Наука знает о себе, что она строится на каком-то мировоззренческом основании – является частью некоторой картины мира.
Если попробовать доискаться, почему современные ученые отрицают, что диавол присутствовал в библейской картине мира как активная сила, то мы нечто сможем понять и о современности, и о современных настроениях в среде ученых библеистов и богословов.
И
з трех названных переводов Книги Иова с древнееврейского на русский наибольшую последовательность в изучении предмета демонстрирует, на наш взгляд, Моисей Рижский. Каждый стих Книги он исследует и везде договаривает до ясности свои общие выводы. На примере Рижского хорошо видно:
Мировоззрение определяет отношение к библейским текстам.
Исходная мысль Рижского в том, что «религия Израиля прошла в своем развитии через те же ступени, что и религии других семитических народов» (указ. соч., с. 153). Когда Рижский исследует смысл ветхозаветных книг, для него такой фактор как «Откровение» не существует: «В представлении древних евреев, Яхве был богом Израиля, как Кемош – богом моавитян, Милком – богом аммонитян и Аншур – ассирийцев… Сплошь и рядом поведение Яхве нельзя объяснить никакими этическими мотивами – с позиций человеческой нравственности» (там же, с. 154). То есть племенной бог древних евреев мог быть и виновник зол, и сам быть злым.
Такие религиозные идеи как «универсализм, этическое совершенство и милосердие» Божества появились сравнительно поздно, в проповедях пророков (там же, с. 157).
Завершая экскурс в историю библейских текстов, Рижский утверждает: «Еще в VI веке до н. э. в сатане видели лишь одного из многочисленных «сынов Божиих» (т. е. сверхъестественных существ, ангелов), подчиненных Яхве. Сатана был, однако, наделен некоторыми особыми полномочиями: он, в частности, выступает в роли обвинителя в небесном суде (Зах. 3:1)… Только в более поздних, относящихся к I веку до н. э. апокрифических Книге Юбилеев и Заветах двенадцати патриархов сатана предстает уже как глава невидимых сил, враждебных богу, как искуситель и источник всяких бедствий» (там же, с. 155).
Общая концепция, высказанная Рижским, имеет определенные мировоззренческие предпосылки.
Прежде всего, Откровение отрицается. Отрицается возможность – «прямого воздействия из иного мира на процесс составления библейских текстов», каковое воздействие именуется Откровением Божьим. Согласно такому взгляду, изучая книги Откровения, мы должны игнорировать Откровение. Исследователь библейских текстов может быть в своей личной жизни религиозным человеком, но в своей научной работе он должен быть безрелигиозным индивидом. Общее истолкование Ветхого Завета содержится в двух диаметрально противоположных учениях – в иудаизме и в христианстве. Исследователь сам по себе может быть кем угодно, хоть атеистом, наука предлагает ему суровую аскетическую практику:
«наука» требует: ни христианства, ни иудаизма – только надрелигиозный и надконфессиональный подход.
Вы скажете «отречение от веры»? Вам возразят. Как в политической жизни нам говорят (и говорить будут): «религия – частное дело граждан», так и в исследовании библейских текстов с позиций «науки» от нас требуют всего лишь отсечь религиозный смысл от текста религиозных книг. Это не «отречение от веры», это – нейтрализация всех религиозных понятий, поскольку они попадают в сферу научного рассмотрения.
«Ни христианства, ни иудаизма» – это позиция нейтральная?
Если «ни христианства, ни иудаизма», то книги Ветхого Завета будут изучаться отдельно от книг Нового Завета.
При том подходе, который демонстрирует наука, Ветхий Завет и Новый Завет никак не могут быть чем-то целым.
Изучать Ветхий Завет при помощи Нового Завета – это конфессиональный взгляд. Слова Христа: «Испытайте Писания, ибо вы думаете через них иметь жизнь вечную, а они свидетельствуют о Мне» (Ин. 5:39) – такое руководство для изучения Ветхого Завета с позиций «науки» есть узко конфессиональный взгляд, над которым нужно возвыситься, чтобы быть достойным звания «ученого» – человека «науки». А теперь спросим, если отсечь от Ветхого Завета Новый Завет, то это будет, в конечном счете, чей подход – христианства или иудаизма?
Между христианством и иудаизмом – нет середины, и нет никакой верховной – нейтральной – позиции, как бы она ни называлась. Нет надличной объективности в вопросах изучения библейских текстов.
Возьмем пример из М. Рижского. Он представил краткий очерк развития «религии Израиля» от племенного бога Яхве до развитого монотеизма. Если племенной бог – это исходное, то как быть с первыми – в Библии стоящими – книгами, скажем, книгами Бытие и Исход? Когда речь идет о сотворении мира, о грехопадении человека, о жизни патриархов, об Исходе из Египта, десяти заповедях, то Бог в этих мировых событиях – никак не бог еврейского племени. В первых словах: Берешит бара Элохим («В начале сотворил Бог») – Бог «Элохим » никак не те боги «элохим », из числа которых – Кемош моавитян, Милком аммонитян или Аншур ассирийцев. Что ответит «наука»?
Наука – спуску не дает. Начал косить – валяй себя по ногам. Рижский отвечает: «Библейские сказания о так называемых патриархах, родоначальниках еврейского народа, окутаны туманом мифов, и искать в них рациональное зерно очень трудно… Библейский рассказ об исходе – миф» (там же, с. 151).
Миф? Спросим иначе: а может человек сочинить миф? Где создаются мифы? В среде ученых-писцов? Собрались книжники и выдумали миф? Или они только подогнали миф под собственное богословие? И наверное, миф о едином боге чем-то очень отличается от всех других мифов? Откуда взялся этот – не миф, конечно, а непредставимо мощный источник единобожия, который держит все Писание и питает мысль богословов и мистиков тысячи лет?
Если мы скажем, что Пятикнижие излагает миф, то сложностей у нас прибавится, а не убавится… Недобросовестно с позиций науки объяснять небывалое, уникальное, неповторимое, неиссякаемо живое – Откровение при помощи явлений иного порядка – доступных сравнительному анализу, следовательно, в общих чертах повторяющихся, каковы миф и мифы.
Единобожие не получается из многобожия. Реконструкция исторического процесса возникновения единобожия обречена быть фикцией именно с позиций исторической науки.
Откровение единого личного Бога – или есть, тогда мы имеем Священную историю; или Откровение – отрицается, тогда мы имеем огромные сложности в плане понимания библейских текстов. И мы будем в этом последнем случае совершать недосмотры и фактические ошибки. Например, о том, чем в Ветхом Завете был сатана.
К
огда историк религии строит свое рассуждение о том, что есть сатáн, его исследование движется по текстам при помощи словаря. Где у нас появляется слово «сатáн»?
Обозрели, получили: сатана – один из ангелов, который «наделен некоторыми особыми полномочиями». И во всем корпусе Ветхозаветных книг, как нам говорят, сатана нигде не предстает как глава невидимых сил, враждебных Богу, как искуситель и источник всяких бедствий, – таковым он предстает только в апокрифических книгах, где-то к I веку до н.э.
Поставим вопрос иначе – немного шире, чем позволяет словарь.
В Книге Бытия 2:9 упоминается эц ха-дáат тов ва-ра – «дерево познания хорошего и злого», или иначе: «древо познания, (что) хорошо, (что) зло». Откуда в мире «зло» (или «злой»)? Творил ли Бог зло (или злого)?
Вопрос о происхождении зла (страдания, смерти) таков, что без него нет никакой религии. Однако историк религии знает, что племенные боги – Яхве вначале таким, дескать, и был – творят чудовищные вещи, Яхве тоже-де творил зло, а древо познания хорошего и злого – миф.
А тот, кто явился в раю как «змей» – нахаш (Быт. 3:1), говорил с первыми людьми, лгал им и прельстил их, так что человек стал смертным, этот змей нахаш, он кто?
По той же логике, этот змей – мифический персонаж, и вообще, вся эта история с райским деревом – «напоминает хорошо известную мифологическую постановку: нагая богиня, волшебное Древо и его хранитель Змей». Это не цитата из справочника атеиста, это слова из серьезной современной научной работы. Историк религии думает, что «библейский змей в конечном счете удачно сыграл свою роль «хранителя» символа жизни или вечной молодости».
Слово «миф» повторяют как заклинание от единобожия. И еще слово «миф» должно оберечь сатану от признания, что он в библейской картине мира – действительно есть, что он падший ангел, который «человекоубийца был от начала» (Ин. 8:44).
Историк религии может и в черта не верить, его дело, но в Библии сатáн присутствует – в текстах разных книг Ветхого Завета он упоминается под разными именами.
Применительно к райскому «змею» нахаш историк религии понимает, что библейский змей не вполне вписывается в миф о Нагой богине, волшебном Дереве и Змее-хранителе, тут историку нужно признать, что «архаический миф был радикально переработан автором библейского рассказа… В дошедшем до нас виде этот библейский рассказ свидетельствует о растущем авторитете яхвистского монотеизма». То есть «змей» нахаш в раю – это переработка мифа в эпоху становления монотеизма из родоплеменного культа Яхве.
А что тогда «змий» – ливйатан?
Мы встречаем этого левиафана в Книге Иова. Книга Иова считается у историков книгой поздней. Когда «яхвистский монотеизм» был уже в полном авторитете, кто такой был этот подробно описанный в Книге Иова левиафан? – Крокодил. Либо опять-таки реминисценция мифа.
А кто такой ливйатан в Книге пророка Исаии? Пророк Исаия – это уже вполне монотеизм, не так ли? И ведь Исаия не воспоминает о ливиафане, он пророчествует о двух левиафанах (LXX: «дрáконах»), каждый из которых еще и «змей» нахаш:
В день тот Яхве посетит мечом Своим – тяжелым, и большим, и крепким – левиафана змея бегущего и левиафана змея извивающегося и убьет [зверя] таннин, что в море.
Ис. 27:1 ТМ
Если речь идет не о сатане и зверях его, то о чем идет речь? Пророк Иезекииль поминает большого (морского) зверя – ха-танним ха-гадол (LXX: «дрáкона великого») как богопротивника:
Так говорит Адонай Яхве: вот Я на тебя, фараон, царь Египта – [зверь] танним великий, лежащий посреди рек своих, который говорит Мне: река – моя, и я создал [ее] себе.
Иез. 29:3 ТМ
А есть в Библии еще какое-то чудовище морское – рáхав. У пророка Исаии говорится, что «мышца Яхве в дни древние растерзала рáхава, пронзила [зверя] таннин » (см. Ис. 51:9 ТМ), зверя, что в море. Иов говорит, что Бог «разумением сокрушил рáхава (LXX: «кита»)… рука Его пронзила змея (нахаш) бегущего» (Иов 26:12, 13 ТМ).
А Книга пророка Ионы – это, может быть, вообще сказка? В этой Книге мы находим явно необыкновенную «большую рыбу» – даг гадол. Сказано:
И повелел Яхве большой рыбе проглотить Иону, и был Иона во чреве рыбы три дня и три ночи.
Ион. 2:1 ТМ
Иона отлично понял, куда он попал: он взмолился Богу – «из недр Шеола» (Ион. 2:2). Во аде (Шеоле) был Иона – в царстве мертвых, владыкой которого был сатана – даг гадол – проглотившая Иону «большая рыба». Иона – как из мертвых воскрес, о чем говорил Христос, что это знамение Его из мертвых воскресения. И знамение Ионы – особое, о нем Христос сказал: «Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка» (Мф. 12:39).
О добрые времена, когда кто-то искал знамений… Знамения могли быть основанием для зрелого суждения, чтобы отвергнуть проповедь Христа Спасителя. Род лукавый и прелюбодейный искал знамения с этой именно целью, а иное ему не давалось, кроме знамения Ионы пророка. Когда не приняли Воскресения Христова (знамения Ионы пророка), не приняли и Христа-Мессию. Как все было ясно. А что теперь?
Теперь иной «род» восстал – он ищет «жанровое определение книги Ионы», и он его находит. Книга пророка Ионы – «волшебная сказка», а особенности этого жанра исследованы досконально… Мнение о пророческой книге как о «волшебной сказке» высказывает переводчик Книги Иова на русский язык А.С. Десницкий – историк литературы.
Но и это не предел. Потому что те, кто видят в Книге пророка Ионы не книгу пророческую из Писания Священного, а «волшебную сказку», – они хотя и не говорят о том, что такое «большая рыба», но – они допускают, что, с позиции сказителя сказки, это все-таки было «чудо ». В Толковой Библии (начала XX века) объясняют, что Иону, скорее всего, проглотила акула squalus carcharias, она-де «водится в Средиземном море и вполне может проглотить человека целиком».
Есть у сатаны и звездное имя – по-гречески «Эосфор»(несущий свет зари), в латинской передаче «Люцифер», в славянской «Денница». Его полное имя «Денница, заутро восходящая» (LXX), на языке оригинала хелел бен-шáхар – «Блистающий сын зари»:
Как упал ты с неба, Блистающий, сын зари, ты разбился о землю, попиравший народы.
Ис. 14:12 ТМ
И
сторики религии и историки литературы так и пребывают в заблуждении, что диавол как «глава сил, враждебных богу, искуситель и источник всяких бедствий» предстает только в апокрифических книгах, где-то к I веку до н.э.
Это не так. От Книги Бытия до пророческих книг, от райского бытия человека до пророчеств о воскресении Христовом и Страшном суде сатана присутствует как деятельная сила во всей библейской картине мира, а в текстах книг Ветхого Завета – под именами:
злой – ра רע,
змей – нахаш נחשׁ,
скотовище – бехемот בהמות,
змий – ливйатан לויתן,
зверь водяной – таннин תנין, (танним),
большой зверь моря – танним гадол גדולתנים,
большая рыба – даг гадол גדול דג,
чудовище – рáхав רהב,
хелел бен-шáхар ן הילל
фараон – паро פרעה,
противник – сатáн שׁטן,
никчемный, негодяй – белийáал בליעל (велиал – Пс. 41/40:9; Пс. 18/17:5)
боги – элохим אלהים. В кн. Исход Яхве говорит: «Во всех богах (элохим) Египта произведу суды» (Исх. 12:12), что можно понимать как суд над теми «сильными» (элохим), с помощью которых действовали египетские маги.
И это только имена диавола-человекоубийцы. Он может являться в образах – как лев, конь, орел – и других. Приведем пример из Псалма 91/90, стих 13 (ТM):
На льва и аспида наступишь,
потопчешь скимна и змия.
«Лев» шáхал שׁחל — символ враждующего; упоминается почти всегда в негативном значении (но и Яхве называет себя «лев и скимен» в отношении грешных Израиля; Ос. 5:14).
«Скимен» кефир ארי — молодой лев. Когда враг рода человеческого изображается как лев (арйе, шáхал, кефир), то он обнаруживает две повадки: первое – терзать (Пс. 7:3), второе – скрываться (Пс. 10:8/9:29).
«Аспид» пéтен פּתן — какая-то змея, упоминается наравне (в параллельных частях стиха) со «змеем» нахаш, соблазнившим людей в раю (Пс. 58/57), и «змием» таннин (Втор. 32:23).
«Змий» таннин — это может быть ядовитая змея (Втор. 32:23), но по большей части это – морской (или речной) зверь – обозначение диавола (Пс. 74/73:13).
Итак, что мы видим в этом стихе? Лев и скимен – плотоядное и коварное. Аспид и змий – ядовитое и низкое. Сатанинские силы упоминаются в паре: лев и аспид, скимен и змий. Однако это – одно духовное существо: диавол изображается с разных сторон.
Диавол может являться в образах и – вне фиксированного образа. В Новом Завете он назван архонт этого космоса – «князь мира сего» (Ин. 12:31, 14:30, 16:11; Еф. 2:2), а его слуги – космократоры, «мироправители тьмы века сего» (Еф. 6:12).
Мир сей, обитаемый мир, на языке Ветхого Завета – «земля» э рец. То, что Христос сказал о диаволе, что он князь мира сего, в Книге Иова звучит так:
Земля отдана в руки злодея,
лицо судей ее он закрывает,
если не он, то кто?
Иов 9:24 ТМ
Действительно, кто он? Если вся земля отдана в руки его, то он или сатана или Бог. Но сатаны нет в библейской картине мира ученых-библеистов, потому что для них сатана как враг Божий появится только в апокрифах I века… Тогда «кто он, злодей?»
«Злодей здесь – сам бог! Похоже на то, что автор сознательно облек этот выпад Иова в адрес бога в двусмысленную форму, чтобы завуалировать его святотатственный характер», – прямо заявляет Рижский (указ. соч., с. 96), и это выгодно отличает его от переводчиков христиан – Аверинцева и Десницкого, которые в своих переводах – ни вашим, ни нашим – фактически то же признают.
О том, кто есть Бог в речах Иова, Рижский составил такое мнение:
«Можно себе представить, что еще древний читатель из вдумчивых, прочитав те места в речах Иова, в которых бог подвергался столь злой и беспощадной критике, а вместе с тем – другие места, где тот же Иов описывает могущество и мудрость бога, неизбежно должен был вынести впечатление, что для Иова – участника диалога – бог представлялся не иначе как каким-то могучим и премудрым и в то же время коварным и злым демоном, который активно вмешивается в земные дела, но только для того, чтобы причинять страдания людям невинным и праведным, а злодеям помогать в их злодеяниях» (указ. соч., с. 177; выделено нами – Е.А.).
Если называть вещи своими именами, то, согласно Рижскому, бог в речах Иова – диавол. Как злобного демона его Иов якобы и обличает, Рижский называет это свободомыслием, и это ему – явно по вкусу. «Можно думать, что автор поэмы о Иове с самого начала не только не ставил перед собой задачу оправдания Яхве, но наметил нечто противоположное» (указ. соч., с. 176).
Таков подход Рижского. Важно понять, что это не наука. Это то, что лежит в основе тех библейских исследований, которые аттестуют себя как «наука». В основе лежит мировоззрение, в котором Откровение отрицается, Ветхий Завет отторгается от Нового, а библейский монотеизм – это «религия Израиля» как плод естественной эволюции.
Нам предлагают рассматривать «религию Израиля» – как процесс развития от примитивного ко всеобщему, от полудикого состояния к вершинам человечности. Мир и человечество развиваются эволюционно и прогрессивно … Это глубинный пласт самочувствия, который держит и несет на себе всякого рода исторические реконструкции «религии Израиля». Концепция прогресса может так глубоко запасть в душу человека, что он признáет, что мир ужасен и бесчеловечен, что все катится в тартарары, но он будет говорить о разуме и о свободе, то есть, в конечном счете, будет поворачиваться на сторону прогресса, даже если весь прогресс будет сосредоточен в его единичном «уме» и его персональной «свободе».
Чем оканчивает Рижский свой основательный труд о Книге Иова? – Тем, что цитирует Зигмунда Фрейда: «Голос разума тих, но он не успокаивается, пока не добьется, чтобы его услышали. В конце концов, хотя его снова и снова, бесконечное число раз ставят на место, он добивается своего» (Рижский, указ. соч., с. 239). Вечное беспокойство и бесконечное упорств о – нет силы, которая могла бы извлечь некоторых сторонников теории эволюции и прогресса из этих глубин. Эти люди могут представлять себя атеистами… Но это атеисты – религиозного склада, отнюдь не неверующие, они богоборцы.
Почему ученые исследователи не видит, что бехемот и левиафан Книги Иова – это сатана, а змей в истории грехопадения – образ диавола? Почему они вообще не видят, кто такой сатáн-диавол в ветхозаветных книгах? Все по одной причине:
кто такой диавол в Ветхом Завете, отчетливо видно только из Нового Завета, когда диавол был побежден.
Е
сли книги Ветхого Завета рассматриваются в изоляции от Новозаветной религии – то это, в конечном итоге, подход не христианский, а поскольку нейтрального подхода нет, это взгляд иудейский.
Такой взгляд могут демонстрировать христианские богословы, поскольку они избирают для себя позицию научного, как они его понимают, исследования. Возвыситься над различиями конфессий и религий – кажется, что это взгляд общемировой, современный, научный. Христианский исследователь может незаметно для себя оказаться на позициях противоположной христианству идеологии, а в последовательном виде она развита только в иудаизме. Существует такое направление в современной исторической науке и библеистике, которое помогает исследователю независимо от личных убеждений стать иудействующим.
Последний по времени перевод Книги Иова с древнееврейского на русский принадлежит Андрею Десницкому. Автор представляет определенный тип современной христианской религиозности. Перевод Десницкого можно понимать только в контексте той серии, где тот опубликован: «Ветхий Завет. Перевод с древнееврейского». Возникло целое направление в переводе текстов Ветхого Завета на русский язык – исключительно с древнееврейского и в рамках современной литературоведческой доктрины. Зрелый плод ученых этого направления – последнее издание Библии на русском языке (ветхозаветная часть).
«Принципиальная особенность наших переводов, – пишет редактор Серии, произведения которой вошли в последнее издание Библии на русском языке, – ориентация на современную литературную норму ». Насколько переводы Серии и последняя русская Библия становятся популярными, настолько это утверждение нуждается в анализе.
Переводчик Книги Иова А. Десницкий справедливо утверждает, что «понимание библейского Откровения в огромной степени зависит не только от самого текста, но и от веры человека… того общества – или той общины – к которой он принадлежит». Ему вторит иерей Владимир Зелинский: «Язык – тело нашей веры… Синодальный Новый Завет и Новый Завет в переводе В.Н. Кузнецовой или тем более Евангелие от Марка у С. Лезова – по сути два разных исповедания» (там же, предисловие, с. 14, 15). Именно так: перевод библейских книг зависит от веры, перевод свидетельствует о вероисповедании.
А. Десницкий выделяет два способа восприятия Св. Писании и заявляет собственный – третий подход, он же и является принципиальным для переводчиков серии «Ветхий Завет». Один подход приемлет Предание (это православная и католическая традиции), другой, по преимуществу, протестантский. Переводчики серии «Ветхий Завет» не хотят быть в русле ни одной из трех означенных христианских деноминаций. Они работают вне всяких конфессиональных ограничений и даже поверх христианства в его отличности от иудаизма и мусульманства. На что же они опираются?
«Сегодня все шире распространяется и третья модель отношения к библейскому тексту… Условно можно назвать этот подход текстуальным – Библия есть прежде всего текст, который может и должен быть прочитан, подобно прочим текстам в своей целостности и полноте» (там же, с. 86; курсив наш – Е.А.).
Сначала мне сказали, что «понимание библейского Откровения в огромной степени зависит не только от самого текста, но и от веры », потом мне говорят, что «Библия есть, прежде всего, текст, который может и должен быть прочитан, подобно прочим текстам ». Прочие тексты, например, Данте, Шекспир или Толстой – для своего понимания не обязательно требуют веры. Библия требует веры? Библия – это как прочие тексты, или она не как прочие тексты?
О том, что вера нужна для понимания Откровения, А. Десницкий говорит или из вежливости, чтобы успокоить ортодоксов, или он это относит к себе лично: сам он – православного вероисповедания, но это не должно отражаться на его научной работе. Текстуальный подход к Библии А. Десницкий обосновывает задачами миссионерской работы. Десницкий и его единомышленники трудятся ради воображаемой фигуры, которую называют «современный человек» или «рядовой читатель» (там же, с. 102), это человек, чаще всего, не церковный, неверующий, не имеющий никакого опыта в чтении не только ветхозаветных, но и новозаветных книг.
«Рядовой читатель» – это какой-то общечеловек, беспамятный, без опыта языка, без истории предков и родного пепелища… Если Бог Слово просвещает всякого человека, приходящего в мир (Ин. 1:9), то это не относится к «рядовому читателю», его душа чиста от всякого воздействия… Перевод Библии должен сначала проникнуть в сознание «рядового читателя» как нечто занимательное и сходу понятное, лучше всего – художественное. Для текстуального подхода «особой ценностью обладает перевод художественный, призванный передать не только «букву» текста и его «дух», но и его красоту, его душу» (там же, с. 87).
«Итак, современная библеистика все больше внимания обращает на текст как таковой… анализирует Библию при помощи стандартных литературоведческих методов » (там же, с. 88, 89; курсив наш; – Е.А.). «Иными словами, – говорит R. Alter, единомышленник Десницкого, – речь идет о наборе исследовательских приемов, с помощью которых изучалась поэзия Данте, пьесы Шекспира и романы Толстого» (там же, с. 90).
Вот теперь все становится на свои места и Десницкий притчи не говорит никакой. Остается только проследить выводы из означенной позиции.
«Современный библеист утверждает: как ни относиться к Божественной стороне Библии, человеческая ее сторона прекрасна и достойна нашего внимания» (там же, с. 90; курсив наш – Е.А.). Правильно, если «Божественную сторону» учитывать всерьез, то не получится главного, к чему стремится Десницкий и переводчики серии «Ветхий Завет»: это – «межконфессиональный перевод, который не смутит представителей ни одной из основных христианских общин» (там же, с. 99; курсив наш – Е.А.).
Можно еще выше подняться: мусульмане, христиане и иудеи, мы все – «собратья по Аврааму … Чтобы научиться жить в мире, мы должны лучше понимать друг друга» (см. там же, с. 101; курсив наш – Е.А.).
А Христос считал иудеев – детьми Авраама? Читаем Евангелие: «Сказал Иисус к уверовавшим в Него Иудеям», тем, кто готов был принять Его как Мессию: «если бы вы были дети Авраама, то дела Авраамовы делали бы. А теперь ищете убить Меня» (Ин. 8:31, 39, 40). Апостол Павел ставит твердо: «не все дети Авраама, которые от семени его» (Рим. 9:7).
Для того, чтобы жить в мире, не обязательно брататься в вере. Знание основ своей веры никогда не повредит межконфессиональному миру. А вот межконфессиональный перевод – попросту невозможен. Без веры Священное Писание не читается.
За установкой «ориентация на современную литературную норму» стоит богословская позиция: «ни иудаизма, ни христианства, только текст ». Но не такая вещь Священное Писание Ветхого и Нового Завета, чтобы переводчик мог избегнуть вопроса: Иисус из Назарета – Мессия? Он – Бог? Иов невинным страданием указывает на Мессию? Или нет? Правее Иов своих обвинителей?