Пермякова Л.А.
Башкирский государственный университет
г.Уфа
К ВОПРОСУ ОБ ИСТОЧНИКАХ «КАМЕННОГО ГОСТЯ» А.С. ПУШКИНА
К вопросу об источниках «маленькой трагедии» А.С. Пушкина «Каменный гость» неоднократно обращались представители отечественного литературоведения. Величайшие творения мировой литературы никогда не возникают на пустом месте. Так «Божественная комедия» Данте в колоссальной мере обобщает и синтезирует культуру эпохи от Франциска Ассизского до мусульманской мифологии [2], трагедии Шекспира вырастают из хроник Саксона Грамматика и Вергилия Полидора, из Плутарха и Монтеня, из предшествующей драматургии Кида и Марло. Поэзия Байрона питается такими разнообразными источниками, как готический роман, «Фауст» Гёте, ориентальная повесть XVIII века. Русская литература в этом смысле не составляет исключения. Общеизвестно умение вживаться в другие эпохи и культуры Осипа Мандельштама, немало исследований посвящено источникам символистского цикла Александра Блока «Стихи о Прекрасной Даме» – от средневекового культа Dame de Coeur, нашедшего отражение в поэзии трубадуров, до «Книги песен» Петрарки. А.С. Пушкин при кажущейся своей лёгкости сумел охватить своим переимчивым гением огромные эпохи мировой культуры от фольклора до новейших романов Стендаля. Он проникновенно чувствовал и древнеарабскую поэзию, и европейское Средневековье. Особый интерес представляет разработка им «мировых сюжетов», т.е. сюжетов большой исторической длительности, неоднократно интерпретируемых в мировой литературе. Следует отметить, что интерес представляют не столько эти сюжеты, сколько их творческая переработка, в которой проявляется творческая индивидуальность Пушкина.
Среди подобных сюжетов можно выделить испанскую легенду о севильском проказнике и обольстителе женщин Дон Хуане, которая получила широкое распространение во всех европейских литературах. Именно она дала жизнь «богатейшему, роскошнейшему алмазу» [1, 569] А.С. Пушкина – «маленькой трагедии» «Каменный гость»(1830). В средневековых фабльо, коплах, духовных драмах и фарсах часто встречается тип рыцаря-обольстителя, к которому всегда выражено враждебно-негативное отношение. В странах Западной Европы довольно часто встречались легенды с весьма характерным сюжетом: шутник ради забавы ударил ногой череп и пригласил его «хозяина» на ужин. Мертвец явился на зов и в свою очередь настоятельно потребовал, чтобы проказник посетил его пристанище. Богохульник молится и запасается священными реликвиями, что в конечном итоге его и спасает от неминуемой гибели. Подобный сюжет лежит в основе известного испанского романса XIV – XVвв., который имеет моралистический финал:
− Si no fuera porque hay Dios − Если бы не имя божье,
y al nombre de Dios apelas, Что хранит тебя от зла,
y por ese relicario Если б ладанка на шее
que sobre tu pecho cuelga, Твою душу не спасла,
aquí habías de entrar vivo Ты б живым вошёл в могилу
quisieras o no quisieras. За недобрые дела.
Vuélvete para tu casa, Так ступай же, недостойный,
villano y de mala tierra, Снова в дом к себе вернись.
y otra vez que encuentres otra Если череп повстречаешь,
hácele la reverencia, Низко, низко поклонись.
y rézale un pater noster, Прочитавши «патер ностер»,
y échala por la huesera; В землю ты его зарой,
así querrás que a ti t’hagan Если хочешь, чтоб по смерти
cuando vayas desta tierra. То же сделали с тобой [5, 114 − 117].
(перевод Давида Самойлова)
Очевидно, на этот известный средневековый сюжет произошло наложение легендарного сюжета об ожившей статуе, о котором было известно ещё с античных времён и один из вариантов которого использовал Мериме в новелле «Венера Илльская». Он встречается также в испанском фольклоре, в частности, в romancero español, записанном в 1905 г. в провинции Леон. «Рыцарь по дороге в церковь дёргает за бороду статую, приглашая её на ужин; вечером статуя является и приглашает его к себе. Рыцарь в страхе едет исповедоваться в монастырь Сан-Франциско (упоминаемый в «Севильском озорнике» Тирсо де Молина), и за ужином у статуи последняя читает ему нравоучение, не советуя повторять подобные выходки» [9, 686]. Заметим, что морализаторство romancero español, нашедшее затем отражение во многих допушкинских трактовках этого сюжета, совершенно отсутствует в «Каменном госте». До сих пор ведутся споры по вопросу исторического прототипа Дон Хуана. Многие исследователи считают, что им стал Дон Хуан Тенорио, современник короля Кастилии и Леона Педро Жестокого (1334 − 1369). Как гласит предание, он убил командора де Ульоа, за что монахи севильского монастыря Сан-Франциско, желая положить конец богохульным поступкам и бесчинствам рыцаря, заманили его в западню и убили, распространив слух, будто это статуя командора покарала несчастного. Однако этот факт не нашёл документального подтверждения в севильских хрониках. Достоверно лишь одно: галисийский род Тенорио существует до сих пор (потомок этого старинного рода – известный испанский композитор и певец, уроженец Севильи Мануэль Анхель Вергара Тенорио, род. в 1975г.). Вполне возможно, что вассал Педро Жестокого был добропорядочным человеком, ставшим жертвой исторической ошибки, т.к. король ПедроI действительно «прославился» своими бесчинствами.
Большое влияние на окончательное оформление сюжета о Дон Хуане оказала комедия Тирсо де Молина «Севильский озорник, или Каменный гость» (1630), благодаря которой имя Дон Хуана стало нарицательным наряду с именами Дон Кихота, Фауста, Гамлета. Тирсо де Молина разработал образы, которые затем будут встречаться практически во всех последующих интерпретациях этого сюжета: Дон Хуан, слуга Каталинон, Командор, Дона Анна. Фабула комедии также получит широкое распространение в европейских литературах: Командор, защищая честь своей дочери, погибает от руки Дон Хуана, которому мстит, будучи уже мёртвым. Как считает Б.В. Томашевский, Пушкин мог знать о пьесе Тирсо де Молина из комментария Вольтера к пьесе Мольера, но навряд ли её читал, т.к. она «не относилась к числу популярных… и Пушкину пришлось бы читать её в оригинале (Между тем в 1830 г. Пушкин испанского языка не знал)» [10, 287]. В XVII веке сюжет о коварном соблазнителе Дон Хуане получает распространение в Италии и Франции. Несомненно, что А.С. Пушкин был хорошо знаком с комедией Мольера «Дон Жуан»(1665). Он мог прочитать её в оригинале, т.к. прекрасно владел французским языком. Кроме того в 1818 г. под названием «Дон Жуан, или Каменный гость» в Петербурге шёл балет, созданный Канциани по пьесе Мольера. Пушкин, большой поклонник балета, мог видеть этот спектакль [4, 152]. Среди источников «Каменного гостя» пьесу Мольера Б.В. Томашевский считает источником номер один [10, 282 − 283]. Однако, на наш взгляд, эта точка зрения не является бесспорной, т. к. в трактовках Мольера и Пушкина много несовпадений. Пушкинский Дон Гуан − натура творческая, увлекающаяся, он искренен в своих чувствах, несмотря на свою порочность. И когда он говорит, обращаясь к Донне Анне:
… разврата
Я долго был покорный ученик,
Но с той поры, как вас увидел я,
Мне кажется, я весь переродился.
Вас полюбя, люблю я добродетель
И в первый раз смиренно перед ней
Дрожащие колена преклоняю[8, 476], −
мы верим ему. Дон Жуан Мольера всегда откровенно лжив, ради своей выгоды он часто надевает личину святоши, превращаясь в Тартюфа. В духе эпохи французского абсолютизма он заявляет, что «лицемерие – модный порок, а все модные пороки сходят за добродетели» [6, 17 ]. Во многих трактовках темы Дон Жуана в XVIII веке шло дальнейшее заострение аморализма героя. В этом аспекте показал Дон Жуана итальянец Карло Гольдони в драме «Дон Джиованни Тенорио, или Распутник» (1736). Тесно связаны с реалистически-бытовой трактовкой мирового сюжета такие образы, как Ловелас, герой популярного в России романа Ричардсона «Кларисса, или История молодой леди» (1748), и Вальмон, герой эпистолярного романа Шодерло де Лакло «Опасные связи» (1782). Пушкин был знаком с этими произведениями, о чём неоднократно упоминал в своих письмах. Что касается Гольдони, то об отношении к нему Пушкина ничего не известно, т.к. его имя ни разу не упоминается поэтом [10, 300].
Поворотным пунктом в истории интерпретации сюжета о Дон Хуане (Дон Жуане) стала опера Моцарта «Дон Жуан» (1787), либретто которой написал Лоренцо да Понте. По мироощущению опера великого композитора наиболее близка пушкинскому «Каменному гостю». Вероятно, первое знакомство Пушкина с оперой Моцарта «Дон Жуан» состоялось в Москве в сезоне 1826 – 1828 года [11, 20 − 21]. Б.В. Томашевский справедливо считает, что Пушкина не мог привлечь во многом несовершенный текст либретто да Понте. В комментариях к «Каменному гостю» он отмечает, что цитата из итальянского либретто, взятая в качестве эпиграфа к «Каменному гостю», не совсем точна и приводится, скорее всего, на память по театральной постановке [7, 557 − 558]. А.С. Пушкин перенял у Моцарта то, что было ему ближе всего − понимание любви как творческого начала жизни:
… Из наслаждений жизни
Одной любви музыка уступает;
Но и любовь мелодия… [8, 457]
И Дон Жуан Моцарта и Дон Гуан Пушкина – поэты-эпикурейцы, утверждающие красоту и радость жизни во всех её проявлениях. Недаром глубокое чувство к Доне Анне облагораживает легкомысленного покорителя женских сердец, превращая его из циника, презирающего смерть, в смертельно влюбленного поэта, который больше всего на свете боится потерять то, к чему шёл всю жизнь, – любовь. В словах Дон Гуана, обращённых к Доне Анне, мы слышим интонации пушкинской любовной лирики:
О, пусть умру сейчас у ваших ног,
Пусть бедный прах мой здесь же похоронят
Не подле праха, милого для вас,
Там – у дверей – у самого порога,
Чтоб камня моего могли коснуться
Вы лёгкою ногой или одеждой,
Когда сюда, на этот гордый гроб
Пойдёте кудри наклонять и плакать [8, 466].
А.С. Пушкин вслед за Моцартом в интерпретации известного мирового сюжета переносит акцент с социально-морализаторского аспекта на психологический. В дальнейшем это привело к реабилитации образа Дон Жуана в произведениях поэтов Серебряного века (стихотворение А. Блока «Шаги командора», одноактная пьеса в стихах Н. Гумилёва «Дон Жуан в Египте», цикл стихотворений М. Цветаевой «Дон Жуан»).
«Маленькая трагедия» Пушкина «Каменный гость» по праву входит в сокровищницу русской классической литературы. «Какая дивная гармония между идеею и формою, − восхищался пушкинским произведением В.Г. Белинский, − какой стих, прозрачный, мягкий и упругий, как волна, благозвучный, как музыка! Какая кисть, широкая, смелая, как будто небрежная! Какая антично-благородная простота стиля!..» [1, 569]. Ф.М. Достоевский писал: «Перечтите «Дон Жуана», и если бы не было подписи Пушкина, вы бы никогда не узнали, что это написал не испанец» [3, 455]. В «Каменном госте» протеизм Пушкина одержал блестящую победу.
Литература
1. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 тт.− М.: Изд-во АН СССР, 1954. – Т. 7.
2. Голенищев-Кутузов И.Н. Творчество Данте и мировая культура. – М.: Наука, 1971.
3. Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 10 тт. – М.: Гослитиздат, 1956 – 1958. – Т. 10.
4. Загорский М.Д. Пушкин и театр.− М.-Л., 1940.
5. Испанская поэзия в русских переводах (1792 −1976) / На испанском и русском языках: сост., автор предисл. и коммент. С.Ф. Гончаренко. – М.: Прогресс, 1978. − 1022с.
6. Мольер Ж.-Б. Собр. соч.: В 2тт. – М.: Художественная литература, 1957. – Т. 2.
7. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 17 тт. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1937 – 1959. – Т. 7.
8. Пушкин А.С. Сочинения; В 3 тт. – М.: Художественная литература, 1986. – Т. 2.
9. Тирсо де Молина. Театр / Комментарии Б.Н. Загорского и Н.М. Любимова/. – М.-Л.: Academia, 1935.
10. Томашевский Б.В. Пушкин и Франция. – Л.: Наука, 1960.
11. Яковлев В.В. Пушкин и музыка. – М., 1957.