День начался... ...Всякое бывает.

День начался. Согласно распорядку. Завтрак (обед). Прогулка на свежем воздухе.

Вечером разразился бунт на корабле. Толик заявил ре­шительный протест нашей администрации в связи с проводи­мой ею антинародной политикой. Может, рыбалка его доконала?

- Это никогда не кончится? - заявил Толик. - Утром у вас ночь, днем у вас утро, вечером день, а мне что делать? Ре­петировать мы больше не будем, играть мы больше не будем, и спрашивается, что мне здесь делать? Мы зачем сюда при­ехали? Вы мне что обещали? Вы мне бабки обещали? Мы сюда работать приехали? И... сколько можно? Одно и то же каждый день? Все, вы как хотите, а я завтра уезжаю? Мы не стали его удерживать.

На следующее утро Толика

не стало...

Как сообщила желтая пресса, ему повезло: его принял на борт проходящий пассажирский лайнер "Икарус".

- Надо же, - сказали мы. - И в самом деле уехал... И пошли в столовую.

...Толик уже подъезжал к родному дому и все, что он ос­тавил в поселке им. Ж.: холод, грибы, столовая, пустые бу­тылки, деревянные тротуары, не познанные шестерные и семерные, луки, стрелы, хамы со сдвигом во времени - все это уже казалось ему каким-то необыкновенным сном, уже по­крывшимся первой пеленой забвения...

Вот он уже в трамвае, берет билет. Вот он уже у метро. Вокруг толпа людей, сигналы, звонки, светофоры, выхлопные газы, часы на башнях бьют "пик".

Не было Толика в поселке им. Ж.!

Вот вошел в вагон метро и ему сказали: "Осторожно, две­ри закрываются", а у нас, на другой стороне мира, возникла государственная проблема.

У нас пропали карты. Было две колоды, и обе пропали. Вместе с футлярчиком. Пропали всерьез и надолго.

- Толик взял, - сказал Майк. - На память.

- Толик или не Толик, - сказал Плоткин С., - а фишек нет.

- Придется покупать, - сказал я.

Это родственники, скорее всего, забрали свои карты. Мо­жет быть, самим захотелось поиграть. А, может быть, им, на­конец, надоело, что каждую ночь на веранде до утра горит свет, а из всех щелей струится голубой дымок. В общем, похо­же, что забеспокоившись об экономии электроэнергии в госу­дарстве, родственники спрятали от нас нашу любимую игрушку. Впрочем, может быть, просто в дурака решили пе­рекинуться. Кто знает? В аналогичной ситуации я поступил однажды следующим образом.

Как-то раз я сделался бойцом стройотряда. Этот стройот­ряд оказался очень странным. И порядки в нем были установ­лены какие-то странные, анархические какие-то. Поначалу, конечно, было весело. Любопытно. Стройотряд, анархия, форма с нашивками. Кормят. И т.п. Можно было, конечно, жить. Можно. Но не ночью.

Я в то время, кроме пива, не пил ничего такого, можно сказать, вообще. И поэтому мне была непонятна радость большинства бойцов этого респектабельного отряда по поводу то-го, что в поселке, в котором мы что-то строили, продавалась в разлив бормотуха по какой-то невероятно низкой, даже для тех далеких времен, цене. Да и само слово "бормо­туха" я впервые услышал именно там и долго не мог понять, что имеется в виду под этим словом. И вот, ночью, когда тру-довой день вынуждал идти на покой, я шел в барак, ложился на кровать, и начинались страдания. Часть бойцов, убаюкан-на я или вовсе сраженная бормотухой по невероятно низкой цене, засыпала, едва коснувшись подушек. Другая часть при-ходила лишь под утро или не приходила вовсе, и тоже не ис-. пытывала особых трудностей. Страдала лишь самая малочисленная наша группа. Мы страдали потому, что очень желали спать, но сделать нам это не представлялось никакой возможности. И причиной этому была отдельная специальная группа анархистов, которая, угостившись дешевым и доступ-ным напитком, дожидалась глубокой ночи и, дождавшись, плевала на все живое на свете и усаживалась за стол, имею щий несчастный вид, играть в д о м и н о

Тут можно и заметить: ага! А Толику было каково? То же самое.

И я отвечу: ничего подобного!

Во-первых, Толик мог спать не на веранде, а, скажем, на сеновале или в сарае, что он в конце-концов и делал, а во-вторых, как ни лупи картонными карточками о стол, иикако-го выдающегося звука не извлечешь, тогда как костяшки и эти странные люди, которые рушат ими столы...

Если бы эти придурки играли в бараке хотя бы в дурака, можно было бы особо не мучиться, но эти придурки играли в домино, в игру, глубокий смысл которой мне, видимо, недо­ступен.

Среди игрокон в домино существуют, очевидно, такие за-кбны общения, которые для простого смертного не являются понятными. Мне кажется, что главное правило у них такое; кто сильнее и громче трахнет костяшкой по столу, тот и кру­че. Общение - как при каменном веке.

- Бац!!

- Бац!

- Бац!

- Бац!

- О-го-го-го-го!

- Бац!

- Бац!

- Бац!

- Р-р-р-ыба-а-а! Ш-ш, ш-ш, ш-ш-ш..

- Рррррраз!

- Бац!

- Бац!

- Бац!, - Уррра-а-а-а!

- Ш-ш, ш-ш, ш-ш...

И так в течение трех-четырех часов подряд. А так как на все живое в мире уже наплюнуто, то никакие уговоры, угрозы и посулы не имели смысла.

Тогда я принял решение и стал ждать своего часа - оче­реди дежурства по лагерю. И вот, наконец, дождался.

Когда все ушли на работу и лагерь опустел, я с приподня­тым настроением направился к несчастному избитому столу. На столе костяшки раскиданы. Взял я одну, какая мне больше приглянулась, вышел на улицу, отошел подальше от барака и изо всей силы запустил этой костяшкой в белый свет, в поля и леса, чтобы днем, выражаясь поэтически, с огнем нельзя най­ти было. А потом - бегом на работу.

Вечером стоял нечеловеческий рев. У.меня даже мураш­ки по спине забегали, когда я представил себе, что, если бы они узнали, что это я. Что, если бы кто-нибудь случайно уви­дел?..

И подумать только! На следующий день они нашли эту самую костяшку! Которую днем с огнем не должны были най­ти. Уж как это им удалось, до сих пор удивляюсь. Видно, судьба. Нашли они ее и объявили, что если только узнают, кто это так пошутил, того без суда и следствия и так далее. У меня опять мурашки забегали и я пошел к медсестре. Покури­ли, поговорили за жизнь, и с тех пор я ночевал в изоляторе, в тепле и покое.

Так что... о картах. Всякое бывает.