Мэнни, занявшись его раной на плече, загородил от него Акса и того, что с ним делали, и Рейдж поднял глаза к небу. Снег падал на его ресницы и таял, и Рейдж представлял Мэри и Битти, как они улыбались ему, словно находясь внутри снежного шара.
Появились две Избранные, и когда вскрытое запястье приставили к его рту, он сделал то, что было необходимо для выживания.
Рейдж надеялся, что Акс сделает то же самое.
Он не хотел, чтобы смерть парня оказалась на его совести…
Через какое-то время его переместили на каталку. Акса тоже… и его лицо не накрыли белой простыней. Значит, мужчина еще жив, ведь так?
– Дайте мне увидеть его, – потребовал Рейдж. Ладно, скорее «попросил», учитывая, насколько слабо звучал его голос.
Его подкатили к парню. Акс был раздет и в заплатках из бинтов, в руку вставлен катетер, трубки выходили из ребер, кардиомонитор пикал, как сломанный метроном.
– Он умрет? – спросил Рейдж.
Лицо Мэнни показалось в поле зрения.
– Не в мою смену. То же верно и для тебя. – Отвернувшись, хирург рявкнул: – Давайте его в фургон.
– Не говорите Мэри, – обратился Рейдж к тому, кто его мог услышать.
Снова показалось лицо Мэнни.
– Да ладно? Ты, правда, считаешь, что у тебя есть выбор? Я только что на поле боя наложил на тебя две сотни швов… а в медицинском центре придется доводить все до ума. Думаешь, о таком можно молчать?
– Не хочу, чтобы она переживала.
Лицо Бутча тоже появилось в зоне видимости… и Брат был в ярости.
– Тогда, может, не стоило идти в разнос? Придурок. Господи-мать-его-Иисусе, ты вознамерился сдохнуть на поле боя…
Мэнни вскинул руку перед лицом копа.
– Довольно. Сейчас он мой пациент. Вот избавится от катетера и встанет на ноги, тогда и превратится в боксерскую грушу.
– Акс спас мне жизнь…
Это стало последним, что сказал Рейдж, прежде чем отключиться.
***
Было что-то волшебное в рождественских елках.
Мэри сидела в библиотеке особняка, устроив ноги на кофейном столике перед потрескивающим камином, с чашкой горячего шоколада в руке и сахарной тростью во рту, и смотрела на идеальную дугласову пихту[65]. Декорированная лентами из красного бархата и золотыми шарами, с красно-золотой гирляндой, подмигивающей в тишине, елка была частью традиции, в которой выросли она, Бэт, Джон Мэтью, Бутч и Мэнни, и напоминала о прошлом, связывая и примиряя между собой две части ее жизни, ДО и ПОСЛЕ.
– Здесь столько подарков, – сказала Битти, вернувшись со второй порцией шоколада. – Кстати, я захватила еще маршмеллоу. Хочешь?
– Спасибо, я еще не съела свою порцию.
Мэри похлопала по подушке рядом с собой, и, словно это было самым естественным действием на свете, Битти подошла к ней и устроилась под боком, поджимая под себя ноги, исцеленные Лэсситером.
– Я бы снова включила музыку, – сказала Мэри, потянувшись к пульту. – Обожаю Бинга Кросби[66].
– Оооо… «Зимняя страна чудес», – пробормотала Битти. – Моя любимая.
– И моя.
– Думаешь, папа снова включит «Один дома», когда вернется с работы?
– Как пить дать.
Повисла недолгая пауза, тихое потрескивание огня и старая рождественская музыка наполняли уютную комнату.
– Мам?
– М-м? – Мэри сделала глоток горячего шоколада, наслаждаясь изумительным вкусом напитка вопреки всем бедам последних дней. – Тебе что-то нужно?
– Что происходит?
Иииии, сейчас шоколад обрел вкус помоев.
– В смысле?
– Я знаю, что-то стряслось. Вы с папой ведете себя иначе. Я сделала что-то плохое? Вы не хотите удочерять меня?
Мэри выпрямилась так быстро, что едва не расплескала шоколад на диван.
– Боже, ни за что на свете. Ты с нами до самого конца.
Девочка посмотрела на дерево.
– Точно?
– На сто процентов. Битти, посмотри на меня, пожалуйста. – Девочка подняла свой прекрасный взгляд. – Никогда не сомневайся в нашей любви. Что бы ни случилось, наша любовь останется неизменной.
– Тогда что стряслось?
Мэри помедлила. Она не хотела лгать и, в то же время, не хотела рассказывать о мужчине в отсутствие Рейджа… и, что более важно, она по-прежнему не знала, что сказать о внезапно появившемся «дяде».
– Эм…
От топота быстрых шагов у Мэри встали волосы на затылке: в этом особняке, когда твой хеллрен находится на поле боя, страшишься любого громкого шума в твою сторону.
Когда в дверном проеме показался Джон Мэтью, она подскочила, увидев его мертвенно-бледное лицо.
– Насколько все плохо?
– Что происходит? – встревоженно спросила Битти. – Папа… что-то случилось с моим отцом?
Джон Мэтью начал показывать знаками, и Битти еще сильнее разнервничалась.
– В чем дело? Что случилось?!
– Так, ясно… – Мэри потянулась к девочке. – Он в порядке. Он ранен, но они уже везут его, и мне нужно спуститься к нему…
– Я с тобой…
– Милая, не думаю, что это хорошая мысль.
Битти скрестила руки на груди.
– Я тоже член этой семьи, разве нет?
Мэри проглотила внезапно образовавшийся ком в горле.
– Тебе может не понравиться это.
– Он бы со мной в больнице Хэйверса. Я тоже буду рядом.
Джон Мэтью тихо просвистел, и потом, когда Мэри перевела взгляд, показал знаками. Она кивнула, принимая решение.
– Хорошо, ты пойдешь со мной. Но решать будут медики. Они могут пустить в палату только одного человека за раз… а могут вообще никого не пустить.
– Я сделаю все, что скажут Док Джейн и доктор Манелло.
Мэри протянула руку, и Битти снова подошла к ней, прерывисто обнимая. Потом вместе они просвистели, призывая Джона Мэтью последовать за ними в фойе и вниз, в подземный туннель, ведущий в учебный центр.
Они спешили вперед, проходя под вереницей флуоресцентных ламп на потолке, не разрывая объятий и подобрав один темп, Мэри шла медленней, а Битти – быстрее.
– Мамочка, не плачь, – тихо попросила девочка.
– Я не осознавала, что плачу, – прошептала Мэри, вытирая щеки. – Я просто рада, что ты со мной.
Глава 31
– Я здесь не останусь.
Акс попытался сесть, но хор имени Хера-ли-ты-творишь от абсолютной каждой кости, сухожилия и дюйма кожи оказался слишком громким, чтобы он смог расслышать, без сомнений, логичное объяснение доктора Манелло, почему именно он должен расслабиться и получать удовольствие.
– Нет. – Акс потянулся к катетеру в своей руке. – Я пошел отсюда.
Доктор Манелло с силой сжал его запястье.
– Что, черт возьми, ты творишь?
– Вытащу все сам, раз ты отказываешься.
– Слушай, сынок, я всего час назад оперировал тебя в гребаном переулке.
– Я прекрасно себя чувствую.
– У тебя губы посинели.
– Мое тело, мне и решать.
Они продолжали спорить, а откровенный больничный декор палаты и койка все сильнее раздражали Акса. Как и больничная сорочка. Босые ноги. А также сама мысль, что он застрянет здесь на целый день.
В общем, его бесило решительно все.
– Да ладно? – По крайней мере, хирург отпустил его запястье. – Таков твой аргумент? «Твое тело, тебе и решать»?
Это что, его слова? Черт, он не помнил.
Да плевать.
– Он показался мне резонным. – Акс покачал головой. – Да ладно, я же кормился там от Избранной. Все исцелится за шесть часов. И внутри, и снаружи. Костей сломанных нет, ты сам сказал, что сотрясения тоже нет, и я спас жизнь члену Братства Черного Кинжала.
– И ты думаешь, что это дает тебе полномочия покинуть палату ВРВ?
– Что такое ВРВ…
– Вопреки. Рекомендации. Врачей. Придурок.
– Ну, это уже ВРВП получается…
– Провоцируешь. Я горю желанием треснуть по твоему бедру.
– Какая лирика. И разве вы, человеческие доктора, не даете клятву Гипотетика или что там еще?
– Гиппократа. И, гипотетически, тебе стоит остаться здесь на следующие три часа, в случае появления осложнений может потребоваться повторная операция. Но нет, ты будешь сидеть дома, засунув палец в задницу и истекая кровью.
– Мой палец и близко не приближался к заднице.
– А ты попробуй. Может, простимулируешь мозговую активность.
Акс не смог сдержаться. Он заржал в голос, а потом к нему присоединился доктор Манелло… пока Акс не закашлялся и не схватился за проколотый бок.
– А я что говорил? – мрачно заметил Манелло.
– Просто щиплет. – Акс сделал глубокий вдох и даже не поморщился. Ну почти. – Слушай, Док, просто выпусти меня. Я запрыгну на челнок и уеду…
– Ты не сможешь дематериализоваться.
Дерьмо. Похоже, парень был прав.
– Почему ты так рвешься домой? – требовательно спросил Манелло. – Тебя там кошка ждет? Пес, который грызет мебель?
– Я просто хочу в свою кровать. – И плевать, что он спал на полу. – Все просто.
Доктор Манелло прислонился спиной к стене, нахмурившись так, словно собеседник, разговаривавший с ним на другом языке, собирался уронить наковальню себе на ногу… и хирург пытался сообразить, как же сказать «черт, нет, не делай этого».
– Ты на полном серьезе намереваешься уйти, – пробормотал мужчина.
– Даже если придется пешком плестись до самого дома.
Повисла длинная пауза. А потом доктор Манелло сказал:
– Ладно. Отвезу тебя на скорой.
– Что? Черт, Док, я не могу просить об этом…
– Слушай, упертая ты заноза в заднице, это мое решение. Ты же просто собирался прохромать до гребаного автобуса, тайком, если потребуется, и уехать куда-то в Колди… чтобы уже на месте обнаружить, что ходить ты не можешь, и помирать тебе под солнечными лучами в виде обгоревшего панкейка. После того, как я истратил на тебя семь футов лучшего шовного материала и трижды поседел, пытаясь сшалтайболтаить[67] тебя к норме.
– Стой, Шалтай-Болтай ведь упал и разбился? Скорее, будет уместней использовать метафору с суперклеем? Или изолентой?
Улыбнувшись, доктор Манелло указал пальцем на капельницу:
– Как думаешь, что за дерьмо я засунул в твой мешочек?
– Звучит пошло. И в последнее время я по девочкам, так что ты пролетаешь.
Хирург, посмеиваясь, направился к двери.
– Я организую все за десять минут. Элена придет, чтобы отстегнуть тебя… а если тронешь катетер в вене? Черта с два я тебя выпущу. Сделаем все должным образом и на моих условиях, ясно?
– Яснее некуда.
Прежде чем человек успел открыть дверь, Акс спросил:
– Я могу увидеть Рейджа? Перед отъездом?
Доктор Манелло посмотрел через плечо.
– Да, он спрашивал о тебе. Можешь не торопиться… отвезем тебя на инвалидном кресле. О, и закрой рот прежде, чем начнешь жаловаться.
– Я не сказал ни слова.
– Это пока.
Когда дверь закрылась, Акс порадовался тому, что, по крайней мере, парень понимает его.
И, вот неожиданность, после того как его «отстегнули», он скинул ноги на пол и осознал, что стоять на своих двоих – та еще задачка.
Как выяснилось, хирург оказался прав в том, что далеко он не уйдет.
Элена, его медсестра, терпеливо ждала, пока он с хрипами перелазил с кровати в инвалидное кресло, а потом отвезла его вниз по коридору, к палате, располагавшейся в двух дверях от выхода, и постучала.
– Войдите, – донесся женский голос.
Медсестра открыла дверь, и Акс самостоятельно заехал внутрь. Возле больничной койки развернулась живописная картина в стиле Нормана Роквелла[68], Рейдж лежал на спине в ужасном состоянии, краше только в гроб кладут, возле него сидели его возлюбленная шеллан и темноволосая дочка.
И, забавно, Акс верил, что ядерной может быть только бомба… но при виде этой троицы он расчувствовался. В конце концов, к этому все и стремятся… потому что он видел, насколько близки они были, Рейдж держал малышку за руку, а Мэри, которую Акс встречал пару раз в прошлом, обнимала свою дочку.
– Не хотел мешать вам, – пробормотал Акс.
– Нет… – Рейдж подозвал его рукой. – Иди сюда…
Акс подкатился на кресле так близко, насколько это было возможно, и… послал все к чертям. Он выставил тормоза, а потом попытался встать с кресла, используя для страховки поручни на койке.
Вау. Тошнота.
– Спасибо, сынок, – хрипло прошептал Рейдж. – Ты спас мне жизнь.
Блин, у него такие голубые глаза, что кажутся ненастоящими. И они блестели от непролитых слез.
– Да все нормально. Я просто рад, что ты… ну… – Черт, он тоже задумал плакать? – Слушай, мне пора…
Рейдж сжал его руку в шокирующе твердой хватке и повторил:
– Спасибо, что спас мне жизнь. И, сделай нам обоим одолжение, перестань притворяться, будто это не так. Я жив только благодаря тебе.
Акс просто стоял, как статуя. Понятия не имел, как себя вести.
Мэри нарушила молчание. Она заговорила, стоя по другую сторону от больничной койки:
– Я не знаю, как отблагодарить тебя.
– Не стоит. Мадам, мне ничего не нужно. – Акс посмотрел вверх, очень высоко, пытаясь остановить поток слез. – Мне пора. Я собираюсь домой.
– Они отпускают тебя? – удивленно спросил Рейдж. – Сынок, без обид, но не похоже, что ты способен дышать самостоятельно, не то, чтобы отправиться домой без присмотра.
– Я справлюсь.
Брат рассмеялся.
– Говоришь как один из нас.
Повисло очередное молчание, в течение которого Акс отчаянно пытался сдержать слезы.
– Сынок, подойти ко мне.
Рейдж с хрипом сел, и по какой-то тупой, бредовой, непонятной ему причине… Акс с хрипом подался вперед. Когда они обнялись, Акс услышал свой голос:
– Что, если бы я не успел? Об этом… я постоянно об этом думаю.
– Но ты успел.
– А если бы не успел? Ты бы умер, и по моей вине.
Рейдж обмяк, рухнув на койку.
– Нет, виноват был бы я. Мы обсудим все позднее, но, поверь, мне прекрасно известна такая модель мышления… это определение к слову «глупость» – винить себя в чем-то, что зависит только от прихоти судьбы.
– Да.
– Знаешь… – Брат резко выдохнул. – Я бы хотел сказать, что воевать становится проще. Но это не так. Ты должен привыкнуть к подобной жести. Большего обещать не могу. И, эй, посмотри на себя. Ты почти победил в первом бою. Лучше так, чем оказаться с… – Он перевел взгляд на свою дочку. – Ну, метлой в заднице. Скалкой. Хоккейной клюшкой. Шестом для палатки. Да, с шестом.
Акс рассмеялся и снова опустился в кресло… испытывая и облегчение, и боль в заднице… все как только что описал Рейдж, буквально.
И, черт подери, бедро порадуется, если его перестанут нагружать тяжестями. И что там опять с сердцебиением?
– Этой ночью занятий не будет, – сказал Рейдж.
– Да… слушай, правда, что кроме нас с тобой никто не пострадал?
– Было несколько стычек, но никто не побывал в настоящем бою. Остальные убийцы разбежались так, будто боялись, что их разгонят по домам. Похоже, Омега эволюционирует, или вроде того. Не знаю.
Акс кивнул со знанием дела, будто мог внести вклад в разговор об Омеге, Обществе Лессенинг и другой специфике войны. По факту, ему было нечего добавить. Этой ночью он просто оказался в нужном месте в нужное время и не слажал.
Казалось, народ рисует из него героя… но героем он точно не был.
Он прекрасно знал, что это большая ложь.
– Ну, я поеду. Доктор Манелло отвезет меня домой.
– Сынок, уверен, что это хорошая идея?
Акс посмотрел на семью Рейджа.
– Я… эм, меня ждет кое-кто.
Рейдж лениво и понимающе улыбнулся.
– Повезло тебе, сынок.
– Слишком повезло, я бы сказал.
– О, как я тебя понимаю. Повторюсь, верь мне на слово.
Акс кивнул женщинам и потом откатился от кровати, чтобы сделать разворот в два приема и…
Малышка подошла к нему. Она была такой крошечной и хрупкой на вид, запястья, казалось, были толщиной с его палец, а плечи – чуть шире его ладони. Но ее красивые карие глаза лучились умом, а густые волосы блестели. В лосинах и уютном красном рождественском свитере со снежинками…
…она вгоняла его в больший ужас, чем толпа лессеров.
Что, если он сломает ей что-нибудь? Хотя она и не просила поднять ее. Но что, если он, ну, дыхнет не в ту сторону, и она разобьется, как хрустальная ваза?
Что ж… полудохлый или нет, но Рейдж выберется из койки и свернет ему шею.
– Эээ… – Акс в панике посмотрел на ее родителей. – Эээ…
– Можно обнять тебя? За то, что спас моего отца? – спросила девочка.
Он снова перевел взгляд на Рейджа. И да, наверное, Акс слишком настырно качал головой. Так, словно у него спрашивали «хочешь подержать бешеную черепаху?». Или… «есть добровольцы на малярию?». Или популярное «прыгнешь в яму с аллигаторами?».
С привязанной к шее свининой и ростбифом в заднице…
Акс нахмурился. На лице Мэри и Рейджа было такое выражение, словно кто-то внезапно умер. Что за ерунда?
Черт, он не хотел оскорбить их.
Акс посмотрел на девочку.
– Эээ… да, конечно. Не вопрос…
В следующее мгновенье малышка стиснула его в объятии, ее удивительно сильная хватка выбила из его легких весь воздух. Протянув руку, Акс похлопал ее по выступающим лопаткам.
А потом застыл, когда она прошептала ему на ухо:
– Он спас мою жизнь. Надеюсь, я когда-нибудь смогу спасти его, как это сделал ты.
Она также быстро отошла от него, и в центре своей груди Акс чувствовал странное… он не знал, что именно. Но это было теплое чувство, прямо противоположное обжигающе холодной ненависти к себе, которая обычно царила в его сердце.
Малышка вернулась к своим родителям. И прежде чем он совсем расчувствовался, Акс помахал семье на прощание… а потом малышка снова вышла вперед и придержала дверь, потому как сам он бы ни за что не выбрался из комнаты.
В коридоре его ждал доктор Манелло.
– Готов?
– Да.
– Тогда погнали.
Они вышли вместе, добрый доктор в каких-то новомодных лоферах толкал каталку, Акс наслаждался поездкой в кресле, которое адски скрипело по начищенному полу.
Доктор Манелло заставил его ехать в самом фургоне, в хирургическом отсеке, потому что на переднем сиденье не было затемненных стекол.
Акс же не горел желанием узнать точное расположение учебного центра.
И у него появилось время подумать.
По неясной причине сказанное Рейджем крепко засело в его голове.
«Это определение к слову «глупость» – винить себя в чем-то, что зависит только от прихоти судьбы ».
Застонав, Акс потер глаза. Боже, как он устал…
– Эй, мы приехали.
Акс подскочил… и смачно выругался от боли, когда тело вспыхнуло от агонии, все болевые рецепторы трубили тревогу.
Доктор Манелло стоял в отсеке скорой, рядом с инвалидным креслом.
– Помочь тебе выбраться?
– Нет. – Акс стиснул зубы и уперся руками в мягкие подлокотники. – Я сам.
Хирург отошел в сторону, его внимательный, ничего не пропускающий взгляд осматривал его на предмет каких-либо неполадок, пока Акс пытался встать на ноги.
– Оставь себе сорочку и тапочки… черт, и кресло прихвати… пожалуйста.
Акс с хрипом зашагал к задним дверям.
– Подарок на память? И да, кресло я оставляю здесь.
Когда хирург проворно обежал его и открыл задние двери, Акс почувствовал себя двухсотлетним стариком. Но он умудрился почти без помощи спуститься на землю… а потом похромал к…
Почему из трубы идет дым?
Сейчас всего три утра?
Отмахнувшись от болей в теле, он сосредоточился, выясняя, кто был в его доме… да, это его Элиза.
Точнее, не «его».
Похоже, она решила прийти пораньше…
– Сам справишься? – спросил хирург, выдыхая воздух с белыми клубами. – Помочь тебе устроиться?
– Нет. Док, спасибо. – Акс посмотрел на человека и протянул ладонь. – Я перед тобой в долгу.
– Да, действительно. Но мне эта работа в радость, и я не беру денег. Просто зайди ко мне первым делом, как наступит ночь, уж постарайся. Знаю, что занятий не будет, но нам нужно снять швы.
– Заметано.
Они пожали друг другу руки, хирург закрыл двери и успел уехать за то время, что Акс пробирался к парадной двери.
Дерьмо. Ему бы не помешало расчесаться и почистить зубы перед встречей с Элизой. А если эти повязки…
Ха, а она переживала из-за пореза под его глазом.
Зато она не обвинит его в том, что он не поддерживает остроту в их отношениях. Что ж, по крайней мере… он сохраняет элемент неожиданности.
Глава 32
Эмоции – маленькие подлые черти.
Как правило, Элиза знала, что когда происходит что-то расстраивающее, шокирующее, сбивающее с толку, нужно хорошенько разобраться с чем бы то ни было… будь то межличностная конфронтация, насилие, плохие новости, несчастный случай, произошедший по твоей или чужой вине… и впоследствии ты испытаешь чувство облегчения, что все кончилось.
Но следующим этапом станет самокопание.
Элиза не первый час сидела перед камином Акса, уставившись на желто-оранжевое пламя и раз за разом проигрывая в голове «материнский» монолог ее тетушки. Словно в голове застопорились шестеренки.
Даже после того, как она вломилась в чужой дом – благодаря незапертой двери – и устроилась здесь, в том самом месте, где вчера ночью они с Аксом едва не занялись любовью, в голове стояли слова и образы из той гардеробной…
Элиза подскочила, услышав тихий шум двигателя снаружи небольшого коттеджа, и запаниковала на мгновение, решив, что отец каким-то образом выяснил, где она была… но потом она ощутила присутствие Акса, его кровь внутри нее снова откликнулась на зов.
Но если он разозлится, что она приехала так рано? Сейчас, наверное, три? Полчетвертого? Не так уж страшно, учитывая, что она материализовалась здесь еще до полуночи.
Она надеялась, что он не…
Когда распахнулась дверь, и Акс ввалился внутрь, Элиза накрыла рот ладонью, сдерживая крик. Она выбросила руку в сторону и уперлась в теплую каминную плитку, чтобы не упасть.
Акс был в больничной сорочке, на голых ступнях – простые тапочки. Он шел так, словно испытывал сильную боль, и она видела три повязки на бицепсах и плече… наверняка были и другие.
Но не это самое страшное. Его лицо было покрыто сеткой шрамов, словно он упал на несколько ножей разом или даже колючую проволоку.
Акс застыл, увидев ее реакцию.
– Все так плохо, да?
– О, Боже… – Она бросилась к нему, раскрывая руки, но потом резко остановилась. – Где ты получил ранения? Что случилось?!
Прежде, чем он успел остановить ее, Элиза подошла к Аксу и рукой приобняла за талию, придерживая его.
– Обопрись на меня.
Элиза удивилась, когда он послушался. И это напугало ее так же сильно, как состояние его лица.
– Пошли к огню, – сказала она, несмотря на то, что уже вела его в сторону очага. – Ты сбежал из больницы? Почему они выпустили тебя?
Она помогла ему опуститься на тюфяк, и мерцающее пламя осветило его тело и – Элиза надеялась – начало согревать. Когда Акс кое-как устроился, Элиза подскочила на ноги и бросилась закрывать дверь.
– Что-нибудь принести? – спросила она, опустившись перед ним на корточки.
А он просто смотрел на нее, его взгляд смягчался, напряжение покидало мышцы его лица.
– Все, что мне нужно, передо мной.
Акс потянулся рукой, чтобы погладить ее щеку, и Элиза встретила его на полпути, желая сберечь его силы.
– Акс, что произошло?
– Неважно. – Его пальцы скользнули по ее челюсти к горлу. – Больше ничего не болит.
Посмотрев на его тело, она выругалась. Подол больничной сорочки немного задрался, обнажая плотную повязку на бедре. Также она чувствовала выпуклость в районе его ребер, под другой рукой. И – о, милостивый Боже – его лицо.
– Я настолько страшный? – прошептал Акс.
– Для меня – нет. Никогда и ни за что.
– Ничего, говори, как есть. Ты же за правду, помнишь?
Элиза могла лишь покачать головой, потому что к глазам подступили слезы, руки задрожали, на нее навалилось все и сразу.
– Я в порядке, – прошептал Акс. – Иди сюда, ложись рядом.
Элиза вытянулась на тюфяке, подперев голову рукой.
– Ты не расскажешь, что произошло, ведь так?
– Ничего существенного.
– Не правда.
Но он замолк. И просто смотрел на нее.
– Хотела бы я помочь хоть чем-нибудь, – сказала она.
– Ты можешь.
– Чем?
– Принеси со второго этажа зубную щетку, пасту и стакан воды? Я бы с удовольствием почистил зубы.
На мгновение Элиза решила, что он шутит. Но потом расплылась в улыбке, потому что могла оказаться полезной хоть чем-то.
– Что-нибудь еще? – спросила она, стоя на вершине лестницы.
– Да, но расскажу после зубов.
Элиза моргнула. Потом покачала головой.
– Ты же не подкатываешь ко мне?
– Тебя это оскорбляет?
Она резко рассмеялась.
– Вовсе нет. Просто, для особо невнимательных, ты сейчас в полумертвом состоянии.
На лице Акса расплылась невероятно красивая улыбка.
– Женщина, ты не представляешь, насколько далека от правды.
***
Удивительно, как смена сценария помогает мужчине взбодриться.
Когда Элиза вернулась на первый этаж и села на колени перед ним с запрошенным мятно-освежающим набором и стаканом воды, она действовала на него как укол морфия. Только без опиатов и иголок. Он вообще перестал чувствовать боль.
– Помочь тебе с этим? – спросила Элиза, поднимая щетку с пастой.
Акс кивнул, и она взялась за дело: склонила голову, ее волосы, сейчас собранные в конский хвост, упали из-за ее плеча, пока она сосредоточенно выдавливала «Крест»[69] на его щетку.
Черт, звучит пошло.
С другой стороны, в его текущем состоянии, он способен опошлить все, от снятия крышки с пасты и до того, как она вставляет щетку в его руку...
– Как мы это сделаем? – спросила она.
Акс посмотрел на свое тело и ответил в голове: «Подними больничную сорочку и оседлай мои бедра, предварительно раздевшись. Потом скачи на мне, как на быке».
Вау. Романтика.
– Я приподниму голову. И…
Зашипев, он позволил чугунному котелку рухнуть на подушку.
– Черт возьми…
Широкая улыбка Элизы появилась прямо перед ним.
– Открой рот шире.
Он подчинился, но холодный, освежающий вкус полностью потерялся на фоне аромата Элизы, ее красоты, его жажды. В итоге она щеткой собрала пасту в его рту, раз за разом споласкивая щетину в стакане… и, хотя конечный результат вышел не идеальным, по крайней мере, он больше не чувствовал вкуса крови.
И не почувствует Элиза.
Элиза отставила стакан с щеткой в сторону и, потянув рукав простой флисовой кофты, вытерла его рот.
– Ну как?
– Я не пригоден для поцелуев?
– Вовсе нет, – выдохнула Элиза.
Она наклонилась к нему, но он остановил ее.
– Ты можешь распустить волосы?
Воспоминания о том, как ее белокурые локоны колыхались на ветру возле человеческого мужчины, тогда, перед стейк-хаусом, не отпускали Акса, и он хотел тоже урвать момент волшебства и чуда, который достался тому придурку, хотел лишить идиота этого, застолбить право за собой.
И ему нравился запах ее шампуня.
Когда Элиза стянула резинку и вернулась к нему, мягкие волны упали ему на лицо… а потом ее губы прикоснулись к нему, и он собрал остатки сил, чтобы положить руки на ее плечи.
– Можешь лечь на меня, – прошептал он ей в губы.
– Где у тебя болит?
– Колотая рана в боку, ничего страшного…
Она резко вскинулась.
– Что?!
Акс махнул рукой.
– Да все нормально.
– Дай посмотреть.
Хммм. Если она разденет его, то поймет, насколько все плохо. С другой стороны, алло, он будет голым.
В нем заговорила совесть.
– Под сорочкой ничего нет. В смысле… я голый.
Она смежила веки.
– Я не против.
От ее сексуального голоса Акс заерзал бедрами.
– Тогда срежь ее с меня. Ножницы в кухне. У плиты.
Слушая, как она тихо шагала по первому этажу, как это было ранее со вторым, он осознал, насколько пустым был его дом… и насколько безлюдно было в глуши: в сельской части Колдвелла не было слышно шума ночного траффика, отсутствовали огни зданий и уличных фонарей, никаких соседи поблизости.
Забавно, раньше он вообще не думал о своем коттедже…. Но ему нравилось это отшельничество.
Особенно, когда Элиза рядом.
– Я аккуратно, – сказала она, вернувшись из кухни и сев на колени рядом с ним. – Думаю, стоит начать с подола.
Дыхание застряло в горле, а потом резко вышло наружу.
– Элиза…
– Что? – спросила она, направившись с ножницами к краю сорочки.
– Ты осознаешь, что я…
Забавно, что мужчина вроде него, испробовавший все мыслимое и немыслимое в плане секса и зачастую – на глазах у толпы, внезапно почувствовал стеснительность. Но была принципиальная разница: он хотел нравиться Элизе. В других ситуациях ему было плевать.
– Ты что? – прошептала она. – Я хочу услышать это от тебя.
– Я возбужден, – простонал он. – Из-за тебя.
Да, наименее сексуальные слова во всем мире слышишь от пациента… от избитого, потрепанного, заштопанного вдоль и поперек Франкенштейна, который говорит тебе, что одна конкретная часть его тела была цела и рвалась в бой.
Но, по неясной причине, ее не волновал его неприглядный вид.
Ее улыбка была бесподобна.
– Значит, мне придется что-нибудь с этим сделать, не так ли? – прошептала Элиза.