Года,
Месяца,
Недель,
Дней,
Часов,
Минут,
Секунд
НА СТРАЖЕ
МОСКОВСКОГО НЕБА!
Посвящение.
1. Моим дорогим, горячо любимым родителям: Дмитрию Николаевичу и Александре Ивановне Аггеевым и единоутробному брату Алексею.
2. Лучшему другу и командиру нашего боевого расчёта Березникову Петру Николаевичу и 3-му номеру расчета Юрию Игнатьевичу Тюнину.
3. Моему лучшему другу с институтских времён Андрею Сергеевичу Туманянцу, друзьям: Птице (Серебрякову Сергею Львовичу) и Борису Витальевичу Соколову.
4. Школьным друзьям: Сыроваткину Сергею Анатольевичу, Зотову Андрею Юрьевичу и Черепкову Андрею Сергеевичу.
БЛАГОДАРЮ их ВСЕХ за ту помощь и поддержку, которую они мне оказали в преодолении тягот армейской службы.
Отдельная Благодарность другу СЭМУ - Черепкову Андрею Сергеевичу - за большую помощь в оснащении книги фотоматериалами.
Вступление или с чего всё началось…
После сдачи экзаменов за 2-й курс исторического факультета МГПИ им. В.И. Ленина, быстро пролетело лето 1976 года.
1-го сентября мы встретились с институтскими друзьями у главного корпуса на Пироговке. Там были и мои основные друзья, с кем поступал в 1973 г.: Тума (Туманянц Андрей Сергеевич), Птица (Серебряков Сергей Львович), Винник (Рогов Михаил Васильевич), Соколов Борис Витальевич и др. и те, с которыми продолжал учёбу, восстановившись в институте после академического отпуска типа по состоянию здоровья.
Встретились, покурили, поговорили и решили увидеться на перемене между парами и подумать, как отметить начало нового учебного года. 
Две пары пролетели, как миг, и мы, встретившись в вестибюле 1-го этажа, решили что на сегодня хватит и двинулись в Усачёвские бани попить пивка и пообщаться, т.к. у всех накопилась масса новостей, которыми не терпелось поделиться с друзьями.
Взяли пива, солёных сушек и встали в уголке за столиком. Стоим – общаемся.
Фото. Андрей Аггеев перед призывом в армию
Минут через 30-40 открывается входная дверь и заходит наш комсомольский вожак исторического факультета Сергей Станкевич с каким-то другом. Увидев нас, скорчил презрительную рожу и сказал своему дружку:
- Смотри салаги уже здесь!
А мы стояли узким кругом: Туманянц, я и Птица (Серебряков Сергей), кстати, бывший чемпион Москвы среди юниоров по плаванию: 192 см росту и под центнер весу. Погорячился Станкевич…
- Это кого ты, козья морда, салагами обозвал? - тихо спросил Птица и, не дожидаясь ответа, ударил его в челюсть. Удар был такой силы, что Станкевич проехал на спине весь коридор бани и упёрся головой в стойку бара. Сел, ощупывая челюсть:
- Ну я вам это припомню, - прошипел он нам в спину.
После этого инцидента нам пришлось сменить место общения, благо этих мест в Хамовниках и в Советские времена было много.
Забегая далеко вперёд, в самое начало 90-х годов, когда началась демократическая вакханалия, скажу, что этот Серёжа Станкевич активно участвовал в демократическом перевороте 1991 г., сбрасывал с постамента памятник Дзержинскому на ныне Лубянской площади и в итоге выслужился и стал советником Ельцина, первого президента России. И когда мы с друзьями встречались в те годы, Птица, потирая кулак правой руки, с гордостью говорил:
- Этой рукой я бил по морде самого советника президента Ельцина!
Ну и чтобы закончить этот момент скажу, что несколько позже, Станкевич, организуя очередной концерт демократов на Васильевском спуске Красной площади, умыкнул из выделенных денег 10 тыс. долларов США и, когда это вскрылось, сбежал в Польшу, где просидел несколько лет, «как мышь под веником», пока всё не улеглось.
Короче, началась учёба. А вскоре нашему курсу сказали, что мы едем «на картошку». Как сказал кто-то из юмористов: картошка – это когда горожане помогают селянам собирать урожай. Я хорошо помнил рассказы моих друзей по институту об их прошлогодней поездке на картошку. Все были в восторге, воспоминаний – выше крыши!
Что ж, картошка так картошка. Собрались, попрощались с родителями и поехали…
Привезли нас на станцию «Фруктовая» Луховицкого района, что по дороге на Рязань. Разместили в плацкартных железнодорожных вагонах: 6 вагонов девушек-студенток разных факультетов и один вагон юношей и мужчин, кто успел им стать. И с утра начались трудовые будни: сбор осеннего урожая картошки, моркови, свёклы и т.д.
17.09.76 г. в 18-30 я написал письмо отцу. Вот оно:
Здравствуй, дорогой папуля!
Наконец-то нашел время написать тебе о своих делах. У меня всё идёт прекрасно! Некоторые хиляки жалуются и хотят в Москву, лишь бы уехать от трудностей, которых тут хватает. Но я не теряю присутствия духа, нахожусь в полном здравии и порядке. Поселили нас в вагончиках плацкартных. Коллектив подобрался хороший. Всего в вагончиках живёт 350 человек с 5-ти факультетов. Многих я знаю, например – Ленка Черепанова с дачи, ну и другие. Сначала нас поставили «на морковь», т.е. собирать-дёргать морковку. Но это, сам понимаешь, «бабское» занятие. Норму мы с Володькой Фроловым (так же, как и я – «академиком»), конечно, выполняли: 24 мешка по 30-35 кг на двоих за смену, но думали, как бы «слинять» на более мужскую работу. И мы её нашли! На 3-й день заехал к нам на поле Миша Забродин – наш знакомый с курса, работавший завхозом, и взял нас с Вовкой ему помогать. Короче, в этот же день нас решением Совета командиров официально назначили на пост в столовой в кухонную бригаду и добытчиками пищи. И мы вот уже 3 дня возим горячую воду, мясо, молоко (заодно пьём его прямо на молокозаводе) и другие продукты. Дежурим в столовой в завтрак, обед и ужин. Таскаем котлы и пр. Короче, устроились «не кисло». Пробыть нам здесь предстоит до 5-15 октября. Получим по 30-40 рублей, как обещают. Выехать отсюда в Москву на денёк скорее всего не удастся. И далеко, и работаем без выходных. Так что, только письма… Теперь о просьбах. 1. Вышли в письме денег. Желательно не менее 5 рублей, т.к. многое приходиться покупать в магазине, в частности – сигареты, которые идут сильно, да и еда кое-какая. Вообщем, очень нуждаюсь. 2. Позвони Андрею Туманянцу, дай ему мой адрес и передай привет. 3. Если есть что от Зотова – перешли мне. Ну ладно. Пора дежурить на ужин. Мы работаем с 6 до 22 часов. Отбой в 23-00. Всем привет. Жду писем ото всех! Ваш Андрей Аггеев. Да, будет звонить Ольга Лукьянова – дай ей мой адрес: Московская обл.. Луховицкий р-н, п\о «Фруктовое», ССО МГПИ, 1 вагон, истфак. Аггееву А.Д.
Катились «картофельные» дни. Наша троица была знаменита на все вагончики. У всех были кликухи: Вов а Фролов – «святой», что повелось ещё с его прошлогодней «картошки» до академа, т.к. был очень похож на образа с икон. Мишка Забродин носил кличку «Борман», а меня ещё в институте прозвали «Пиночетом», т.к. у меня на Соколе, где я тогда жил, был пивной зал на Волоколамском шоссе в д.15, а, напротив в д. 14, находился кинотеатр «Чайка». Вокруг были одни институты: МАИ, Пищевой, Строгановка. Вот студенты и окрестили пивбар – пивная напротив «Чайки» - сокращённо «Пиночет». А так как я там бывал частенько, что греха таить, а потом рассказывал в институте разные разности из «Пиночета», я и сам стал – Пиночетом.
Короче, пришло время возвращаться с картошки в Москву. Мы всех студентов отправили, а сами на денёк – другой задержались: собрать вещички, отчитаться в «Перевицком торжке», как называлось наше кафе, где мы столовались, и, естественно, отметить окончание «картошки». Спустя 2 дня мы прибыли в Москву.
После вольной жизни на «картошке» учиться не хотелось вовсе. Никак не мог себя заставить нормально заниматься. Частенько прогуливал всё, кроме военной кафедры, где заставляли отрабатывать пропущенные занятия и двойки. Дело шло к тому, что меня могли не допустить к зимней сессии. А тут ещё произошло следующее: нам дали деньги за «картошку»… Естественно – обманули… Тем, кто работал в поле, дали ещё по-божески: рублей по 20-ть, а командирам и по 30-ть, а наша кухонная бригада, которая всех кормила и поила, получила по 4 рубля, ну Мишка Борман – чуть больше. Обидевшись на такую несправедливость, мы сорвались в магазин, купили закуски, выпивки и крепко присели в садике Мандельштама (ныне: парк Трубецких). В целом – настроение было хорошее. Вспоминали случаи на «картошке» и т.п. Выпили изрядно и уже вечером, а дело было в начале ноября 1976 г., расстались. Я пошёл на ст.м. «Фрунзенская», чтобы ехать домой на Речной вокзал, куда мы переехали с «Сокола» в апреле этого года. Бросив пятачок в турникет, я было собрался пройти, но путь мне загородил дружинник с красной повязкой на рукаве. Меня это возмутило, так как я и сам был дружинником 7-го отделения милиции, да ещё и командиром пятёрки.
- Я вас в нетрезвом виде в метро не пущу, езжайте наземным транспортом, - безапелляционно заявил мне дружинник. Я ему ответил почти ласково:
- Дорогой, я в норме, мне ехать до Речного, не беспокойся, доеду нормально.
Но дружинник упёрся, загородил турникет. Ну а я уже разозлился, пихнул его в турникет и только хотел проскочить следом, как сзади крепкие руки меня схватили и скрутили мои руки за спиной. Через плечо я увидел двух милиционеров. Попался… Менты завели меня в дежурку при станции, попинали, чтобы я не вырывался и понял, кто в этом доме хозяин. Составили протокол о правонарушении. Я попросил их не отправлять эту «телегу» в институт; они пообещали, н о видимо были мелкими сошками и, кто-то из их начальников «телегу» в институт отправил.
А пока меня отпустили, но сказали идти пешком до ст.м. «Парк Культуры», чтобы проветриться. Через 30 минут я спокойно вошёл в метро и доехал до Речного.
Дома меня ждал серьёзный разговор с родителями.
- А, вот и он, - увидев меня, сказал отец, - присядь-ка.
- Андрей! – начала мама, - если ты не хочешь учиться, с твоей стороны было бы самым честным перед всеми и самим собой в первую очередь, пойти в армию.
В итоге разговора я сказал:
- В армию так в армию. Но осенний призыв-то, наверное, уже заканчивается, могу не успеть.
- Успеешь, - сказал отец, - я помогу. Завтра и начнём.
Что начнём, как начнём, я понял уже на следующий день, когда мне позвонили из военкомата и сказали, что ждут меня на медкомиссию.
После того разговора с родителями я был несколько раз в институте, в том числе на военной кафедре, где сказал, что хочу послужить Родине в её славных Вооружённых силах…
Ребята мои, естественно, обозвали меня дураком, а на военке одобрили моё желание и сказали, что ждут меня обратно через 2 года.
Всё это происходило в начале декабря. Я спешно собирал необходимые документы для военкомата. Числа 7 или 8-го поехал в институт сниматься с комсомольского учёта. В холле нашего главного здания МГПИ им.В.И.Ленина на Пироговке я встретил майора Ямалеева, который на военке преподавал нам химзащиту и радиотехнику.
- А, товарись Аггеев, здравствуйте-здравствуйте! Я слысял, что хотите солдатской каски похлебать? – приветствовал он меня своим татарским говорком.
- Так точно, товарищ майор, вот решил, - подтвердил я.
- Стозь. Всего тебе доброго! – пожал мне руку майор Ямалеев, и я пошёл в подвал здания, где находился сектор учёта ВЛКСМ нашего института. Там работали девчонки, с которыми я был на картошке. Я сказал, зачем пришёл и что мне нужно.
- Ох, интересно посмотреть остриженного под ноль Пиночета, - смеясь, сказала одна.
- Пришлю фотку – увидите, - ответил я, – а пока документики мои будьте любезны! Девчонки быстро нашли мою учётную комсомольскую карточку и под роспись, как положено, мне её отдали. Тепло попрощались, и я поднялся обратно в холл, где нос к носу столкнулся с Сергеем Станкевичем.
- А, Аггеев, - сквозь зубы процедил комсомольский вожак, – знаешь, что на тебя пришла «телега» из милиции?
- Вот чёрт. – подумал я, - всё-таки прислали… Тем более хорошо, что ухожу в армию… А Станкевич продолжил с командной интонацией:
- Никуда не уходи! Сейчас я соберу комсомольский актив и рассмотрим вопрос о твоём исключении из рядов ВЛКСМ. А это, ты догадываешься, почти автоматически и из института!
И стоял такой гордый, такой неприступный. Что видно было, как он сам собой любуется. Но я ему этот кайф сломал!
- А вот х…рен тебе, Серёжа! – спокойно, но тоже с вызовом, ответил я и помахал у него перед носом учётной комсомольской карточкой.
Станкевич опешил. Хотел что-то сказать, но только раскрывал рот, как пойманный карась на берегу. Слов не было… А я повернулся к нему спиной и пошёл к выходу, где меня ждали Тума с Птицей и Винник, чтобы за кружкой пивка обсудить мой уход в армию.
Тут позволю себе небольшое отступление. После приезда с «картошки» из своих друзей я чаще всего, почти ежедневно, виделся и общался с Мишкой Роговым.
Фото. Миша Рогов
Мы и в институт поступали с ним в одном потоке, и учились на одном курсе только в разных группах, и «варились» в одной компании. Винник. Такая у него была кликуха (от Винни Пуха) жил с родителями на Красной Пресне в одном из переулков, выходящих на Шмитовский проезд. Был он на 2 года постарше нас (с 1954 г.). Закончил английскую спецшколу, отлично играл на гитаре и пел. Он мог сыграть и спеть от первой до последней ноты всю рок-оперу «Иисус Христос – супер звезда», да и русских песен знал массу. Частенько мы «зависали» у него дома, а в последнее время до моего ухода в армию, у меня на Речном. Проживание на Пресне наложило на Винника приблатнённо – пацанский отпечаток. Вместе с тем Мишка был умным, начитанным парнем из интеллигентной семьи. Отец у него был художником и преподавал где-то, а мать работала в какой-то структуре, дающей право выезда за границу, что имели в это время далеко не все. У Мишки в гостях на Пресне он мне показывал настоящие индейские мокасины из лосиной кожи и вересковую курительную трубку, которые его матери подарил один из вождей какого-то индейского племени. Очень интересно Винник рассказывал о своей фамилии – Рогов. С его слов, его далёкие предки приехали в Россию из Германии, чуть ли не во времена Екатерины Великой, и фамилия у них была тогда чисто немецкая: Фон Рокк Оф. Со временем, когда немцы обрусели, фамилия превратилась в Рогов. Вообще, Мишка знал массу всяких историй, анекдотов и песен. С ним было спокойно, легко и весело.
Учёба давалась Мишке легко, не зря окончил спецшколу. Был такой случай. Мы должны были сдавать экзамен по истории древнего мира. Все страшно боялись и переживали, т.к. принимала профессор Кириллова – строгая такая тётка лет за 60. Стояли под дверью аудитории, где проходил экзамен, ждали своей очереди идти «на Голгофу». И тут в конце коридора показался Винник. Шёл сильно хромая, опираясь на палку. Подошёл, поздоровался.
- Чего сдаём-то? – спросил он. Все взглянули с удивлением.
- Древний мир… - ответил кто-то.
- Это про Тутанхамона, Рамзеса и других? - уточнил Мишка.
- Ну да! - подтвердили все.
- Тогда я следующим пойду. Пропустите «инвалида» без очереди? – попросил он у стоявших ближе к двери в аудиторию. Тут дверь открылась и вышел кто-то отмучившийся.
- Ну, я пошёл, - сказал Мишка и проковылял в кабинет. Минут через 20 он уже вышел обратно, помахивая зачёткой.
- Ну как? - хором спросили мы, ещё не сдававшие.
- Четыре балла! - спокойно ответил Винник. – Ну, я пока пойду в магазин. Жду на лавочке перед институтом. И похромал к выходу.
Когда мы освободились и встретились на улице, Мишка рассказал, на вопрос: «Что с ногой?», что ходил в Театр на Таганке, а после спектакля зашёл в подворотню по малой нужде, где на него напал какой-то хрен, пырнул ножом, метя в живот, но Винник закрылся, подняв ногу, и нож попал в ляжку.
- Вот я пока и хромаю… - завершил Мишка свой рассказ. После этого все дружно решили, что такое счастливое «спасение» надо отметить, чтобы быстрее заживало, и вся компания отправилась в пельменную на Хользунове переулке. Но, продолжим основное повествование.
13 декабря 1976 г. с утра я пришёл на медкомиссию в военкомат. Пошёл по врачам. Там начали доматываться: то зубы у меня пульпируют, то плоскостопие. Я на все их придирки отвечал:
- Хочу в армию, хочу служить и всё тут!
- Короче, ты отказываешься от медкомиссии? - не выдержав, спросил старший из врачей.
- Отказываюсь! - твёрдо сказал я.
- Ну, мы так и запишем, - сказал врач.
- Пишите, что хотите, только отпустите в армию, я служить хочу!
- Ну – служи! - сказали мне…
На этом медкомиссия закончилась, я оделся и пошёл к офицеру, отвечающему за призыв. Он подшил все мои документы в моё личное дело и сказал:
- 16 декабря к 9-00 быть у военкомата с вещами. На том и расстались.
Закончив дела с военкоматом, звоню матери. Ну что, говорю, 15-го играем проводы. Она аж опешила: «Как, так быстро?» Да, говорю, армия срочно нуждается в славных сынах славной страны.
- Ну что ж? - сказала мама, - 15-го, так 15-го. Ты только много народу не приглашай.
- Я только близких: Туму, Винника, Птицу, Сэма с Джимом. Ну девчонок пару – тройку, да братьев двоюродных.
- Ну и больше не надо. Отцу позвони.
- Непременно и сейчас же. Ну, пока.
Звоню отцу:
- Привет! Ты уже продукты к столу купил? Нет? Ну ты даёшь! Сына 16-го в армию забирают, а отец родной, как говорится «не чешется».
Отец тоже опешил:
- Как 16-го?
- Как? С вещами! Они-то уже готовы.
- Ну ладно, сынок, не волнуйся. Проводы сделаем, как надо. Ребятам позвони.
- Это сделаю. Ну всё тогда. Не задерживайся. Приедешь – поговорим. Ну, пока.
После этого стал обзванивать своих орлов. Все они встретили известие о моём скором отбытии по-разному.
Тума (Туманянц Андрей, лучший институтский друг):
- Ну ты дурак… Сказал бы отцу, он тебе ещё один академ сделал бы….
Сэм (Черепков Андрей, школьный друг):
- Как 16-го?! Так быстро… Надо встретиться, обсудить что и как. Давай сегодня, подъезжай.
Поль (Зотов Андрей, школьный друг, в письме из танковых частей СА):
- Зря ты решил идти. Здесь культурному человеку делать нечего. Я это на своей шкуре испытал уже…
Фото. Андрей Зотов, школьный друг, танковые части ГСВГ СА
Винник (Рогов Михаил, институтский друг):
- Неужели уже 16-го! Как жаль… А мы с тобой хотели Новый год вместе встретить… Ты сейчас дома? Ну, я скоро приеду.
Короче, все отреагировали на мой порыв влиться в ряды наших доблестных ВС без большой радости. Но дело было сделано и 15-го декабря 1976 года вся компания собралась у нас дома на ул. Лавочкина к 18-00.
Посредине гостиной комнаты красовался накрытый стол, сияли многочисленные бокалы и рюмки, гордо возвышались запотевшие бутылки водки и прочих напитков. Стояла разнообразная закуска. Народ ходил вокруг и облизывался. Наконец прозвучала команда «по местам». Оживление усилилось, провожатые занимали свои места за столом.
Первый тост, как и положено, был предоставлен папочке. Он сказал, что надеется, что я буду служить отлично, что два года это не срок, он служил 7 с половиной лет, включая войну с японцами, и то ничего – выдержал! А тут «зима-лето - год долой, зима-лето и домой!» Всем было весело, все со мной чокнулись и проводы начались.
Часов в 8 вечера молодёжь пошла танцевать. Я пригласил на медляк, как тогда называли медленный танец, Олечку Липатову (которая ждала Андрюху Зотова из армии), очень мило с ней поговорил, а на следующий медленный танец Лилечку, с которой встречался последнее время перед армией. Она прижалась ко мне и что-то шептала мне на ухо, что жалеет о моём уходе в СА и т.п. А я в это время думал о том, что неизвестно, когда мне ещё случится потанцевать с девушкой. Музыка закончилась, я в полумраке поцеловал Лилечку в губы, сказал ей, что обязательно буду писать ей из армии и ждать писем от неё.
После того, как все «размяли ноги», мы вернулись за стол. А перед тем, как сесть за стол, меня вызвали в другую комнату мои двоюродные братья: Николай (самый старший) и Сергей, сами уже отслужившие в армии, для братского напутствия.
- Главное, - сказал Сергей, - усвой основной закон армии: на работу не нарываться, от работы не отказываться!.
- Да, и ещё, - вставил Коля: «Подальше от начальства - поближе к кухне».
- Ничего, - продолжил Сергей, - всё будет нормально, все служат, а ты, что – хуже? Ну, поначалу придётся повкалывать – это же армия, а потом только дни считай.
- Да, считай… Хорошо тебе говорить, когда уже всё позади, - подумал я про себя, а вслух сказал:
- Спасибо, дорогие, всё понял, в случае чего, спрошу у вас совета в письме. И мы вернулись за стол. Рядом со мной оказался Сэм:
- Ну, так мы остаёмся? - тихо, чтобы не слышали остальные, спросил он.
- Да, только надо отправить всех по домам, - также тихо ответил я. – Давай, спой пару песен, да надо разбегаться, а то у нас времени будет мало…
Так мы и сделали.
Сэм взял гитару и сказал:
- Для нашего воина, чтобы он будучи обстрижен наголо, вспоминал свои кудри. Песня «Вейся, вейся чубчик кучерявый».
Он совсем уже собрался запеть, но тут Винник его перебил:
- Перед такой песней налить бы треба – для голоса!
Его инициативу дружно поддержали, и очередная рюмка промчалась пташкой. После этого Сэм спел про чубчик, потом Винник, уже хорошо поддатый, исполнил в своём лучшем стиле «Журавли». Потом все попили чайку и стали собираться по домам. Сэм с Джимом (Сыроваткиным Сергеем, моим школьным другом) для отвода глаз присоединились к отъезжающим. Я поехал с ними на лифте, проводить до подъезда. Никто не заметил, как Винник «увёл» со стола одну из наших резервных бутылок. Он посчитал, что выпить на дорожку - дело святое, что он и сделал на автобусной остановке. В подъезде я распрощался со всеми, расцеловался с девушками и вернулся домой, ждать возвращения своих орлов.
Их не было довольно долго. Я с мамой успел всё приготовить, т.к. вставать надо было в 6 часов утра. Закурив, я подошёл к окну в кабинете и увидел Сэма с Джимом, идущих со стороны Смольной улицы.
- Опять перепутали автобусы… Сколько раз говорил, что надо ехать на красном, а не на чёрном! - проворчал я и пошёл открывать им дверь.
Через 5 минут они уже рассказывали, как лихо Винник из горла пил «розовое крепкое» на остановке, как им пришлось ехать до «Сокола», чтобы «отцепить» Винника, а потом возвращаться, поэтому так долго и вышло.
А время, между тем было уже около 12-ти ночи, и скоро должен был начаться новый день: 16 декабря 1976 г., день, когда я расстанусь с привычной гражданской жизнью, с друзьями и близкими.
Мы втроём, взяв с собой гитару, сели на кухне, налили в стаканы вина, позвали отца. Он принёс бутылку коньяка, выпил с нами «за новый день» и ушёл спать. А мы сидели до 4-х часов утра, пели и пили, и было так хорошо на душе, что хотелось забыть, что через несколько часов всё это уйдет в прошлое…
В 6-00 нас разбудил звонок будильника. Одевшись и умывшись, пошли на кухню завтракать. Отец, пока не было матери, налил нам по 100 гр. водки «на посошок», мы чокнулись и мигом её проглотили. Потом сели за стол доедать, что осталось с проводов. Было тихо и грустно. Все понимали, что момент расставания практически настал, и всё, что будет до того, как меня увезут из военкомата на ГСП (городской сборный пункт), можно считать уже в прошедшем времени.
К военкомату мы прибыли вовремя. У дверей нас уже ждали Тума, Винник, кто-то ещё. Мы поздоровались, и я пошёл к начальнику.
- Ну что, пришёл, воин?! – вместо «здравствуйте» обратился он ко мне. - Готов?
- Как Гагарин и Титов, - в тон ему ответил я.
- Ну молодец! Раз чувства юмора не теряешь - всё будет хорошо. Как проводы? Удались?
- По мне видно. Всё в норме!
- Ну и правильно. А то на ГСП пьяных не любят, да и сидеть там с больной головой тяжко. Сейчас я тебе провожатого вызову, - завершил наш диалог начальник.
Он позвонил по телефону, и через 5 минут в комнату вошёл высокий прапорщик – мой провожатый.
- Доставь воина в целости и сохранности на ГСП. - обратился к нему начальник.
- Сделаем, товарищ капитан! Не в первый раз…
Он взял у капитана папку с моими документами и пошёл к выходу. Я распрощался с капитаном и пошёл вслед за прапором. Вышли из военкомата. Меня окружили ребята. Стали прощаться. Прапор отошёл в сторону. Закурил и стоял, наблюдая эту сцену. Последними я распрощался с родителями, и мы вдвоём с провожатым двинулись к ст.м. «Сокол». На углу дома я оглянулся. Вся компания махала мне добрым десятком рук. Я им ответил тем же, и уже через мгновение угол дома загородил от меня родных и друзей, разграничив мою жизнь на «до армии» и «после армии».
На метро мы доехали до ГСП. Прошли через КПП и оказались в школьном здании, где и находился Городской Сборный Пункт. Помимо меня там оказалось ещё 4 человека. Там я понял, что попал в последний набор осеннего призыва. Прапорщик, мой провожатый, пошёл к майору – начальнику ГСП – человеку. как оказалось позже, грубому, нервному и несдержанному. Мне сказали присоединиться к остальным призывникам и ждать. Вскоре прапор вышел из кабинета, и я подошёл к нему узнать о своей участи. Он пожал мне руку:
- Ну всё. Будь здесь, что делать дальше скажут, счастливой тебе службы. Говорят, что вас куда-то недалеко отправят. Куда, майор решит. Ну, будь жив - здоров! И он ушёл…
Я вернулся к ребятам. Они сидели в большой комнате. Двое играли в шашки. Один читал что-то на стенде о Советской Армии, а четвёртый сидел у окошка с решеткой и бесцельно смотрел «на волю». Настроение у него, судя по всему, было подавленное. Одну за одной он курил сигареты. Я подошёл к играющим.
- Моё почтение гроссмейстерам! Давно сидите? - спросил я для завязки разговора.
- Давно… - неопределённо ответил высокий стройный парень, - а ты тоже к нам? Откуда сам?
- С Речного вокзала, а ты?
- С Коптева. Почти земляки. Он встал, протянул руку и представился:
- Владимир Чукляев, выгнан из МИИГА с 1-го курса.
- Аггеев Андрей, выгнан с 3-го курса МГПИ.
Его партнёр по игре тоже поднялся:
- Соколов Андрей, закончил политех. Военной кафедры не было - поэтому здесь.
- А эти откуда? - поинтересовался я у новых знакомых.
- Тоже москвичи. Тот, что читает, Борисов Николай - закончил ветеринарную академию. На него уже пришла разнарядка из конно - съёмочного полка. Отличная будет служба у парня. Они по всему Союзу на съёмки ездят. Повезло… А тот, в углу, несчастный парень. Три дня назад женился… А тёща, сволочь, была против свадьбы и устроила ему поход в армию. Она - какая-то «шишка» у него, с большими связями. А вчера к нему девчонка молодая приезжала, жена, то есть. Как бросится к нему на шею, ревёт… А он и сам чуть не плачет…
- Да, - вступил Соколов, - медовый месяц у них явно накрылся.
- А сам он - балерун, - продолжил всё знающий Чукляев. - Закончил балетную школу чуть ли ни при Большом театре. Талант, так сказать. Да ты сам посмотри.
Пока мы разговаривали, парень встал и расхаживал вдоль стены, бессмысленно глядя себе под ноги. Я посмотрел на него и, как говориться, комментарии были излишни. Типично балетная фигура, выправка, развёрнутая походка и прочее. К тому же он был очень красив на лицо, хоть портрет пиши.
- Да, - подумал я про себя, - не удивительно, что его девчонка – жена так убивается.
Я задумался, вспомнил Ольгу Лукьянову, с которой разошёлся перед уходом в СА, и сделал вывод для себя, что в армию лучше уходить, не имея «за спиной» любимых. Девчонки-подружки - это одно дело, а любимые - совсем другое… Позже, уже в войсках, я не раз видел подтверждение этой мысли.
Из задумчивости меня вырвал резкий и грубый окрик:
- Ты где, скотина, куришь?! Взять швабру и вымести и промыть здесь всё! Быстро!!!
Я увидел стоящего в дверях майора - начальника ГСП. А перед ним с сигаретой в руке стоял «балерун», как мы его промеж себя окрестили.
- А что вы на меня кричите, я не глухой, - спокойно ответил майору балерун.
Майор изменился в лице: побагровел, позеленел; я подумал, что его сейчас удар хватит.
- Ты ещё меня учить будешь, тварь интеллигентская… Да я тебя загоню туда, где тени под яйцами видеть не будешь! Ты меня ещё попомнишь! - он развернулся и ушёл в кабинет, небрежно бросив от двери:
- Подметёшь - придёшь, доложишь. Я проверю. Разговорчивый, мать твою…
Мы переглянулись.
- Да, крутой мужик… - сказал ветеринар.
- Ничего он ему не сделает, что ему сверху скажут, то он и сделает, - отозвался Чукляев.
- Ну да - не сделает, - возразил ветеринар, - придёт разнарядка: одного в ВМФ на Север на 3 года - он его туда и ушлёт!
- И прощай жена молодая… - вставил Соколов, когда балерун ушёл за шваброй.
Мы ещё некоторое время пообсуждали произошедшее, а потом занялись каждый своим делом.
Часа через два пришёл какой-то солдат, из местных, и сказал идти за ним. Долго шли, гадая куда нас зашвырнут сейчас. Оказалось: в столовую. Обед был строго по расписанию. Покормили довольно-таки неплохо. После обеда вышли на улицу, во двор ГСП, на перекур. Курить в здании никто больше не рисковал.
- Интересно, - спросил я у Чука, как называл его пока про себя, - сколько нас здесь ещё мариновать будут?
- Чёрт его знает… Меня вот 3 раза «призывали», да потом отпускали. Мать уже говорит:
- Когда же тебя совсем заберут? На проводы никаких денег не хватит, да и нервы не железные тоже!
- А мне то что: приехал, попил, поел, поспал и обратно сюда. А здесь опять: «Пока не нужен». Но, думаю, теперь не долго ждать осталось. Хорошо бы вместе нас куда-нибудь, всё же уже знакомы, да ещё и земляки. Как мыслишь?
- Это точно. Было бы неплохо, ещё бы не далеко от столицы - вообще отлично, - ответил я.
В это время к нам подошёл Соколов.
- Этот майор, сука, заставил балеруна ещё раз мыть пол. Издевается, гад. Парень и так больше всех нас страдает…
В ответ мы только вздохнули…
День подходил к концу, а нас так никуда не отправили. Майор уехал домой, отдав распоряжение о нашем размещении на ночь какому-то солдату. Мы вместе с ним сходили за кроватями, собрали их, получили постельное бельё и стали устраиваться на ночлег в одной из комнат ГСП. Солдаты, служащие на ГСП, смотрели хоккей по телевизору. Наши играли со шведами. Но настроение было не то. Тут к нам подошли два «местных»:
- Как насчёт выпить, бойцы? - спросил один.
- С собой ничего нет.., - за всех ответил Чук.
- Да я не это имел ввиду, - солдат похлопал Вовку по плечу. - Я сбегать могу. Давайте по рублику и гражданку и я мигом сгоняю.
Время было уже много. Поэтому Соколов быстро снял свою одежду и отдал солдату. Тот надел гражданку и, взяв деньги, рванул на выход. Мы приободрились и сели к телевизору, ждать гонца…
Но наши надежды не оправдались. Солдат вернулся с пустыми руками. Сказал, что опоздал и, как ни просил, ничего ему не дали. Он вернул нам деньги, и мы, плюнув на такую невезуху, легли спать, решив, что утро вечера не дряннее.
Распределение
Проснулся я с явным ощущением, что что-то не так. Долго смотрел в потолок и тут до меня дошло, что я не дома, а в армии.
В 6-00 сыграли подъём. Мы, как и местные солдаты, медленно встали, свернули постели, разобрали и отнесли в кладовку кровати. Проходя с Чуком мимо майорского кабинета, увидели на столе телефон. В комнате никого не было, а позвонить домой и хотелось, и было нужно, чтобы успокоить родителей, сказать, что всё нормально. Я попросил Чука посмотреть, чтобы не застукали. Дозвонился сразу, подошла мама. Обрадовалась, услышав мой голос, и попросила обязательно позвонить, когда всё станет ясно: куда нас пошлют. Потом я сменил Чука на посту, и он пошёл звонить. Только мы провернули эту операцию, как приехал майор. Через 5 минут он уже проводил утренний развод своих «войск». Мы подглядывали из-за угла. Картина была интересной. Было впечатление, что майор чувствует себя по меньшей мере Наполеоном. Он, заложив руки за спину, медленно расхаживал вдоль строя и смотрел на солдат, как будто впервые их видел. Потом, неизвестно почему, стал на них орать, что они здесь зажрались, ничего не делают, что он их скоро разгонит ко всем там матерям… Солдаты стояли навытяжку, упершись взглядом в пол.
Я посмотрел на Чука; он повертел пальцем у виска, и мы продолжили смотреть этот спектакль. Майор орал ещё минут 5-ть, а потом совершенно спокойным голосом без всякого перехода спросил:
- Ну, кто хочет сегодня пойти в увольнение?
Это было так неожиданно, что мы. наблюдавшие втихаря это представление, буквально опешили. Но солдаты знали своего начальника, как облупленного, и продолжали стоять молча.
- Чего это они? - толкнул меня в бок Вовка. Я приложил палец к губам, что означало: смотри дальше…
- Никитин! Ты, по-моему, давно не был в городе. Пойдёшь? - обратился майор к одному из солдат.
- Спасибо, товарищ майор. Только чего я там не видел? - лениво отозвался Никитин.
- Во зажрались, - горячо зашептал мне на ухо Чук. - Конечно, каждый день там бывают. Он уедет вечером домой спать, а они туда, в город. Эх, вот бы здесь остаться служить…
- Размечтался! Моли Бога, чтобы на землю Франца-Иосифа не заслали, - так же тихо ответил я Чуку.
Майор тем временем спросил ещё трёх-четырёх бойцов, но желание идти в увольнение изъявил только один. На сём развод закончился. И мы поняли, что сейчас майор будет решать нашу участь.
После завтрака и перекура на улице мы опять собрались в комнате. где сидели весь прошлый день. После увиденного на разводе и от неизвестности дальнейшей нашей судьбы, настроение было невесёлое. Я подошёл к окну и, глядя на проезжающие мимо трамваи через решётку на окне, впервые в жизни ощутил жуткую тоску.
- За окном свободные люди… Идут по своим делам. Спешат кто-куда, - думал я горестно. – И никому из них нет до меня никакого дела… Нет больше Аггеева Андрея - гражданина СССР, а есть только военнослужащий с номером военного билета 1510490. А вечером ребята соберутся вместе, будет шумно и весело, будет смех, анекдоты, песни… Может быть вспомнят обо мне, выпьют за мою удачную службу… Да… может быть… А тут до сих пор не знаешь: куда тебя забросит судьба…
И предаваясь таким унылым мыслям, я стоял у окна, смотрел на хороший солнечный декабрьский денёк и на проезжающие мимо трамваи, увозившие по своим делам моих свободных соотечественников.
Из этих раздумий меня вывел крик дневального:
- Эй, молодые, Соколов, Аггеев, Чукляев, быстро к майору!
- Старик нашёлся… вдвое моложе, дебил… - в полголоса, обращаясь к нам, проговорил Соколов. - Ну что? Пошли?
- А куда деваться? - отозвался Чук.
Зашли в кабинет майора и выстроились в линию. Майор сидел без кителя, галстук свисал с толстой шеи на стол; он чего-то писал.
- Значит так, - начал он, не глядя на нас. - Соколов - старший. Едете своим ходом до Внукова, там по дорожке, пересекаете шоссе и перед вами КПП. Там всё знают. Понятно?
- Ясно, - ответил Соколов.
- А мне, хоть пасмурно! Выезд - немедленно! - нахмурился майор.
Чтобы его не выводить из себя, мы поспешили уйти.
Наш Ветеринар уже уехал. За ним пришёл «Газик» из воинской части. А Балерун всё так же сидел в углу комнаты на стуле и грустно смотрел в зарешетчатое окно. Мы распрощались с ним и вышли с территории ГСП. У нас начиналась новая, доселе неизведанная, жизнь.
Вышли с КПП на Угрешскую улицу. Солнце светило не по-зимнему, день был великолепный. Под ногами весело хрустел снежок. Мы шли к метро и молча наслаждались свободой, хорошей погодой, зимней Москвой…
- Во Внукове - аэродром… - нарушил идиллию Соколов.
- Ты думаешь - попадём в аэродромную службу? - я, улыбаясь, смотрел, как Соколов гордо тащит папку с нашими документами.
- Если так, то это мне почти по теме, - отозвался бывший МИИГАшник Чукляев.
- Доедем - узнаем, - подвёл итог нашим гаданиям Соколов.
- Ребята! Мне надо позвонить, сказать куда меня направили, - я замедлил шаг на ступеньках метро.
- И мне не помешает, - согласился Чук. - Чтоб мать не волновалась.
Мы зашли в соседние телефонные будки и начали набирать номера. Я звонил матери на работу. Она подошла сразу.
- А это я, привет!
- Андрей! Ты?
- Я! Едем во Внуково. Наверное в аэродромную охрану, но это неточно пока…
- Ни и хорошо, если так. Это совсем близко. Только сразу сообщи нам: как и что!
- Обязательно! Ну пока… Поеду служить.
- Ни пуха тебе… Будь умницей!
- К чёрту - к