Но все же инспектора проснулся. Мешок никуда не делся, как и привязчивый дурманящий запах, но само зелье, по всей видимости, выветрилось. Колин лежал на твердой, но шаткой поверхности, судя по равномерным покачиваниям, плывущей лодке. Руки и ноги стягивали веревки. Пленившие его хранили молчание, но он слышал их дыхание и поскрипывание уключин. Плотная ткань не пропускала свет, хотя солнечные лучи, ласкавшие кожу, позволяли определить, что время близится к полудню.
Вскоре лодка ткнулась в берег. Запахло хвоей.
Неизвестные разрезали путы на ногах Колина и повели его. По пути инспектор размышлял, не заговорить ли с похитителями, но они вели себя настолько профессионально, что толку с переговоров было бы мало. Вряд ли удастся выяснить, какая судьба ему уготована. Все что ему оставалось — наблюдать и выжидать. Почувствует ли он смерть? И какая он будет?
Однажды Колину довелось убить человека. Тот умер растерянный, моля о пощаде, до последнего не веря в прикосновение ножа.
Потом парню захотелось напоследок увидеть мать и на глаза навернулись слезы. Но, устыдившись малодушия, он решил впредь держаться тверже.
Чужие пальцы соскользнули с его локтя. Инспектор напрягся, чтобы не задрожать.
И тут один из похитителей издал странный звук, будто смертельно устал и прилег отдохнуть.
— Что? — воскликнул второй, со свистом втягивая воздух.
Колин услышал звук удара, потом еще одного. И тишина... «Может, кинуться наутек?» — подумал он.
— На кого ты работаешь? — спросил женский голос.
Узнав его, Колин похолодел. Последний раз, когда он слышал этот голос в доме неподалеку от рыночной площади, его обладательница порвала на клочки самое малое восемь мужчин.
— Ну же! — повторила она. — Отвечай мне!
— Я не имею права говорить.
— Погоди-ка. — Она стянула мешок с его головы.
Да, напротив него стояла Летина Арес. Благодаря кукольному личику, вздернутому носу и коротким белокурым волосам она выглядела маленькой девочкой, но Колин знал, что ей не меньше тридцати лет от роду, а холодный пристальный взгляд голубых глаз был далек от детской невинности.
Она прищурилась.
— Ты кажешься знакомым, — проговорила она. — Где-то я тебя видела. Наверное, стоит поразмыслить об этом.
Позади Летины на земле раскинулись два тела. Оба мужчины, но один — аргонианин, а второй — босмер. Мертвее не бывает, но как они погибли, не видно.
— Они привезли тебя сюда, чтобы убить.
— Я догадывался. Спасибо, что помешали им.
— Да? Поговорим об это после, — она сунула руку за спину.
Оделась она в наряд лесовиков-босмеров: высокие ботинки на шнуровке, бриджи и мягкий кожаный жилет. Довольно необычно — раньше он видел ее шикарной одежде горожанки.
— Как ты отнесешься, если я скажу, что они работали на меня? — поинтересовалась она.
— Растеряюсь, — рассудительно ответил инспектор.
— Надеюсь, что так. Они заметили, что ты следишь за мной, и доложили об этом. Само собой, я провела собственную маленькую проверку. Колин Вайнебен из Энвила. Твой отец умер, твоя мать стирает белье. Ты получил рекомендацию и прошел обучение среди «Зрящих в корень», а вскоре прошел испытание, став инспектором. Именно ты расследовал дело о предполагаемом убийстве принца Аттребуса, когда перерезали всю его охрану. Это ты доложил его императорскому величеству, что его сын, скорее всего, уцелел. И оказался прав, как выяснилось позже. Сейчас ты следишь за мной, но, я уверена, не имея официальных полномочий. Вот мне и стало интересно — не нанял ли тебя кто-нибудь?
— Почему вы их убили? — спросил Колин.
— Потому, что в противном случае мне пришлось бы убить тебя, — резко бросила она. — Теперь мне придется за них отвечать, врать, будто отправила на смертельно опасное задание. Иначе они рано или поздно могли задуматься, почему тебя отпустили, а потом поползли бы слухи, которые добрались бы и до самого министра.
— Все равно не понимаю.
— Я сую голову в петлю из-за тебя, придурок! — воскликнула Летина. — Разве ты этого не видишь?
— Это я вижу, — отвечал он. — Но я все не догадываюсь о причинах.
Она выхватила нож из-за спины и шагнула к Колину. Он напрягся, но Арес просто разрезала веревки, стягивающие локти инспектора. Потом, отойдя на шаг, распустила завязки на бриджах и слегка приспустила их с одной стороны, обнажив бедро.
— Тебе знаком этот рисунок? — спросила она, указывая на маленькую черную татуировку, изображающую волчью голову.
Конечно, он узнал личную отметку императора, которую носили только люди из ближайшего его окружения.
Колин промолчал, но она все поняла без слов. Поддернула бриджи и завязала их.
— Он внедрил меня в канцелярию первого министра десять лет назад. До сих пор этой тайной владели только император и я. А теперь и ты знаешь.
— Зачем вы мне это рассказываете?
— Потому что мне нужна помощь, а мне кажется, что у нас общая цель.
— Какая же?
— Мы оба хотим узнать, почему министр Хьерем желает смерти принца Аттребуса.
— А желает?
— Уверена. Я сама готовила засаду по его личному приказу.
— Но почему? — выпалил Колин. — Если вы на стороне императора...
Она хрипло рассмеялась.
— Ты знал! Ты был там, не правда ли? Когда я успокоила Калвура и его головорезов. Я догадывалась, что там кто-то был! — На миг она опустила веки, показавшись ужасно усталой. — Я не хотела, чтобы принцу причинили вред. Если бы я могла добраться до императора, то добралась бы. Но в то время это было невозможно. По крайней мере, в тайне от Хьерема. В конечном итоге пришлось выбирать.
— И вы решили, что вы важнее принца?
— Да. Если ты разузнал хотя бы что-нибудь о нем, то согласишься со мной.
— И все-таки Хьерем желает его смерти.
— По всей видимости.
— Тогда почему император не приказал арестовать министра?
— Когда император внедрил меня в канцелярию, он ничего такого не подозревал о Хьереме. Только обычная подозрительность, какая присуща любому успешному монарху. Большую часть из истекших десяти лет министр тоже был вне подозрений. Но вот год, или чуть больше, тому назад он начал меня проверять — вначале исподволь, а потом уже и явно. Стало ясно, что ему нужна собственная тайная служба для сбора сведений и устранения ненужных людей, ничем не связанная со «Зрящими в корень» и неизвестная императору. Покушение на Аттребуса было полной неожиданностью. Я не заметила, как до этого дошло дело. И только потому, что некоторые из убийц оказались излишне жадными, принц уцелел. Император пока не может открыто выступить против Хьерема, поскольку думает, что мы слишком мало разузнали, а кроме того, министр — важная политическая фигура. Крайне важная. Император не торопится, так как ждет, что мы выясним, насколько министр силен и чем именно силен, а только потом нанесет удар. Пока что Хьерем полагает, что его деятельность никому не ведома. Пускай заблуждается и дальше. Вот видишь, во что ты ввяжешься, если примешь участие?
— Участие в чем?
— Сейчас Хьерем доверяет мне целиком и полностью. Но это меня связывает. Опереться на помощь кого-нибудь из министерства я не могу. То есть, я могу открыть кое-какие двери, а чтобы войти в них, мне нужен человек. Ты хочешь стать этим человеком?
Колин на мгновение задумался. Летина могла говорить правду, а могла и лгать. Но в сложившейся ситуации это не имело особого значения. Оказавшись рядом с ней, он сумел бы найти ответы на многие вопросы, даже если бы она не помогала бы ему в открытую. Если же он откажется, то, вполне очевидно, останется навеки на этом островке.
— Я буду этим человеком, — сказал он.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Почуяв кровь, Светло-Глаз нырнул поглубже в Клоаку Сущности, пытаясь отыскать источник запаха. Не то, чтобы ему в диковинку было обонять кровь — мертвые тела сбрасывались сюда ежедневно, а кое-кто даже подавал признаки жизни, — но эта была не просто свежей, а несла едва уловимый гнилостный, но очень знакомый оттенок.
Аргонианин закрыл глаза и пошире распахнул ноздри, а когда определил направление течения, несущего запах, то, загребая перепончатыми руками и ногами, стремительно рванулся сквозь прозрачную воду. Через несколько мгновений он разглядел беспорядочно дергающуюся фигуру, которая тщетно пыталась выбраться на поверхность.
К тому времени, как Светло-Глаз поравнялся с ней, глаза утопленницы стали безжизненными. Он не мог наверняка судить, успела ли она его увидеть. Облачка крови еще парили около ее ноздрей и распахнутого рта. Подплыв к телу сзади, Светло-Глаз настойчиво толкнул его верх, но, вынырнув, обнаружил, что оно уже обмякло.
Перетащив труп в пещеры скроу неподалеку от берега, он уложил покойницу на циновку, сплетенную их товарищами из тростника и водорослей. При свете солнца умершая выглядела старой, изнуренной, с черными мешками под глазами и волосами, напоминающими морскую траву, но здесь в слабом фосфоресцирующем освещении, исходящем от каменных стен, она казалась гораздо моложе — лет десять-пятнадцать, ведь на самом деле она прожила не больше. На Умбриэле люди рождались сразу взрослыми, а те их них, которые становились скроу, рабочими по обслуживанию Клоаки Сущности, и вовсе не имели ничего, даже отдаленно напоминающего детство.
Светло-Глаз услыхал шаги и, оглянувшись через плечо, увидел приближающегося Верта, своего старого приятеля, и молодого скроу по имени Олут.
— Джоакин, — вздохнул Верт. — Я знал, что она долго не протянет.
— Простите меня, — сказал аргонианин. — Я не успел к ней вовремя.
— Не вини себя, — со знанием дела отвечал Верт. — Если бы ты успел, она, возможно, прожила на один день больше.
— День — это день, — возразил Светло-Глаз.
Верт опустился на колени и долго смотрел на покойницу. Его лицо стало еще длиннее и печальнее, чем обычно.
— Когда мы продолжим борьбу? — спросил он, не оборачиваясь. — Не пришло ли время сделать следующий шаг?
— Мы управились с картами, — сообщил Олут.
У этого молодого скроу, прожившего не больше трех лет, кожа только начинала приобретать желтизну, обычную для его старших товарищей.
— Это хорошо, — ответил Светло-Глаз.
— Да, но как спросил Верт, что будет дальше? — нетерпеливо продолжал недавно вылупившийся птенец.
— Я еще думаю об этом.
— Ты всех взбудоражил, Глаз, — проговорил Верт. — Ты всем нам подарил надежду. Но сейчас многие считают, что ты остановился.
— Нам нужно тщательно готовиться, — возразил аргонианин. — Нам нужно соблюдать осторожность. Ведь когда мы начнем, обратного пути уже не будет. Это все понимают?
— Понимают. Они готовы выполнять твои распоряжения. Но ты не даешь никаких распоряжений.
— Скоро, — отвечал Светло-Глаз, чувствуя, как сжимается сердце.
— Насколько скоро?
— Я вам скажу.
Верт нахмурился, но кивнул, а потом повернулся к Олуту.
— Пойдешь с Глазом. Он покажет тебе нижние уровни Клоаки. Будешь теперь работать с ним.
— Это честь для меня.
Светло-Глаз ждал, пока Олут надышится парами, и чувствовал себя виноватым. Едкий дым позволял скроу дышать под водой, но так же и убивал их молодыми, как только что убил Джоакин. Из всех скроу он был единственным, кто родился за пределами Умбриэля, единственным аргонианином, который не нуждался в парах, чтобы не утонуть.
Когда юнец присоединился к нему на отмели, Светло-Глаз повел его вниз, где приблизительно на середине воронки находились прикрепленные к стенке коконы, внутри каждого из которых зарождалась маленькая личинка, в длину не больше когтя. Но сейчас они уже подросли, находясь на разных стадиях роста обитателей Умбриэля. Один из них уже почти созрел — долговязая женщина, по виду, человек. Рядом с ней — кирпично-красное существо с рожками, а чуть поодаль — мужчина с темной кожей данмера. Все они начинали с личинок, чтобы стать потом умбриэлианами. Стараясь не злиться на бурлившего рвением Олута, он объяснил, как нужно заботиться о вызревающих коконах, как перемещать их к местам рождения и каким образом узнавать, что их время пришло. При этом он заметил, что паренек слушает его вполуха, а сам все больше поглядывает вниз, на дно Клоаки, где ярко светились актинии, ощущая близость инжениума.
— Тебе это интересно? — спросил Светло-Глаз.
— Это же инжениум, — восхитился Олут. — Сердце и душа Умбриэля. если бы у нас получилось захватить его...
— Даже если бы у нас получилось, управлять им нам не по силам.
— Но если нам придется восстать, объявить войну лордам...
— Ш-ш-ш... Потише, — одернул напарник аргонианин. — Разве кто-то говорит о восстании? Или вообще о борьбе?
— Да ладно. Мы ведь догадываемся, что без этого не обойдется.
— Кто это «мы»?
— О! — парень растерялся. — Я не должен говорить тебе.
— Давай, признавайся.
— Мы — это скроу помоложе. — Мы называем друг друга Глазами. мы поклялись идти за тобой и рядом с тобой.
Проглотив такую пилюлю, Светло-Глаз почувствовал, что сходит с ума.
— Слушай меня внимательно, — сказал он. — Наша цель очень проста. Мы хотим –замены паров, чтобы вам не пришлось умирать молодыми, выкашливая легкие, только для того, чтобы выполнить свою работу. Мы хотим привлечь внимание лордов, чтобы дать им знать о наших требованиях. Но мы не хотим, чтобы дошло до сражения.
— Верно! — согласился Олут. — Побеспокоить. Но как?
— А чем обычно занимаются скроу? Мы поддерживаем работоспособность выгребной ямы. А она обеспечивает пищу, воду, подпитку для каждого обитателя Умбриэля и для Спирали Края. Ну, и, конечно же, мы помогаем явиться на свет новорожденным. Нам нужно лишь подчеркнуть нашу полезность, показать, что будет, если работа в Клоаке перестанет выполняться, если сама Клоака засорится и тому подобное. Ты понимаешь?
— Понимаю! — радостно кивнул Олут. И вдруг заглянул через плечо Светло-Глаза. — А это что такое?
Глаз проследил за его взглядом — в маленьком коконе с полупрозрачными стенками шевелилось странное существо. Она еще не выросла, но не казалась ребенком, скорее взрослой особью, только карликового размера. Покрытое чешуей бледно-розового цвета, оно имело огромные глаза и крошечные когти.
— Это аргонианин, — ответил он.
— Он очень похож на тебя.
— Совсем скоро он станет от меня неотличим, — заверил его Светло-Глаз. — Ведь я — аргонианин.
Он догадывался, что рано или поздно это произойдет, но сейчас, убедившись воочию в своей правоте, ощути ноющую боль в желудке.
Ему срочно нужно было повидаться с Аннаиг.
— Мне, в самом деле, искренне жаль, что я пыталась тебя убить, — сказала Слир Аннаиг.
Девушка моргнула и уставилась на серокожую женщину, суетящуюся по другую сторону от стола.
— То есть, ты еще раз пыталась или говоришь о последнем случае?
— Я не пыталась, клянусь! — Слир выпучила алые глаза.
— Хорошо. Ты уже извинялась, — напомнила Аннаиг. — Следовательно, сейчас ты толчешь воду в ступе.
Слир не отвечала, но и не уходила, переминаясь с ноги на ногу. Стараясь не показывать раздражение, Аннаиг вернулась к своей работе, тщательно перемешивая конские мозги и гвоздичное масло, энергично взбивая венчиком серую субстанцию и добавляя по паре капель за один раз. Когда смесь загустел, словно сметана, она отставила миску.
Серокожая все еще стояла на месте.
— Что еще?! — рассердилась Аннаиг.
— Ты ничего мне не поручила.
— Отлично! Я поручаю тебе уйти и посидеть в наших комнатах.
— Я хочу работать, — возразила Слир. — Тоэл не считает, что я приношу пользу просто так. Если он увидит, что я бездельничаю... Аннаиг, я боюсь!
Закрыв глаза, девушка досчитала до четырех. Когда она вновь подняла веки, то почти ожидала увидеть в ладони Слир нож, но та все еще топталась на месте, имея довольно жалкий вид.
— Пойди, сними кожуру с плодов дуриана, — распорядилась девушка.
— Но...
— Что еще?
— Дуриан такой вонючий... — Слир указала рукой на стоявшую перед Аннаиг смесь. — А что ты там делаешь?
«Она всего лишь следит. Пытается украсть мои идеи. Ну, пускай попробует, если удастся».
— Я извлекаю ужас, — ответила она.
— Что-что?
— Ужас, страх, счастье, — Аннаиг подняла мисочку со смесью. — Любая сильная эмоция оставляет в мозгу свой особый след.
— Но если душа покинула тело, разве она не забирает и все эмоции?
Девушка улыбнулась, несмотря на неприязнь к собеседнице и осторожно слила субстанцию в стеклянный стаканчик, который на трех четвертях длины перегораживала тонкая пленка.
— А это что? — опять спросила Слир, указывая на преграду.
— А это особым образом выделанная кожа угря-химеры. Эти рыбы меняют окраску под воздействием сильных чувств. Я слегка изменила ее свойства и теперь кожа пропускает через себя только ужас.
— Ты фильтруешь ужас коня через кожу угря?
— Весьма и весьма тщательно обработанную кожу угря. — Аннаиг установила стаканчик на маленькую вертушку и принялась крутить ручку. Через какое-то время, она сняла сосуд, показывая желтоватую, напоминающую сукровицу, субстанцию на дне.
— Вот это — ужас? — недоверчиво спросила Слир.
— Ты желаешь разобраться досконально?
— Пожалуй. Если позволишь. Извини.
— Присядь. Ты раздражаешь меня, когда суетишься у стола.
Серокожая плюхнулась на табурет, сложив руки на коленях.
— Ты в чем-то права. В некотором отношении ужас, как и любая другая эмоция, не одна лишь химия. Но вещество является составной частью субстанции духа, составляя на более высоком уровне мозг и тело живого существа. — Открыв краник внизу стакана, Аннаиг сцедила добытую жидкость в крохотную стеклянную бутылочку. Потом соединила ее узким концом с другой такой же бутылочкой, образовывая нечто, похожее на копейный наконечник. Поболтав сосуд, она добилась, чтобы маслянистое вещество распределилось равномерно по стенкам, и поместила его в переплетение прозрачных волокон, которые соединялись с толстым, уходившим через столешницу в пол, шнуром из того же материала. — Теперь мы подаем духовную субстанцию. Химический ужас притянет ту ее часть, которая необходима для завершения преобразования.
Вначале не происходило ничего, а потом бутылочки засветились бледно-лиловым, а через мгновение внезапно потухли. Аннаиг немного подождала, снова потрясла стекляшку. Кристаллики, налипшие на стенки изнутри, осыпались и собрались в кучку у одного конца, образовав блестящий порошок. Тогда он отсоединила мягкий наконечник от шнура, подающего духовную силу, и, высыпав итог своего кропотливого труда в костяную ложку, осторожно передала ее Слир.
— Ну, вот, держи.
Серокожая, моргая, уставилась на лиловый порошок.
— То есть, ты хочешь, чтобы я его попробовала?
— Можешь. Если хочешь.
— А может, и не хочу, — задумчиво проговорила Слир, медленно прикасаясь к субстанции — несколько кристалликов прилипло к коже. Она задумчиво потерла палец о палец. — Я чувствую...
Вдруг лицо ее исказилось, глаза вылезли из орбит, жилы на шее вздулись. Женщина пронзительно завизжала. Рухнув с табурета, она скорчилась, прижав локти и колени к животу, со свистом втягивая воздух, чтобы кричать не переставая.
— Значит, достаточно всего лишь прикоснуться, — размышляла вслух Аннаиг. — Порошок с легкостью всасывается через кожу.
В ответ Слир содрогалась, не в силах сдерживаться, хотя вопить перестала.
Следующие несколько мгновений в душе Аннаиг кипела борьба между милосердием и местью. Какая-то ее часть желала, чтобы страдания женщины продолжались. Гнев — прекрасная вещь, поскольку в глубине его кроется отсутствие всякого сомнения. Когда злость захватывает тебя целиком и полностью, возникает уверенность в правоте и справедливости — кажется, что весь мир разделяет твою уверенность, — и в этот миг ты самому себе кажешься богом, а любой, кто возразил или просто не согласился с тобой, становится не просто неправым, а вероотступником, еретиком, искаженным в сущности своей. Конечно, Слир заслужила наказание. И куда более жестокое...
Тогда почему под коркой прекрасного, очистительного гнева, Аннаиг чувствовала сильнейшее сомнение? Почему совесть подсказывала, что именно она не права?
Очевидно потому, что на самом деле она злилась вовсе не на Слир. В ярость ее приводила разрушенная надежда на спасение с Умбриэля. Она сердилась на маленькую девочку, которая возомнила, будто может спасти мир, подобно герою из преданий, а сейчас осознала, что вся ее жизнь пройдет в этом отвратительном месте среди отъявленных мерзавцев.
И Слир входила в их число. Но, так или иначе, Аннаиг не могла позволить серокожей окончательно свихнуться.
Поэтому она, вздохнув, она откупорила бутылочку, содержимое которой приготовила на тот случай, если испытания новой субстанции пойдут не так, как она рассчитывала, и подсунула горлышко под нос Слир. женщина охнула, втянула воздух обеими ноздрями и, дернувшись напоследок, обмякла. Дыхание ее все еще оставалось прерывистым, но глаза прояснились.
— Б-болотная тина... — вымолвила Слир, тяжело дыша.
Ее взгляд внимательно пробежался сверху вниз по ее же телу, будто бы она опасалась, что лишилась какого-нибудь органа.
— Ты остановила это, правда? Но ты могла и не вмешиваться, а тогда...
— За несколько часов, да.
— Я бы сошла с ума.
Аннаиг пожала плечами, все еще чувствуя злость и беспомощность, и изо всех сил стараясь не расплакаться. Что же с ней не так?
— Я не слишком уверена, что ты и сейчас в здравом уме, — сказала она.
— Я только притронулась, — резко хохотнула серокожая.
— Ты не могла это знать.
— Я даже не догадывалась, — Слир опустила глаза. — Тоэлу наплевать, что со мной станется. Никто не вмешался бы. Никто даже не пожурил бы тебя...
— Я не такая, как ты, — заявила Аннаиг.
Слир, пошатываясь, поднялась на ноги, собрала разбросанную одежду.
— Может, и не такая, — ответила она. — Но сейчас ты гораздо ближе ко мне, чем раньше.
Когда она уходила, Аннаиг казалось, что на лице женщины промелькнуло мимолетное выражение победительницы.
Когда за Слир закрылась дверь, по щекам девушки хлынули слезы.
Очень долго, будучи захваченной в ловушку на Умбриэле, она не плакала. Аннаиг видела, как уничтожили город, в котором она выросла, в глубине души догадывалась, хотя и не получила верных свидетельств, что ее отец погиб, и Хекуа тоже, и все остальные, кого она раньше знала, прежде чем попасть на Умбриэль, который и был повинен во всех этих убийствах. Она все прятала в себе, поддерживаемая надеждой и целью — выжить, перебраться из одного дня в другой. И лишь время от времени поражаясь, насколько чужеродным во всех смыслах оказался этот самый Умбриэль.
Но после попытки Слир отравить ее, силы стали изменять девушке. А потом настал миг, когда она уже уверилась в том, что может убежать, покинуть навсегда Умбриэль, разорвать круг, в котором ей приходиться бояться каждого нового дня, поскольку она уже не могла постоянно держать себя в руках. Они со Светло-Глазом взлетели в ночное небо, устремляясь туда, где ждал ее принц Аттребус — сильный, храбрый, готовый поддержать.
Но Умбриэль не отпустил их, а теперь...
— Ты слишком много плачешь, — произнес мягкий голос за спиной.
Она закрыла глаза, не потрудившись утереть слез. Зачем? Все равно он знал. И лишний раз показывать слабость ни к чему.
Все еще с мокрыми щеками Аннаиг повернулась и встала с табурета.
— Повар Тоэл, — поклонилась она.
Когда она впервые повстречалась с ним, Тоэл показался ей мрачным, но невероятно красивым, его невозможно голубые глаза поглотили ее. Сейчас же он выглядел всего-навсего опасным, как ядовитая гадюка.
Повар посмотрел на кристаллики порошка в сосуде.
— Что у тебя там?
— Ужас, повар.
— Неплохо. Дай мне попробовать.
— Снадобье довольно сильное, — засомневалась она.
— Я буду осторожен.
Подав ему крохотную щепотку порошка, Аннаиг наблюдала, как Тоэл поднес снадобье ко рту и прикоснулся кончиком языка. Его глаза мечтательно расширились, прежде чем несколько раз судорожно вздохнуть, повар зашипел. Маленькие искры заплясали на его коже. Аннаиг почувствовала, как тончайшие волоски на ее щеках потянулись в его сторону.
А после он глянул сверху вниз. В глазах еще читалась некая странность.
— Великолепно, — проворковал он. — Твоим талантам нет числа, малышка. И такой прекрасный замысел. Хорошо бы тебе заполучить еще немножко желания двигаться вперед. Немного честолюбия. — Его губы искривила мимолетная улыбка. — Да! Я видел Слир. Она выглядела так, будто повстречалась с самым ужасным чудовищем на свете.
— Она попробовала порошок, повар.
— Ты допустила ее?
— Да.
— Ну и ну. Растешь... Тогда почему она все еще ходит? Она не умеет обезвреживать подобные снадобья, как я. Я полагаю, порошок должен был разрушить ее разум.
— Я дала ей противоядие, — призналась Аннаиг.
Он пристально посмотрел на нее мгновение, другое, а потом негромко хмыкнул. Его глаза — завораживающие своим блеском — потухли и опустились.
— Ну, что же, неплохо, — проговорил Тоэл. — Собери все, что получилось. Мне хотелось бы использовать твое изобретение для приправы зайца под серой, которого я готовлю тридцать третий раз для лорда Иррела. Добавим немного разнообразия. И возможно, если у тебя получится, ты снабдишь меня небольшим количеством раскаяния?
— Не уверена, что лошадь способна почувствовать раскаяние, повар.
— Ну, ладно, — согласился он. — Коуну сильно обжегся сегодня утром, дистиллируя флогистон. Я могу приказать принести его мозг.
— Но если он еще жив...
— Лечение отбирает много времени и средств. И потом, он не сможет работать, самое малое, неделю. Лучше он послужит мне немного по-другому.
Аннаиг знала Коуну. Он был милым, ненавязчиво шутил, интересно работал с составляющими пищи.
— Но повар... — начала она.
— Я же не предлагаю тебе, — закатил он глаза, — убивать его собственноручно. — Развернулся и ушел.
Она опустила плечи, ощутив озноб.
— Что же я делаю? — прошептала девушка.
Ей срочно нужно было повидаться со Светло-Глазом.
— Чем ты занимаешься? — спросил Светло-Глаз следующей ночью, на их ставшей привычной еженедельной встрече.
Они уединились в старом грязевом отстойнике, пустом и всеми позабытом, расположенном в нескольких ярдах ниже кладовой. Отсюда Аннаиг могла слышать, что делается на кухне — по обыкновению пустынной в это время суток, а Светло-Глаз сидел в одном шаге от дыры, куда мог спрыгнуть и вернуться в Клоаку Сущности, если кто-то их спугнет.
— Я пытаюсь выяснить, почему мы не можем покинуть остров, — ответила она. — Мне кажется, в разгадке может лежать то, как Умбриэль использует души. Ну, по крайней мере, от этого можно оттолкнуться для начала. Но я не могу просто заниматься нашим делом, бросив готовить блюда для лордов. В этом случае Тоэл может решить, что я бесполезна. И если это случится, не трудно догадаться, какая судьба меня ждет. Спроси у бедняги Коуну.
— Ты всего-навсего выполняешь свою работу, — заметил аргонианин. — Почему ты должна страдать из-за злодеяний Тоэла?
— Может быть, если бы не мои опыты, Коуну смог бы еще пожить.
— Если бы да кабы, во рту бы выросли грибы, — отрезал ящер.
— Легко тебе говорить!
— Ты никого не убивала.
— Из-за меня убили много людей, Глаз! — Аннаиг сжала кулаки. — Не только Коуну. Всех в кухне Куиджн. Наверное, и Аттребуса.
— От него не было весточки?
— Нет, — промолвила она обреченно. — Последний раз я говорила с ним в ту ночь, когда мы пытались бежать. Он приближался к нам. Глаз, я боюсь самого худшего.
— Ну, ты же не знаешь наверняка. Может, он потерял Щебетуна. Или находится в месте, где волшебство не работает.
— Может быть.
— Но если с ним все-таки что-то случилось — это не твоя вина.
— Если бы я больше знала, то могла бы предупредить его...
— Да ты и так сделала больше, чем кто-то может от тебя потребовать. Больше, чем сделал я.
— Чушь! Если бы не ты, я и наполовину не постигла бы это ужасное место. Ведь это ты разыскал меня, Глаз, а я не могла найти тебя. И эти твои карты... Я, правда, не знаю, как скроу справятся с этой работой.
— Справятся, — ответил аргонианин, вздыхая. — Я тут пообещал им кое-что.
— О чем ты?
— Ты помнишь, — проговорил он, помолчав, — когда мы пытались убежать, ты намекала, что можешь создать снадобье, помогающее дышать под водой?
— Конечно. А почему ты спрашиваешь?
Он пошевелил пальцами, выдавая волнение.
— Ну же? — подбодрила его Аннаиг.
— Скроу, — наконец-то заговорил Светло-Глаз. — То есть, те существа, которые работают, как и я, в Клоаке Сущности, не могут дышать под водой. Ни один. Они дышат особыми парами, которые придают им эти способности, но сами по себе пары ядовиты. При жизни они доставляют скроу мучения и убивают в раннем возрасте. — Он поглядел по сторонам. — Я часто задаюсь вопросом — не можешь ли ты сделать снадобье с подобными свойствами, но не такое болезненное?
Аннаиг задумалась, а потом ответила, тщательно подбирая слова.
— Я смогла бы. Для меня не сложно сделать снадобье, когда для это приходится стащить унцию или две каких-нибудь составляющих. Но вам нужно больше. Гораздо больше, чтобы скроу почувствовали облегчение. Тут мне пришлось бы настроить один из бродильных чанов. Не уверена, что получу на это разрешение, а если начну работать без спроса, то окажусь в смертельной опасности, если обман всплывет.