В начале супружество было удачным, но потом, как это часто бывает с поспешными браками, наступило охлаждение. Дадли искренне любил королеву, настолько, насколько он вообще был способен любить кого-либо. Кроме того, он любил власть и почести, которые могла даровать ему только она. В этом отношении Леттис ничуть не уступала своему супругу, но Елизавета не могла простить своей кузине, что та вышла замуж за человека, которого она сама любила больше, чем кого-либо, хотя и не вышла за него замуж. У всех Дадли был препаршивый характер, но оба, без всякого сомнения, были преданными людьми.
Бесс уехала с королевой в Ардерн-Холл, но королева, всегда потворствовавшая своей крестнице, сказала Велвет, что этим вечером та будет ей не нужна. Велвет и Эйнджел предстояло остановиться вместе с графом Линмутским и лордом Гордоном в одной из лучших гостиниц Тилбури, в «Мермейде». Робин оказался достаточно предусмотрительным и за несколько дней до их предполагаемого отъезда из Лондона послал вперед одного из своих людей, чтобы заказать две лучшие спальни и отдельную гостиную, где они могли бы питаться.
Гостиница «Мермейд» располагалась посередине зеленой лужайки на берегу реки и выглядела очень мило, сияя окнами с промытыми до блеска стеклами, окруженная кустами алых и белых роз. С одной стороны дома располагалась конюшня, с другой – прекрасный сад с клумбами ароматных ноготков и левкоев, благоухающей голубой лаванды и душистого розмарина. Разбросанные там и сям по саду небольшие зеленые деревца были подстрижены в форме ваз и птиц.
Позади гостиницы тянулись грядки небольшого огорода, на котором произрастали бобы, морковь, горох, пастернак, лук-порей и салат. Было здесь и несколько фруктовых деревьев: яблони, сливы и груши. Местный сад совсем не походил на сад в Королевском Молверне с его двумя лабиринтами, сотнями розовых кустов и редкостными лилиями, вывезенными из Америки. И тем не менее это было приятное место, где постояльцы прогуливались после прекрасного обеда.
На улицу опустились сумерки, и всегда деятельная река наконец-то успокоилась. Опустился легкий туман, замершие воды отражали розовато-лиловое небо. Ласточки стрелой проносились над рекой, освещенной розоватым светом. Несмотря на свое привилегированное положение на яхте брата, у Велвет не было никакой возможности привезти много перемен нарядов. На ней было все то же шелковое зеленое платье, которое она надевала утром. Но для Алекса она в любом виде была очаровательна.
Велвет удивилась, обнаружив, что осталась одна в обществе красивого шотландца. Ее брат, видимо, перешел в другую часть сада с Эйнджел. Не собираясь показывать, что она нервничает, она повернулась к лорду Гордону со словами:
– Вы никогда ничего не рассказываете мне о себе, милорд. Расскажите о своем доме.
– Мы ведь договорились, Велвет, что вы будете звать меня Алекс, – сказал он своим глубоким, теплым голосом.
Она покраснела и рассердилась на себя за такое проявление эмоций.
– Расскажите мне о Шотландии, Алекс. Пока я не попала ко двору, я нигде не бывала, кроме как дома, в Англии и во Франции. Расскажите мне о вашей родине. Мой нареченный супруг тоже шотландец, и, если я выйду за него замуж, мне придется жить там.
– Моя семья владеет небольшим замком на севере Шотландии, недалеко от Абердина. Есть у нас и городской дом в самом Абердине.
– А в Эдинбурге у вас нет дома? Вы же, конечно, состоите при дворе?
– Нет, дорогая. У меня нет ни времени, ни желания проводить время при дворе Стюартов. Королевский дом Стюартов постоянно одалживает деньги у своего дворянства, никогда не возвращая долгов, и к тому же очень неблагодарен Правда, король доводится мне двоюродным братом. У нас был общий дед, Джеймс V.
Зеленые глаза Велвет расширились от удивления при этом признании.
– Ваш дедушка был королем Шотландии?
– Да, а моя бабушка Александра владела… – Он на мгновение смешался, поняв, что едва не сказал «Брок-Кэрном», затем продолжил:
– Нашим фамильным поместьем. Она собиралась выйти за короля замуж, но умерла при родах моего отца Ангуса Так что с браком, естественно, ничего не получилось. Король признал свое отцовство, но отец все-таки носил фамилию Гордон. Говорят, моя бабка очень любила своего Джемми Стюарта.
Велвет восторженно вздохнула:
– Как романтично! Если бы только я смогла кого-нибудь полюбить!
Только чистое безумие могло его подтолкнуть выговорить эти слова, но Алекс не смог сдержаться.
– Зато мне кажется, что я влюбляюсь в вас, Велвет, – сказал он негромко.
Она споткнулась и, обернувшись, взглянула на него.
– Вы не должны, Алекс, – сказала она очень серьезно. – Я же обручена, вы знаете.
– Но вы говорили, что сбежали от своего нареченного супруга, что не хотите его знать.
– Я не говорила, что не хочу его знать. Я просто не пойду за него замуж, пока не узнаю его как следует и пока мои мать и отец не вернутся из Индии. Но я не стану компрометировать доброе имя своей семьи, Алекс. Надеюсь, вы не думаете, что я пойду на это?
– Нет, дорогая, я понимаю, что ваше достоинство не позволит сделать вам ничего такого, за что пришлось бы краснеть вашим родным. Но, Велвет, неужели вы разобьете мое сердце? Сердце, которое я столь охотно подарил бы вам?
Она выглядела очень смущенной, и его сердце чуть не выскочило от радости из груди. Потом она с неподражаемой прямотой сказала:
– За мной никогда не ухаживал ни один мужчина. Вы ухаживаете за мной, Алекс?
– А вам бы это понравилось, Велвет? Ее прелестное лицо посерьезнело, и несколько долгих мгновений она размышляла. Наконец она ответила:
– Я уже говорила, что выйду замуж только по любви, но как я могу знать, что такое любовь, если слепо подчиняюсь решениям, принятым моими родителями? Единственная свобода, которую они мне предоставляли, была свобода выбора, и, хотя сейчас они далеко, я знаю, что они предоставили бы мне эту свободу и в этом деле. Да, Алекс, возможно, это мне и понравилось бы при условии, что с самого начала мы договорились бы, что между нами, кроме невинного флирта, не может быть других отношений. Я не могу обманывать вас. Честь и достоинство моей семьи обязывают меня быть верной этому незнакомому мне графу, хотя мое сердце может потянуться к любому другому.
Заключив ее в объятия, он поцеловал ее, заставив покраснеть от смущения и почти задохнуться. Она обвила его шею, а он, лаская рукой золотисто-каштановые волосы, поднял ее лицо кверху, покрывая его поцелуями.
– О, дорогая, – с трудом прошептал он, – вы делаете меня счастливым!
Велвет, внезапно переполненная неизъяснимой радостью, рассмеялась и сказала с сияющими глазами:
– Вы тоже делаете меня счастливой, дорогой друг! Затем они продолжили прогулку по берегу реки. В это время более драматическая сцена разыгралась в затененной части гостиничного сада. С того момента, как Роберт Саутвуд впервые увидел Эйнджел Кристман, он мечтал остаться с ней наедине. И вот такая возможность представилась. Он, как и его отец когда-то, всегда напролом шел к желанной цели и всегда добивался того, чего хотел.
– Я люблю вас, – заявил он напряженным голосом. – Люблю с того момента, когда впервые увидел.
Эйнджел остановилась как вкопанная, пораженная его словами. Она не могла поверить, что брат Велвет станет издеваться над бедной девушкой. Она смутилась и в первый момент не знала, что ответить. Потом, поняв, что, разыгрывая из себя простушку, только поощрит его на дальнейшие грубости, быстро сказала:
– Вы смеетесь надо мной, милорд, это нечестно. Ваша сестра сердечно любит вас, а она моя лучшая подруга из всех, каких я когда-нибудь имела. Неужели вы хотите поставить под угрозу единственную вещь, которую я ценю, – дружбу Велвет? Вам должно быть стыдно, милорд граф!
– Но я не смеюсь над вами! – вскричал он. – Я люблю вас, Эйнджел!
– Тогда вы глупец, милорд, ведь вы даже не знаете меня толком, – резко ответила она, потеряв терпение. «Да, я бедная, не имеющая никакого веса при дворе, связей, – подумала она, – но как он смеет обращаться со мной подобным образом!»
– Вашим отцом был Витт Кристман, сын сэра Рэндора, – стал горячиться Робин. – Вашей матерью, которую вы очень любили, была Джоанн Уэллис. Ваше фамильное поместье находится около Лонгриджа в Ланкастере. Ваши дедушки и бабушки с обеих сторон хотели взять вас к себе, но ваш отец поручил опекунство над вами короне. Пятого декабря вам исполнится восемнадцать лет.
– Откуда вы все это знаете? – требовательно спросила Эйнджел, разъяренная тем, что кто-то суется в ее личные дела.
– Я спросил лорда Хандстона, – честно признался он.
– Зачем?
– Я сказал вам зачем! Я люблю вас, Эйнджел! – «Святые небеса, как же она хороша!»– подумал Робин.
– Мой отец убил мою мать, которая была неверна ему, а затем убил и себя, – заявила она звонким от волнения голосом.
– К сожалению, – ответил он, – такие вещи случаются даже в лучших семьях. Моя мать однажды оказалась в марокканском гареме.
– Такого не случается в хороших семьях, – ответила Эйнджел. Быстрая, едва заметная улыбка тронула уголки ее губ. – Вы пытаетесь поддразнить меня, так ведь? Чтобы я не чувствовала неловкости?
– Нет, – сказал он. – Это правда.
– Чего же вы хотите от меня, милорд? – спросила она у него, все еще не понимая, что им движет. Сердце девушки говорило, что он собирается предложить нечто такое, с чем она не сможет согласиться, и что своим отказом она оскорбит его. Сколь сильно он рассердится? Запретит ли он ей дружить с его сестрой? О Господи! Он так красив. Она никогда не встречала такого красавца.
– Я хочу, чтобы вы стали моей женой, – спокойно сказал Робин.
– Милорд, это жестоко! – вскричала она, и ее глаза наполнились слезами. «Черт его побери, – подумала она. – Черт его побери!»И в смущении отвернулась от него.
Саутвуд, однако, никаких подобных чувств не испытывал. Он нежно повернул ее к себе, так, чтобы они оказались лицом друг к другу.
– Взгляните на меня, моя дорогая Эйнджел, – мягко проговорил он. – Я люблю вас, сердце мое!
Она смотрела на него, как на ненормального.
– Это невозможно, – убеждала она. – Собрать сведения обо мне – еще не значит знать меня. Кроме того, вы – лорд Линмутский, один из богатейших и могущественнейших людей Англии Я – ничто по сравнению с вами. Что такое дочь разорившегося второго сына мелкопоместного барона для семьи Саутвудов?
– Я и есть Саутвуд, Эйнджел. Нет никого, кто мог бы мне приказывать, когда говорить «да», а когда «нет». Я сам себе хозяин.
– Вы должны жениться на женщине из семьи, равной вашей по богатству и влиянию, милорд, – с горечью проговорила она. – Даже я знаю это.
– Я должен жениться на девушке, которую полюблю, – ответил он ей. – И, моя прелестная Эйнджел, я люблю вас больше жизни! Выходите за меня замуж, моя дорогая! Сделайте меня счастливейшим из мужчин!
Теперь Эйнджел пребывала в полнейшем замешательстве. Она всегда думала, что королева в конце концов подберет ей какого-нибудь мужа, ведь не может же она всю жизнь оставаться под ее опекой. Эйнджел всегда считала, что единственным дополнением к ее имени была только ее красота. Ее личико, надеялась она, поможет ей завоевать сердце какого-нибудь богатого купца или не очень знатного, но приятного дворянина. Ей никогда и в голову не приходило, что в нее может влюбиться такой человек, как Роберт Саутвуд. Эйнджел, будучи девушкой практичной, даже не мечтала, что может взлететь к таким высотам.
Сердце в груди стучало молотом, а ее обычно бледное лицо раскраснелось от возбуждения. Она взглянула на Робина и проговорила:
– Я не знаю, люблю ли я вас, а между тем, как и Велвет, считаю, что девушка должна испытывать какие-то чувства к человеку, за которого она собирается замуж. – Она прикусила нижнюю губку в некоторой досаде. – Это просто немыслимо, милорд! Что скажет ваша мать о таком выборе? Да и королева наверняка не одобрит его. Не говорите больше об этом, умоляю вас! Обещаю забыть наш разговор. Но прошу разрешить мне и дальше дружить с вашей сестрой. Я никогда не обеспокою вас, клянусь вам!
Робин сделал шаг вперед, чтобы прямо тут же заключить Эйнджел в свои объятия.
– Моя мать вышла замуж за моего отца, не зная, кто она есть вообще, – сказал он спокойно. – Она страдала потерей памяти. Мой отец тем не менее любил ее и женился на ней. Она могла оказаться убийцей или кем угодно еще, но это его не волновало. Его волновало только то, что он любил ее так же, как сейчас я люблю вас, Эйнджел. Что до ее величества, любовь моя, она даст свое согласие. Пойдемте и спросим у нее.
Эйнджел выглядела ошеломленной.
– Сейчас? – вскричала она. – Так поздно? Робин улыбнулся ей:
– Да, Эйнджел Кристман. Сейчас! Этим поздним вечером. Вы можете сесть на мою лошадь сзади меня, и мы поскачем в Ардерн-Холл.
Он крепко взял ее за руку, но Эйнджел отпрянула.
– Велвет, – сказала она. – Пожалуйста, попросите Велвет поехать с нами.
– Очень хорошо, – улыбнулся он ей с высоты своего роста. – Куда, как вы думаете, могла деться эта дерзкая девчонка? – Он приложил руку козырьком к глазам, всматриваясь в глубину сада. – А, вон они, на берегу. Велвет! Алекс! – позвал он.
Они поднялись к ним, держась за руки, и Роберт отметил про себя, что его младшая сестра приятно раскраснелась, а его друг Алекс выглядел умиротворенным и довольным.
– Все в порядке, Робин? – спросила у него Велвет, когда они наконец добрались до них.
– Я попросил Эйнджел стать моей женой, но она, это прелестное дитя, боится, что этот брак не совсем удачный для меня. Она думает также, что королева не позволит мне жениться на ней, но я объяснил, что наша мать выходила замуж за моего отца при гораздо более сложных обстоятельствах и получила благословение королевы. Мы собираемся отправиться в Ардерн-Холл прямо сейчас, и Эйнджел нуждается в вашей поддержке.
– Ты любишь моего брата? – Велвет вдруг стала очень серьезной. Мужчины становятся такими глупцами, когда дело касается женщин. Леди Сесили часто это повторяла.
– Я… я не знаю, Велвет, – честно ответила Эйнджел. – Как могу я это знать? Я едва знакома с лордом Саутвудом.
– Это не важно! – Робин махнул рукой. – Я люблю ее, и в большинстве браков не принимается во внимание, любят ли муж и жена друг друга. Мы с Алисой друг друга не любили.
– Ты знал Алисой всю свою жизнь, Робин, – парировала Велвет. – Ас Эйнджел встретился совсем недавно. Пойми, я боюсь не только за тебя, но и за свою лучшую подругу. Если с твоей стороны это всего лишь прихоть, каприз, Робин, я очень рассержусь.
– Ты когда-нибудь слышала, чтобы я был намеренно злым по отношению к кому-либо, Велвет? – мягко упрекнул он ее. – Я понимаю, что любовь с первого взгляда – вещь редкая, но именно так случилось у меня с Эйнджел. Я посвящу всю свою жизнь тому, чтобы сделать ее счастливой, если только она даст мне такую возможность.
Его зеленые глаза были наполнены таким чувством, что на мгновение Велвет отвела в смущении взгляд. Она никогда не знала брата с этой стороны.
Она проглотила комок, подступивший к горлу, и, поглядев на него, сказала:
– Тогда, Робин, какого черта мы торчим здесь, когда нам давно надо быть на пути к Ардерн-Холлу!
Алекс, явно забавляясь, переводил взгляд с брата на сестру. До чего же восхитительно своенравны эти дети Скай О'Малли! Оба решили, что раз это их устраивает, то больше и говорить не о чем. Никому даже не пришло в голову спросить о согласии другую сторону, хотя ее это касалось в такой же мере. Он взглянул на красивую белокурую девушку и спокойно осведомился:
– А что вы скажете обо всем этом, госпожа Эйнджел – Кристман? Вы согласны сломя голову броситься ночью испрашивать у королевы разрешения на свадьбу с графом Линмутским?
– Я считаю это сумасбродством, милорд, – ответила она с улыбкой, – но, если намерения графа в отношении меня серьезны, мне не стоит раздумывать. Конечно же, это великолепное предложение для такой девушки, как я. Полагаю, мне следует быть практичной при любых обстоятельствах.
Велвет, казалось, слегка шокировали слова подруги.
– Ты можешь быть практичной в таком вопросе, как замужество, Эйнджел? А как же любовь? Речь идет о твоей жизни!
Эйнджел вздохнула и провела ладонями по своему довольно простенькому платью.
– Велвет, не успев родиться, ты уже была богатой наследницей. У меня нет такого выбора, как у тебя. Да, я хотела бы любить человека, за которого выйду замуж, но если королева предложит мне кого-нибудь, пусть даже совсем незнакомого, я не смогу отказаться. Я знаю твоего брата короткое время, но мне показалось, он добрый, мягкий, прекрасно воспитанный человек. Он говорит, что любит меня, а я не думаю, что он легко поддается чувствам. Со временем, убеждена, я смогу научиться любить его, а это хорошая основа для брака.
Робин обнял Эйнджел, как бы пытаясь защитить ее от всего на свете, и поцеловал в золотистую головку.
– Благодарю вас, возлюбленная, за то, что вы доверяете мне. Я приложу все усилия, чтобы не разочаровать вас. А теперь, сестричка, если тебе по душе наши намерения, может быть, мы тронемся в путь?
– О нет, милорд, – взмолилась будущая невеста, покраснев. – Не раньше, чем я переоденусь. Я не могу предстать перед королевой в этом измятом дорожном платье. Ты поможешь мне, Велвет?
– Конечно, – ответила ее подруга. Потом Велвет повернулась к брату:
– Полагаю, ты сможешь добыть нам карету?
– Карету? – Робин рассмеялся – – Я думал, что вы, дамы, сядете на лошадей позади нас с Алексом.
– Позади? Ну уж нет! Чтобы прибыть в Ардерн-Холл в пыли с головы до ног, как какие-нибудь цыганки? У нас с Эйнджел осталось всего по одному платью, а они нам понадобятся еще и завтра. Ты должен найти нам карету! Позаботься об этом, Робин. Пошли, Эйнджел!
Сверкнув глазами и встряхнув локонами, Велвет взяла подругу под руку и повела ее к гостинице. Велвет помогла Эйнджел переодеться в роскошное бирюзовое платье, так подходившее к ее глазам. А за это время Робин раздобыл карету. Он также выяснил, что королева ужинает с графом Лестерским в его шатре, разбитом посреди армейского лагеря.
От гостиницы до расположения войск было всего несколько минут езды. Прибыв на место, молодой граф через полчаса испросил короткой аудиенции у королевы, и через несколько минут все четверо были допущены в апартаменты Дадли.
Королева была одета в великолепное черное с золотым платье, лиф которого был расшит жемчугом. Она улыбнулась и грациозно протянула руки Робину и Алексу. Когда мужчины засвидетельствовали свое почтение королеве, наступила очередь девушек, которые присели в реверансе одновременно и весьма изящно.
– Итак, милорд Линмут, – сказала Елизавета, – что произошло такого важного, что не может подождать до окончания испанской кампании? – Она впилась в них взглядом, полным искреннего любопытства.
Робин тепло улыбнулся своей королеве.
– Помните ли, мадам, как я впервые попал ко двору и плакал по своей матери? Вы сказали мне тогда в утешение, что я могу попросить у вас все что пожелаю. Я был так взволнован перспективой того, что моя королева может дать мне все, что я ни попрошу, что так и не смог решить, чего же я хочу.
Королева рассмеялась при этом воспоминании.
– Насколько я помню, мой дорогой лорд Саутвуд, я тогда сказала, что мое предложение, несмотря на это, остается в силе; ты можешь попросить у меня что угодно и когда захочешь. Так ведь?
– Точно так, мадам. Память не изменяет вам.
– Надеюсь, что так, – усмехнулась королева. – Я еще не настолько стара, чтобы стать забывчивой. – Она опять внимательно посмотрела на него. – Значит, наконец ты решил, почти через двадцать лет, чего же ты хочешь получить от меня, Роберт Саутвуд. И что же это такое?
– Да, мадам, наконец я решил. И я припадаю к ногам вашего величества с просьбой о руке вашей воспитанницы Эйнджел Кристман.
Удивленный взгляд королевы перебежал на Эйнджел, пока она пыталась еще раз проверить свою память. У королевы при дворе было несколько воспитанниц. Кто же эта? Ах да! Ее глаза загорелись.
– Надеюсь, милорд, вы в курсе, что у девушки нет ни пенни за душой. Она не принесет тебе ничего, кроме своей непорочности, если только ты уже не успел и ее украсть.
Эйнджел вспыхнула как маков цвет, а Робин быстро сказал:
– Нет, мадам! Я слишком уважаю Эйнджел, чтобы рисковать ее репутацией.
Королева улыбнулась – пожалуй, слегка жестковато, подумалось Велвет – и сказала:
– Внешне ты – вылитый Саутвуд, но в душе – сын своей матери, милорд. Я верю тебе, когда ты говоришь мне, что заботишься о чести девушки. Предложение, которое ты сделал госпоже Кристман, просто невероятно. Но что, однако, скажет о таком браке твоя мать, когда вернется из поездки? Одобрит ли? Сомневаюсь…
– А я нет!
Королева опять рассмеялась:
– Да, ты прав. Она будет рада, я уверена, увидеть, что у тебя все устроилось, ибо Скай О'Малли всегда была женщиной, любившей счастливые завершения всяческих приключений. Что ж, хорошо, Роберт Саутвуд, граф Линмутский, ты можешь взять в жены мою воспитанницу Эйнджел Кристман.
Когда можно ожидать приглашения на свадьбу?
– Я женюсь на Эйнджел как можно скорее, мадам. Не вижу причин ждать. Ни у одного из нас нет здесь родителей, которых надо было бы уговаривать, и нет приданого, которое надо было бы обговаривать. Елизавета Тюдор кивнула.
– Сегодня вечером! – сказала она. – Вы будете обвенчаны сегодня вечером моим капелланом, и милорд Дадли будет посаженым отцом! Да! Сегодня вечером! Это будет для Англии хорошим предзнаменованием начала, а не конца!
– Мадам! – Роберт был поражен. – Вы невероятно добры!
– Дадли! – резко позвала она. – Поднимите свой зад и быстро приведите сюда моего капеллана! И найдите несколько букетов для этого дитя!
Эйнджел стояла, замерев от удивления. Все происходило так быстро. Всего лишь час назад она получила предложение от богатого и могущественного мужчины. А еще через час она уже будет замужем. Что с ней происходит? Она начала дрожать от страха, пока Велвет не толкнула ее больно в бок.
– Смелее, маленькая дурочка! – прошипела подруга. – Королева оказывает тебе величайшую милость. Где тот храбрый воробышек, которого я встретила, когда впервые оказалась при дворе? Если ты грохнешься в обморок, я тебе этого никогда не прощу, Эйнджел!
– Поглядите-ка, кто дает мне советы о замужестве! – огрызнулась Эйнджел, чувствуя, что кровь быстрее заструилась в ее жилах. – Невеста, сбежавшая из-под венца!
Велвет озорно улыбнулась подруге.
– Отлично, – сказала она. – Теперь ты опять стала сама собой. Надеюсь, будешь не такой врединой, как все эти глупые жены, которые цепляются к каждому слову мужа. Господи, Эйнджел, оставайся сама собой! Алисон была как раз из породы этих жеманных дурочек.
– Возможно, поэтому он и влюбился в меня, – ответила Эйнджел слегка неуверенным голосом.
– Ну нет! У тебя нет ничего общего с Алисон де Грен-вилл. Лучшее, что она сделала в жизни, – это умерла, – жестко сказала Велвет. – Она уже начинала всерьез раздражать Робина, хотя он и знал, что это не ко времени.
– Подойди ко мне, дитя, – прервала их королева, поманив к себе Эйнджел. Когда обе девушки подошли к ней, она спросила:
– Сколь долго ты находилась под королевской опекой, Эйнджел Кристман?
– Я была взята ко двору, когда мне исполнилось чуть больше пяти лет, мадам. Скоро мне будет восемнадцать.
– Такая маленькая, – прошептала королева. – Какой же маленькой ты была, когда потеряла родителей, но я еще раньше потеряла свою мать. Надеюсь, ты не чувствовала себя здесь очень одинокой все эти годы, мое дитя?
– О нет, мадам. Ваш двор – это чудесное место, в котором было приятно расти и взрослеть. Мне повезло, что я выросла при дворе: меня научили читать, писать и считать, я могу говорить и писать по-латыни, на французском и греческом, умею играть на лютне, хотя у меня никогда и не было своей. Струны так дороги…
– Ты любишь музыку? – Королева неожиданно заинтересовалась этой прелестной девушкой, которая стояла на пороге того, чтобы превратиться из простой королевской воспитанницы в важную и богатую даму.
– О да, мадам, очень! Мне бы хотелось научиться играть еще и на спинете, хотя я и не надеюсь подняться в этом умении до ваших высот, ваше величество.
Королева улыбнулась. Девочка быстро соображала, несмотря на свою вызывающую красоту. Это хорошо, она может оказаться хорошим приобретением для лорда Саутвуда.
– Значит, говоришь, у меня хорошо получается на спинете… В этот момент вернулся лорд Дадли, принесший маленький букетик из бледно-розовых цветов шиповника, маргариток и нескольких веточек лаванды.
– Это лучшее, что я смог найти, Бесс, и то мне пришлось облазить в темноте все окрестности лагеря в их поисках!
Королева сняла с рукава золотую ленту и обвязала ею букет. Затем, забрав его из рук графа Лестерского, вручила его Эйнджел.
– Держи, дитя, хотя твоя собственная красота затмевает эти цветы. Ну и где этот чертов капеллан?
– Здесь, мадам! – Церковник выступил вперед.
– Я желаю, чтобы лорд Саутвуд и его невеста были обвенчаны здесь и сейчас, – заявила королева. – Отменяю все запреты.
– Слушаюсь, мадам, – пришел смиренный ответ. – Могу я узнать имена жениха и невесты?
– Роберт Джеффри Джеймс Генри Саутвуд, – сказала королева с улыбкой. – Один из множества моих крестников, да и лорда Дадли тоже. Мне уже трудно вспомнить, сколько лет назад его крестили, но крестила его я.
Робин улыбнулся.
– Вы неподражаемы, мадам, – сказал он. Королева фыркнула и повернулась к невесте:
– Каково твое полное имя, дитя?
– Эйнджел Аврора Элизабет, мадам. Как мне рассказывали, бабушка настояла, чтобы меня назвали Эйнджел. Ей казалось, что я похожа на ангелочка. Аврора – это желание моей матушки, ведь я родилась на рассвете[6], а Элизабет – в честь вашего величества[7].
– Тебя назвали в мою честь?
– Так, помнится, мне рассказывали, мадам. Королева кивнула, довольная, и затем сказала:
– Хорошо, отец, давайте начнем.
Что за забавное место для венчания, подумала Велвет, наблюдая за церемонией. Они стоят в середине шатра генерал-лейтенанта, на том месте, где завтра, может быть, разразится сражение. Испуганные слуги оттащили в сторону стол, за которым до этого ужинали королева и Дадли. Теперь он стоял у одной из стенок шатра. Раскачивающаяся под потолком лампа заставляет метаться по шатру причудливые золотистые тени. Поспешно вызванный церковник облачен просто, без парадных одежд. Невеста стоит в единственном приличном платье, которое у нее есть, стиснув поспешно собранный неизвестно где букет. Слава Богу, что Эйнджел хотя бы переоделась, прежде чем предстать перед королевой, подумала Велвет.
Платье и вправду было красивым, и Велвет сейчас радовалась тому порыву, который подтолкнул ее проявить щедрость и поделиться своим гардеробом с Бесс и Эйнджел. Бонни подогнала платье, и оно прекрасно сидело на Эйнджел. Нижняя юбка обшита узкими полосами бирюзового и золотого цвета, лиф расшит жемчугом и крошечными гранеными бусинками, рукава затканы шелковыми бантами. Никто, кроме Велвет, не знал, что под платьем чулки в нескольких местах на скорую руку заштопаны, а туфельки проносились. Перед самым началом службы она додумалась распустить длинные белокурые волосы Эйнджел, и они свободно вились почти до талии, как мерцающая вуаль. Эйнджел, бесспорно, была очаровательной невестой.
– Я провозглашаю вас мужем и женой, – произнес наконец королевский капеллан.
Какое-то время при всеобщем молчании Риберт Саутвуд смотрел сверху вниз в сияющее лицо Эйнджел, потом, улыбнувшись, поцеловал ее в губы нежно и коротко. После этого Эйнджел целовали лорд Дадли, королева, лорд Гордон. Она раскраснелась, как роза. Велвет крепко обняла ее и прошептала:
– Я так рада, что мы теперь сестры, дорогая Эйнджел! Королевские слуги засуетились, обнося всех кубками сладкой мальвазии и тонкими сахарными вафлями.
– Бедная та свадьба, которая не может предложить своим гостям хорошего кубка вина, – сказала королева.
– Это я бедная невеста, – проговорила Эйнджел, но тут же улыбнулась, посмотрев на кольцо своего мужа с фамильным крестом Саутвудов, который теперь был у нее на пальце. Когда священник спросил о кольцах, они вдруг вспомнили, что колец-то у них нет. Робин снял с пальца свое собственное кольцо, чтобы использовать его в качестве обручального. Потом, пообещал он, она получит настоящее.
– Нет, дитя, ты должна получить приличествующее случаю приданое. И так как все эти годы ты находилась под королевской опекой, то на мне и лежит обязанность сделать все как надо. За каждый год из тех тринадцати лет, что ты провела под моей заботой и опекой, ты получишь по сотне золотых и в дополнение еще две сотни золотых как мой свадебный подарок тебе. И наконец, моя дорогая леди Саутвуд, – тут королева невольно улыбнулась при виде моментального отсвета радости, пробежавшего по лицу Эйнджел, – я дарю вам это ожерелье. – Королева подняла руки и сняла со своей шеи небольшое, необычайно изящное ожерелье из бледно-розовых алмазов, оправленных в золото.
– Это тебе, дитя, – сказала она и, повернувшись к Эйнджел, застегнула его на шее онемевшей от удивления девушки.
Эйнджел схватилась за пылающие щеки, затем одна ее рука опустилась вниз, чтобы ощупать ожерелье.
– Мадам… Мадам… – заикалась она, чувствуя себя полной дурочкой от невозможности выговорить слова благодарности. Никто никогда в ее жизни не был так добр к ней. Никогда! Королева, протянув руку, потрепала ее по щеке и, подняв кубок, сказала: