У Мэри болело сердце при мысли, что впервые в своей жизни у Битти появилась возможность выбирать. Раньше, в виду бедности ее семьи, было хорошо иметь хоть что-нибудь… и ей становилось тошно от того, сколько зимних ночей малышка провела в холоде.
– Не понимаю, зачем мне ехать в клинику, – сказала девочка, убирая парку в шкаф.
Мэри с самого начала знала, что она выберет шерстяное пальто. Это подарок Рейджа… и Роф, сын Рофа, пусть и был Королем всей расы, но никто не мог сравниться с папой Битти.
А эта ночь будет страшной.
– Думаешь, что-то не так? – спросила девочка, отходя от шкафа.
– Нет, – сказала Мэри. – Не думаю. Но лучше знать наверняка, чем просто надеяться.
– Но я же не болею. – Битти села перед туалетным столиком. – И все претрансы маленькие.
– Согласна. – Блин, Мэри ненавидела разговоры о пережитом насилии. – Реальность такова, что твое тело пережило много травм. Это не значит, что ты не пройдешь через превращение, не станешь высокой и сильной. Но что, если мы сможем сделать кое-что уже сейчас, чтобы убедиться в этом?
– Это из-за сломанных костей.
– Да.
Битти замолчала, взяв расческу и пройдясь ею по длинным каштановым локонам, рассыпавшимся по плечам… хотя уже расчесывала их ранее. И Мэри, не желая торопить малышку, коротала время, разглядывая комнату… гадая, что еще можно сделать, чтобы превратить весьма официальные покои в комнату, подходящую для тринадцатилетней девочки. Но Битти ничего не просила и, казалось, была всем довольна.
В последнее время они совершили много покупок… было сложно удержаться и не купить малышке весь мир.
И так же сложно помешать Братьям баловать ее. Битти появилась в особняке с двумя разбитыми чемоданами, головой от куклы и старым тигром Мастимоном… и спустя пару ночей футбольная команда супер заботливых придурков, также известная как БЗД (Большие Злобные Дяди), завалила порог ее комнаты разнообразными подарками, как заваливают алтарь подношениями.
На самом деле, Лэсситер периодически называл отряд дядь Бздунами, за что его часто били. Но да…
О, и сам падший ангел бил все рекорды по части подарков. Например, этой ночью, за Первой трапезой, он вручил ей очередную копию «Дэдпула» на ДВД, и черно-красную футболку в стиле «Дори»[19] и с надписью «Где Фрэнсис?»[20].
– Я очень не хочу ехать в больницу Хэйверса, – сказала Битти, посмотрев на свое отражение. – Я боюсь.
Мэри закрыла глаза, вспоминая, как девочку лечили там после побоев ее биологического отца.
– Мы с Рейджем будем рядом, не отойдем ни на шаг.
– А Док Джейн не может сделать все здесь, в своей клинике?
– К сожалению, нет.
– Она может поехать с нами?
– Нет, милая, у нее очень много работы. Но она лично поговорит с Хэйверсом, когда придут результаты анализов. А также Доктор Манелло и, может, даже Ви.
Битти отложила расческу и пропустила руку через волосы.
– Хорошо.
Боже, она казалась такой маленькой на своей кровати, и Мэри отдала бы все, чтобы встать на ее место, принять на себя уколы, рентген и МРТ. Битти столько всего пережила, ее бедное тельце принимало на себя столько ударов и стресса, с которыми бы не справилось и большинство взрослых. Фактически пережитый опыт был и так ужасен. Но мысль, что ей до сих пор приходилось разбираться с последствиями, казалась ужасно несправедливой.
– Думаю, после всего Рейдж возьмет выходной и проведет его с нами, – сказала Мэри, вставая.
– Он сказал, что мы можем набрать мороженого и посмотреть кино, если я захочу.
– Так и будет.
Битти так и не встала, и Мэри подошла к ней.
– Я тебя не оставлю.
– Обещаешь? – раздался шепот в ответ. – Я так боюсь.
Мэри положила руку на плечо девочки.
– Клянусь, что никогда тебя не оставлю.
Спасибо, Дева-Летописеца. И спасибо тебе, Рейдж. Когда они с Рейджем решились на удочерение, то сошлись на том, что если Рейдж умрет первым, то Мэри останется с Битти. Конечно, девочке они об этом не рассказали. Не было подходящего момента.
Битти сделала глубокий вдох.
– Хорошо, давай…
Ее оборвал стук в дверь, а потом раздался низкий голос Рейджа, приглушенный панелью.
– Как мои женщины? Вы готовы?
– Ага.
– Да.
Рейдж открыл дверь и появился перед ними, большой и красивый, его широкие плечи заполняли весь дверной проем. Мэри до сих пор время от времени зависала при виде его сверхъестественной красоты: светлые волосы, густые и волнистые, глаза цвета океана на Багамах, и зубы ослепительно-белые, словно плитка в ванной… он, кстати, никогда их не отбеливал… Рейдж заслужил свою славу среди женской половины расы.
Но он целиком и полностью был предан ей и ей одной.
У Мэри ушло какое-то время, чтобы привыкнуть к этому, чтобы довериться. В конце концов, он мог взять в супруги любую… какую-нибудь высокую, роскошную блондинку себе под стать. Но вместо этого… он не сводил глаз с нее, с брюнетки с миловидным лицом и телом, которое было доведено до бесплодия химиотерапией.
Но Рейдж считал ее королевой красоты, и забавно, когда Мэри была с ним, и он смотрел на нее своим взглядом? Она чувствовала себя королевой красоты.
Битти, вскочив на ноги, бросилась к нему, и Рейдж опустился на колено, становясь на уровне ее роста. И когда он обхватил ее ручки, ее маленькие ладошки утонули в его ручищах.
– Покончим с этим, а потом снова посмотрим «Дэдпула»?
Мэри покачала головой.
– Ребят, вы зациклились на «Дэдпуле».
– Твой следующий шаг? А? – подначивала Битти. – Саркастичное молчание или едкая острота[21]?
– Ты не оставляешь мне выбора, – ответил Рейдж.
– Да-да-да… – Битти сжала кулачки и начала бить по воздуху, поворачиваясь по кругу.
– Пообещай еще раз, что не будешь смотреть взрослые сцены, – встряла Мэри в их разговор.
Битти и Рейдж накрыли глаза ладонями, и он ответил:
– Нет. Мы закроем глаза и дождемся, пока опасность минует.
Приоритеты, напомнила себе Мэри. Нужно правильно расставлять приоритеты.
Когда они все вместе направились к выходу из покоев, Мэри сказала:
– Знаете, можно ведь посмотреть что-нибудь еще? Выпущено столько замечательных документальных фильмов на тему социальных проблем…
Она замолчала, когда Рейдж с Битти повернулись к ней и посмотрели так, словно она предложила разрисовать фойе граффити. Уволить Фритца. Продать на металлолом «ГТО» Рейджа через «иБэй».
– Вы двое – словно кровные родственники, – пробормотала Мэри. – Но, по крайней мере, у тебя, Битти, есть еще шанс исправиться.
Девочка подошла ближе и обняла, как умела – быстро и крепко.
– Есть.
Когда они спустились на второй этаж, Рейдж сказал:
– Бит, ты же знаешь, что мы тебя не оставим? Я не смогу быть рядом на всех этапах, это против правил, но будет Мэри, а я буду ждать в зале ожидания или за дверью…
Спустившись с лестницы, они застыли, как вкопанные.
Сразу за кабинетом Короля собралась целая толпа: Док Джейн в хирургической форме; Мэнни в белом халате; Вишес, одетый для боя, и Зэйдист в «Адидасе», но также увешанный оружием.
О, и Лэсситер.
В хоккейной маске и с регбийными накладками на торсе.
– Ну, как нас клево провожают, – сказал Рейдж, пожимая руки Братьям.
– Мы вас не провожаем. – Лэсситер постучал по накладкам. – Мы вас сопровождаем.
Мэри моргнула.
– Что, прости?
Джейн улыбнулась и посмотрела на Битти.
– Мы едем с вами.
– Предки, конечно, сами справятся, – сказал Лэсситер из-за хоккейной маски. – Но, посмотрим правде в лицо: я отрабатываю навыки блокирующего полузащитника, и это может нам пригодиться. Если докторишка с тощей шеей переусердствует с иглой, я его рожей разрисую все стены.
Вишес поднял обе руки к лицу и с силой потер. Словно мысленно хорошенько мутузил ангела, прекрасно понимая, что нельзя проливать кровь на глазах ребенка… и его распирало в попытке обрести самоконтроль.
– Ты можешь остаться дома, – пробормотал Ви. – Вот прям реально остаться, млин, дома, ты, долб-ный п-дурок.
Лэсситер ухватился за грудную пластину и завыл как Джули Эндрюс[22]:
– Обожаю, когда он не может ругаться... это греет мое сердце… словно пьяница на роликах пытается играть в «вышибалы» в кромешной тьме…
Зэйдист, который всегда был немногословен, прервал поток метафор:
– Мы не хотим, чтобы вы трое ехали одни. Поэтому мы едем с вами. В таких делах всегда нужна поддержка семьи.
Когда Рейдж прокашлялся, одолеваемый чувствами, Мэри хрипло ответила:
– Спасибо большое. Я… мы очень ценим это.
Зи шагнул к Битти, и глядя на его внешность, ни один родитель не подпустил бы Брата к своему ребенку: с вытатуированными рабскими метками, шрамом на лице и огромным телом воина, обвешанным оружием, он скорее напоминал похитителя, чем любящего дядюшку.
Не сказав ни слова, он протянул руку.
И без какой-либо заминки… маленькая жертва взяла ладонь взрослой жертвы.
У Битти и Зи сразу установилась особенная связь. С другой стороны, когда тебя заставляют терпеть жестокое обращение на протяжении долгих лет, между тобой и остальным миром вырастает некая стена, и неважно, сколько пройдет времени и сколько хороших вещей произойдет с тобой после этого.
Эта общая черта роднила их. И хотя Мэри хотела, чтобы у них нашлось что-то общее в другом плане, она была рада… особенно в ночь, подобную этой… что Зэйдист был в жизни Битти.
Когда они вдвоем ступили на лестницу, словно раздался звоночек, и открылись ворота, выпуская участников заезда – все собравшиеся последовали за ними на улицу, где Фритц ждал их в своем «Мерседесе».
Семья всегда рядом, и это самое изумительное, – мысленно восхищалась Мэри.
В самые важные моменты, твоя семья, по крови или по выбору, всегда была рядом, несмотря на занятость в жизни, работу и собственных детей.
– Хэй, – сказал Лэсситер, открывая дверь в вестибюль, – кто-нибудь покидает мне шайбу, чтобы скоротать время?
– Никто, – они ответили хором, и Битти в том числе.
– Я точно выбью из кое-кого с-ное де-мо, – пробормотал Ви себе под нос.
– Обожаю, когда ты используешь грязные словечки по отношению ко мне. Иди сюда, обнимемся. Давай, я вижу, ты же хочешь…
***
Ничего.
Элиза не знала абсолютно ничего о том, как обстоят ее дела: сможет ли она продолжить ходить в университет, застрянет в четырех стенах или ее вообще выгонят из дома.
После встречи с Пейтоном в сигарном баре и столкновением с тем курсантом на выходе, она отправилась домой и несколько часов дожидалась возвращения отца. На нижней ступеньке резной лестницы, прямо напротив парадной двери. Как потерявшийся ребенок.
Три часа спустя, отец пришел, осунувшийся и с низко опущенной головой, всем своим видом напоминая сдувшийся шарик.
Он даже не взглянул на нее… или, может, просто не заметил ее присутствие в фойе. Он просто направился в свой кабинет и закрылся там.
Что ж… хорошо поговорили, папа, подумала она. Перешли на принципиально новый уровень.
Но разве она могла ожидать чего-то другого?
После внутреннего спора о том, стоит ли отвлекать его от дел, она поднялась наверх и легла в кровать. Но поспать в течение дня не удалось, и проблема была не только в отце и петиции на отстранение.
Она не могла выбросить из головы того мужчину… его татуировки, пирсинги, то, как он смотрел на нее, и что сказал. Она очень долго воспроизводила в своих мыслях сцену на бордюре. В ее голове они по-прежнему были там, спорили под снегопадом, сексуальное притяжение между ними было осязаемым, словно веревка, за которую она могла дернуть.
И учитывая серьезность проблем, с которыми она столкнулась, для Элизы стало шоком, что ее так и тянуло усугубить творящийся в ее жизни хаос. Она жалела, что не дала ему свой номер, и одновременно радовалась этому… а если бы он позвонил? Она бы встретилась с ним снова, а это – верный путь к катастрофе.
Не обязательно хорошо знать этого мужчину, чтобы понимать, что он – идеальный материал для песен Тейлор Свифт[23].
Или того хуже…
– Достаточно, – сказала Элиза себе, поднимаясь с кровати. – Довольно самокопания.
Сейчас ее отец должен быть в своем кабинете. Нужно поговорить с ним, пришло время для расплаты за свои поступки, как бы сказала ее мама.
Выйдя из комнаты, Элиза застыла на месте. Отец как раз выходил из своей спальни, и он тоже помедлил.
Прокашлявшись, она начала:
– Отец, я…
Он отвернулся, не сказав ни слова, подняв руку над плечом в классическом жесте «стой, где стоишь».
– Не сейчас.
– Когда, в таком случае? – требовательно спросила она.
Отец не ответил. Он просто пошел дальше по коридору, в сторону лестницы, и скрылся из виду.
Она не знала, как настоять на разговоре – оставалось только встать поперек дороги. И даже в таком случае, он, скорее всего, просто проедется по ней, как локомотив.
– Сукин сын, – прошипела она.
Может, самое время для переезда. Но он, без сомнений, оставит ее без содержания, и с чего, в таком случае, она будет платить по счетам?
Единственная причина, почему она смогла посещать университет, – это заслуженная стипендия, которая не могла покрыть оплату комнаты и стола.
Внезапно желание бросить что-нибудь заставило ее повернуться к антикварному столику. Эта ваза с цветами подойдет идеально, тонкое горлышко удачно ляжет в руку, веса воды и роз будет достаточно, чтобы дать ей ощущение, что она сможет нанести маломальский ущерб, но недостаточно, чтобы зашвырнуть вазу очень далеко.
Элиза перевела взгляд на дверь в спальню ее дяди и тети.
Дядя скоро выйдет, но тетя, без сомнений, еще спала. Обычно женщина поднималась к тому времени, когда Элиза уже возвращалась из университета; она вставала лишь за тем, чтобы сделать прическу и макияж, а потом снова возвращалась в постель. Едва ли похоже на жизнь, но после произошедшего с ее дочерью? После того, как они потеряли сына?
Элиза выругалась… а потом зашагала вперед.
Прежде чем она успела понять, она уже стояла перед дверью в спальню ее покойной кузины. Элиза словно издалека наблюдала, как рука обхватывает ручку и поворачивает ее. Толкнув дверь в комнату, она уловила запах парфюма Эллисон. «Яд» от Диор…старая-добрая классика, этот аромат хорошо подходил ей.
Элиза всегда считала, что если бы у фиолетового цвета был запах, он бы пах именно так.
Она бесшумно закрыла дверь за собой и щелкнула по выключателю.
Свет от хрустальной люстры в центре высокого потолка озарил комнату. Кровать стояла напротив, заправленная бледно-голубым бельем с белыми и золотыми элементами, на ней было столько подушек, что витрина в «Мэйси» нервно курила в сторонке. На стенах обои ручной работы от «Старк», c изображенной на них картиной – персиковые и желтые птички резвятся в ветвях цветущих фруктовых деревьев, такие часто можно встретить в садах в плодородное время года. На полу лежал плотный ковер бледно-кремового, практически белого цвета, окна обрамляли шторы, бледно-голубым цветом и воздушностью напоминавшие летнее платье.
Идеальный декор для спальни молодой женщины.
Но вещи Эллисон выделялись на общем фоне: черная мантия – атрибут жреца или почитателя демонов; хрустальный череп на полке над камином; книги в черных или кроваво-красных кожаных обложках разбросаны в дальнем углу, возле укрытого декоративной тканью тюфяка. Также здесь были широкие черные сапоги высотой выше колена… одна туфля с каблуком в виде пистолета… черные вещевые мешки, одному Богу известно, что в них лежало.
Было сложно не видеть в особом стиле жизни ее кузины выбоины на идеально выложенной мостовой. Но это позиция судьи, разве нет?
– Нельзя так думать – простонала Элиза, потирая затекшую шею.
Но реальность такова, что на пути Эллисон встретилось что-то злое, когда она пыталась найти себя в диком образе жизни. Именно это хотел сказать ей отец.
Элиза нахмурилась, снова подумав о том курсанте с татуировками. Он воплощал собой страх ее отца и все, с чем она могла столкнуться во внешнем мире. Но она встретила его не в университете… вот, что она хотела ответить отцу.
– Тем лучше, – прошептала Элиза свободной комнате. – Я больше его не увижу.
Глава 7
Учебный центр Братства Черного Кинжала представлял собой высокотехнологичный бункер, растянувшийся на сто тысяч квадратных футов, с помещениями и оборудованием из разряда срань-Господня-это-же-правительственный-уровень. Расположенное под землей и с чередой ворот на подъезде, которые с каждым следующим этапом становились все прочнее и явственнее заявляли «Вали отсюда на хрен», это место было вне доступа для вампиров, людей и лессеров.
Как и курсантов, которым технически разрешалось здесь находиться.
Когда «школьный автобус» притормозил у очередных ворот, по углу наклона Акс понял, что они приближались к входу в здание. Затемненные окна рядом с ним мало что показывали, но Акс представлял, что последние два пропускных пункта были как в «Парке Юрского периода», бетонные стены высотой с дамбу Гувера[24] и с колючей проволокой на вершине.
Весь последний месяц ученики встречались в заранее оговоренных местах в Колдвелле или пригороде, садились в непримечательный желтый школьный аквариум на колесах с пуленепробиваемым кузовом, окнами толщиной в руку и глубокими ковшеобразными сиденьями.
Да, Фритц – старый дворецкий за рулем – с успехом мог бы поработать на центральные школы Колдвелла, да только сейчас время экзаменов.
И, вот так сюрприз, весь сегодняшний путь от заброшенного завода в старой промышленной части города, Пэйтон сверлил взглядом затылок Акса.
Старые-добрые времена.
Остальные занимались своим делом. Ново погрузилась в музыку в наушниках. Бун читал…«Или-или»[25] Кьеркегора[26], что бы это ни было. Пэрадайз и Крэйг периодически передавали из рук в руки айФон – словно искали «Поке-стопы»[27] по дороге, но связь периодически пропадала.
Пэйтон, с другой стороны? Очевидно, не придумал ничего лучше, чем испускать пар, как кусок теплого собачьего дерьма на сугробе.
Акс с успехом игнорировал злобные взгляды и намеривался держать кирпичную стену до утра…
– Я серьезно, – выдавил Пэйтон.
Откинув голову на подголовник, Акс пожалел, что не отсел подальше, когда Мистер Соблюдай Границы устроился через проход, на сиденье рядом с ним. Похоже, в таком случае ему пришлось бы ехать на заднем бампере.
– Ты высказался прошлой ночью, – пробормотал Акс. – И я с тобой согласился, или тебя склероз замучил?
– Ни хрена ты не сказал.
– Катись к черту, я повторю на бис. – Он лениво повернул голову к парню. – Я к ней не притронусь.
– Тогда зачем последовал за Элизой на улицу?
– Воздухом подышать. Хотел…
– Черт подери, я серьезно…
– Слууушайте, у меня предложение. Давай не будем играть в Эмилио Эстевеза и Джадда Нэльсона в средней школе Мэн.
– Ты сейчас о чем вообще?
Бун ответил, не поднимая головы:
– Клуб «Завтрак»[28]. Считается лучшим школьным фильмом. Снят в Средней школе Мэн в Де-Плейнс[29], Иллинойс, в 1984 году. Джад Нельсон играл типичного преступника…
– Кстати, – прервал его Акс, – это моя роль. Ты, Пэй-Пэй, будешь спортсменом. Субъективным мудаком, которого испортили родители.
Пэйтон приподнял бровь.
– Мне понятно, откуда он знает про фильм, – он указал на Буна. – Ты-то откуда?
– Знаешь, я не всю жизнь был помешан на сексе. Когда был наркоманом, постоянно зависал перед зомбоящиком. И, сделай нам обоим одолжение, завязывай с этим дерьмом. Я не стану трахать твою чистую-как-снег кузину. Она – не мой типаж.
Так. Ладно. Он, конечно, весь день пялился в потолок, вспоминая, как она повернулась к нему на том тротуаре. Посмотрела на него. Говорила с ним.
И да, было определенное рукоблудие с его стороны. Но что ему оставалось: либо разобраться с железным стояком, либо появиться на занятиях с бейсбольной битой в штанах.
Но она тут не при чем. Не-а. Это всего лишь знак, что ему нужно больше времени в «Ключах».
Автобус остановился, и древний дворецкий убрал перегородку, одновременно открывая дверь напротив водительского сиденья.
– Мы приехали! Приятного вечера!
Доджен каждый вечер говорил одно и то же, одним и тем же радостным голосом, и Акс, поднявшись с места, прошел к двери и вышел раньше остальных, осознавая, что это был своеобразный ритуал. Вербальный эквивалент потирания кроличьей лапки на удачу.
На парковке стояло несколько машин, включая «скорую», которая фактически являлась передвижным хирургическим центром, новый пуленепробиваемый «Хаммер», два пикапа, сиявшие так, словно только сошли с конвейера «Форд Моторс», и экскаватор типа «Катерпиллер». Была и другая техника, но Акс никогда не обращал на нее особого внимания.
Даже имей он права, у него не было машины и каких-либо перспектив получить оную.
Не-а, хрен ему, а не тачка. В его мире находились деньги только на необходимую одежду и человеческий налог на дом, построенный отцом для женщины, которой всегда было плевать на него. А, и еще на лапшу быстрого приготовления. Электричество снова отключили, и в этот раз Акс не станет платить по счету. Он мог жить и в темноте… лучше так, чем ночевать в учебном центре как бездомный. К тому же, газ и водоснабжение субсидировались муниципалитетом, поэтому горячая вода и камин вполне согревали его.
Он выживет.
Акс подошел к двери, укрепленной сталью, и его не заставили ждать. Панель открыли изнутри, Дэстроер толкнул тяжелую дверь так, словно она легче листа бумаги.
– Здорóво, – сказал Брат Бутч. – Занимаемся в первой аудитории.
Кивнув, Акс двинулся вперед по длинному коридору, проходя мимо комнат для допроса, других учебных классов и новой лаборатории, в которой они в буквальном смысле взрывали всякое дерьмо.
Они использовали аудиторию, обставленную по всем канонам учебных заведений… по крайней мере, что-то аналогичное он видел по ТВ в героиновый период своей жизни. В помещении перед старомодной классной доской стояло два ряда длинных столов с парой стульев за каждым. На потолке горели флуоресцентные лампы, пол выложен линолеумом.
Но здесь не учили чтению-письму-арифметике.
Скорее теории рукопашного боя, стратегическим маневрам, основам первой помощи, групповой динамике[30].
Акс сел в конце аудитории, и – слава Богу – Пэйтон припарковался впереди. Остальные тоже расселись, приготовившись к занятиям.
Брат Бутч закрыл дверь и сел на стол, стоявший в стороне. У него на голове была кепка «Ред Сокс», футболка с напечатанным на ней Биг Папи[31], черные спортивные штаны «Адидас», кроссовки от «Брукс» в розовом и кислотно-красном цветах.
– Сегодня ночью, – сказал Брат, – мы проведем разбор ваших косяков в той смехотворной засаде. На что уйдет часов десять-двенадцать. Потом, если останется время, продолжим тему по ядам, в частности рассмотрим аэрозоли и контактные яды. Но сначала у меня есть вакансия.
Акс нахмурился.
Деньги не помешают, подумал он.
– Работа потребует от вас предельной сосредоточенности и чувство такта. – Брат навел серьёзный взгляд на группу. – А также отличные навыки самообороны.
***
Рейдж охренеть как ненавидел клинику Хэйверса. Да, подземный комплекс был безопасным, и даже несмотря на неприязнь к парню, не возникало никаких претензий к качеству помощи, оказываемой его пациентам. Но Рейдж сидел в коридоре снаружи смотровой комнаты, в которой Битти и Мэри скрылись, казалось, сто тысяч лет назад, и было очевидно, что его бесила любая мелочь.
Во-первых, он ненавидел синтетический запах стерильности, дезинфицирующее средство с химической лимонной вонью въедалось в его синусовые пазухи. Черт, все было настолько плохо, что он представлял сотню крошечных желтых миньонов с кирко-мотыгами и распылителями, которые безобразничали в его ноздрях.
Во-вторых, тихая суматоха доводила его до белого каления, хотя на это, конечно, было хорошее дело. Все это – шарканье ног в обуви с мягкой подошвой, тихие разговоры, тележки с медицинскими инструментами и медикаменты, которые толкали туда-сюда по коридору.
Но, что было хуже всего? Он сходил с ума от внимания, которое привлекал к своей персоне.
Медсестры, конечно, не вытаскивали груди из униформы и не пытались запрыгнуть на него, но, черт, ему не нужны эти долгие оценивающие взгляды, необоснованные дефиле туда-сюда, щебетанье и хихиканье.
Он всю свою жизнь сталкивался с подобным отношением… ну, как минимум, с момента превращения. И До Мэри он пользовался сексуальным вниманием, так часто, что заработал не просто репутацию – целый культ. Но После Мэри он потерял всякий интерес к женскому полу. В действительности, он начал воспринимать свое тело как симпатичную оболочку, управляемую мозгом. Но его сущность, его душа, сердце не имели никакого отношения к его внешности.
И в этом вся проблема.
Когда твоя дочь находится по другую сторону двери, одетая в тонкую больничную сорочку, с круглыми глазами от страха и пост-травмы, когда в ее личное пространство вторгаются посторонние, последнее, что тебе нужно – чтобы толпа женщин пускала на тебя слюни потому, что считала тебя гребаным плодом любви Ченинга Татума и Криса Хэмсворта.
Может, стоило надеть бумажный пакет на голову…
Когда на плечо опустилась чья-то рука, Рейдж подпрыгнул… и с шоком обнаружил, что рядом с ним, на жестком полу коридора сидел Зэйдист.
Напротив Ви и Лэсситер спорили о чем-то, брат зажал в зубах самокрутку… а потом вытащил, вспомнив, что здесь нельзя курить… ангел уверенно держал оборону, выдавая тысячу слов в минуту …
У Рейджа не было ни сил, ни желания следить за ходом спора.
Он мог думать лишь о…
– Она достаточно настрадалась, – услышал он свой голос. – Боже… сколько они уже там?
Посмотрев брату в глаза, Рейдж увидел, что вместо желтых, глаза Зи стали иссиня-черными.
Но да, Рейдж умел доводить окружающих. Как долго он ноет об одном и том же? Неудивительно, что брат злился на него.
– Прости. – Рейдж потер лицо. – Мне самое время заткнуться. Не хотел бесить тебя.
Зи посмотрел на него так, словно у Рейджа на лбу вырос рог.
– Не ты. Я просто хочу выкопать ее отца и снова убить гада. Если бы с Наллой обращались так жестоко? Если бы на всех ее костях остались следы прошлых переломов?
Брат замолк, но продолжать и не нужно было. Рейджа снова затошнило.
– Когда это твой ребенок, то все переходит на принципиально иной уровень. – Рейдж начал биться затылком о стену, но потом испугался, что потревожит таким образом Битти и врачей. – Знаешь, я не был готов к этому. В смысле, я считал, что самое сложное в должности отца – споры и ссоры…например, когда она захочет привести домой какого-нибудь мудака, ожидая, что я не отрежу его мохнатые помидоры и не закапаю в саду. Но это? Я бы хотел оказаться там вместо нее. Это нечестно.
Зи направил на него взгляд, уверенный, настолько далекий от безумного, насколько далеко брат ушел от своего девиантного поведения.
– Ты же знаешь, из тебя вышел потрясающий отец. Ты отлично справляешься.
Рейдж мгновенно отвел взгляд. Прокашлялся.
– Такое ощущение, что я подвел ее.
– Ты рядом с ней в тот момент, когда она в этом нуждается больше всего.
– Нет, в таком случае это я бы лежал на том экзаменационном столе. Подставил бы свое тело вместо нее.
– Это невозможно, и тебе это известно. – Зи тихо выругался. – Самое сложное в отцовстве – невозможность сделать все правильно для них. Порой все, что тебе остаётся – просто быть рядом.
– Должно быть что-то большее.
– Если есть и ты узнаешь, что это, то дай знать.
– Ха! Ты лучший отец, кого я когда-либо видел.
– Скажу вот что: позову тебя в следующий раз, когда буду мучиться бессонницей, рассуждая на тему, как я сто раз мог все запороть.
– Но с тобой иной случай.
– Почему? – Когда Рейдж не ответил, Зи не оставил невысказанное повиснуть между ними: – Почему? Потому что Налла – моя биологическая дочь? Давай, скажи вслух. Потому что когда ты услышишь это дерьмо, то сам поймешь, какая это дурость.
– Я просто… порой думаю, получалось бы у меня лучше, будь я… ну, ее родным отцом.
– О, как ее биологический отец? Как тот ублюдок, из-за которого она сейчас лежит на столе? Ты хочешь быть, как он? О да, вот это перемена для парня, который только что сидел в коридоре с таким видом, словно ему делают операцию на сердце без анестезии из-за того, что его малышке сейчас очень сложно?
Рейдж потер волосы так сильно, когда он остановился, показалось, что все руки были в шерсти.
– Тебе не понять. Ты никогда не окажешься на моем месте.
– Я об этом и говорю. Не важно, сам ты приложил руку к рождению ребенка, или принял в свою семью, все мы в одинаковых условиях.
Рейдж уставился на закрытую дверь перед ним.
– Зи, я боюсь. Я просто… охренеть как боюсь. Что, если обнаружится что-то непоправимое? Об этом беспокоится Док Джейн. Она боится, что превращение так сильно искалечит руки и ноги Битти… что в конечном итоге придется ампутировать их.
Глаза защипало от слез, когда он представил, как Битти в танце пересекает фойе. Она сейчас такая деятельная… он не мог представить ее в инвалидном кресле, управляемом не руками, а дыхательной трубкой. Это убивало его.