Глава 2. Папа, мама, я. Ужасы нашего городка.




Как мы жили? Не очень весело и совсем не дружно. Но по порядку.

Родители. Мои папа с мамой поженились совсем молодыми, папе было 23, маме - 18. Для меня история возникновения родительского союза всегда звучала как-то излишне прагматично. Не было в ней романтики, страсти, любви, нежности или теплоты. Отсутствовали в ней, как это бывает, мистические совпадения, милые и дорогие влюбленным детали. Папа молчал, а мама объясняла просто: «Сначала он показался мне слишком серьезным и занудным, а потом я поняла - да все они, одинаковые. А он хоть не какой-то там разгильдяй, а из тех, кто все несет в семью, и решила – надо брать, а то уведут». Позже, в терапии, я поняла, что эта история (а за ней десятки похожих) осела во мне мощным интроектом: «Не слушай себя, не трать напрасно время на то, чтобы понять, что тебе по душе, - провыбираешься. Выбор всегда невелик, хватай, что дают». В своей жизни я долгое время неосознанно руководствовалась этой установкой, завязывая отношения и вступая в проекты, не вызывающие интереса, иногда тяжелые и даже откровенно вредные. Я «влетала» в них на огромной скорости, не дав себе время почувствовать – мое ли.

Конечно, никто, кроме пары – моих мамы и папы – не сможет рассказать точнее об их взаимоотношениях. Я могу опираться лишь на свои впечатления. Ни разу не застала своих родителей обнимающимися или целующимися, проявляющими заботу друг о друге. Я наблюдала громкие ссоры, неизменно заканчивающиеся угрозами развода, взаимную неприязнь и ожесточенное противостояние друг другу.

Над нашей семьей реял флаг НЕВЫНОСИМОЙ ТЯЖЕСТИ и БЕСКОНЕЧНОГО СТРАДАНИЯ. И водрузил его туда мой отец. Безусловно, не без маминого, пусть молчаливого и пропитанного злостью и отчаянием, но согласия. «Чего с дураками-то связываться», - обычно раздраженно резюмировала она, ощущая бессилие перед очередной блажью папы.

Папа. Мой отец родился и вырос в небольшой деревушке в Нижегородской области. В семье было шестеро детей. Отец был рожден последним, с большой (в 10-15 лет от братьев и сестер) разницей. Слабый, болезненный мальчик, в 9 месяцев еле выживший после воспаления легких. Возможно от того, в семье к нему было особенное отношение как со стороны родителей, так со стороны братьев и сестер. С одной стороны, трогательное и заботливое («Наш Витюшка» - так они называют его до сих пор), с другой стороны, какое-то неосознанно требовательное что ли – его способности подчеркивались, его начинания поддерживались, на него возлагались большие надежды. И отец мой старался эти надежды оправдать. Единственный из детей, он выбрался в «большой город», получил высшее образование, сделал карьеру – долгие годы занимал руководящие посты на крупных предприятиях города, достиг хорошего уровня материального достатка. Отец единственный из братьев и сестер не свалился в алкогольную зависимость. Два его брата и сестра (уже покойная, к сожалению) – алкоголики, две другие сестры – всю жизнь живут рядом с алкоголиками. Долгие годы отец считал себя ответственным за то, как складывается судьба его братьев и сестер. Вкладывал огромные деньги в то, чтобы помочь им справиться с алкоголизмом.

Думаю..да нет, знаю уже наверняка, что это невероятно сложно быть счастливым, довольным жизнью, когда вся твоя семья выбирает медленно умирать. Всю жизнь отца сопровождало тяжелое чувство вины. Абсолютно иррациональной, изнуряющей – просто за то, что выжил, живешь, тебя как-то особенно любят, все, и жизнь твоя складывается лучше, чем у остальных. Как мне кажется сейчас, рука об руку с виной шел страх – еще чуть-чуть и тебя настигнет чудовищная расплата, за эту незаслуженно успешную жизнь. Возможно, это ожидание было проекцией какой-то собственной агрессии на внешний мир. Быть начеку и не расслабляться – так, наверное, звучит папин девиз.

Отец не расслаблялся ни на секунду, и нам не давал. Он усложнял себе жизнь, как только мог. Изнурял себя работой, физическими болезнями, невероятным аскетизмом. Съездить в отпуск - бесцельная трата времени и денег, а уж порадоваться каким-то простым и бесплатным вещам – вечеру с близкими, хорошей погоде или интересному фильму – и вовсе излишняя роскошь.

Жить рядом с таким человеком было непросто. Папина приверженность аскетизму порой принимала совсем причудливые формы. Вот пара примеров.

Каждые выходные мы всей семьей отправлялись в деревню на машине. Дорога туда была для меня сущим адом. Меня жутко укачивало. Духота, запах бензина, непрекращающаяся тошнота, мои постоянные попытки справиться с подступающей рвотой. Чтобы хоть как-то отвлечься от неприятных ощущений, я просила отца включить приемник и послушать музыку. Он отказывал – ни к чему. Однажды в ответ на мои уговоры папа, который прибывал в тот момент в хорошем настроении, включил мне трансляцию съезда КПСС, и я продолжила «кипеть» под занудное жужжание мужских голосов.

Еще один случай. Лето, каникулы, двор пуст, все разбежались по домам - вот-вот начнется очередная серия «Гостьи из будущего», я в предвкушении. Папа отключает электричество во всей квартире – именно сейчас ему «приспичило» устранить какую-то поломку. Я прошу повременить, он огрызается и с упорством маньяка продолжает свое дело. Видиков и интернета не было тогда и в помине. Мы с сестрой, понимая, что лишаемся редкого удовольствия, тихо подвываем, мама бросает свое неизменное «чего с дураками связываться». Телевизор включается на финальных титрах.

Я вспоминаю, какое сильное впечатление произвела на меня одна глава из книги Санаева «Похороните меня за плинтусом». В ней автор описывает, как будучи маленьким мальчиком, он вместе со своей бабушкой посещает парк Культуры. Поход в парк был долгожданным, выпрошенным, практически вымоленным у бабушки. Столько сильных чувств переживает он за эту короткую прогулку. Смесь волнения, страха, радости и восторга от предстоящих впечатлений на пути в парк, и разрывающие изнутри разочарование, отчаяние, тоска и печаль на выходе, когда становится понятно, что ни один аттракцион не пришелся бабушке по нраву, и «кина не будет». Маленькая надежда на счастье появляется, когда бабушка соглашается купить мороженное – какой кайф, съесть его, как все нормальные люди, сидя на скамейке, щурясь на солнце и болтая ногами. Но бабушка неумолима, мороженное отправляется в сумку (есть его нужно в тепле), дома разгорается скандал – мороженное растаяло, сумка испачкана. При виде белой лужицы мальчик горько плачет.

Помню, читала эту главу в 3-4 страницы несколько часов, постоянно сваливаясь в собственные воспоминания, останавливаясь, чтобы справиться с удушьем и тошнотой. Отчаяние и горе этого мальчика были мне хорошо знакомы.

Сейчас папино «садистское» поведение мне кажется похожим на такое тихое, исподтишка, вредительство обиженного маленького ребенка: «а че-это я один должен страдать, вот и вы получайте». Еще, мне кажется, это было какой-то попыткой забрать себе власть в семье. Мама не уважала, не ценила отца, часто критиковала и унижала его прилюдно, транслируя и нам с сетрой подобное отношение.

Быть всегда начеку.. Любое нежданно возникающее событие приводили отца в нетерпение и ярость, мама «заражалась» немедленно. Каждая рядовая житейская задача воспринималась отцом (и нами, с его подачи) как огромная проблема, требующая мобилизации всех сил для своего разрешения. Отец мог устроить скандал из-за невымытой чашки, остывшего обеда, из-за испорченных или сломанных вещей и уж тем более из-за изменений в планах.

Помню вечно кислые, недовольные лица мамы и бабушки, занимающихся приготовлением обеда к какому-нибудь празднику – «опять эту жрачку готовить». Помню мамины упреки заболевшей мне: «мне что, опять на лекарства тебе работать?». Помню, как она истошно орала на расстроенную младшую сестру за то, что та в только что купленных джинсах и босоножках по колено провалилась в яму с гуталином, и как резко осеклась от моего робкого предложения «может джинсы в химчистку отдадим, а босоножки растворителем ототрем?». Ей даже не приходило в голову, что ПРОБЛЕМА может иметь такое простое решение.

Сейчас я больше понимаю маму и очень сочувствую ей - ярость отца, действительно, было трудно переносить. Мне кажется, это была ярость человека, столкнувшегося с бессилием и отчаянием: «я все продумал, просчитал, и вам велел, но (как правило, - из-за нас) все вышло из-под контроля». Мама, как мне думается, защищаясь от отцовских вспышек гнева, транслировала нам с сестрой: «Ради Бога, не создавайте проблем».

В итоге мне слышалось это так – жизнь и так тяжелое испытание, делай все от тебя зависящее, чтобы предотвратить дополнительные трудности. Я обычно следовала одной из двух стратегий. Либо ударялась в неистовый перфекционизм, который выражался в постоянном напряженном контроле за всеми событиями жизни, тщательном анализе всех возможных исходов любой ситуации (чтобы не попасть впросак), идеальном выполнении любой задачи. Либо я просто впадала в какой-то анабиоз – странное, замороженное состояние, когда я вообще ничего не могла сделать, видимо, под жуткой тяжестью предъявляемых требований и страха не предусмотреть, облажаться и столкнуться с последствиями. Вечная бдительность стала моим постоянным спутником.

Мама. С мамой, увы, было не легче. Все свое детство я ощущала ее отвержение. Оно будто бы началось еще в момент зачатия, когда ее организм начал вырабатывать антитела на меня. Я просто физически ощущала, что я ей непонятна и неприятна, вся без остатка, от кончиков пальцев до кончиков волос. Я не помню, чтобы она целовала или обнимала меня. Но зато помню, как искренне недоумевала, когда молоденькие учительницы и вожатые зацеловывали и затискивали меня, приговаривая, какая я хорошенькая. Я не вырывалась, конечно, но напрягалась и постоянно искала, в чем подвох, не веря в то, что могу вызывать такие нежные чувства.

Отчасти, я думаю, мамино неприятие меня было связано с ее непростыми отношениями с папой. Внешне я была его точной копией, от него я взяла способность к анализу, упорство и целеустремленность (в маминой интерпретации – ослиное упрямство), дотошность и внимание к деталям (занудство – по-маминому). Короче говоря, я была воплощением всего того, что было ей ненавистно, стояло поперек горла, и чему невозможно было противостоять. Часто она кричала на меня в гневе: «Паршивая Вяловская порода! Все дерьмо от отца собрала!».

Мама страдала от отцовского самодурства, но ничего не предпринимала, оставалась рядом. Думаю, в этом была явная выгода – всегда можно спихнуть ответственность за свое бездействие, неуспех, несчастье на тяжелого человека рядом.

Если папа вечно находился под гнетом вины, то маминым уязвимым местом был стыд. Я думаю, что отчасти он был связан с тем, что мама - дочь алкоголика. Дедушку по маминой линии я, к сожалению, не застала – он погиб, когда маме было 13. Думаю, действительно, и мама, и бабушка испытывали стыд, когда им приходилось отсиживаться у соседей или вылезать на улицу через окно, спасаясь от пьяного, кричащего и задирающегося дедушки. Но, все-таки, по моим ощущениям мамин стыд уходит своими корнями гораздо глубже, в семейную систему. Он как-то связан с женственностью, сексуальностью, возможно, с материнством, как с одним из проявлений женственности. Тема женственности, сексуальности была в нашей семье табуированной.

«Мне не должно быть за тебя стыдно!» - таков был лозунг мамы. На практике это означало, что нельзя совершать (либо не совершать) поступков, способных привести к реальному (или воображаемому - что вернее) осуждению окружающих. Учиться на отлично, не снижать ранее взятую планку, не делать ошибок, не проявлять, не дай Бог, агрессию, даже если тебе необходимо защитить себя. Я думаю, маме, как любому из нас, хотелось реализоваться в чем-то. Работа не приносила удовольствия, отношения с отцом не складывались. Ей важно было быть безупречной матерью, а для этого я должна была стать безупречной дочерью. И я старалась. Что интересно, большинство требований никогда не озвучивались, я просто знала, чувствовала кожей, что именно может спровоцировать стыд, и искусно лавировала. Меня нельзя было назвать запуганной или тихой, нет. Я была гибкой, остро чувствительной, внутри меня будто был встроен радар, который безошибочно оценивал ситуацию, определял чужие настроения, ожидания, дозволенные рамки поведения, возможные способы взаимодействия с конкретным человеком. Достаточно ценное качество, на мой взгляд, особенно для будущего психолога. В детстве меня оно, с одной стороны, спасало, помогало выживать, а с другой, вредило. Забирало уйму сил, мешало свободно реагировать на ситуации, а, главное, отнимало у меня – МЕНЯ. Что нравится и нужно ВАМ, я понимаю, а мне-то что важно, и чего хочу Я?

Вот так я и росла, между «Будь на чеку, не расслабляйся!» и «Мне не должно быть за тебя стыдно». Не вдохнуть, не выдохнуть. Было бы жутко несправедливо не упомянуть здесь о моей любимой бабулечке – маминой маме. Уверена, во многом благодаря ей я сейчас жива и в своем уме, моя душа не совсем зачерствела, и у меня есть ресурс меняться. Она была тем островком, на который я могла опереться. Человеком, который любит тебя просто так, искренне интересуется твоими делами, обнимает и целует, рядом с которым тепло и спокойно. За то, что питала и поддерживала, за терпение, сердечность и ласку – бабушке огромное спасибо.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-06-11 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: