Часть 1. ДОЧЬ ЛОРДА ДЕ МАРИСКО 8 глава




– Уо-олтер, – протянула она, – при моем дворе еще никогда не появлялось человека, который мог бы дать вам фору по части моды. Однако не сомневаюсь, что ваш граф понравится мне так же, как и всем этим распутным девкам при дворе. Но как же они будут разочарованы, когда обнаружат, что все его внимание целиком отдано только моей крестнице Велвет.

Они продолжали весело болтать еще несколько минут с фамильярностью, присущей старым и добрым друзьям. Затем внимание королевы переключилось на Энтони Бэкона, возвращающегося в компании необычайно привлекательного джентльмена. «Вот он какой, этот шотландский граф», – подумала Елизавета Тюдор и ощутила мимолетное сожаление, что она – не простая фрейлина, как Велвет.

Ей понравилась весьма приятная внешность молодого человека, прямой взгляд серьезных янтарных глаз. Она увидела в них твердость, преданность и надежность. Его сильные руки с длинными изящными пальцами были как будто созданы для того, чтобы держать меч. Это были руки мужчины, а не какого-нибудь мягкотелого хлыща. Он встретил ее изучающий взгляд спокойно, не трясясь, как заячий хвост. Елизавета Тюдор инстинктивно доверяла людям, которые смотрели ей прямо в глаза.

– Мадам, – сказал Рэлей, – позвольте представить вам графа Брок-Кэрнского, Александра Гордона, джентльмена, о котором я говорил.

– Добро пожаловать к моему двору, милорд, – спокойно проговорила королева. – Как поживает мой юный кузен Джеймс Шотландский?

– Я едва ли могу дать вам отчет из первых рук, – ответил Алекс, – ибо взял себе за правило не появляться при дворе Стюартов слишком часто. Дела моей семьи большую часть времени удерживают меня в Дан-Броке или Абердине, но я слышал, что король чувствует себя хорошо.

«Так вот она какая, эта Елизавета, которая приказала умертвить Марию Стюарт», – подумал Алекс. Как отличались друг от друга эти две женщины! Он, правда, никогда не видел покойной королевы шотландцев и знал о ней только из рассказов отца.

Ангус Гордон был ревностным приверженцем своей единоутробной сестры Марии Стюарт, но считал ее слишком опрометчивой женщиной, руководствовавшейся в своих решениях скорее чувствами, чем умом. Узнав о ее смерти незадолго до своей собственной кончины, отец устало покачал головой и сказал:

– С самого начала было ясно, что этим все и кончится. Но не держи зла на королеву Англии, Алекс, сын мой. В конце концов Шотландия победит, ведь в один прекрасный день на английский престол взойдет сын Марии.

Сейчас, когда Алекс произносил перед Елизаветой Тюдор какие-то приличествующие случаю слова, он понял, что и правда не затаил против нее зла. Скорее, он чувствовал, что в этой хрупкой женщине скрыт огромный интеллект и острый ум. Он знал, что полюбит ее.

Королева взяла его под руку, и они отправились гулять по освещенному факелами саду.

– Скажите, когда вы были помолвлены с моей крестницей, милорд? – спросила она.

– Это было летом, когда ей исполнилось пять лет, мадам. Я приехал вместе с отцом из Дан-Брока в Королевский Молверн. Мой отец и Адам де Мариско дружили с детства, еще с Франции. Они надеялись, что этот брак объединит наши семьи. Когда мой отец умер, я вдруг обнаружил, что остался единственным прямым наследником по мужской линии в семье, и понял, что должен немедленно жениться. Я отправил письмо лорду де Мариско, но он оказался в отъезде. Мое послание вскрыл лорд Блисс и уведомил Велвет о приближающейся свадьбе. Боюсь, это ее напугало.

Королева хихикнула.

– И она убежала от вас ко мне, – закончила она кисло.

– Да, она убежала от меня, – согласился он. – Должен признаться, что меня необычайно раздосадовало ее поведение. Смею заверить, она нанесла моей гордости чувствительный удар'. Тем не менее надеюсь, что, если Велвет получит возможность узнать меня получше, возможно, она не будет так бояться нашей свадьбы. Я очень хочу видеть ее счастливой, мадам.

– Думаю, моя крестница обретет свое счастье в муже, милорд, – спокойно сказала Елизавета. – Очень хорошо, сударь! Вы можете ухаживать за девушкой с моего на то разрешения. Обещаю никому не раскрывать ваш секрет. Я нахожу мудрым план, разработанный вами и Робином Саутвудом. За то короткое время, что я знаю Велвет, я поняла, что она весьма упряма. Это к лучшему, что она узнала Александра Гордона как Александра Гордона, а не отвернулась от него просто потому, что он Брок-Кэрн. Я дам Велвет, однако, одно маленькое преимущество. Я не отпущу ее со службы до возвращения лорда и леди де Мариско. По последним сведениям, их приезд ожидается где-то осенью. Думаю, вы можете подождать до осени, а тогда и предъявите права на вашу невесту и… затащите ее в постель.

Алекс остановился и, взглянув на королеву, схватил ее руку и поднес к губам.

– Весьма признателен, мадам, – пробормотал он. Она улыбнулась, и на какое-то мгновение он увидел в этой стареющей женщине молоденькую девушку.

Затем он предложил ей свою руку, и они продолжили прогулку по чудесному летнему саду Линмут-Хауса. Он заставил Елизавету Тюдор на несколько коротких минут забыть об испанской угрозе, которая нависла не только над ее любимой Англией, но и над ее собственной жизнью.

 

Глава 3

 

Мысли Робина Саутвуда были в полном беспорядке. Еще никогда в жизни он не испытывал такого волнения. Праздник в честь королевы прошел с огромным успехом, но хозяин пребывал в грусти. Когда наконец уехал последний гость, он устало сел в кресло у потрескивающего в камине огня.

Присоединившиеся к нему Велвет и Алекс пребывали в прекрасном настроении и поначалу не заметили подавленного состояния Робина.

– Мне никогда еще не доводилось бывать на таком празднике! – восторгался Алекс. – Ты прекрасно умеешь принимать гостей. Роб.

– Господи, братец, какой успех! Дом и сад выглядели чудесно, а об угощении и развлечениях будут говорить еще несколько недель. Ее величество сказала, что не бывала на таком приеме со времен твоего отца. Теперь все при дворе завидуют мне, что я твоя сестра.

– Сегодня вечером я познакомился с сэром Уолтером Рэлеем, Роб, – вставил Алекс. – Он собирается в Новый Свет и спросил, не хочу ли я отправить с ним один из своих кораблей. Ты представляешь, какие это открывает перед нами возможности?

– Скэмп очень завидует тебе, Робин, знаешь? Боюсь, он постарается украсть у тебя шеф-повара, когда сам захочет принимать у себя королеву, – хихикнула Велвет. – О, Робин, как я могу отблагодарить тебя за то, что ты позволил мне быть хозяйкой дома, и за чудесный жемчуг? Ты лучший брат, о котором только может мечтать девушка! Неожиданно граф Линмутский выпрямился в кресле.

– Кто она? – спросил он. – Кто эта прелестная девушка, которой ты меня сегодня представила, Велвет?

– Что? – И Велвет, и Алекс были поражены.

– Эта изысканная блондинка в чудесном бирюзовом шелковом платье! Никогда прежде не встречал такого совершенства! Кто она? Ты должна знать, Велвет, скажи, кто она!

На мгновение Велвет задумалась. На вечере было много красивых блондинок.

– Робин, – медленно начала она, – кого ты имеешь в виду? Здесь было много блондинок и как минимум три из них были в голубом.

– Не в голубом, бирюзовом! Ты должна знать! Ты сказала, когда представляла ее, что она – одна из твоих лучших подруг при дворе, но я торопился – показалась уже яхта королевы.

– Эйнджел! Наверняка это Эйнджел!

– Эйнджел?! Так ее зовут? Бог мой, как ей подходит это имя![4] – глубоко вздохнул он.

Велвет чувствовала, что сейчас не выдержит и расхохочется.

Алекс заговорщически подмигивал ей из-за плеча брата. Сделав над собой усилие, она сказала чуть напряженным голосом:

– Ее зовут Эйнджел Кристман, Робин. Она находится у королевы под опекой и выросла при дворе. Родители ее умерли.

– Я хочу познакомиться с ней, – твердо заявил Робин.

– Но ты уже познакомился с ней, – запротестовала Велвет.

– Я хочу познакомиться с ней как следует, Велвет. Я понимаю, что завтра ты должна вернуться ко двору, но, когда в следующий раз приедешь в Линмут-Хаус, я хочу, чтобы ты взяла с собой госпожу Эйнджел Кристман.

И опять Велвет с трудом сдержала смех. Робин ведет себя так глупо. Но затем, взглянув на брата, она вдруг поняла – он влюбился! Любовь с первого взгляда – такое случается ведь только в сказках. Неужели Робин действительно влюбился в Эйнджел? И что об этом подумает сама Эйнджел, когда Велвет скажет ей? Нет, она не должна ничего говорить ей! Что, если Эйнджел не полюбит Робина по-настоящему, а только позарится на его несметные богатства? Мама всегда говорила, что замуж надо выходить исключительно по любви. Надо молчать, выжидать и внимательно наблюдать за тем, как Эйнджел отнесется к ухаживаниям Робина.

Внезапно Велвет почувствовала себя очень усталой и поняла, что уже почти рассвело. Она должна прибыть ко двору сегодня к вечеру. Надо отдохнуть хотя бы немного. Нехорошо, если она будет засыпать на ходу в присутствии королевы.

– Иди спать, Велвет, – сказал Робин, как бы прочитав ее мысли. – Я помню, что это значит – быть при дворе на службе у королевы.

Велвет сделала реверанс брату и Алексу и медленно вышла из библиотеки.

Как только за ней закрылась дверь, Алекс взглянул на своего друга.

– Когда Велвет в следующий раз приедет в Линмут-Хаус, Робин?

– Я собираюсь завтра, перед тем как она вернется к своим обязанностям, сказать ей, что она может пользоваться моим домом, как своим собственным, все то время, пока живет в Лондоне. Мать тоже хотела бы, чтобы так было, я уверен, – ответил Робин.

– Как ты думаешь, когда у нее будет следующий свободный день?

– Нам следует стать придворными, мой друг, если ты собираешься ухаживать за моей сестрой и если я намерен оказывать знаки внимания госпоже Кристман.

Фрейлинам приходится туго, ибо королева очень пунктуальна в распорядке дня. Я хорошо знаю двор, ведь я сам был у нее пажом.

– Господи Боже, не могу даже помыслить оказаться при дворе Елизаветы Тюдор. Из меня получится никудышный придворный, – покачал головой Алекс.

– Пока ты честен с королевой; Алекс, и занят Велвет, тебе незачем играть в придворные игры. Хотя я заметил, что несколько дам весьма благосклонны к тебе.

Алекс тихонько рассмеялся.

– Должен сказать, не имел таких многообещающих предложений со времен нашего пребывания в Париже, Робин. Я даже, у дивился, как столь добродетельная королева терпит вопиющую безнравственность вокруг себя.

– Она терпит ее до тех пор, пока все шито-крыто. Но стоит связи выплыть наружу – и начнется такое, что всем чертям станет жарко, можешь быть уверен. Шотландец кивнул, сказав:

– Ладно, я тоже пошел спать.

Он встал и потянулся.

– Тебе должны присниться приятные сны, – поддел его Робин, – или ты ничего не добился за сегодняшний вечер с моей сестрой?

Алекс улыбнулся в ответ:

– Джентльмен, даже такой грубый и неотесанный шотландец, как я, никогда не рассказывает о своих победах на каждом углу, Робин.

И прежде чем лорд Саутвуд смог развить эту тему, лорд Гордон вышел.

Робин улыбнулся, подумав, что бывали времена, когда Алекс Гордон похвалялся на каждом углу. Его улыбка стала шире, когда он вспомнил давно ушедшие дни, которые они провели в Париже, проституток, которых они делили на двоих, и небылицы о своих победах, которые рассказывали друг другу. Он опять рассмеялся и вдруг помрачнел. Это было перед его, женитьбой на Алисой де Гренвилл.

Алисон. Глупенькая, глупенькая Алисон. Он никогда не любил ее, но был очень нежен с ней. И вообще он никогда не влюблялся по-настоящему до сегодняшнего вечера, когда встретил изысканную госпожу Эйнджел Кристман. Он перемолвился с ней всего несколькими словами. Он даже не потанцевал с ней и, однако, чувствовал, или, вернее, его сердце знало, что это именно та женщина, которая ему нужна. Он поклялся себе, что никогда не женится во второй раз, но этот случай был совсем особенным.

Мать однажды попыталась объяснить ему, что такое любовь, настоящая любовь. Она даже спросила, не хочет ли он расторгнуть помолвку, которую она организовала с Гренвиллами, когда он был еще маленьким мальчиком. Он не позволил ей сделать этого, ибо все равно ему надо было на ком-то жениться, а Алисон была довольно хорошенькая. Он знал ее всю свою жизнь. «Но ты же не любишь ее!»– накинулась на него мать, а он улыбнулся с превосходством юности. Можно подумать, что сама мать всю свою жизнь прожила в любви. И хотя она и говорила, что нашла свое счастье с последним из его отчимов, Адамом де Мариско, она много выстрадала из-за своей любви. Робин часто задавался вопросом, стоит ли любовь боли и несчастий, которые она несет с собой, и давно решил, что не стоит. Он хотел спокойной жизни.

Госпожа Эйнджел Кристман, подозревал он, призвана изменить это решение. Он никогда не собирался возвращаться ко двору, предпочитая размеренную жизнь в девонском имении с детьми. Его женитьба на Алисон дала ему возможность постепенно выйти из окружения королевы, а смерть жены стала предлогом для того, чтобы не возвращаться ко двору. И вдруг оказалось, что его вновь тянут туда прекрасные нежные глаза, головка в белокурых локонах и улыбка, которая так тронула его сердце, что он чуть не заплакал, вспомнив ее. Его обязанности, связанные с приемом королевы, не дали ему возможности поухаживать за госпожой Кристман этим вечером. Но он вернется ко двору и наверстает упущенное. Однако сначала необходимо узнать о ней поподробнее от лорда Хандстона, который знает все обо всех.

Королевский канцлер был очень удивлен, получив на следующее утро после празднества послание от лорда Линмутского с просьбой рассказать о некой госпоже Эйнджел Кристман, королевской воспитаннице. Англия стояла перед лицом страшной угрозы. Все, за что боролась Елизавета Тюдор, все, за что сражалась Англия, оказалось в смертельной опасности, а лорд Саутвуд желает получить сведения о какой-то девице. Ох уж эти кавалеры, ставящие удовольствия превыше всего, подумал Хандстон, но тут вдруг вспомнил, от кого пришел запрос, и взглянул на ситуацию по-другому. Роберт Саутвуд – серьезный молодой человек, глубоко и искренне скорбевший в связи с кончиной своей жены. То, что королевская воспитанница привлекла внимание этого дворянина, само по себе очень интересно.

Лорд Хандстон заглянул в свои записи и был немало разочарован тем, что там обнаружил. Госпожа Эйнджел Кристман, семнадцати лет, была воспитанницей королевы с пятилетнего возраста. Внучка двух незначительных баронов из северо-западных графств и дочь их младших детей. Под опеку королевы отдана отцом, убившим ее мать, застав ее в постели другого мужчины. Без состояния, без влиятельных связей и, вследствие этого, без всяких перспектив. Она необыкновенно хороша собой. Это ей пригодится в будущем, если она к тому же окажется и умна. Он не располагал сведениями о ее душевных качествах и умственных способностях. Да и сплетен, связывавших ее с кем-либо из придворных джентльменов, при дворе не ходило. Ближайшими ее подругами, как явствовало из записей, были Бесс Трокмортон и Велвет де Мариско.

– Ну конечно, – громко сказал Хандстон самому себе. – Вот где она, связь! Госпожа Кристман связана с госпожой де Мариско, младшей сестрой графа Линмутского. Сейчас, когда ее родители в отъезде, граф присматривает за своей сестрой, и правильно делает. Естественно, он желает знать подробности о подругах своей подопечной. С Бесс Трокмортон все ясно, так как она происходит из всеми уважаемой и высокопоставленной семьи, хотя сама и бедна, но о госпоже Кристман, никому не известной королевской воспитаннице из ничем не примечательного семейства, Роберт Саутвуд, конечно, ничего не знал.

Лорд Хандстон продиктовал своему секретарю письмо, где поведал о происхождении девицы, проинформировал графа Линмутского о том, что, судя по имеющимся сведениям, госпожа Кристман вполне подходящая подруга для его сестры. После чего он вернулся к более важным государственным делам.

Предыдущей ночью на всех холмах Девона и Корнуолла вспыхнули сигнальные огни, оповещавшие о том, что Великая испанская армада была на рассвете замечена с «Лизолы»и сейчас приближается к Плимуту. Сигнальные огни передали это сообщение от Девона к Дорсету, потом к Уилтширу и через Суррей в Лондон. Новость, по приказу лорда Берли, не доводилась до сведения королевы до окончания празднества у графа Линмутского.

Однако как только праздник завершился, он тут же сообщил ей об этом, и новость, подобно лесному пожару, распространилась при дворе. Придворные мужчины не ложились спать. Они вернулись в Гринвич, чтобы переодеться, и сразу же отбыли на побережье. Чарльз Говард, лорд-адмирал, находился в Плимуте уже довольно давно. Там же квартировали сэр Фрэнсис Дрейк, Джон Хокинз, Мартин Фобишер и другие адмиралы флота.

Испанцы появлялись у берегов Англии и раньше. В конце июня корнуоллский барк, направлявшийся к побережью Франции, заметил девять больших кораблей с кроваво-красными крестами крестоносцев на парусах.

Другой прибрежный торговец, выйдя в море из одного из девонских портов, был до смерти напуган встречей с флотилией из пятнадцати кораблей. Преследуемый по пятам, он высадился на берег в Корнуолле и, загоняя лошадей, прискакал в Плимут с этим известием.

Фрэнсис Дрейк, конечно, понимал, что означали эти демонстрации. В прошлом году он неожиданно напал на испанцев в Коруне и сжег их флот, таким образом отсрочив нападение короля Филиппа на Англию. Теперь Армада была оснащена заново, пополнена запасами провизии. Дрейк убедил лорд-адмирала перехватить инициативу, отплыть на юг и ударить по испанцам до того, как они достигнут берегов Англии. Однако в день отплытия из Коруны ветер круто переменился на южный. Англичане вышли в море без достаточного запаса провизии, и теперь, когда они и вовсе оказались на голодном пайке, им не оставалось ничего другого, как повернуть домой. При этом сохранялась опасность, что испанцы воспользуются южным ветром и доберутся до Англии быстрее их. О такой ужасной возможности было страшно даже подумать.

Однако все обошлось, и испанцы отплыли из Коруны только в тот день, когда английский флот вернулся в Плимут. Подгоняемые попутным ветром, они спустились на северо-запад к залитому солнцем Бискайскому заливу, вообще-то не славящемуся хорошей погодой. Вот и в этот раз небо потемнело и налетел шторм, длившийся несколько дней и задержавший продвижение испанцев. Только когда просветлело, Великая армада смогла продолжить свой путь на северо-запад, к берегам Англии. В субботу, 20 июля 1588 года, лорду Берли доложили, что испанцы прибыли.

Англия с чрезвычайным энтузиазмом откликнулась на призыв королевы о помощи. Городские власти Лондона запросили, сколько людей и кораблей было бы желательно выставить, и получили ответ, что от них ждут пять тысяч человек и пятнадцать судов. Через два дня лондонские ольдермены[5] представили десять тысяч человек и тридцать кораблей.

Римско-католический кардинал Аллеи направил «Послание к дворянству и народу Англии», в котором призывал поддержать вторжение, ибо его целью является восстановление святой матери-церкви и избавление от безбожного и порочного исчадия ада Елизаветы Тюдор. Этот невероятный призыв раздался из кардинальских покоев во дворце св. Петра в Риме.

Английских католиков это послание не взволновало. Они были довольны своей жизнью и начинали даже процветать под властью дочери Генриха Тюдора. Будучи англичанами до кончиков ногтей, они не имели ни малейшего желания менять законнорожденную английскую королеву на какую-то испанскую инфанту, ибо Филипп Испанский заявил, что отдаст Англию одной из своих дочерей. Вся Англия смеялась над этим до упаду. С побережья приходили срочные и злые депеши. Когда праздник у Робина был в самом разгаре, английские моряки работали не покладая рук, чтобы вновь вывести свои корабли в море. Захваченные врасплох, расположенные на подветренной стороне берега и понимающие, что вражеский флот стоит у дверей, они работали всю ночь, чтобы на буксире вывести свои корабли в безопасное место.

Утром двадцатого июля при противном ветре англичане продолжали трудиться, прокладывая себе путь из южного Плимута в открытое море. К полудню пятьдесят четыре корабля в результате беспримерного подвига, основанного на большом мастерстве и безупречной дисциплине, оказались вблизи Эддистоун Роке. Испанцы, находившиеся в двадцати милях от них с наветренной стороны, не подозревали, что английский флот стоит прямо на их пути.

План операции для испанцев разработал сам король, и, что бы ни случилось, они должны были придерживаться его. Разве Бог не на их стороне? Англичанам же был дан приказ – победить! Как вести сражение, решали сами адмиралы. Елизавету Тюдор интересовали только успешные результаты их решений. Она знала: Бог помогает тем, кто сам помогает себе. Как она неоднократно говорила: «Есть один владыка – Иисус Христос. Все остальное – ерунда».

К вечеру на небе появилась подернутая дымкой луна, дьявольски просвечивавшая сквозь высокие, предвещавшие хорошую погоду облака. Армада стояла на якорях в тесном боевом порядке, в котором должна была оставаться до подхода герцога Пармского из Кале. В течение ночи вахтенные на палубах испанских кораблей иногда замечали во мгле проносившиеся мимо них туманные тени, двигавшиеся на запад в сторону корнуоллского берега. На рассвете удивленные испанцы обнаружили, что их обошли с флангов и противник в неизвестном количестве дрейфует в миле, или около того, с наветренной стороны. Теперь англичане оказались в лучшем положении для сражения.

Великая испанская армада – ее огромные корабли со множеством орудий, некоторые водоизмещением до тысячи тонн, с высоко вознесшимися мачтами и палубными надстройками, с яркими парусами, украшенными изображениями святых и великомучеников, с огромными корпусами, выкрашенными в устрашающе черный цвет, набитые солдатами и увешанные крюками, свисающими с нок-рей, – двинулась на защитников Англии. Английские корабли, изящные и маневренные, с белоснежными парусами, на которых был нанесен простой рисунок – крест св. Георгия, – спокойно дрейфовали. Их корпуса были, выкрашены в цвета королевы – зеленый и белый, левые борта ощетинились пушками.

Битва была жестокой и горячей, но к часу пополудни, когда она завершилась, ни одна из сторон не могла бы объявить себя победительницей. Испанцы готовились к близкому бою. Их новые пятидесятифунтовые железные ядра предназначались для разрушения такелажа противника. Англичане, однако, со своими более узкими кораблями имели большую маневренность, а отлично стрелявшие английские артиллеристы оказались более меткими на дальней дистанции. Английские корабли молниями носились взад и вперед перед Армадой, нападая, как маленькие собачонки, хватающие за пятки толстых неповоротливых овец. После нескольких часов сражения, поняв, что одержать решительную победу не удастся, обе стороны сочли за лучшее разойтись. Однако англичане не потеряли ни одного судна.

Армада продолжила свой тяжеловесный путь, величественно пересекая залитый летним солнцем залив Лим-Бей. С прибрежных холмов сквозь легкую дымку за продвижением могучего испанского флота наблюдали сотни зрителей. Между тем из маленьких прибрежных городков Дорсета отплыла целая флотилия маленьких суденышек, доставлявших на английские корабли свежее продовольствие и боеприпасы. К субботе двадцать седьмого июля Армада встала на якоря неподалеку от французского порта Кале. Отсюда испанский адмирал, герцог Медина-Седона, мог сноситься с герцогом Пармским, испанским генералом, командовавшим силами высадки. Тень Армады – английский флот – к этому времени соединилась со вновь подошедшими судами под командованием лорда Сеймура и ветерана многих кампаний сэра Уильяма Винтера.

А Лондон жил ожиданием. Слухи ходили во множестве, и самые дикие. Дрейк захвачен в плен, говорили одни. Другие рассказывали, что у Ньюкасла состоялось генеральное сражение, в котором был потоплен английский флагманский корабль. Английский народ ждал предстоящее сражение. Среда седьмого августа была днем самого высокого прилива в Дюнкерке. Все предполагали, что войска Пармы в этот день пересекут пролив и высадятся на землю Англии, возможно, в Эссексе.

Граф Лестерский, Роберт Дадли, был поставлен во главе армии, ему был присвоен чин генерал-лейтенанта. Королева хотела отправиться на побережье, чтобы проследить за ходом битвы, но граф запретил ей. Он писал:

«Теперь, что касается Вашей персоны, являющей собой наиболее утонченный и священный предмет, которым мы обладаем в целом мире и о котором бесконечно заботимся… Человек должен содрогнуться, только подумав об этом, а в особенности обнаружив, что Ваше Величество нашло в себе достойную истинной королевы храбрость отъехать к самым пределам Вашего царства, чтобы встретиться с Вашими врагами и защитить своих подданных. Я не могу, дражайшая королева, дать на это свое согласие, ибо от Вашего здравствования зависит все и вся во всем Вашем королевстве, и, таким образом, да будем охранять его превыше всего!»

Королева нервничала, кидалась на придворных, то раздраженная, то угрюмая. Ей претило сидеть взаперти в Лондоне. Самой сообразительной оказалась добрая Бесс Трокмортон, которая в конце концов предложила:

– Возможно, ваше величество могли бы съездить хотя бы в Тилбури и проинспектировать войска. Один ваш вид значительно ободрит их.

– Господи, Бесс! Ты абсолютно права! Мы поедем в Тилбури, благо граф Лестерский, превратившийся в старую бабу, против этого-то вряд ли будет возражать.

Лестер изящно уступил, лучше всех понимая ее беспокойство. Он писал: «Милая, дорогая королева, да не изменится Ваше предназначение, если Бог даст Вам здоровья!»

Королева отплыла вниз по Темзе к Тилбури шестого августа. Ее большая барка, украшенная бело-зелеными флагами, была до отказа забита придворными дамами, тщательно отобранными кавалерами и менестрелями, весело игравшими и певшими в попытке отвлечь мысли королевы от неотложных дел. Позади королевского судна следовали еще несколько, со слугами, конюхами и лошадьми.

В то время как Рэлей ушел на флот, Эссекс оставался при королеве. Она не перенесла бы разлуки с ним, но Роберт Деверекс, не будучи трусом, воспринял ее решение с болью и стыдом. Велвет, самая младшая в придворном синклите, предложила плыть на барке своего брата, чтобы на королевском судне было бы хоть чуть-чуть просторнее. Она пригласила с собой Бесс и Эйнджел. Бесс надела розовое платье, но все последнее время ходила бледная и выглядела измученной. Теперь Велвет еще больше уверилась в том, что ее подруга влюблена в Уолтера Рэлея, находившегося сейчас в большой опасности. Велвет не осмеливалась, однако, высказать ей свои предположения. Если Бесс молчит, значит, не хочет посвящать ее в свои тайны. Любопытство же было непростительным, особенно если принять во внимание, что именно дружеское участие Бесс облегчило Велвет вхождение во дворцовый круг.

Плавание к Тилбури носило почти праздничный характер, несмотря на серьезность положения. Все были празднично одеты, трюмы судов забиты корзинами для пикника, наполненными холодными цыплятами, пирогами с зайчатиной, свежеиспеченным хлебом, сырами, персиками, вишнями и пирожками с фруктами. К корме барки Саутвуда была привязана покачивающаяся в волнах большая плетеная корзина. Через ее прутья можно было видеть несколько глиняных бутылок с вином, охлаждавшихся в реке.

– Вы правда думаете, что испанцы завтра нападут на нас, милорд? – спросила прелестная Эйнджел у Робина. На ней было платье из небесно-голубого шелка, которое несколько полиняло и стало чуть узковато в груди, ибо воспитанницы королевы, особенно из бедных семей, не часто обновляли свой гардероб. Потерявший голову граф Линмутский ничего этого не замечал. Он видел перед собой самую чудесную девушку из всех, кого он когда-либо встречал.

– Господь не допустит этого, – ответил он. – Но вам не следует бояться, госпожа Кристман. Я защищу вас.

Эйнджел вспыхнула как роза, и Велвет с удивлением обнаружила, что ее всегда такая острая на язычок подруга вдруг стала по-девичьи скромной и не знала, что ответить.

Интересно, что это с ней случилось?

Велвет встретилась взглядом с Бесс, и та улыбнулась, поняв ее мысли.

– Вы тоже боитесь, Велвет? – спросил у нее Алекс.

– Ничуть, – быстро ответила она. – Я сама возьму в руки меч, чтобы защищать Англию, но не дам проклятым испанцам захватить ее – Браво, сестричка! – одобрил Робин. – Ты – верноподданная англичанка. Твой отец был бы горд тобой.

Сразу после полудня королевская яхта прибыла в Тилбури, где пристала к берегу рядом с блокгаузом, у которого ее уже ждали Лестер и его офицеры. Как только ножка Елизаветы ступила на землю, ударили пушки, заиграли дудки и барабаны. Ее ожидал сэр Роберт Уильяме с двумя тысячами конных рыцарей.

Одна тысяча была выслана вперед к Ардерн-Холлу, вотчине мистера Рича, где Елизавета собиралась остановиться. Другая тысяча всадников должна была сопровождать карету королевы. У королевы, оказавшейся среди любимых ею людей, заметно поднялось настроение. Хотя она и опасалась вторжения, но искренне верила, что высокий дух и храбрость ее народа одержат верх над численно превосходившими испанцами.

Ни на один момент, даже в мыслях, она не допускала возможности поражения, хотя с флота пока еще не поступило никаких донесений.

Рядом с ней в экипаже уселся граф Лестерский. Как и королева, он не очень хорошо чувствовал себя весь последний год, но собрался с силами и принял на себя командование армией. Время наложило отпечаток на Роберта Дадли, но в его искренней привязанности к королеве сомневаться не мог никто.

После смерти жены он много лет ждал, что королева выйдет за него замуж, но когда стало очевидно, что она не имеет такого намерения, он в припадке раздражения женился на ее двоюродной сестре, вдовствующей Леттис Кноллиз. Это был тайный брак, так как ни невеста, ни жених не хотели отказываться от своего положения при дворе. Королева, однако, раскрыла их тайну и страшно рассердилась. Граф и графиня были на время отлучены от двора, но Елизавете не хватало Дадли, и он вскоре был призван назад. Леттис же не повезло, и она была вынуждена дожидаться прощения несколько лет.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-08-20 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: