Линник Юрий Владимирович,
Доктор философских наук,
Профессор кафедры философии и культурологии ПетрГУ,
Директор Музея космического искусства им. Н.К. Рериха,
Г. Петрозаводск
СОРТАВАЛЬСКИЕ АЛЛЮЗИИ В РАБОТАХ НИКОЛАЯ РЕРИХА 1940-х гг.
1. Утром 9 сентября 1926 г. Николай Константинович, Елена Ивановна и Юрий Николаевич Рерихи на двух автомобилях из Верхнеудинска отправятся в Монголию.
Транзит в Урге окажется долгим.
Зазимуют в самой студёной из всех столиц Ойкумены.
Там Н.К. Рериху вспомнятся события десятилетней давности:
Поздно ночью 17 декабря 1916 года отошёл поезд. Его не отапливали. Родственники думали, что наша поездка – безумие. Святослав помнит точно, как мы завернулись во все наши одеяла при 25° ниже нуля. Мечта действия! И покрытые снегом скалы Финляндии возникли перед нами, как первые вестники будущих Гималайских высот [3: 112].
Расстояние от Сортавалы до Наггара – 5224, 9 км.
В сознании художника этот разрыв как бы отсутствовал – ландшафты соседствовали, неисповедимо накладываясь друг на друга.
Проходя друг сквозь друга!
Нет, они не совпадали один к одному – не выравнивались во что-то усреднённое – уходили от нивелировки.
Тем не менее неожиданные унисоны обнаруживались со всей очевидностью.
В них – тайна.
Свести её к субъективным ассоциациям мастера?
Таковые первичны.
Но за ними угадывается глубинное созвучье.
Если угодно – аналогия.
Или – инвариантность.
Разворачивая веер синонимов, указываем на нетривиальность проблемы: трудно схватить – вербально выразить – её существо.
Вторгаемся в область несказуемого?
Приладожье – и Гималаи: родство тут потаённое.
В попытке его выявить надо задействовать и гуманитарные, и естественные науки.
Геология пересечётся с психологией.
Будем рассчитывать хотя бы на приблизительную намётку.
На аппроксимацию – не более того.
2.
Север – приволен; Север – сама свобода:
…привет от Карельских голубых озёр, от Ладоги, такой широкой, такой богатой высокими шхерами, что, кажется, я изменю моему Новгороду. Понимаю, отчего север Ладоги издавна привлекал Новгородцев и викингов. Как-то особенно привольно здесь [1: 41-42].
Обратим внимание на то, как часто Н.К. Рерих говорит о бодром духе, соприсущем Северу.
Возьмёте ли Кивач и бодрый северный край [4: 87].
Вообще помни о Севере. Если кто-нибудь тебе скажет, что Север мрачен и беден, то знай, что Севера он не знает. Ту радость, и бодрость, и силу, какую даёт Север, вряд ли можно найти в других местах. Но подойди к Северу без предубеждения. Где найдёшь такую синеву далей? Такое серебро вод? Такую звонкую медь полуночных восходов? Такое чудо северных сияний? [3: 36].
Хорошо здесь! Бодро, ветрено, каменисто. Рисуется какая-то сюита Carelia Heroïca [1: 39–40].
Люб мне здешний край. Мои скалы, леса, озёра и мхи. Много бодрости и подлинных зовов земли [1: 43].
Как в словарях определяется бодрость?
Среди смысловых эквивалентов приведём такие: живость – энергичность – приподнятость.
Н.К. Рерих очеловечивает природу Севера как художник: видит в её состояниях вдохновение и экстатичность – соревнуется с ней в игре фантазии – перенимает от неё любовь к импровизациям.
Холст мастера – и скалы Каарнесаари: сейчас это сообщающиеся сосуды – идёт переток энергий.
Столпник вышел из камня?
Его скит – в недрах породы?
Природное и человеческое здесь достигают предельной степени симбиоза.
Рецидив литолатрии?
Скорее гимн Всеединству, понятому пантеистически.
Мир подобен человеку – человек подобен миру.
Этот своеобычный антропоморфизм Н.К. Рерих распространяет и на Гималаи, утверждая параллель между взмыванием духа и порывностью гор.
Не забудем, что именно на Гималаях создалось сказание о Жар-Цвете. Много всемирных сказаний пришло от этих снежных вершин. Мысли о целительных травах, о чудесной пыли метеоров, о магнитных токах и мощных энергиях во благо человечества приведут нас опять к тем же снеговым великанам.
Мировая Сокровищница Духа! Устремление ко Благу, стремление вверх, где же оно так же действенно может проявиться, как не у Высот, на которые ещё не ступала нога человеческая? Во имя этих высот укрепляйте всю бодрость духа [2: 138].
3. Приведём справку из «Этимологического словаря русского языка» –Макс Фасмер провёл широкий лингвистический поиск:
укр. бо́дрий, сербохорв. ба̏дар "бойкий, живой", ст.-слав. бдъръ πρόθυμος' (Син. Пс.), бъждрь (Супр.). К бдеть.
Родственно лит. budrùs "бодрый" (откуда собств. Budrys – у Мицкевича), авест. zaēni-buδra- "бдительный, усердный"; см. Фик, KZ 22, 380; Бернекер 1, 105 и сл.; Мейе, Et. 114. Далее ср. буди́ть, блюсти́.
Замечательный спектр значений!
Дозорные на картинах Н.К. Рериха бдят.
Святые блюдут чистоту веры.
Пророки – будят.
Все эти смыслы несёт в себе тугое – будто пружинящее – слово бодрость.
Оно указует на свежесть и новизну.
От него веет молодым – ювенильным – нерастраченным.
Сии эпитеты мы правомерно относим к ландшафтам Приладожья и Гималаев.
Это очень и очень молодые ландшафты.
Но перед нами различные формы молодости.
Приладожье: древнейшее основание – архейское, палеозойское – чудесно обновлено недавним ледником (10000 – 12000 лет назад).
Гималаи: это юнцы на планете (третичный период – настоящее время).
| Мезозой | Кайнозой | Эра | ||||||
| Палеоген | Неоген | Чт | П-д | |||||
| Палеоцен | Эоцен | Олигоцен | Миоцен | П | п | Эп. | ||
| 65,5 | 55,8 | 33,9 | 23,03 | 5,33 | 2,59 | млн. лет ← | ||
| 0,0117 |
Третичный
Вот фрагмент геологической шкалы.
Самые бурные события в жизни Гималаев укладываются внутри интервала, отмеченного двумя эпохальными событиями: вымиранием динозавров в конце мела и появлением гоминид в конце миоцена.
Акмэ Гималаев приходится на олигоцен?
Думается, что до него ещё далеко – орогенез продолжается.
Гималаи растут!
Представим события, происходившие здесь в Верхнем Мелу – 84 млн лет назад.
Индийская плита, оторвавшись от Мадагаскара, неукротимо двинулась в сторону Севера.
Торможение невозможно!
Уже покрыто расстояние в 6000 км!
И вот – неизбежное: столкновение с Евразийской плитой.
На их стыке вздыбились Гималаи.
Память этих грандиозных процессов не успела покрыться патиной.
Более того: их инерция ощутима со всей непосредственностью.
Гея на этих широтах творит ярко – масштабно – с космическим размахом.
Она увлекла Н.К. Рериха – передала ему свои импульсы.
Реально передала!
Без всяких метафор.
Это особая тема: ландшафт – и культура, ландшафт – и психология.
Гималаи антиэнтропийны.
Отсюда их бодрящее воздействие на ноосферу.
4. Приладожье – двуслойно.
На докембрийское – считай без всего промежуточного, посредствующего – накладывается плейстоценовое.
Как если бы два художника – из разных эпох – пишут картину на одном холсте!
Расстояние во времени между ними – в крайних точках – доходит до 3, 5 млрд лет.
Но во что удивительно: они работают в согласии друг с другом – создают целостность.
Шедевр налицо!
Седая тектоника – и вьюноша-ледник: это разные художественные школы – разные стилистики.
Первая – академична: любит возвышенное, пафосное.
Второй – авангарден: тяготеет к экспрессии – культивирует эксперимент.
Противоречие?
Приладожье разрешило его в гармонию.
Перенесёмся в древность.
Лучшую возможность для этого даёт Валаам.
Почему здесь так легко дышится?
Ведь не случайно именно в этих местах Н.К. Рерих одолел ползучую пневмонию!
Отвечая на поставленный вопрос, я отдам дань поэзии – немного пофантазирую.
Но при этом не уклонюсь от истины.
Валаамский габбро-диабаз доселе хранит память великой кислородной революции.
Попытаемся вжиться в это поворотное для Земли событие.
Изнутри прочувствовать его!
3,7 – 3,8 млрд. лет назад: на Земле появился фотосинтез – пока бескислородный.
2,7 – 2,8 млрд. лет назад: цианобактерии начинают вырабатывать восьмой элемент – но поначалу он всецело уходит на окисление окружающей среды.
Говоря иначе – поглощается: горные породы – водные растворы – атмосфера связывают его.
Прочен этот плен!
Воздух – тяжёлый: много сероводорода – аммиака – метана.
В биосфере безраздельно царят анаэробы.
И вдруг – перехват власти: на авансцену жизни круто и резко выдвигаются аэробы.
Это самая заря протерозоя!
Это 2,4 млрд лет назад!
Свободный кислород хлынул в атмосферу.
Накачал её по-новому.
Дышите уверенно – дышите глубоко – дышите ровно!
На Валааме с особой остротой понимаешь, почему В.И. Вернадский назвал жизнь геологической силой – узрел в ней планетарно значимый фактор.
Совершив кислородную революцию, жизнь преобразила лик Земли.
Это коррелировало с красотой.
С эстетическим началом эволюции.
Иногда мне кажется, что картины Н.К. Рериха полны всклень тем – первым – кислородом.
Vita выдохнула его именно на той геологической стадии, чьи реалии в силу древности повсюду стёрты и размыты, а на Валааме предстают нам сохранно – в ошеломительной доподлинности.
Мы вправе сказать, что Н.К. Рерих инстинктивно тянулся к тем местам, где владычит первозданное – где ещё не сошла на нет начальная креативная мощь Земли.
Энергетику геогенеза он умел трансформировать в энергетику живописания.
Как возможно такое?
Пробегая искрой, заряд от местности перетекает в картину – и там остаётся навсегда.
5. Знобящую новизну привнёс в ландшафт Приладожья последний ледник.
Н.К. Рерих попал под гипноз его творений.
Камы – озы – бараньи лбы – курчавые скалы – эрратические валуны-странники: для каждого из этих явлений можно подобрать иллюстрации в работах мастера.
Гений ледника – пластический: это прежде всего ваятель.
Он любил работать с объёмами.
С большими массами!
Как с твёрдыми, так и с рыхлыми.
При этом проявлял редкостную изобретательность.
Не сразу удалось найти ключ к пониманию его приёмов.
Купола камов – и змеящиеся озы: происхождение их долгое время оставалось непонятным.
Решающий вклад в расшифровку этих выразительнейших элементов ландшафта внёс Петр Алексеевич Кропоткин.
Особое значение имели его исследования в Выборге.
Камы – это морена внутриледниковых озёр, опустившаяся при потеплении на землю.
Озы – как бы слепки речных русел, пробитых в ледяном массиве.
Камы – в народе их называют ёжиками – запечатлены на многих полотнах мастера.
В частности, мы их видим в декорациях к «Снегурочке» Н.А. Римского-Корсакова.
Пунка-харью – знаменитый оз.
Н.К. Рерих живописал его в 1907 г.
С высоты птичьего полёта он являет из себя абсолютно фантастическое зрелище.
Озы и камы производят впечатление артефактов.
Рукотворные создания!
Но чьи?
Ландшафт способствует мифогенезу о великанах.
Н.К. Рерих вовлёкся в него.
Начатое в Приладожье получило продолжение в Гималаях.
И там художник угадывал присутствие великанов!
В сортавальских текстах Н.К. Рерих нередко говорит о горах.
Это гиперболизация?
Самая высокая точка в регионе – гора Пётсевара: высота 187,4 м.
Далеко до Джомолунгмы?
Как бы то ни было, но Приладожье и Гималаи для восприятия Н.К. Рериха – сомасштабны.
Приладожье – литота Гималаев?
Гималаи – гипербола Приладожья?
Такой взгляд правомерен.
Однако он не исключает паритета двух регионов по критерию их духоносности.
Оба отсылают к бесконечности.
А там великое и малое – вспомним парадоксы теории множеств – оказываются релятивными.
И даже амбивалентными!
Целое и часть – множество и подмножество – являют свою равномощность.
Нечто подобное имеет место и в нашем случае.
Н.К. Рериху не нужно было класть Приладожье под сильную лупу, чтобы уравнять их с Гималаями – взаимосоотнесённые в художническом сознании, они обнаруживают изначально предзаданную эквивалентность.
Поэтому не будем говорить: Приладожье было дано мастеру как бы на вырост – планка находилась в Гималаях.
Нет, в космосе мастера это одноуровневые – единовеликие – образования.
6. Н.К. Рериха притягивало информационное разнообразие.
Отсюда его любовь к различным фракталам: будь то замысловатая береговая линия – прихотливый силуэт гор – каприччио облаков.
Здесь ещё ничего не сглажено.
Не положено под нивелир!
Чем больше информации – тем меньше энтропии.
Это качество молодых – бодрых – ландшафтов.
Н.К. Рерих чувствовал величие пустыни.
Но монотонность не для него.
В Приладожье и в Гималаях мастер обрёл оптимальную среду для своего творчества.
Взгляд окрест не заскучает.
Новизна неизбывна.
Сложные движения души находят в ландшафте могучую поддержку.
Возникает – унисон.
Обретаются – отклики.
Это – лад.
Сопротивление росту энтропии лучше всего выражает вертикаль.
Приведём цитату из Мартина Хайдеггера:
Земля есть выход на свет постоянно замыкающегося, тем самым укрывающего и прячущего себя, того, что ни к чему не испытывает напора. Мир и земля сущностно отличны друг от друга и, однако, никогда не разделены. Мир основывает себя на земле, а земля пронизывает мир своим воздыманием в нём. Но сопряжённость мира и земли отнюдь не прозябает в пустом единстве противоположностей, которым дела нет друг до друга. Мир, возлежа на земле, стремится вывести, возвысить её над её пределами. Как мир разверзающийся, он не терпит ничего затворённого. А земля, будучи землей укрывающей, склонна к тому, чтобы вбирать в себя и удерживать в себе мир.
Противостояние их есть спор мира и земли [6: 81].
Слова философа как нельзя лучше характеризуют космос Н.К. Рериха.
Гея у него – то интроверт (обращена к собственным глубинам), то экстраверт (перерастает себя – тянется к небу).
Последнее преобладает.
Такое перерастание – в психологическом измерении – подчас очень и очень схоже с экстазом.
По сути тождественно с ним!
Какова исходная семантика данного понятия?
Выступание из себя – превозможение себя – выход вовне.
Этимология: от древне-греческого ἔκ-στᾰσις – исступление, аффект, ярь и раж.
Высшая степень восторга!
Максимум воодушевления!
Горные вершины являются экстазом Земли.
Движение в Приладожье к Гималаям – через картины Н.К. Рериха – подобно усилению экстаза.
Это хорошо просматривается в дуэте разновременных полотен – они так и называются: «Экстаз».
Мистагог набирает высоту.
Вот-вот он выйдет в открытый космос.
Над Валаамом и над Кулу звучит «Поэма экстаза» А.Н. Скрябина.
М. Хайдеггер говорит: здесь-бытие экстатирует – норовит выступить за свои пределы.
Рериховское расширение сознания можно рассматривать как специфическую форму экстаза.
Картина «Чудь подземная» (1928–1930): мы экстатируем в глубь.
Картина «Приказ» (1917): мы экстатируем в даль.
Картина «Выше гор» (1924): мы экстатируем в высь.
Каждый вектор самоценен.
Но нет сомнения, что именно вертикаль – подчеркнём это ещё раз – получила первенствующую роль в культуре.
Наш дух замагничен зенитом.
Гималаи рвутся в занебесье.
Сложение усилий результативно.
Об этом свидетельствует Н.К. Рерих.
Как ни выположено Приладожье, но и оно – с его ошеломительной валаамской интрузией – имеет в основе своего генезиса вертикальное восхождение.
Динамика Приладожья многовекторна.
Этим оно разнится от Гималаев, сосредоточенных исключительно на подъёме – на росте вверх.
Часто ли мы встретим у них уклоны от единой оси?
Дирижёр стремится к тому, чтобы выдержать моноритм.
Как в апофеозе!
Могуче звучит согласованный хор вершин.
А вот в Приладожье мы наблюдаем скорее полифонический строй.
Налицо весьма непростая суперпозиция сил.
Тогда как Гималаи – когерентны.
Разница существенная.
Тем не менее и для анализа, и для интуиции явственна тонкая сообразность двух ландшафтов.
Интрузия!
Этому слову хочется придать романтический ореол.
Земные глубины захотели пообщаться с небом – и отправили на поверхность планеты своих посланцев.
Это и есть интрузии: геологические тела, сформировавшиеся в недрах Геи – осуществившие там свою полную кристаллизацию.
Среди интрузий встречаются поразительно правильные формы.
Штоки похожи на колонны.
Батолиты – на линзы-чечевицы.
А лакколиты предваряют архитектуру куполов.
Геометрически и батолиты, и лакколиты внешне – особенно под чехлом растительности – подобны камам.
Подчеркнём: это типичное конвергентное сходство – как происхождение, так и состав здесь не имеют ничего общего.
Интрузии сложены из магматических горных пород.
Камы – из морены.
Что мы видим на картине Н.К. Рериха «Знамение» (1915): батолит или кам?
Пробу не возьмёшь.
Поэтому вопрос остаётся без ответа.
Но вот что для нас важно: мы видим, как земля дыбится – выпячивается – вытягивается вверх.
Для этого она использует разные средства.
Чего стоят ступенчатые траппы!
Они отстраивались – подчас в строгой поочерёдности – из базальтов и осадочных пород.
Первые – прочны.
Вторые легко эродируют: как бы изымаются из конгломерата!
Получается – лестница.
Природа здесь проявила один из ключевых архетипов человечества. Траппы тоже кажутся творениями великанов.
На их поступательные марши очарованно взирали и Н.К. Рерих, и мастера «Амаравеллы».
Вертикализм природы подхвачен и продолжен вертикализмом архитектуры.
Сколь убедительно эта преемственность проявилась в северном модерне!
Вспомним «Каллио» Ларса Сонка.
Вспомним 35 кирок Йозефа Стенбека.
Говоря о финском зодчестве начала ХХ века, мы расширяем контекст, важный для понимания сортавальского периода в жизни семьи Рерихов.
Тогда северное Приладожье было частью Suomi.
Духоподъёмная тяга!
И в Приладожье, и в Гималаях она проявляла себя с одинаковой силой.
Последний аккорд: сравним горную вершину в картину «Будда дающий» (1932) – и здание Мастер-Билдинг в Нью-Йорке, где размещался Музей Н.К. Рериха (1929, Харви Корбетт).
Как сказали бы геометры, коллинеарность очевидна – массивы вторят друг другу, вступая в удивительный резонанс.
Впечатляющая изоритмия!
Природа и зодчество нашли общие структурно-тектонические решения: пирамидальность – игра наружных выступов – точно найденные пропорции, будто работающие на ускорение при наборе высоты.
Случайная конвергенция?
Или Н.К. Рерих наложил на гималайский пейзаж нью-йоркские впечатление?
Межконтинентальная перекличка!
Горы отразили и преломили урбанистический мотив.
***
Вся сказанное выше – пролегомены к сопоставлению: вот –сортавальские, а вот – гималайские картины, написанные на одну тему.
Сравнение говорит само за себя.
Гималайское есть реминисценция сортавальского?
Или его своеобычная реинкарнация?
Парные картины – если вжиться в них – предстанут как ипостаси одной картины.
Не варианты, а именно ипостаси!
Одно существует в двух.
Два готовы вернуться в одно.
Мало сказать: ландшафты у Н.К. Рериха на этих картинах взаимопереводимы – тут нечто большее.
У них общая ментальная генетика.
Это само по себе замечательное открытие – великий мастер подарил его нам.
ЛИТЕРАТУРА