Нет, ушёл. Топор цвиркнул над самой макушкой. Хочешь жить? Хочешь…
Не успел решить. Показалось, что крыло коснулось лица и груди мягко. Перья проехались по коже ласковыми кусочками меха. А удар как будто позже последовал, словно бы из-под крыла. Зато какой! Будто наковальней в морду получил. Отлетел, как пушинка. Едва успел сгруппироваться и всё равно всю задницу отбил. А обиднее всего – сам же и налетел. Тьмой отодранный арелим не специально его шибанул. «Птички» свои пёрышки берегут. Просто этот придурок не вовремя решил крылышки выпустить.
А вот демоны так не могут. Время нужно, чтоб перекинуться. Двигайся, двигайся, мать твою! Некогда рассусоливать, потом харю оботрёшь!
Поздно. Вот и опоздал. Всего на один удар сердца опоздал. Светлый завис в воздухе, распахнутые во всё небо крылья закрыли деревья, закрыли горизонт. Кончики перьев светились, как будто их сзади солнце подсвечивает. Пожалуй, это даже красиво.
На своё «поздно» Иррашу жаловаться не приходилось. Но и трепетно ждать демон не мог. Рыча и скалясь так, что клыки до самых дёсен видно, шавер перекатился на бок. Развернулся упруго, как отпущенная пружина. Вытянулся в струну – продолжение меча. Понятно – не достанет, даже сияющих перьев не собьёт. Но пытаться надо. Потому что просто надо. По крайней мере, может, заденет, когда светлый пикировать станет и…
Светлый не стал пикировать. Гортанно и неразборчиво крикнув, он вспыхнул, как лампа. Крестовина высоко поднятого меча ослепила бликом – шавер даже глаза ладонью заслонил. А потом всё пропало.
Ирраш даже удара не почувствовал. Он вообще не ощутил ни-че-го. Просто только что перед ним сиял, переливался ёлочной игрушкой арелим. А в следующий миг наступила Тьма, заполнившая весь мир, сколько его имелось. Кажется, демон летел. Или, может, падал. В любом случае это было неплохо. Совсем неплохо.
Он ожидал гораздо худшего.
[1] Баклер – маленький, «кулачный» щит. 20-40 см в диаметре (8-16 дюймов).
Глава четвертая
Глава четвертая
Бывает, просто молчишь. А тебя уже неправильно поняли
(Из наблюдений старого ловеласа)
Толпу, собравшуюся у лазарета, Арха разглядела, стоило ей из дома выйти. Да и сложно было не увидеть такое сборище. Похоже, на вытоптанном пятачке собрались не только все Дубки, но и подтянулось население ещё из трёх — четырёх сел. Конечно, в реальности такого случиться не могло. Никто бы не пропустил сюда чужих. Просто до сегодняшнего дня ведунья не представляла, сколько в деревне живете народу. Обычно-то улицы пустовали. И если лекарка видела местных, то только издалека.
Сейчас же крестьяне стояли плотно и, кажется, чему-то с большим интересом внимали.
– А ты всё ж мне ответь! – услышала голос деревенского старосты. – Может, ты тут и дело глаголешь. Но от как нам быть? Ты, малец, одно толкуешь. А, вишь ты, проповедники-то светлых другое грят. А?
– Так нет тут никаких тайн, уважаемый, – бойко отозвался Данаш – не тот, который с рогами, а рыжий. – Вот ты же сам сказал: про Свет тебе проповедники толкуют. А видели они его? Были с ним или, может, разговаривали? Не-ет. А я тут, перед вами. Если что хотите знать – спрашивайте. Отвечу без утайки.
Пробраться сквозь крестьян делом оказалось непростым. Жители стояли плотно. Но, что странно, оглядываться-то они оглядывались. И даже смотрели недовольно. Но в ответ Арху никто не пихнул, локтем в ребра не дал и не обругал. Поворачивались, теснились, а протиснуться в первые ряды дали.
И делалось это не из какого-то особого пиетета к лекарке, а исключительно по доброте душевной мол: «Раз лезет вперёд, то ей, видать, нужнее!». В столице наглой ведунье давно и ноги отдавили, и подробно рассказали не только об её собственной интимной жизни, но и всех предков по женской линии помянули бы вплоть до седьмого колена. Пожалуй, столичным жителям было чему поучиться у местных.
– А ты сам-то со Тьмой чего? Вась-вась? Да вроде молод ещё, – хохотнула разбитная деваха, которую Арха никогда не видела.
Предположение о странных отношениях Данаша с Тьмой общественность поддержала одобрительным ворчанием и смешками. А девушка, наконец-то, протолкалась в первые ряды зрителей. И едва за голову не схватилась. Кажется, демоны решили, что девиз: «Ни дня без спектакля!» – весьма актуален. И если вчера гастроли давал Шай, то сегодняшней звездой сцены стал рыжий Данаш.
Маленькая пакость не только собрала вокруг себя всю деревню. Демонёнок ещё и на бочку взобрался, встав в картинную позу оратора. И видимо, чтобы внушительнее выглядеть, обмотал вокруг себя зелёную бархатную тряпку. Лекарка заподозрила, что в прошлой жизни эта импровизированная тога – или мантия? – была юбкой одной из леди, живущих при ставке.
– Мне васиться ни с кем не нужно, – Данаш шутки не оценил. Хотя, скорее всего, по молодости лет он её и не понял. – Замыслы свои мне Тьма открывает. Этот дар у меня с рождения.
Для убедительности рыжик постучал себя костяшкой пальца по лбу.
– С чего такая великая честь? – скептически прищурился староста.
– С того, что я сын бога! – гордо заявил паскудник. – И я вам сейчас это докажу! Но потом вы меня слушать станете безоговорочно!
Данаш напыжился, даже, кажется, щеки надул. Мордаха его покраснела, как зрелый помидор. И вроде бы, кудряшки от напряжения приподнялись. А потом демонёнок… пропал. Вместо него на бочке замерцала линза, полная клубящейся, гипнотизирующей тьмы. Она покачивалась на остром конце. Словно раздумывая – упасть ей или постоять ещё. Но смешного в этом зрелище было немного. Пожалуй, это колебание только усиливало завораживающий эффект.
По крайней мере, крестьяне трюк оценили. Надо отдать им должное, визжать и грохаться в обморок никто не стал. Но толпа слаженно ахнула и шатнулась назад. Все, кроме Архи, сложившей руки на груди и глядящей на представление не без скепсиса.
– Что? – послышался недовольный голос из-за мерцающей завесы.
– Ничего. Восхищаюсь божественными умениями, – честно призналась вредная лекарка. – И очень бы мне хотелось узнать, к чему же нас призывает божественный сын. И как мы ему служить должны? Кстати, вы личико-то своё верните, а то мы тут того… ужасаемся.
В воздухе громко хлопнуло, будто гигантские ладони ударили, и даже ветерок поднялся. А «божественное дитя» вернулось на бочку, отправив мерцающую завесу в небытие. Выглядел новоявленный пророк неважно. Данаш вспотел, как будто вокруг деревни раза три обежал. И дышал тяжело. Да и колени у него вроде бы подрагивали. Что и не удивительно. Для прямого оперирования Тьмой силы нужны – энергию она сосёт, как сами арифеды кровь.
– Служить мне уважаемые должны просто! – насупившись и глядя на не ко времени появившуюся ведунью исподлобья, пропыхтел пророк. – Дары дарить и ублажать меня всячески.
– И какие же дары предпочитает уважаемый сын бога? – поспешно перебила его Арха, опасаясь, что кто-нибудь из местных сосредоточит своё внимание на «ублажении».
Быть причастной к посвящению, пусть и теоретическому, мелкого арифеда в некоторые тайны взрослой жизни, Арха не желала категорически. Вряд ли папуля «пророка» такое бы оценил.
– Ну, какие… – рыжий застенчиво шаркнул ножкой и даже глаза отвёл. Не подготовился заранее, бедолага. Но всё-таки выход из положения он быстро нашёл. – Всякие!
Он победно глянул на девушку и, кажется, едва удержался, чтобы язык не показать.
– А какие откровения Тьмы нам поведает сын бога? – прищурилась ведунья.
Зря щурилась. Данаш ухмыльнулся весьма пакостно. Снова принял одухотворённую позу – даже руку вперёд выставил. И, возведя очи к небу, начал вещать.
– Грядёт свет, который пожрёт нивы наши и пашни, укроет непроницаемой пеленой дома и хозяйства. Отравит воду, землю и небо ядом своим. Затуманит разум и каждого свободного превратит в раба! – проповедовал он с воодушевлением, а не тарабанил, как обычно. Даже с драматическим подвыванием. – И прольют тогда слезы и младенцы, и девы, и старики. А мужьям лишь останется защищать с железом в руках дворы. Только поздно будет! Ибо когда Тьма грядёт – ничто не укроет, ни спрячет, и не спасёт!
– Свет, – поправила Арха, когда оратор взял паузу, чтобы дыхание перевести.
– Чего? – не понял пророк, видимо, охваченный вдохновением.
– Я говорю, поздно будет, когда Свет грядёт, а не Тьма. И мне кажется, что «непроницаемая пелена» звучит не очень. Если речь, конечно, о свете идёт. Уж лучше сияющая.
– Много ты понимаешь в пророчествах! – буркнул Данаш и, сопнув носом, утёрся кулаком.
– Да куда мне! – не стала спорить Арха. – Пойдём, лучше у папеньки твоего спросим и про Свет, и про Тьму. И кто кого чем укроет.
Лекарка многозначительно подняла брови, самым подлым образом намекая «пророку», что она его с бочки и за ухо стащить может. Миссия такого подхода к проблеме не оценил и глянул на предательницу враждебно. Но, всё же, слез.
– Эй, девка, погоди, – преградил им дорогу деревенский староста. – Это что ж получается? Раз вот это сын Бога, а ты его к батюшке ведёшь, значит, Бог-то рядом иль как? А, может, ты сама из этих?
Мужик мотнул головой куда-то в сторону. Видимо, показывая, что «эти», по его мнению, в березняке обитают.
– Потрясающая логика! – оценила выводы староста ведунья
Но пояснять ничего не стала. Способствование зарождению, как, впрочем, и уничтожению новых религий в её компетенцию не входило.
***
Данаш топал чуть позади Архи, сопя, как рассерженный бычок, но сильно не отставал. Даже иногда шагу прибавлял, придерживая свою мантию, как придворная дама шлейф – перекинув через руку. И не забывал при этом бросать на лекарку обиженные взгляды, которые, видимо, должны были пробудить в ведовской душе совесть.
Совесть спала, и ничто её не тревожило.
– Мы, правда, к уважаемому отцу идём? – как о совсем ничего незначащем, поинтересовался демонёнок.
– Для начала мы зайдём в лазарет. А там ты мне в подробностях и красках распишешь, где всю эту ересь услышал. И кто тебя надоумил проповедовать, – успокоила его девушка. – А, заодно, поведаешь, как это ты, такой талантливый, самостоятельно научился во Тьму ходить, да ещё и жрецов обманывать?
– Каких жрецов?
Вот тут Арха и встала, как вкопанная, медленно-медленно повернувшись к «пророку».
– Только не говори мне, что никакого секрета нет. И ты просто не подумал о том, что все перемещения через Тьму жрецами отслеживаются, – проникновенно попросила ведунья.
Сын бога был ребёнком послушным, поэтому ничего он говорить не стал. Только таращился на девушку преданными белёсыми глазами. Лекарка застонала, хлопнув себя ладонью по лбу. И тут же схватила Данаша, волоча его за собой в каптёрку, к их счастью пусовавшую. Демонёнка она не слишком нежно впихнула внутрь. Захлопнула за своей спиной дверь, да ещё сверху навалилась на неё, подсматривая за тем, что на улице происходило, в щель между досками.
Убрались они вовремя. И минуты не прошло, как к толпе крестьян, расходится, кажется, и не собирающихся, притопали двое жрецов в сопровождении отряда штабной охраны.
– Толку-то бегать? – проворчала ведунья, глядя, как служители тьмы общаются с местными жителями. Надо сказать, что делали они это исключительно надменно. Их постные и в то же время высокомерные рожи даже из бывшего сарая хорошо видно было. – Можно подумать, что тут рыжие дети с белыми глазами толпами ходят.
– Да чего я сделал-то? – обиженно загудел за её спиной «пророк». – Все же так делают, я сколько раз видел!
– Где ты это видел, проклятье рыжее?
Крестьяне от общения со жрецами явно не в восторге пребывали. Судя по хмурым физиономиям, мины служителей не оценили. А некоторые пейзане уже успели и смыться под шумок.
– Как где? Уважаемая совсем того, да? – кажется, маленький наглец даже пальцем у виска покрутил. – У шатров и видел. Когда курьеры отправляются и приходят.
– И тренировался во Тьму ходить ты тоже там?
– Ну да. Я там спрятался, смотрел, как другие делают и повторял.
– Поня-атно… – протянула Арха.
Между прочим, перед девушкой нарисовалась приличная дилемма: сообщать Его Высочеству о такой дырке в охране штаба или не сообщать? То, что жрецы передвижение на территории ставки не отслеживают, не удивляло. Каждого вестового регистрировать – голова закружится. Но лазейкой и злоумышленники могли воспользоваться.
С другой стороны, помнится, ещё Адин говорил, что все эти слежки рассчитаны не на защиту от врагов. Светлые во Тьме не ходят. Скорее уж жрецы пристально наблюдали за принцем, его окружением и генералами. И кому служители доклады строчили, догадаться несложно. А «закладывать» демонёнка ей не хотелось. Всыпят же юному таланту по первое число.
Пока она раздумывала, терпение жрецов, так и не нашедших подход к крестьянам, явно заканчивалось. Один из них – высокий и тощий, похожий на подставку для пугала – властно махнул рукой, подзывая сержанта стражи. Видимо, уговоры готовы были перейти в невербальную стадию.
Мирное население угрозу просекло моментом и тут же пошло на контакт. В воздух взметнулся сразу лес рук, указующих, куда скрылся злоумышленник. Правда, указывали все в разные стороны. Ведунья не сомневалась, что и описание нарушителя будет отличаться разнообразием.
Лекарка отлипла от щели, но, всё же, задвинула щеколду.
– Ну и что с тобой делать? – проникновенно поинтересовалась она у преступника.
– А что со мной делать? – снова засопел демонёнок.
– Казнят ведь тебя теперь!
– Ка-анешно, – усмехнулся рыжий, не испытывая никакого трепета перед наказанием.
С воспитанием подрастающего поколения у Архи наблюдались явные проблемы. Ей определённо не хватало педагогического таланта.
– Ладно, – тему наказания ведунья решила обойти мудрым молчанием, – Ну а где ты этой чуши наслушался и с чего вдруг решил проповедовать начать?
– Ну а что? Они живут хорошо. Все их слушаются. Что не скажут – всё сделают. И едят вкусно. Вот самые лучшие куски – им. Чес-слово, лично видел! Кабатчик сам не съест и лордам не даст, а тем, кто на площади рассказывает про Тьму – даёт. И бесплатно! Нет, пусть уважаемая скажет, разве плохо?
Уважаемая озадаченно потёрла лоб, разглядывая воодушевившегося сына бога.
– Кабатчик? На площади? – тихо-тихо переспросила она, начиная подозревать, что происходит тут что-то очень нехорошее. – Ты где тут умудрился найти площадь, кабатчиков и светлых проповедников?
Рыжий снова насупился, завозил по дощатому полу ногой, старательно косясь в сторону.
– Я вообще много чего вижу, между прочим, – буркнул демонёнок, явно не желая отвечать на заданный вопрос. – Меня-то никто не видит, а мне ещё дома говорили, что я приметливый.
– И что же ты ещё видел?
Честно говоря, девушка уже сомневаться начала, хочет ли она услышать ответ на заданный вопрос.
– Ну вот, например, я видел, как один такой… Из этих самых, из говорящих, денег бесу давал и бутылочку такую, непрозрачную. А бес тот на кухне у принца подвизается. И как бутылочку-то эту он увидал, так вроде и на попятную пошёл. Мол: «Нет, не буду я такое творить!». А тот, который говоритель, ему ещё кошелёк дал – больше прежнего. И бес-то тот…
– Погоди, – остановила поток сознания лекарка, чувствуя, что во рту становится кисло. – Где ты это видел? И откуда знаешь, что бес при кухне служит?
– Я же говорю, что много вижу, а меня никто не видит, – гордо ответил Данаш. – А видел – там.
Демонёнок неопределённо мотнул головой, указывая на только ему ведомые дали. Но, как назло, расспросить всезнающего сына бога ведунье не позволили. Запертая дверь содрогнулась так, словно её тараном высаживали.
– Тётя Арха! – белугой взвыла Ируш. – Открывай, давай! Гони полюбовника в шею и открывай! Тама раненных привезли. Работы непочатый край. Ещё не все того. Окочурились в смысле не все.
Лекарка выругалась сквозь зубы, поспешно отодвигая засов, пока на вопли полоумной девчонки вся деревня не сбежалась. Её шутки мог понять не каждый и обязательно нашлись бы принявшие это за чистую монету. А поскольку большинству находящихся в ставке, кроме как трепать языками, делать нечего, слухи расползутся с безумной скоростью.
И что-то девушке подсказывало, чувство юмора у некоторых отдельно взятых хаш-эдов могло и в отпуск отправиться. По крайней мере, шутки про любовников Дан вряд ли оценит.
***
Такого количества раненных Архе видеть ещё не доводилось. Собственно, именно с ранениями она тут почти и не сталкивалась. Были обожжённые, встречались поломанные во время неудачного штурма. Но всё больше обычные больные и покалеченные в драках.
Да ещё из всех хирургов в госпиталь смогли прибыть только двое. Старший буркнул что-то про то, что они массово отравились обедом в ставке. Впрочем, такие отравления, называемые в народе «птица перепил», случались регулярно. Особенно когда прибывал новый обоз со свежей партией вин. И то, что вместо пяти положенных санитарок в наличии имелись только две, дела не облегчало. Раненых привезли явно больше, чем им было под силу принять.
– Куда ты волочёшь? Это труп уже! – рявкнул метр Тахеш, раздражённый куда больше обычного.
– Так хрипит же ещё, – промямлил растерянный солдат, пытающийся пристроить носилки на стол.
– Арха! Бегом наружу и без сортировки мне на стол не подавать!
Ведунья кивнула, тяжело сглотнув слюну, вдруг ставшую вязкой. Этого момента она ждала. С ужасом. Знала, что рано или поздно он наступит – и боялась дико. Одно дело не суметь спасти. И совсем другое решать, кому жить, а кому умирать. Это точно не её. Но не Ируш же посылать – у бесы просто знаний не хватит.
Лекарка отёрла мигом взмокшие ладони и скользнула под полог операционной палатки.
Снаружи царил бедлам. Две телеги – обычные, обозные, а не госпитальные фургоны, стояли перед лазаретом. Удерживать нервничающих, испуганных суетой и страшными запахами тяжеловозов солдатам удавалось с трудом. А смрад в воздухе стоял знатный: коктейль из крови, содержимого кишечника и мочевого пузыря – аромат военного госпиталя. Только гнилой вони ещё не имелось.
Раненных на телеги грузили как попало, вповалку. И теперь тем же макаром ёрзающие из бесящихся лошадей подводы разгружали. Те раненные, кто смогли добрести сами, потихоньку подтягивались, устало садясь, а то и падая на нежно зеленеющую травку. Стоны, крики – настоящая Бездна.
Арха снова сглотнула, заметив, как с днища телеги на землю тягуче капает кровь. В ушах у лекарки тонко, по-комариному, звенело.
– Стрисс, скоро ли меня-то посмотрят? – окликнул её бес, сидящий у самого полога.
Солдат поднял руку, демонстрируя кисть, обмотанную насквозь мокрой тряпкой. Чересчур маленькую и слишком плоскую кисть. Кажется, именно это и называлось «поражение ударно-дробящим оружием». Очень «ударно» и сильно «дробящим».
Взгляд лекарки скользнул по лицу беса, машинально отметил бледную кожу, испарину, синюшные губы и «плавающие» зрачки. «Вторичная фаза болевого шока характеризуется учащённым сердцебиением…» – заунывно затянул под черепом голос профессора Кшерра.
Взгляд ведуньи метнулся к телегам, потом снова к солдату с покалеченной рукой, к телегам – к солдату, к телегам – к солдату.
В ушах пищало всё громче.
– Ар, иди туда, – невесть откуда взявшаяся Ю тряхнула девушку за плечи так, что зубы клацнули. – Слышишь? Лекарство я и без тебя дать смогу.
Арха кивнула, впустую шевельнув пересохшими губами. И, подобрав подол, метнулась к подводам. «В столицу, в столицу, в столицу!» – колотилась в виски.
Арха за собой как будто со стороны наблюдала. И удивлялась, как спокойно и практично эта девица взялась за сортировку раненых. Быстрый осмотр и – направо, налево, к грахе, в палатку. Даже суета успокоилась, преобразившись в осознанную деятельность. И раненные перестали надсадно орать, лишь некоторые постанывали тихонечко, будто стесняясь. И лошади спокойно встали, только нервно дёргая шкурами.
Лишь раз она и пришла в себя, когда раненный, которого она велела отнести влево – к умирающим – вдруг схватил её за руку. Он что-то говорил, но лекарка его не слышала. Просто слух отключился. Арха ещё раз глянула на развороченный живот, в котором пропитанные кровью лоскуты и комки ткани перемешались с обрывками кольчуги и чем-то слишком живым. Ласково улыбнулась и расцепила пальцы солдата у себя на запястье. Только тогда и заметив, что раненый шавером был.
Наверное, это недолго продолжалось. Не так много времени и нужно, чтобы рассортировать тридцать — сорок раненных. Телеги отогнали в сторону, а ведунья, развернувшись на пятках, помчалась к операционной палатке. И споткнулась. Взгляд наткнулся на того самого шавера, лежащего в стороне. Он молчал, даже не стонал. Просто смотрел в небо. Лишь потому, что веки его медленно опускались, а потом снова поднимались, и можно понять – он всё ещё жив.
Нет, Архе не стало его жалко – все эмоции вообще куда-то подевались. Просто он ей напомнил кого-то. Не Ирраша – они с раненым походили друг на друга как любые два «кота». Кого-то другого…
«Нет, не помню… – всплыло откуда-то. И её собственный ответ, ехидный и колкий. – Не поверите, я тоже».
Ведунья медленно, с трудом переставляя вдруг ставшие деревянными ноги, подошла к лейтенанту – теперь-то она заметила нашивки. Но даже на колени не встала, смотрела сверху вниз. Шавер с явным трудом сфокусировал на ней взгляд.
– Узнала? – губы у него скривились, наверное, улыбнуться попытался. – Я знал, что так и встретимся. Когда услышал, что тебя сжечь собирались, а потом про отмену приговора, тогда и понял: встретимся. Я подыхать буду, а ты смотреть. Мне ещё твоя бабка высшую справедливость обещала.
Говорил он спокойно и ровно, даже дыхание было чистым, словно это и не у него вместо живота дырка до позвоночника. И это могло означать только одно – дышать ему осталось недолго.
Сказать, что дальше Арха действовала обдуманно – сильно преувеличить. Под черепом только бахнуло один раз: «Еретические высказывания и действия, принесение жертв лже-Богине, ведовство, чаровство…». Но она отмахнулась от гундосящего голоса, как от назойливой мухи. А больше никаких связных мыслей и не было.
Просто ведунья опустилась-таки на землю, доставая из-за пазухи кристалл, которые не разгорелся, а сразу и очень ярко вспыхнул зелёным, превратившись в шар чистого света. Она даже и не молилась, а будто руку протянула в сияние. Мысленно протянула – обе её ладони лежали по бокам от раны. Но пальцы лекарки сжали дружелюбно и ободряюще. А потом осталось только тепло и запах яблок.
Очнулась Арха от того, что кто-то отвесил ей чувствительного пинка. И только пару секунд спустя до неё дошло, что никто её не пинал. Это она сама на задницу села. А земля твёрдая.
Девушка огляделась, соображая, что по-прежнему находится на площадке перед лазаретом. Только тихо вокруг. Все, кто тут был – солдаты, раненые, возчики – молчали и пялились на неё. И старший хирург, стоявший, придерживая рукой полог операционной палатки, тоже молчал.
Но именно он первым голос и подал.
– Насколько вас ещё хватит с этим вашим сиянием? – строго поинтересовался метр Тахеш.
Ведунья неуверенно пожала плечами, не слишком хорошо поняв сути вопроса.
– Значит, будете работать, сколько потребуется, – отрезал медик. – Прошу к столу.
Арха неловко поднялась, сжимая в ладони слегка пульсирующий кристалл, послушно направившись к палатке. И только на пороге догадалась обернуться. Её отец спал – лекарка видела, как спокойно и ровно поднимается его грудь.
Тогда-то до неё и дошло, что она первый раз исцелила! Не помогла, не подпитала Жизнь, не посмотрела, что там внутри творится, а исцелила!
Правда, ведунья не была уверена, что сможет повторить этот трюк.
***
Впервые за всё время жизни в Дубках, Арха обрадовалась, увидев свой дом тёмным. Раньше неосвещённые окна становились прямым приказом к унынию и началу сожаления о собственной загубленной молодости в духе: «Никто меня не любит, никому я не нужна!». Сегодня же вечером она очень хотела быть никому не нужной. Разговоры на извечные и, несомненно, актуальные темы «Опять?», «Сколько можно?!» и «Ты дура!» в данный момент вполне могли заменить колесование. Или четвертование. В общем, лишними они казались.
Но, уже привычно придерживая калитку, ведунья осознала: не пронесло. Во-первых, Ир на неё так и не прыгнул. А отвлечь щенка от любимой развлекухи способен только ещё более любимый рогатый, видимо, засевший в доме. А, во-вторых, лекарка хаш-эда чувствовала – тут он, рядом совсем. Завис всего в нескольких шагах провалом в Бездну, в сердце которой бушует тёмное пламя.
Арха аккуратно прикрыла за собой калитку и с минуту пыталась справиться с запором. Щеколда всё никак не желала вставать на своё место. В конце концов, поняв, что замок она сейчас выдерет с мясом, девушка тяжко вздохнула и, нога за ногу, поплелась в дом. Никогда раньше она не жалела о том, что не курит. Был бы повод задержаться на крыльце. А за это время демон, может, и делся куда. Например, провалился в эту самую Бездну с пламенем.
Не делся. Сидел, опершись рогатым затылком в бревна стены. Руки, понятное дело, на груди сложил. А глаза в темноте подсвечивались красным. Бесится.
В ногах Его лордства гордым сфинксом замер Ир, демонстративно отвернув от хозяйки морду. И этот предатель.
– Ты ужинал? – обречённо спросила Арха, ни на какой ответ, естественно, не надеясь.
Лекарка его и не получила. Пришлось вздохнуть ещё тяжелее. А что ещё делать, если в качестве воспитательных мер твой любимый мужчина прибегает к методике «Я всё решил – слушать меня и строиться в три шеренги»? Вот сейчас помолчит-помолчит, а потом как выдаст эдакое, отчего только вешаться и останется.
И сил спорить нет никаких. Ведунья себя не то, что усталой – выжатым жмыхом чувствовала. Вот всё масло до капельки из неё выдавили, оставив сухую труху. Арха села на скамью, поставив локти на стол и с силой потерев ладонями лицо. И только тогда поняла, что она из лазарета уплелась, как была – в косынке и фартуке. Между прочим, грязных и заляпанных всяким — разным.
Этот-то факт её и взбесил. Основательно так взбесил, с места в карьер, до стиснутых зубов и багровой пелены перед глазами. Ей бы вымыться, закинуть в пусто сосущий желудок что-нибудь и рухнуть в постель. А не в очередной раз выслушивать объяснения, почему она идиотка.
Лекарка сцепила пальцы в замок – до побелевших костяшек сцепила – и аккуратно, как будто они стеклянными были, положила на стол. И вот когда она себя практически убедила, что воплями с проблемой не справиться, демон решил заговорить. Нашёл, конечно, время!
– Арха, я не знаю, как ещё донести до тебя мысль…
– Дан, скажи мне, пожалуйста. Вот то, что я ведунья, тебе сильно мешает жить? В смысле то, что я лезу, куда меня не просят, помочь всем пытаюсь и конспирацию нарушаю, сильно мешает?
– Сейчас речь не о моём комфорте, а о…
– Нет, речь именно о нем, – Арха уже второй раз перебила демона, чего раньше не случалось. Наверное, поэтому хаш-эд и заткнулся – от неожиданности. – Ответь, пожалуйста, на мой вопрос и без всяких: «Я о тебе забочусь» и «Боюсь тебя потерять». Просто факт. Тебе это сильно мешает?
Естественно, свой ответ Его Лордство предварил паузой. Может, действительно слова обдумывал. А, может, обстановку нагнетал. Честно говоря, ведунье было плевать. У жмыха эмоций не бывает.
– Сильно, – наконец, выдавил из себя Дан.
– Отлично, – тут же откликнулась лекарка. – Осталось выяснить, насколько сильно. Потому что если ты не можешь с этим смириться, то нам остаётся только помахать друг другу ручкой и пожелать счастья в дальнейшей жизни.
– Не понял… – тяжело ответил демон.
– А я сейчас объясню, – кивнула Арха. – Даже спорить не буду, бросаться на помощь кому ни попадя, при этом кристаллом размахивая – это идиотизм. Я даже не буду говорить, что в большей или меньшей степени мы все тут… Первой попавшейся юбку задирать даже имени не спросив, тоже не слишком умно. Или, например, громогласно заявлять, что вам с императрицей не по пути, – Дан дёрнулся было, возразить, вероятно, хотел. Но лекарка упрямо мотнула головой, – Нет, ты выслушай, пожалуйста. Итак, это глупость чистой воды. Только вот это я – такая, какая есть. Когда-то я тебе уже говорила: к святым себя не отношу. Например, я в курсе, что сейчас в Горколе не сахар. И больных хватает. Вполне возможно, что и дети там с голоду умирают. Но я их не вижу. Поэтому мне всё равно. Подкоп рыть не полезу и хлеб через стены кидать не стану. Честно говоря, их страдания мне спать не мешают. Потому что, ещё раз: я их не вижу.
Дан, как его и просили, застыл неподвижной, а, главное, молчаливой статуей в своём углу – даже тень рогов на стене не шевелилась. Только два уголька в провалах глазниц медленно пульсировали. Честно говоря, выглядело это жутковато. Бледное лицо белело во мраке, как череп. И две огненные, живущие точки.
– Но есть те кто… Как вы их называете? – Арха досадливо прищёлкнула пальцами, пытаясь подобрать слова, – В зоне вашей ответственности? Я не совсем демон, но, всё-таки, наполовину шаверка. Видимо, у меня эта «зона ответственности» тоже есть. Раньше в неё попадали те, кому я просто могла помочь. Вот тут и сейчас. Могу помочь, значит, должна, – лекарка для убедительности постучала костяшкой пальца по столу. – Вы мне много и долго рассказывали, какая я «умная», что ломанулась ту девчонку в госпитале спасать. Попробуй сейчас понять: не думала я тогда ни об инквизиции, ни о студентах. Да я даже не думала о том, что к Богине взываю. Просто был тот, кого я могла спасти. И были методы, которыми я могла спасти. Всё, ничего больше! Вы называете это идиотизмом. В принципе, я с вами согласна. Но знаешь, что мне сегодня старший хирург сказал?