Сам термин «танковая колонна» возник с лёгкой руки заводских отправителей эшелонов. Он изначально означал эшелон в 40-45 танков типа Т-34 и 20-22 танка типа КВ. На большее мощности локомотивов тогда не хватало. Кроме того, не выдерживало железнодорожное полотно - оно расползалось под тяжестью составов. Термин укоренился и стал использоваться даже в материалах Ставки ВГК.
Танковая колонна не являлась боевой или тактической единицей. Их различают по надписям о принадлежности к «именным» сериям, купленным на средства, собранные разными группами населения. Наиболее известной из них, пожалуй, является колонна «Дмитрий Донской», построенная по инициативе РПЦ.
«Воронежский колхозник» может конкурировать с ней по степени цитируемости в различного рода краеведческой литературе. Однако ни та, ни другая не были первыми в истории той войны.
Первые «именные» танки появились в Красной Армии еще в декабре 1941 года. Зачинателями этого движения можно считать учащихся 102-й школы города Горького, нынешнего Нижнего Новгорода. Они в день начала учебного года, 1 сентября 1941-го, обратились ко всем пионерам и школьникам Горьковской области с призывом собрать металлолом и вырученные деньги направить в Фонд обороны для постройки танка «Горьковский пионер». В начале октября месяца ими было собрано металлолома на сумму около трехсот тысяч рублей.
Построенный танк был передан в Действующую армию и в середине декабря принял участие в битве под Москвой. В том же сентябре 1941 года в Фонд обороны, также для постройки танка, передал все свои личные сбережения маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников. Сбор средств на создание танковых колонн начался в Вологде, в Архангельске, в других регионах страны и даже в Монголии.
Всего за время войны из личных средств народа было собрано где-то около трех - трех с половиной миллиардов рублей.
Подобные почины уже к середине 1942-го стали настолько массовыми, что среди областей, краев и республик не иметь на фронте «свою» колонну считалось моветоном. Самых разных бронированных «колхозников», «рабочих», «комсомольцев», «осоавиахимовцев» и даже «пчеловодов» на дорогах войны можно было встретить немало. И все же далеко не всем из них повезло так, как «Воронежскому колхознику», ставшему своего рода брендом нашего региона в военное время.
В Таловском районе Воронежской области за годы войны было собрано 4 миллиона 900 тысяч рублей на строительство танковых и авиационных колонн. Но сегодня мало кто вспомнит самолеты эскадрильи «Таловский колхозник», громившие врага в небе Украины, Венгрии и Чехословакии, или других летающих колонн - «Воронежский комсомолец» и «Юговосточник», которые появилась тоже во многом благодаря нашим землякам.
Так почему же память о «ВК» оказалась такой крепкой? Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно понять то, кому предназначались танки-колонны. А для этого придется вернуться в прошлое на 70 лет, в ноябрь 1942 года.
«Для вас, родненькие наши!»
Лето и осень 42-го оказались для воронежцев самым страшным периодом за все четыре военных года. К середине июля враг «ополовинил» область, захватив полностью или частично треть ее районов. Но и остальная часть, оказавшись прифронтовой территорией, еще полтора месяца не могла чувствовать себя в безопасности.
И только в сентябре 1942-го, когда фронт и на Среднем Дону, и в большой излучине этой реки стабилизировался, стало ясно, что Дон в его среднем течении останется тем рубежом, за который фашистские полчища уже не смогут шагнуть.
В деревне, где после непрекращающейся мобилизации остались бабы, старики да пацанва, работали, не считаясь со временем и здоровьем, живых денег за свой тяжелейший труд в глаза не видели, работая за трудодни – палочки в амбарной книге учетчика. И вот они, которые еще два месяца назад не знали, останутся ли в родном доме или их ждет участь тысяч беженцев, прошедших за последний год через их села и поселки, да и вообще останутся ли живыми, решают собирать деньги на строительство танков для Красной Армии.
Дети голодают, на пятерых одна пара ботинок, выменянных еще летом у тех же беженцев, избу протопить нечем, а они сносят в сельсовет последние гроши, которые лежали на черный день на дне пустого сундука между свидетельствами о рождении детей и письмами или похоронками с фронта… Потому, что чернее дня уже быть не может. Потому, что соседка, которой живется еще тяжелее, сдала все, что выручила вчера от продажи табака, саженного для убитого в мае под Харьковом мужа. Потому, что на эти рубли сегодня можно купить победу и мир. И еще тысячи «потому» в каждом доме свои.
Конечно, было бы идеализмом утверждать, что каждый рубль был сдан именно так, без разнарядки из района и соревнования между колхозами. Но последнее было скорее исключением из правил. Патриотический подъем был действительно велик как никогда до этого и, пожалуй, после.
Был и еще один немаловажный фактор: дарители уже знали, что в бой на этих машинах пойдут земляки, воронежцы из 1-го гвардейского мехкорпуса. Первогвардейцы! Легенда 41-го! 1-я гвардейская стрелковая дивизия (затем 1-й гвардейский мехкорпус) генерала Руссиянова тогда во многом был уникальной. Ею была одержана первая крупная победа в начале сентября 41-го под Ельней.
Ей первой во всей Красной Армии было вручено гвардейское знамя, и дивизия получила наименование гвардейской. Если верить послевоенным публикациям в советской прессе, именно бойцы этой дивизии первыми уже на третий день войны применили против танков противника знаменитый «коктейль Молотова» - бутылки с горючей смесью. А еще во всей РККА не было другой такой дивизии, в которой вместо трех полков было четыре.
А случилось это в середине сентября 1941-го в Воронеже, куда соединение прибыло для пополнения и отдыха после тяжелейших боев под Ельней. Тогда в его состав влился Воронежский добровольческий полк, он в полном составе был включен в его ряды и стал называться 4-м Воронежским стрелковым полком.
Четвертым потому, что в дивизии уже было три полка. Воронежский оказался сверхштатным. Этого удалось добиться первому секретарю Воронежского обкома Владимиру Дмитриевичу Никитину. Впоследствии по этой причине часто возникали недоразумения при переходе дивизии из одной армии в другую.
Бессменному командиру дивизии, а затем и корпуса, Ивану Никитичу Руссиянову не раз приходилось разъяснять, почему его соединение имеет одним стрелковым полком больше, чем все остальные дивизии Красной Армии.
С того момента и началась история шефства воронежцев над первогвардейцами. Начиная с января 42-го поездки к ним стали регулярными. Гости привозили все, что мог дать прифронтовой, а после и фронтовой регион: теплые носки, рукавицы, традиционные вышитые заботливыми девичьими руками кисеты, табак, мед... В такие дни «именинником» был 4-й Воронежский полк. Как-никак подарки прислали их земляки...
Но помогала воронежская земля руссияновцам не только провизией и теплыми вещами. В июне 42-го из состава народного ополчения области для пополнения в 4-й Воронежский полк было направлено полторы тысячи бойцов. Были среди них и уроженцы Таловского и Чигольского районов.
В конце октября 1942 года дивизия была выведена на переформирование и оказалась в Приволжском военном округе. Здесь, в Поволжье, 1-я гвардейская стрелковая ордена Ленина дивизия стала разворачиваться в механизированный корпус, сохранивший номер и наименование дивизии 1-й гвардейский ордена Ленина механизированный корпус. 4-й Воронежский и 7-й (бывший 331-й) полки послужили основой для формирования 2-й гвардейской механизированной бригады.
Теперь бывшая стрелковая дивизия стала мощным механизированным соединением, в задачи которого входил прорыв в полосах общевойсковых армий, наступавших на направлениях главных ударов фронтов. Это был «боевой кулак» Ставки ВГК.
10 ноября 1942 года корпус был полностью сформирован, укомплектован и готов к выполнению поставленных боевых задач. Такой задачей стало участие в Сталинградской битве. Но перед тем как эшелоны с личным составом и техникой отправились к волжской твердыне, в гости к первогвардейцам приехали шефы.
Делегация оказалась небольшой – всего семь человек. Ровно столько уместилось на трех «полуторках», выделенных Воронежским обкомом для доставки воюющим землякам традиционных гостинцев. Отчет об этой встрече, опубликованный в областной прессе в канун 25-й годовщины Великого Октября, и стал отправной точкой в истории «Воронежского колхозника».
К сожалению, мы не нашли ответ на вопрос: кто именно стал инициатором почина? Возможно, идея сбора средств родилась одновременно в нескольких головах, потому что в протоколах праздничных собраний и митингов, посвященных четвертьвековому юбилею Октябрьской революции, сразу четырех колхозов Таловского района говорится о намерении поддержать Красную Армию рублем. Впрочем, правдоподобнее выглядит версия, в соответствии с которой инициатором стал сам райком партии, а протоколы собраний – уже второе действие этой истории.
Кстати, в протоколе колхоза имени Буденного Хорольского сельского Совета уже фигурирует название «Воронежский колхозник».
Как бы то ни было, призыв колхозников поддержали райком, информация о сборе средств и его инициаторах появилась в печати. 26 ноября областная «Коммуна» опубликовала на первой полосе сообщение за подписью секретаря Таловского райкома ВКП(б) Жигалкина о том, что сбор денег идет полным ходом.
В колхозе имени Докучаева сумма перевалила за 11 тысяч рублей, в колхозе имени Шевченко – за 7 тысяч, а в «Железнодорожнике» в «фонде победы» уже 10 тысяч. В тот же день Воронежский обком принял постановление, в котором было дано указание секретарям райкомов и председателям исполкомов райсоветов «развернуть массовую работу».
И вслед за этим «Коммуна» и районки запестрели информациями из Панино, Щучьего, Борисоглебска, Верхнего Карачана, Поворино, Новохопёрска, Терновки, Эртиля, Воронцовки, Радченского, в которых жирным шрифтом выделялись собранные суммы: 120 тысяч, 200 тысяч, миллион…
Впрочем, далеко не все тогда собирали средства именно на «Воронежский колхозник». Даже герой этой большой истории пасечник из села Манино, что под Калачом, семидесятипятилетний Эраст Крамарев, сделавший наряду со своей односельчанкой Марфой Белоглядовой самый большой личный вклад - 100 тысяч рублей, откликнулся на призыв не таловцев, а саратовского колхозника Феропонта Головатого, сдавшего 100 тысяч на личный танк, фотографию и рассказ о поступке которого тиражировали все центральные газеты.
Но в обкоме все эти цифры складывались в одну, казавшуюся грандиозной для разрезанной фронтом на две части области – сперва 13, затем 37, а к весне 43-го – 71 миллион рублей. И инициаторами здесь считали таловцев.
Те же, в свою очередь, старались соответствовать этому статусу. В январе «Правда» рассказала на всю страну о том, что они передали в Государственный банк на танковую колонну 300 тыс. руб. Кроме того, они сдали из своих личных запасов 38 100 пудов хлеба, 42 715 пудов картофеля в продовольственный фонд Красной Армии. Однако, по данным газеты «Красная Звезда» №290, вышедшей в свет еще 11 декабря 1942 года, только за три первых дня в районе было собрано 420 тысяч рублей.
Впрочем, практически в каждом номере центрального печатного органа ВКП(Б) назывались новые адреса патриотических починов, и таловские результаты меркли на их фоне. Так, в предыдущем номере «Правды» от 9 января опубликованы сообщения о том, что колхозники Грузинской ССР кроме сданных ранее 72,5 миллиона рублей на строительство танковой колонны «Колхозник Грузии» дополнительно внесли 37,5 миллиона, а трудящиеся Омской области собрали 53 миллиона на строительство танковой колонны «Омский колхозник» и передали 232 478 пудов зерна в фонд Красной Армии.
Но даже то, что собрали за три первых дня, уже можно было считать серьезной суммой. Не в пример сегодняшней России боевая техника в ту пору дешевела. Согласно калькуляции харьковского завода № 183, составленной в мае 1941 года, танк «Т-34» стоил 249 тысяч 256 рублей 96 копеек. В июле 1942-го его стоимость доходила до 209 тысяч. Так что на первый таловский взнос уже тогда можно было построить два средних танка.
Но в тот момент, когда на 183-й завод, который еще год назад был перебазирован в Нижний Тагил, поступил заказ из Воронежской области, цены упали еще ниже, и к январю 43-го Уральский танковый завод имени товарища Сталина, откуда и пришла наша колонна, отпускал свои машины уже по цене 166300 рублей. Так что даже 300 таловских тысяч хватало на две полноценные «тридцатьчетверки».
Возможно, эту нехитрую калькуляцию провели и в обкоме ВКП(б). Во всяком случае, два первых танка колонны неофициально считались таловскими, а появившиеся в ней именные машины двух калачеевцев значились под условными номерами 3 и 4.