открытого неповиновения центральному руковод­ству партии со стороны террористов: бал был неожи­данно отменен.

К этому времени московское отделение Боевой орга­низации было уже готово нанести удар императорской семье. Убийство великого князя Сергея Александрови­ча произошло 4 февраля 1905 года. Большая самодель­ная бомба, брошенная близким другом Савинкова Ива­ном Каляевым, взорвалась с грохотом, который был слышен в отдаленных районах Москвы и был принят поначалу за землетрясение. На месте взрыва «лежала бесформенная куча... из мелких частей кареты, одежды и изуродованного тела... Головы не оказалось, из дру­гих частей можно было разобрать только руку и часть ноги». Бомба также тяжело ранила кучера и самого тер­рориста, который был арестован, судим и пове--шен(56).

В практической области эти две внушительные по­беды — убийства Плеве и великого князя — принесли «кучу денег и много кандидатев в члены Боевой орга-низации»(57). Даже среди консерваторов Плеве был из­вестен как противник любых реформ и считался бю­рократом до мозга костей, который душил всякое про­явление свободомыслия и «компрометировал прави­тельство, как никакой другой министр». Его убийство принесло ПСР и ее боевикам широкую известность, тем более что никто не сказал ни слова соболезнования по случаю смерти Плеве(58). Великого князя также счи­тали реакционером, и к тому же его титул и близкие отношения с царем привносили некий символизм в это событие, так как он был первым членом царской семьи, убитым после 1881 года. Более того, его убий­ство подтвердило, что успех террористов, убивших Плеве, не был случайностью. Эти два теракта, однако, стали и последними успешными акциями Боевой орга­низации, которая приближалась к концу своего так называемого героического периода. В марте 1905 года полиция, действуя на основании сведений тайного аген­та, эсера Николая Татарова, арестовала семнадцать чле­нов Боевой организации, после чего она, согласно Савинкову, уже никогда не смогла достичь такой же силы и значения(59).

Из старых боевиков на свободе остались только Дора Бриллиант и несколько кандидатов в члены Боевой орга­низации, еще никогда не участвовавшие в-терактах. Са­винков, не поколебленный неожиданными арестами,

продолжал в Петербурге подготовку к покушению на Трепова, который в это время был, пожалуй, самой ненавистной фигурой в России. Однако непрерывная по­лицейская слежка за террористами, которая осуществ­лялась благодаря информации Татарова, заставила его на время отложить этот план(60). Тогда боевики стали вынашивать замысел убить великого князя Владимира Александровича, главнокомандующего С.-Петербургс­ким военным округом, которого они считали ответствен­ным за приказ открыть огонь по толпе в день Кровавого воскресенья. Они также планировали убийства Клейгель-са, занимавшего должность киевского генерал-губерна­тора, и барона Унтербергера, губернатора Нижнего Новгорода. Из этих замыслов тоже ничего не вышло, и Боевая организация показала себя совершенно бессиль­ной в период с февраля по октябрь 1905 года. Когда Николай II обнародовал Октябрьский манифест, Цен­тральный комитет ПСР, несмотря на громкие протесты всех членов Боевой организации и боевиков в провин­ции, принял решение прекратить террористическую деятельность партии, считая ее неуместной при новом конституционном порядке. Не обязанные больше оста­ваться в столице, почти все террористы-эсеры разъеха­лись по провинциальным городам и, по словам Савин­кова, «Боевая организация распалась»(61).

Савинков и другие убежденные сторонники терро­ра, однако, не были готовы признать решение Цент­рального комитета обязательным для себя. В это время Савинков вынашивал несколько фантастических пла­нов террористических нападений, включая арест пред­седателя Совета министров графа Витте, взрыв бомбы в петербургском отделении Охранки и уничтожение всех электрических и телефонных коммуникаций в городе(62). Ни один из личных замыслов Савинкова не был пре­творен в жизнь, но после подавления правительством декабрьского восстания в Москве новый Центральный комитет, избранный на первом съезде ПСР, состояв­шемся в Финляндии 29 декабря 1905 — 4 января 1906 года, заявил о намерении возобновить террорис­тическую деятельность(бЗ). Боевую организацию реше­но было восстановить и усилить новыми членами. Их должно было быть около 30, и направление их дея­тельности было заранее определено: Центральный

f> Анна Гейфман

комитет наметил две первые жертвы — Петра Дурно­во, министра внутренних дел, и вице-адмирала Ф.В. Дубасова, московского генерал-губернатора. По оче­видным политическим причинам оба теракта должны были произойти до открытия заседания I Думы(64). Генерал-губернатора решили убить первым, и при­мерно в это же время в Москве распространилась шутка: «Молодчина Дубасов, в такую тяжелую минуту не потерял головы». — «О, не беспокойтесь, он ее еще

потеряет»(65).

За исключением акта возмездия против полицейского осведомителя Татарова, убитого 4 апреля в Варшаве на глазах его родителей(бб), покушение на Дубасова стало последним успехом Боевой организации, да и то непол­ным. После нескольких неудачных попыток приблизить­ся к жертве Борис Вноровский, переодетый в форму морского офицера, бросил 23 апреля 1906 года, за четы­ре дня до последнего срока, установленного Централь­ным комитетом, под карету Дубасова сверток, похожий на коробку конфет, завернутую в подарочную бумагу и перевязанную ленточкой. Произошел сильный взрыв, е результате которого террорист и адъютант Дубасова граф Коновницын были убиты на месте, кучер и несколькс прохожих были ранены, а генерал-губернатора выброси­ло из кареты и он отделался легкими ранениями(67). 2(апреля новый выпуск сатирического журнала «Спрут? опубликовал уместную загадку: «Вопрос: Какая разниц; между европейскими министрами и нашими? Ответ: Т< падают, а наши взлетают»(68).

27 апреля открылось заседание Думы, и Централь ный комитет ПСР, хотя он и бойкотировал выборы подтвердил намерение прекратить террористическуи деятельность(69). Косвенно руководство партии такт образом спасло жизнь министра внутренних дел, по кушение на которого Боевая организация не сумел произвести в отведенное на это время. Она также н смогла осуществить покушение на жизнь министр юстиции М.Г. Акимова. Эти неудачи, а также безус пешные попытки убить двух военных, которые игра ли главные роли в подавлении декабрьского восста ния в Москве, — генерал-майора Георгия Мина, кс мандира знаменитого Семеновского полка, и полко* ника Римана, — только лишний раз напоминали

провалах, преследующих организацию со времени арестов в марте 1905 года. Ранение Дубасова было един­ственным исключением, и многие члены партии на­чали сомневаться в правильности проведения централь­ного террора, указывая на то, что целый ряд неудачных попыток не может быть случайностью(ТО).

Однако после роспуска I Думы в июле 1906 года Цен­тральный комитет опять переменил свою политику в области террора и официально возобновил террорис­тическую деятельность, твердо решив применить все воз­можные средства против «поборников реакции», в пер­вую очередь против министра внутренних дел Столы­пина, который незадолго до того был назначен еще и премьер-министром. Столыпин, которого революцио­неры считали основным виновником роспуска Думы, стал главной мишенью Боевой организации. Чтобы за­щитить свою семью, Столыпин принял приглашение царя поселиться в Зимнем дворце, откуда он плавал по Неве на свои ежедневные встречи с Николаем II в Пе­тергофе. Террористам не удалось использовать бомбы для покушения на Столыпина, так как они не могли даже приблизиться к нему. И наконец поздней осенью 1906 года они были вынуждены отказаться от своих планов и признать еще один провал(71).

В отчаянии Савинков попытался организовать убийство В.Ф. фон дер Лауница, петербургского градоначальника, но, когда даже это не удалось из-за постоянной полицей­ской слежки, он ушел со своего поста вместе с Азефом, который в то время представлял в Боевой организации Центральный комитет. ЦК назначил двух влиятельных эсе­ров, Слетова и Гроздова, на опустевшие посты, но, вер­ные своей психологии закрытого кружка, боевики не при­знали посторонних и самораспустились. К началу 1907 года Боевая организация распалась окончательно и больше в своем прежнем виде уже не воскресала(72).

ТЕРРОРИСТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ НА МЕСТАХ

Вышесказанное не означало, что эсеры были готовы отказаться от тактики политических убийств, посколь-vy Боевая организация не была единственным террори-

₈₄ РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ТЕРРОР В РОССИИ, 1894-1917

™=%Г=И°

"То^аЖа-"ял ™Кь^ ~г, 60-

слал террористку Евстилию Рогозинникову убить на­чальника С.-Петербургского Отдела тюрем A.M. Мак-симовского 15(28) октября 1907 года. Он же, совер­шенно в духе неразборчивости террориста нового типа, разработал план, согласно которому государственные деятели должны уничтожаться не потому, что они виновны в каком-то конкретном преступлении, а просто потому, что они занимают высокие посты. Он также вынашивал идею бросить бомбу в правую сек­цию зала заседаний Государственного совета, где си­дели консерваторы, в том числе и министры. Поскольку будущих министров часто выбирали из консерватив­ных членов Государственного совета, этот удар убил бы сразу двух зайцев — уничтожались не только дей­ствующие министры, но и возможные будущие госу­дарственные деятели, еще не успевшие показать себя врагами народа. Этот акт должен был совершить тер­рорист, представлявшийся журналистом, но план не осуществился благодаря расторопности полиции: ме­сто пребывания Трауберга было установлено и он был арестован(77).

Планировавшееся нападение на Государственный совет не было единичным случаем неразборчивого тер­рора. Террористы Северного летучего боевого отряда Трауберга сознательно избрали своей специальностью массовые убийства. Летом 1907 года, намереваясь убить военного министра А.Ф. Редигера, они собирались бро­сить бомбу во время заседания Военного совета. Власти раскрыли замысел, и во время следствия после ареста террористов один из них сообщил: «Организация ре­шила убить всех министров и их заместителей, начиная с тех, кого меньше охраняют»(78).

Арест Трауберга был тяжелым ударом для Северного летучего боевого отряда, однако это не заставило терро­ристов отказаться от подготовки других громких акций, и в конце 1907 года они направили свои усилия на по­кушения на великого князя Николая Николаевича, дядю царя, и министра юстиции И.Г. Щегловитова(79). А.В. Герасимов, начальник С.-Петербургского отделения Охранки, не мог найти остававшихся на свободе членов отряда, пока один из его агентов не открыл ему имя Анны Распутиной. Слежка за Распутиной установила, что она и ее товарищи регулярно встречаются в Казанс-

ком соборе, где, притворяясь молящимися, обменива­ются информацией и взрывчаткой. Таким образом по­лиция раскрыла связи террористов и к 7 февраля 1908 года готова была действовать. Были арестованы девять членов Северного летучего боевого отряда, среди них — Марио Кальвино (Всеволод Лебединцев), который был весь обложен динамитом, являя собой живую бомбу, так как он собирался броситься под карету Щегловитова. Во время своего ареста он кричал полицейским: «Осто­рожно! Я весь обложен динамитом. Если я взорвусь, то вся улица будет разрушена»(80). Полиции все же удалось его арестовать, и через неделю состоялся суд. Семь тер­рористов, включая Распутину и Лебединцева, были приговорены к смерти и повешены(81). Смелость боеви­ков перед лицом смерти впечатлила даже прокурора, наблюдавшего за казнью: «Как эти люди умирали... Ни вздоха, ни сожаления, никаких просьб, никаких при­знаков слабости... С улыбкой на устах они шли на казнь. Это были настоящие герои»(82). Общество тоже было потрясено этой казнью, раздавались голоса протеста, а писатель Леонид Андреев написал свой известный «Рас­сказ о семи повешенных».

В столице действовали в это время и другие терро­ристические группы эсеров, в том числе Боевой отряд при Центральном комитете под руководством Льва Зильберберга, первоначально созданный как замена Боевой организации. Отряд добился своего первого успеха 3 января 1907 года, когда один из его членов, Евгений Кудрявцев (Адмирал), застрелил фон дер Лауница, давно уже бывшего объектом покушений. Накануне нападения фон дер Лауниц отказался при­нять во внимание предупреждения полиции и не уси­лил мер безопасности.

Полиции удалось арестовать Зильберберга 9 февра­ля 1907 года, но его отряд продолжал и даже активи­зировал свои действия. 13 февраля только счастливая случайность спасла жизнь великого князя Николая Ни­колаевича, когда подложенное под его поезд взрыв­ное устройство было обнаружено солдатом за несколько минут до взрыва. В том же месяце Герасимов получил сведения о том, что террористы планируют теракт про­тив самого Николая II. Расследование показало, что еще летом 1906 года революционеры пытались завербовать

Николая Ратимова, казака Императорского Конвоя, для помощи в нападении на царя, а может быть, и для выполнения этого акта. Ратимов, притворяясь соглас­ным с планом террористов, постоянно сообщал об этих переговорах в Охранку, позволяя властям собрать достаточно улик для ареста и суда(83).

31 марта 1907 года двадцать восемь человек, вовле­ченных в этот заговор, были арестованы. Во время суда над восемнадцатью террористами летом 1907 года Цен­тральный комитет ПСР опубликовал официальное от­речение от какой бы то ни было связи с этим планом и его участниками, уверяя, что руководство партии не приказывало никому из обвиняемых совершать те­ракт против царя(85). В то же самое время адвокаты, и среди них наиболее известные либеральные юристы России — В.А. Маклаков, Н.К. Муравьев, Н.Соколов и А.С. Зарудный, пытались доказать, что Охранное отделение раздуло дело, выставляя нескольких моло­дых революционных энтузиастов полноправными чле­нами страшной Партии социалистов-революционеров и закоснелыми террористами(84). Однако Герасимов сумел предъявить суду достаточно доказательств того, что заговор против царя был задуман Центральным комитетом ПСР. В результате три лидера заговора — Б.И.Никитенко, В.А. Наумов и Б.С. Синявский — были приговорены к смерти, а остальные пятнадцать к раз­личным срокам каторжных работ и ссылки(86).

Этот лживый отказ Центрального комитета ПСР от ответственности за террористическую деятельность не было единичным случаем. Высшее руководство партии заняло такую же позицию после казни эсерами героя Кровавого воскресенья, священника и харизматического пролетар­ского лидера отца Георгия Гапона, ставшего полицейс­ким осведомителем вскоре после событий 9 января 1905 года. Для высшего руководства партии, установившего связь с Гапоном и потом публично отрекшегося от со­трудничества с ним, он стал мишенью номер один. В отличие от более ранних случаев, когда эсеровские тер­рористические акты планировались и проводились груп­пами боевиков, Центральный комитет послал привести в исполнение смертный приговор Гапону только одного человека — его друга и революционного соратника Петра Рутенберга (Мартына), который шел вместе с ним к Зим-

нему дворцу и спас ему жизнь, уведя в безопасное место, когда началась стрельба. Чтобы доказать сто­ронникам Гапона его связи с полицией, Централь­ный комитет решил, что Рутенберг должен убить и Гапона, и П.И. Рачковского, начальника политичес­кого отдела Департамента полиции, во время их тай­ной встречи(87).

В феврале 1906 года Гапон посетил Рутенберга в Мос­кве и рассказал ему о своих связях с полицией. Он по­просил Рутенберга помочь ему получить информацию о Боевой организации, за что полицейские чиновники якобы пообещали заплатить сто тысяч рублей. Действуя с сан­кции Центрального комитета, Рутенберг притворил­ся, что обдумывает предложение Гапона, и во время торговли со священником о разделе между ними денег стал настаивать на личной встрече с Рачковским — встрече, которая предоставила бы ему возможность, убить обоих врагов(88). Время шло, Рачковский был слишком благоразумен, чтобы встречаться с револю­ционером на условиях последнего, Рутенберг терял терпение и в конце концов решил избавиться только от Гапона, таким образом нарушая приказ Централь­ного комитета(89).

28 марта 1906 года Рутенберг заманил Гапона в забро­шенный дом недалеко от финской границы, чтобы якобы закончить переговоры. Несколько рабочих прятались в смеж­ной комнате и слышали, как Гапон убеждал Рутенберга предать своих товарищей. Убедившись в измене Гапона, рабочие, ранее бывшие его поклонниками, вломились в комнату и, не обращая внимания на мольбы священника, обмотали веревку вокруг его шеи и повесшш(90).

Незадолго до этого убийства лидеры эсеров согла­сились принять участие в публичном суде над Гапо­ном за границей. Поэтому после расправы с ним они не испытывали желания признавать, что изменник был казнен до суда по их распоряжению. Чтобы выйти из этого неловкого положения, Центральный комитет ис­пользовал тот факт, что Рачковский, в нарушение ин­струкций, не был убит вместе с Гапоном(91). Лидеры эсеров также были озабочены возможной негативной реакцией трудящихся масс, среди которых, как они полагали, Гапон все еще был очень популярен как герой, который чуть не погиб, передавая петицию

бедняков царю в Кровавое воскресенье; они боялись, что рабочие решат, что Гапон был убит из-за мелких интриг и соперничества внутри партии(92).

Человеком, заплатившим за беспринципность эсе­ровских руководителей, стал Рутенберг, превративший­ся в глазах общества'из революционного мстителя в обычного уголовника, подозреваемого в убийстве Га-пона по личным мотивам и по собственной инициати­ве. Центральный комитет явно предал Рутенберга; мо­жет быть, желая скомпрометировать в то же время и правительство, ЦК даже не опроверг широко циркули­ровавшие слухи о связях Рутенберга с полицией и о том, что он убил революционного священника по при­казу властей(93). В течение многих лет Рутенберг тре­бовал, чтобы партия опубликовала официальное за­явление о том, что Центральный комитет приказал ему убить Гапона, но руководство эсеров постоянно отклоняло его требования(94).

Анализ многочисленных политических убийств, го­товившихся и совершенных в столице или недалеко от нее Боевой организацией или более мелкими террори­стическими группами, не оставляет сомнений в одном: постоянные заверения партийных идеологов о том, что террор был всегда частью массового движения рабо­чих, крестьян и солдат, являлись по преимуществу пу­стыми словами, необходимыми для видимой верности теоретическим постулатам. Многие теракты были мес­тью, хотя некоторые и ставили цель углубления борьбы с правительством. В 1907 году, например, властям в С.-Петербурге удалось расстроить планы эсеров совер­шить «несколько террористических актов против выс­шего военного командования... чтобы поддержать рево­люционные настроения в армий»(95).

Как совершенно правильно отметила исследователь­ница ранней деятельности эсеров, «терроризм эсеров был более эффективен в 1902—1904 годах, когда мас­совое движение находилось в начальной стадии, чем в революционные 1905—1907 годы»(96). Во-первых, вы­сокопоставленные жертвы первых лет террористичес­кой деятельности эсеров были выбраны так, чтобы их убийства символизировали борьбу против репрессий властей. Во-вторых, громкие убийства таких государ­ственных деятелей, как Плеве и великий князь Сергей

Александрович, не только оказывали огромное про­пагандистское воздействие, но и принуждали царское правительство идти на значительные уступки. После Плеве министром внутренних дел стал защитник либе­ральных преобразований князь Святополк-Мирский, а объявление политических реформ в феврале 1905 года последовало вслед за убийством великого князя(97). С другой стороны, хотя число террористических актов, совершенных эсерами, в это время значительно увели­чилось, эффективно способствуя дестабилизации цен­тральных российских регионов, после 1905 года эсерам не удавалось добиться заметного успеха в достижении трех главных целей организованного террора: возмез­дие, пропаганда революции и ослабление верховной власти с целью заставить ее идти на уступки.

Согласно статистике, собранной самими эсерами, между 1902 и 1911 годами на всей территории империи было совершено 205 террористических актов против правительственных чиновников разных уровней, и есть основания полагать, что на самом деле этих актов было гораздо больше(98). В революционном хаосе 1905— 1907 годов многочисленные группы эсеров, действо­вавших в маленьких городках и местечках, а также в областных и уездных центрах, были настолько изолиро­ваны от штаба партии за границей и настолько незави­симы в своих действиях, что многие теракты так ни­когда и не попали в летопись партии. К тому же не было редким явлением совершение террористических актов эсе­рами-одиночками, целиком по собственной инициативе и без формального согласия местных групп. Конечно, партия не брала на себя ответственность за многие по­добные теракты, которые были направлены против мел­ких чиновников и других малозначительных особ(99). В 1905—1907 годах люди погибали ежедневно в результате никем не зарегистрированных террористических нападе­ний, и источники приводят самые разные цифры, сооб­щая о многочисленных жертвах среди прохожих на мес­тах взрывов.

В атмосфере анархии, царившей в России в рево­люционные годы, часто было трудно установить, кто песет ответственность за конкретный теракт. Это ос­ложнялось еще и соревнованием различных террори­стических групп, стремившихся записать на свой счет

удавшиеся убийства, видя в этом повышение полити­ческого престижа их партий и приобретение личной славы для исполнителей. Среди многих других подоб­ных случаев особенно выделяется один, имевший ме­сто в Киеве ранней весной 1905 года, когда один эсер объявил себя террористом, скрывшимся после при­чинения огнестрельных ранений начальнику Охран­ного отделения Спиридовичу. Друзья самозваного ге­роя пытались переправить его за границу, чтобы спа­сти от ареста, и обратились за помощью к комитету, ПСР в Киеве, который отказал в помощи на том ос­новании, что этот акт не был им санкционирован. I Скоро выяснилось, что этот теракт был совершен вовсе 1 не эсером, а одним осведомителем Охранки, которо- I го мучили угрызения совести и который жаждал ото-мстить своим полицейским начальникам. Это не по-1 мешало киевским эсерам распространить тысячи листо­вок, в которых они приписывали своему товарищу зас- I лугу в «героическом приведении в исполнение пригово­ра, вынесенного ПСР Спиридовичу»(100).

Точно так же как террористы нового типа в цент-,1 ралъной Боевой организации стремились отстоять свою независимость от высших партийных органов, их това­рищи в провинции часто игнорировали резолюции ЦК и даже иногда действовали вопреки им. Это неповино­вение проявилось особенно ярко в реакции различных групп на принятую после обнародования Октябрьского манифеста резолюцию ЦК ПСР о прекращении терро-! ристической деятельности. Многие эсеры на местах были возмущены тем, что они считали оппортунизмом и со­глашательством с умирающим самодержавием. Екате­рина Измаилович, позже стрелявшая и тяжело ранив- I шая вице-адмирала П.Г. Чухнина, командира Черно­морского флота в Севастополе, подавившего бунт на крейсере «Очаков» в 1905-м, назвала такое решение ру­ководства партии «предательством народного дела». Многие эсеры решили не подчиняться ЦК и продол­жать террористическую деятельность(101). Таким обра­зом, после октября 1905 года, несмотря на официаль­ное заявление ПСР о приостановке всякой террорис­тической деятельности, за исключением терактов про­тив отдельных особо отличившихся жестокостью реп­рессивных мер представителей правительства, эсеры

по всей российской территории продолжали убивать государственных чиновников, полицейских и армей­ских офицеров, осведомителей и шпионов(102). То же происходило и сразу после открытия заседаний I Думы, когда руководство ПСР в очередной раз оказалось не в состоянии контролировать своих боевиков(ЮЗ).

Впрочем, все увеличивавшееся число новых эсеров-боевиков сильно отличалось от членов Боевой органи­зации той легкостью и явным равнодушием, с которы­ми они осуществляли свои кровопролитные акции. Бое­вая организация действовала сравнительно осторожно, и в начальный период ее деятельности Гершуни принимал меры к сохранению жизни невинных прохожих, ис­пользуя не взрывные устройства, а револьверы и, по словам боевика Владимира Зензинова, оказывая пред­почтение «прямым и героическим ударам в лицо вра-гу»(104). И позже, при Савинкове, Иван Каляев после нескольких недель подготовки в последний момент отказался от намерения бросить бомбу под карету ве­ликого князя Сергея Александровича, заметив, что там кроме сановника находились его жена и дети ее род-ственников(105).

С другой стороны, трудно безоговорочно принять уверение Зензинова, что «эти принципы... стали ха­рактерными для всей террористической деятельности партии даже после Г.А. Гершуни» и что «они превра­тились в традицию для террора ПСР на все будущие времена и на весь период ее существования»(106). Так, например, покушение на генерал-лейтенанта Неплю-ева, командира севастопольской крепости, показыва­ет, что рядовые российские граждане не могли чув­ствовать себя в безопасности при эсеровском терроре. 14 мая 1906 года, во время парада по случаю праздно­вания годовщины коронации Николая II, двое терро-1жстов, действовавших с ведома и' с помощью севас­топольского комитета ПСР, но не по прямому его приказу, пытались убить Неплюева при помощи са­модельных бомб. Имея на себе смертоносные, в любой момент могущие взорваться «адские машины», они смешались с толпой зрителей, ожидавших проезда ге­нерала, но, когда один из них, Николай Макаров, бросил свою бомбу под ноги Неплюеву, взрывной механизм не сработал. В это же самое время раздался

оглушительный взрыв с другой стороны — это преж­девременно разорвалась бомба второго террориста, матроса Ивана Фролова, которая убила на месте само­го Фролова и шестерых зрителей и ранила тридцать ] семь человек(107).

Это покушение на Неплюева не было случайным тра­гическим эпизодом в кампании эсеровского террора эсе- 1 ров. Поскольку для террористов наилучшие возможности для приближения на достаточно близкое расстояние к высшим чиновникам представляли публичные меропри­ятия, они использовали для совершения терактов такие события, как, например, церковные службы и молеб- • ны(108). К 1905 году гнев эсеров уже не был направлен только против крупных правительственных чиновников, * лично ответственных за преследования. Например, тер­рорист Сергей Ильинский объяснял после того, как 9, декабря 1906 года в городе Твери он стрелял отравлен­ными пулями в генерал-адъютанта графа Игнатьева, члена Государственного совета, что причиной этого поступка послужила причастность графа к правитель-1 ству, которое «шло против народа и вешало его», а также его близость ко двору(109).

Жертвами эсеровских групп на местах, как и дей­ствующих в одиночку членов ПСР, в отличие от Бое-; вой организации и вообще от столичных эсеров, стано­вились и менее заметные фигуры, чем Неплюев и Иг­натьев, — еще и потому, что в провинции попросту было не так уж много высших должностных лиц. По­нятно, что революционеры не жалели и полицейских агентов и предателей из своей среды, заявляя: «Шпио­ны подлежат уничтожению во всякое время уже по од­ному тому, что они шпионы»(110). В этом эсеры мало отличались от своих предшественников, но только на­чиная с 1905 года их мишенями стало такое огромное количество низших чинов — таких, как городовые, жандармы, тюремные надзиратели и военные, а также частные лица, включая управляющих фабриками, сто­рожей и дворников, которых эсеры причисляли к «ак­тивным силам реакции»(111).