БОЛЬШАЯ КОРОЛЕВСКАЯ ОХОТА НА ЗУБРА 10 глава

Медведев слушал Антипа очень внимательно.

Неужели он прав? «Убежден, что Господь нашвсемилостивый вразумит заблудших, и они вско­ре сами поймут, где и с кем им надлежит быть.А если рядом с ними в трудную минуту выбораокажется добрый человек, который поможетмудрым советом,.,» И неужто Картымазов тоже прав? *Меч живет хмельной минутой схватки, меч не думает о завтрашнем дне. Погоди немно­го, позже сам все поймешь…*

Много лет спустя, вспоминая эту минуту, Мед­ведеву пришло в голову, что, наверно, именно то­гда он впервые начал понимать, что весь его ог­ромный воинский опыт, его искусство убивать, оставаясь самому живым, весь неисчерпаемый ар­сенал хитростей, уловок и приемов оказывается порой совершенно беспомощным перед ежеднев­ной будничной обязанностью обыкновенно по-че­ловечески жить в этом невероятно сложном, за­путанном и полным противоречий мире, где все на самом деле оказывается совсем не таким, ка­ким кажется на первый взгляд.

— Я подумаю обо всем, что ты сказал, — произнес Медведев, — И знай* если тебе или твоей доче­ри понадобится помощь, рассчитывай на меня.

— Давно я не слышал добрых слов и, честно го­воря, от тебя их ждал меньше всего. Вдвойне спа­сибо. И ты на меня всегда можешь положиться. Никогда не известно, что может произойти в этой жизни. А пока прощай.

— Я провожу тебя до парома, но сперва погово­рим с людьми, которые остаются.

Они вышли из дома и приблизились к телегам у ворот. Мужики сняли шапки и поклонились в пояс, некоторые женщины взволнованно перекре­стились. Медведев внимательно оглядел своих первых подданных и негромко заговорил:

— Я еще раз подтверждаю свое обещание со­хранить в тайне известную часть вашей жизни,никогда не попрекать вас за нее и не упоминать о ней. В ответ я хочу, чтобы вы все присягнули мне на верность и безусловное выполнение всех-моих приказов.

- Будем тебе на том торжественно крест цело­вать, государь наш, —от имени всех ответил, низ­ко поклонившись, Епифаний.

— С сегодняшнего дня вы начнете новую жизнь. Быть может, опасную — вы лучше меня знаете, что это за место; наверняка полную тяже­лого труда — оглянитесь и увидите, сколько пред­стоит сделать; но, безусловно* открытую, честную и благородную. Однако вы, кажется, намерены на­чать ее с помощью золота, добытого разбоем. Хо­рошо ли это?

Медведев поймал себя на том, что повторил ри­торический вопрос великого князя.

Лица мужиков вытянулись, и они напряженно переглянулись. Медведев продолжал:

— Полагаю — так негоже. Я совсем не против богатства, но оно праведно лишь тогда, когда на­жито честным трудом, без ущерба ближним на­шим. Потому первое мое для вас испытание такое:со мной останутся только те, кто откажется от своей разбойной доли.

Наступила мертвая тишина.

Наконец высокий чернобородый мужик креп­кого телосложения, которого Василий раньше не видел, сделал несколько шагов вперед.

— А ты куда это, Гридя? — взволнованно спро­сил его Епифаний.

Гридя вынул из-за пазухи довольно объеми­стый тяжелый кожаный мешочек и, бросив его на землю, вернулся к телегам. За ним последовали остальные. Епифаний, кряхтя и сопя, последним избавился от своего мешка и виновато развел ру­ками.

— Видишь, вот оно как выходит, Антипушка…

Так что извиняй да забирай наши доли обрат­но, — он горестно вздохнул. — Пущай робятам больше будет. — И вернулся на место, вытирая глаза полой длинного кафтана.

— Нет, — спокойно сказал Антип. — Это ваши деньги, и вы вольны делать с ними что угодно.

Хоть в Угру бросьте.

И вдруг в голове Епифания забрезжила мысль.

— А позволь, государь наш хозяин Василий Иванович, слово молвить. Что ж это у нас тут по­лучается, ежели рассудить? Вроде как ничьи выхо­дит деньги-то немалые эти? А ничьи деньги -—они ведь чьи? — Он огляделся, но никто не отве­тил. - Вот то-то. Ничьи деньги — деньги Боговы.

Давайте мы Господу нашему да пресвятой заступ­нице Богородице и Сыну и Духу Святому их и отдадим. Давайте-ка наймем мастеров едавных, и пусть они нам прямо вот тут на холме, на берегу Угры, добрую церковь для спасения душ наших сирых построят. Чтоб было нам где грехи наши тяжкие замаливать да за будущее детей наших за­ступников святых просить.

— Ну что ж, — после секундного колебания сказал Медведев. — Может, это и неплохое ре­шение, тем более что служителя нам уже обеща­ли. Назначаю тебя, Епифаний, казначеем. День­ги пересчитай при всех, сложи вместе да храни как зеницу ока, потому что, как ты сказал, они уже не ваши — Боговы. А теперь попрощайтесь с Антипом и разгружайтесь, а я провожу его до парома.

Те, кто оставался с Медведевым, гурьбой по­дошли вместе с женщинами и детьми, и каждого крепко обнял и расцеловал разбойничий ата­ман. Тем временем, отойдя чуть в сторону, Мед­ведев увидел издалека другую, не менее трога­тельную сцену прощания. Дверцы роскошной кареты распахнулись, оттуда стремительно вы­бежала одетая, как маленькая принцесса, Вареж­ка и помчалась через луг, увидев гуляющего там князя Андрея. Он присел на корточки, открыв ей навстречу объятия, она бросилась в них и что-то горячо говорила, а он улыбался и кивал голо­вой. Следом за Варежкой из кареты выкатилась кругленькая пухлая женщина; сердито крича и размахивая руками, она бросилась к ним, а Ва­режка, в последний раз крепко обняв за шею Ан­дрея и весело, звонко смеясь, побежала обратно, увертываясь от толстушки, и так они бегали по лугу, пока не раздался резкий разбойничий свист и все поняли, что настала окончательная пора ехать.

Через час Медведев с Антипом были уже у па­рома возле монастыря. Василий обратил внима­ние, что, несмотря на все угрозы Иосифа, игумен беспрепятственно пропустил за рубеж весь раз­бойничий отряд, который был так тяжел и много­числен, что парому пришлось совершить пять хо­док. Правда, еще не успел паром отчалить от бе­рега в третий раз, как из монастыря выехал верхом монах и спешно отправился по медын­ской дороге. Наблюдая за всем этим и вспоминая разговор Иосифа с игуменом, Медведев подумал, что Иосиф очень скоро узнает о том, что Антип Русинов "я его люди покинули земли Великого княжества Московского.

— У нас в лесу землянки остались, — сказал на прощанье Антип. — Могут тебе когда-нибудь при­годиться. Из моей есть подземный ход за линию просек. И еще — там, у болота, кладбище наше.

Хоть грешники да разбойники — а все ж люди бы­ли. Я просил тех, кто с тобой остался, чтоб при­смотрели за могилками, так ты им в том не пре­пятствуй.

— Будь спокоен.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом оба кивнули головой, и Антип при­соединился к своим людям, поджидавшим на па­роме.

Медведев наблюдал, как паром медленно пере­плыл Угру, Антип выехал вперед во главу колон­ны, и теперь это снова был обоз богатого литов­ского вельможи, которому вздумалось по весне перебраться в другое имение.

Медведев, стоя на вершине холма, еще долго различал красный платочек, которым махала ему Варежка, высунувшись из окна кареты, и долго ма­хал ей в ответ рукой, пока не поглотил эту ма­ленькую алую точку дремучий и таинственный синий лес на той стороне…

 

 

Федор,князь Бельский

Глава первая

 

ЛЕШИЙ, ПСЫ, КОНИ И БЕЛЫЙ ЛЕБЕДЬ НА ЧЕРВЛЕНОМ ПОЛЕ

Прежде всего следовало, конеч­но, подумать о людях — где они будут жить, что есть и чем заниматься. Как раз об этом Медведев и размышлял, неторопливо возвращаясь домой от переправы у монастыря, когда вспомнил о сверну­тых в трубку листках, которые оставил ему Антип. Он свернул с дороги в лес, отыскал небольшую полянку и, усевшись на поваленном дереве, стал читать.

«Василию Медведевуот Антипа Русинова

написана грамотка сия для личного его веденияо людишках, что будут жить с ним отныне вбывшем имении Березки, которое, думаю, ста­нет вскоре во всей порубежной округе Медведев-кой именоваться.

1. Григорий Козлов, «Гридя», 46 лет, вдовец,грамотен, умен, хладнокровен, сдержан. Имеет же­натого сына в Медыни и двух замужних дочерей.Люди его уважают, и был он у меня десятским, но года его стали не те, да и многое у нас не по душе ему было — он к нам пошел только от одиночест­ва после смерти жены.

2. Яков Зубин, 26 лет, холост, охотник, зверо­лов, следопыт, мастер ловушек и капканов, очень меткий стрелок, но в бою робок, а в жизни стес­нителен и нерешителен. Любит одиночество. Бо­ится лошадей, ходит только пешком. Не место ему было у нас, хотя пришел по доброй воле и уходит по доброй.

Медведев сразу вспомнил его. Это именно Яков довольно точно проследил путь Василия и доложил Антипу, что он направляется в сторону лагеря.

Семейство Коровиных:

3- Епифаний Коровин, 40 лет, послушный, но хитроватый, себе на уме, любит обо всем рас­суждать, часто находит неожиданные выходы из трудных положений.

4. Катерина Коровина, 39 лет, его жена, ворчливая, сварливая, но трудолюбивая баба.

5- Никола Коровин, 17 лет, их сын, сидел на дубе и прозевал тебя. Так что, думаю, ты о нем все уже знаешь.

6. Верка Коровина, 13 лет, их дочь, лучшая подружка моей дочери, грамотна, весьма любо­знательна, прямо-таки заставляла Варежку пере­сказывать ей все, чему учил князь Андрей.

Семейство Селивановых:

7. Ефим Селиванов, 36 лет, слесарь, плотник.

Любит пахать, сеять, собирать, в общем — хозяй­ство любит. Умеет на земле работать. Военных схваток избегает, но в бою не трус, хоть и вперед не идет.

8. Ульяна Селиванова, 33 года, жена его, за­мечательно готовит — была главной поварихой в отряде. Если кого мне и жаль терять, так это ее и семью Неверовых.

9- Еремка Селиванов, 15 лет, их сын, весь в отца.

Обрати на них внимание, то немного замкну­тые люди, возможно, впрочем, из-за горя большого. Двое детей их младших — мальчик и девочка — за­блудились в топком болоте за нашим лагерем и, должно быть, давно погибли в трясине, через кото­рую не пройти. Так вот, они в наш отряд пошли только для того, чтобы детей своих искать в том бо­лоте, и два года, пока у нас были, — все искали да ис­кали, но так и не нашли никаких следов. И когда узнали, что мы уходим, а ты появился, просили меня, чтобы тебе их отдал — хотят поближе к детям своим пропавшим остаться.

Семейство Кудриных:

10. Федор Кудрин, 38 лет, бортник, снабжал нас беспрестанно медом, развел где-то в лесу по­близости целую пасеку диких пчел и так к ним привязался, что, говорит, только ради них и ре­шил остаться. А так разбойник еще тот, саблей по­махать любит и на кулаках хорош.

//. Ольга Кудрина, 35 лет, его жена, ничем не примечательна. Зато

12. Алешка Кудрин, 1б лет, сын их, хоть и не в отца пошел — ростом мал и телом тщедушен, — но многому у Якова Зубина научился. Думаю, из него следопыт и доброхот хороший получится,учитывая, что он еще и в скоморошьем деле та­лант большой имеет — любого весьма похоже представить может, чем всех нас в лагере часто потешал.

13. Ксюша Кудрина, 11 лет, дочь их, редкий талант к животным имеет. У нас многие говорили,что она их язык понимает. Не знаю, правда ли то,да только если лошадь или собака заболевала, ее сразу к ней вели. Девчонка обнимет животное, пошепчет с ним, приласкает, иногда напоит чем-то, и он и выздоравливает.

14. Лелаея Кудрина, 69 лет, мать Федора, ве­селая и крепкая старуха, на все простые работы еще годна.

Семья Неверовых:

15- Клим Неверов, 42 года, силач, борец, мас­тер копья, настоящий многоопытный воин.

16. Надежда Неверова, 38 лет, знахарка, со­бирательница трав, лекарка и гадалка.

17. Ивашка

18. Гаврилко, их сыновья-близнецы, по 18 лет,похожие друг на друга как две капли воды, отлич­ные наездники, лучники, воины.

19- Соня Неверова, 12 лет, их дочь, ученица матери и наследница ее талантов.

Вот их-то мне больше всего и не хотелось ли­шаться — трилучших воина вмоем отряде, да ещелекарка и гадалка, но как раз из-за нее-то все и вы­шло. Она еще три года назад предрекла, что имен­но этой весной я навсегда покину Московию. Онадень в день предсказала твое появление, и толькодля того чтобы проверить это предсказание, я по­слал людей на Черный мостик встретить тебя, очем потом очень жалел. И поэтому, когда НадеждаНеверова сказала мужу и сыновьям, что, если онипоедут со мной, их ждет скорая и неминуемая по­гибель, они, не колеблясь ни минуты, решили ос­таться, и никакие мои уговоры не помогли. «Ну что ж, —подумалось мне тогда, —я себе за Угрой новых людей наберу, а что до этих, тут мною описан­ных, видно, Господь хотел, чтоб они здесь оста­лись». Это неплохие люди, береги их, люби, и они тебе добром отплатят да верно служить будут,а меня лихим словом не поминай, я тебе удачи вовсех делах желаю, потому что ты мне меня самогов юности напоминаешь. Да только вот небольшаяразница есть между нами: я уже таким, как ты,был, а ты таким, как я, — еще нет.Антип Русинов*.

Стало быть, — подсчитал Медведев, — одинна­дцать мужчин, пять женщин, трое детей — все де­вочки…

И тут он вспомнил, как отец учил его в детстве запоминать увиденное: «Взгляни-ка, сынок, пов­нимательнее, — говорил он бывало, когда они въезжали на холм, — вон на то селеньице вни­зу. — И через пять секунд: — А теперь смотри на меня и говори быстро, сколько там домов, сколь­ко людей на улице, сколько деревьев, сколько со­бак, а?!»

Медведев улыбнулся своему детству и отчетли­во вспомнил, как въезжали в его двор телеги, от­делившиеся от каравана Антипа.

..Ага… Там было пять телег, девять лошадей,две коровы, четыре козы, две овцы, кошка с котя­тами в корзине… А сколько же возле нее было ко­тят, леший меня раздери, три или четыре? Че­тыре. Точно четыре.

Но легкая тень неуверенности все же остава­лась, и, вернувшись домой, Василий первым де­лом взглянул на корзину; Кошка, вытянувшись, ле­жала на боку, и ее сосали трое котят.

Не может быть. Ну конечно, не может быть.

Рядом сидела на бревне Ксеня Кудрина и дер­жала на коленях четвертого котенка.

За время его двухчасового отсутствия почти ничего не изменилось, подводы стояли неразгруженными, а люди, сгрудившись в кучку, остались на тех же местах, где и раньше. Единственное, что они сделали^ притащили пенек, покрыли его ка­кой-то красной бархатной скатеркой и положили в центре большой медный крест.

Гридя подошел и поклонился.

— Позволь, господин наш Василий Иванович, торжественно крест тебе целовать на верную службу и преданность, а после того — приказы-: вай — будем выполнять в точности, что повелишь и как рассудишь.

Пока мужчины, женщины и дети, волнуясь и за­пинаясь, произносили простые слова своих обе­щаний, Медведев подумал, что надо бы запомнить этот день как дату закладки его будущего родово­го поместья, и вдруг осознал, что это не составит никакого труда, потому что именно сегодня — 29 апреля — его день рождения и ему исполняет­ся ровно двадцать лет.

Процедура присяги на верность — целования креста — прошла быстро, а первые необходимые указания Медведев обдумал еще по дороге.

На первых порах, решил он, женщины и дети будут жить в единственной сохранившейся ком­нате его дома, при том что сегодня же будет заде­лана дыра в потолке. Мужчины будут спать в со­седней полуразрушенной комнате, которая в ближайшие дни должна быть восстановлена на­столько, чтобы защищать от дождя и ветра. Он сам по-прежнему «очует в старой баньке. Моло­дую дубраву по ту сторону дороги напротив дома придется вырубить и выкорчевать, и там мужики поставят свои избы, положив начало новому посе­лению. (А действительно, почему бы и не Медее -девка, леший меня раздери!) После этого начнет ся восстановление, или, точнее сказать, новое строительство главного здания — хозяйского до­ма, относительно которого у Медведева была мас­са разнообразных и очень интересных замыслов, но до этого, по-видимому, дойдет еще не скоро. Василий очень слабо разбирался в земледелии, но понимал, что стоит уже поздняя весна и, наверно, давно пора как-то возделывать землю и что-то се­ять. Тут он решил положиться на своих людей, особенно на Ефима Селиванова, которого Ан-тип рекомендовал как хорошего земледельца. Предстояло выяснить, годятся ли для этого зарос­шие, но отвоеванные у леса поля чуть севернее, радом со сгоревшей деревушкой бывшего вла­дельца Березок. Проблему питания Медведев раз­решил рросто: в лесу полно дичи, пусть охотник и следопыт Яков каждый-день приносит оттуда не­обходимое количество мяса, а женщины под ру­ководство** Ульяны Селивановой, бывшей повари­хи в отраде Антипа, ежедневно готовят обед на всех, Кроме того, почти каждая семья имела коро­ву, да были еще козы и овцы, не говоря уже: о зна­менитых ульях бортника Федора, из-за которых он якобы здесь и остался. Руководить всеми хо­зяйственными делами Василий назначил Гридю — Григория Козлова, сделав его в некотором роде своим наместником, или, как назвали эту долж­ность несколько столетий спустя, управляющим поместьем.

Самым главным для Медведева оставался, разу­меется, вопрос безопасности. Но здесь, слава Богу, он был профессионалом, у него появились люди, и теперь наконец Василий получил блестящую возможность проявить себя в качестве пусть ма­ленького, но совершенно независимого и самостоятельного военачальника с широкими полно­мочиями: «…самому в своей земле порядок дер­жать: людей и слуг в пределах имений своих по личному усмотрению — казнить, и жаловать», как было написано в его грамоте. Некоторый опыт у него уже был— сперва он командовал отрядом юнцов еще на донской засечной полосе, когда ис­кал убийц отца, а потом служил десятским в полку боярина Щукина, под руководством сотника Ду­бины, который, хоть и был человеком нервным и крикливым, дело свое военное знал хорошо, и многому у него Василий, находясь в опытном ве­ликокняжеском войске, научился.

Основой военной дружины Медведева стали Неверовы — могучий силач Клим, мастер копья, да его сыновья восемнадцатилетние, совершенно неразличимые меж собой близнецы Ивашко да Гаврилко, крепыши и, как вскоре выяснилось, еще те забияки.

Первые несколько дней, пока шло расселение и велись необходимые ремонтные работы в доме, Василий с утра до вечера занимался созданием своих вооруженных сия.

Рассудительный Епифаний Коровин, его сын Никола и пятнадцатилетний Ерема Селиванов бы­ли назначены в ежедневный дозор.

Медведев позаимствовал у Антипа систему до­зора (Отчего же не воспользоваться хорошей вы­думкой, леший меня раздери/), несколько усовер­шенствовав и улучшив ее. Теперь Никола сидел в хорошо замаскированном и невидимом снизу гнезде на высоком дереве у границы с монасты­рем, откуда ему были хорошо видны паром, доро­га, ведущая от парома и монастыря, дорога из Ме­дыни и большая часть Угры почти до самой Медведевки. Невдалеке от дерева был спрятан конь, на котором он приезжал на рассвете, уезжал на зака­те, а в случае необходимости мог в любой момент прибыть домой за четверть часа. Точно так же с противоположной стороны — на границе с Кар-тымазовкой — в таком же гнезде находился Ере-ма, которому видна была дорога от Картымазовки, брод через Угру в районе имения Бартеневых и дорога, ведущая в бывший лагерь Антипа. Чуть по­одаль от медведевского дома в главном гнезде, из которого была видна округа, а также просматри­вались первое и второе гнезда, нес дозор Епифа-ний, который по разработанной Медведевым сис­теме знаков мог не только узнать, сколько людей и откуда приближаются, но и сам просигнализи­ровать Николе или Ереме, как им следует посту­пать и, если нужно, срочно вызвать их домой. Три девочки — Ксеня, Соня и Вера каждый день дос­тавляли дозорным горячую еду.

Как только темнело и наблюдатели покидали свои гнезда, на службу заступали-трое Неверовых, которые по продуманной Медведевым системе охраняли поселение ночью так, чтобы с любой стороны никто не мог подойти незамеченным.

На рассвете, когда на службу снова выходили дозорные, Неверовы ложились спать и поднима­лись к обеду, занимаясь до вечера с Медведевым военной учебой или помогая, если нужно, по хо­зяйству. В случае возможного нападения на Мед-ведевку к Неверовым немедленно готовы были присоединиться Гридя, Яков, Ефим и Федор, кото­рые всегда держали наготове оружие и легкие досвехи. Если этого было недостаточно, то по знаку Епифания через десять-пятнадцать минут возле поселения появлялись дозорные. Все трое были хорошо вооружены и по особому сигналу неожиданно нападали на атакующего противника с тылу. Женщины и дети в случае опасности должны были немедленно укрыться в хорошо за­маскированном тайном убежище, вырытом для этого подальше в лесу, возле того озера, где Мед­ведев оставлял Малыша, когда пробирался в ла­герь Антипа.

Три дня, наполненные новыми заботами, про­летели незаметно, без каких-либо происшествий.

Потом приехал Картымазов.

— Филипп быстро поправляется. Уверяет, что благодаря твоему бальзаму он уже на ногах. У не­го гостит Андрей, который завтра на рассвете от­правляется в Вильно. Филипп приглашает нас се­годня вечером на прощальный ужин. Ему не тер­пится познакомиться с тобой — он ведь тебя ни разу не видел, хотя наслышан от меня и Андрея обо всех твоих подвигах. Что скажешь?

— Разумеется! С удовольствием. Что слышно о Насте?

Картымазов помрачнел.

— Ничего нового. Но я убежден, что ее прячут здесь, в Синем Логе. Подождем. Вести будут, как только уедет Андрей. Они все же побаиваются расследования, которое проводит гетман Ходкевич, и знают, что Андрей — его посланец, пото­му притихли. Мне пора. Встретимся на закате у брода.

Впервые в жизни Медведев пересекал литовский рубеж.

В Диком поле, где было гораздо больше откры­тых степных пространств и меньше лесов, рубеж определяли засеки — широкие длинные полосы из высоких срубленных деревьев, привезенных сюда порой издалека и уложенных впритык один к одному и один на другой верхушками в сторону, откуда ожидался наезд неприятеля. Пересечь та­кую засеку большому отряду всадников очень тя­жело, а вырубать в ней проход — значит, ожидать несколько часов и можно, чего доброго, дождать­ся патрульного сторожевого отряда, который встретит приезжих в узком проломе и всех пере­бьет, а если даже и удастся проехать незаметно, то на обратном пути трудно найти то место, где про­ход вырублен, а к тому времени там уж наверняка будет поджидать засада степных казаков, которые хоть формально и не служили Москве, будучи людьми вольными, но всегда и во всем ее поддер­живали и охотно прикрывали границы княжества, довольствуясь в качестве оплаты беспошлинной добычей, отнятой у наездчиков (чаще всего та­тар), когда они появлялись, а если их долго не бы­ло и запасы кончались, приходилось самим пере­бираться на ту сторону и там точно таким же спо­собом добывать себе все необходимое, как Бог пошлет.

Здесь же, согласно договорным грамотам, под­писанным Великими князьями Московским и Ли­товским, рубежом княжеств служила извилистая и неширокая река Угра, протекающая в большинст­ве через густо поросшие лесом просторы, среди которых то там, то тут редкими пробелами выде­лялись поля и отвоеванные у леса островки посе­лений, чаще всего на берегу, где вода, заливные луга и условия для домашней птицы облегчали жизнь, причем рубеж этот был очень формальный и практически никем, кроме местных жителей, не охранялся.

Порубежная война то тлела, то полыхала здесь непрерывно, и ссоры соседей легко перерастали в серьезные военные столкновения, а великий князь Иван Васильевич и король Казимир буднич­но и привычно обменивались грамотами, где об­виняли друг друга в разбое, сообщали имена уби­тых, требовали поимки и наказания убийц, а глав­ное — детально перечисляли все уничтоженное или расхищенное имущество и настаивали на возмещении убытков. Никто никого не ловил и не наказывал, никто никому ничего не возмещал, и жизнь шла своим чередом, а рубеж худо-бедно со­хранялся в основном благодаря тому, что на вос­точном берегу Угры жили дворяне московские, а на зайадном — литовские, и не всегда они были врагами — вот, например, семьи Картымазовых и Бартеневых тесно дружили много лет и даже наме­ревались породниться.

— Подумать только — ведь через месяц мы со­бирались играть свадьбу Филиппа и Настеньки, —говорил Картымазов Медведеву, когда они сади­лись в большую лодку, поскольку бурный весен­ний паводок сделал брод на границе их земель непроходимым. — Не дай Бог с ней что-нибудьслучится, я отыщу негодяя Кожуха даже на краю света и собственноручно отрублю ему голову!

Они прощально помахали своим людям, кото­рые повели их лошадей домой, с тем чтобы к но­чи снова вернуться с ними и ожидать возвраще­ния хозяев «из-за рубежа»,

— У меня есть несколько мыслей по поводу твоей дочери, — сказал Медведев, с наслаждением гребя веслами.

—И что это за мысли?

— Последний раз я плыл на лодке лет шесть на­зад. Еще по Дону, — пояснил Медведев и продол­жал: — Я думаю, мы сумеем точно узнать, там она или нет, где именно находится и как с ней обра­щаются. Я приеду к тебе завтра в полдень и все расскажу!

— Спасибо. Буду рад. Возьми чуть правее, вот так… Нас встречают.

Картымазов сидел на носу лодки лицом к бере­гу и сошел первым, а Медведев, поскольку он был на веслах, сидел к берегу спиной, и когда встал и повернулся, тут же застыл, как пораженный вне­запным параличом, его глаза округлились, а че­люсть отвисла.

На деревянных мостках, к которым причали­ла лодка, стоял Картымазов, а рядом с ним — де­вушка.

Да-да, конечно, та самая — только теперь на ней был не черный костюм, а голубой, тоже, впро­чем, мужской, — бархатный, европейский, расши­тый золотом, с кружевными манжетами на рука­вах, с белоснежным узорчатым воротником, под­черкивающим ее ярко-голубые глаза и пышные светлые волосы, открывающим шею и едва замет­ную ложбинку между небольшими, но плотными холмиками юной груди, плотно обтянутой бар­хатом, с широким кожаным ремнем, сжимающим тонкую талию. Не было сегодня за ее спиной кол­чана с луком и стрелами, не было и сабли на поя­се, но высокие ботфорты на каблуках по-прежне­му сбивали с толку и придавали ей сходство с юношей.

А было ей на вид не больше семнадцати.

— Вот, Анница, позволь тебе представить того самого Василия Медведева, о котором мы с Филиппом тебе уже все уши прожужжали. А это, Ва­ся, — Анница, дочь моего доброго друга Алексея Бартенева, младшая сестра Филиппа.

Медведев, стоя в лодке, неуклюже поклонился и чуть не выпал за борт, а потому поспешил вы­браться на мостки.

Анница улыбнулась.

— Мы один раз случайно виделись на охоте, —сказала она Картымазову и повернула голову к Медведеву: — Как тебе тут у нас понравилось, Ва­силий?

— Я в восторге, — искренне признался Медве­дев.

— Была уверена, что ты так и ответишь, — рас­смеялась Анница. — Добро пожаловать в Бартеневку.

Они двинулись по тропинке к домам, которые виднелись поодаль среди деревьев.

Василий был так взволнован, что впервые в жизни не мог подобрать слов, чтобы нарушить неловкое молчание, и несколько раз, поглядывая на Анницу, уже было открывал рот, чтобы загово­рить, но тут же смущенно кашлял, делая вид, будто в рот попала мошка. Анница истолковала это по-своему.

— Тебя, верно, удивляет мой наряд и… — она за­мялась, — некоторые не совсем девичьи… м-м-м… увлечения.

— Нет-нет, отчего же, — поспешно возразил Медведев. —- Хотя конечно… Честно говоря, я дей­ствительно никогда не видел, чтобы девица…

— Дело в том, что батюшка очень хотел второ­го сына, — пояснила Анница, — да и матушка по­чему-то была уверена, что так оно и будет,..

— Ага, понимаю, — подхватил Медведев, — и они воспитали тебя, как мальчика…

— Нет, все не так! Они никогда не проявили своего разочарования, и о желании второго сына я узнала от батюшки только совсем недавно. Ба­тюшка очень меня любит, и матушка любила, но она скончалась в год морового поветрия, когда я была еще ребенком…

— У нас похожие судьбы, — удивился Медве­дев, — и моя матушка умерла от мора тогда же…

— Это очень печально, — сочувственно сказала Анница, — Федор Лукич говорил мне, что ты си­рота…

Она нечаянно прикоснулась на ходу к руке Ва­силия и смутилась.

— Извини…

Пока они шли по тропинке мимо крестьянских изб к хозяйскому дому, Василий, несмотря на ув­леченность беседой, с привычной наблюдатель­ностью отметил, что постройки здесь добротнее, чем на московской стороне, повсюду царят чисто­та и порядок, однако с точки зрения безопасно­сти поселение спланировано плохо — оно совер­шенно беззащитно в случае внезапного нападе­ния неприятеля. Должно быть, тут давно не воевали и, привыкнув к мирной жизни, утратили осторожность.

— Я очень горевала после кончины матушки, —продолжала Анница, — но отец и Филипп окру­жили меня такой заботой… Одним словом, мне очень хотелось быть похожей на них и делать все,что они делают. Вот так я с пяти лет, по собствен­ной воле и со страстным желанием ни в чем не уступать отцу и брату, обучалась конной езде,стрельбе из лука, фехтованию и прочим мужским занятиям…

Медведев решил, что настал подходящий мо­мент для того, чтобы проявить свою образован­ность:

— Значит, ты совсем как некая фряжская деви­ца, которая, как сказывают, встала во главе целой армии, носила латы и сражалась как воин!