Я здесь не имею возможности остановиться на анализе всего "кризисного" спектра семьи, выделю лишь одну из его составляющих, которая, нет сомнения, в наибольшей степени тревожит массовое общественное мнение, — рост числа разводов.
В рамках христианской цивилизации развод на протяжении многих лет оставался либо запретным, либо исключительным событием. Так, в 1897 г. по всей Российской империи среди православных, составлявших около 70% лиц 20 лет и старше, было зарегистрировано лишь 1132 развода. Сравнительная редкость расторжения брака в то время подтверждается и данными о распределении населения по брачному состоянию по переписи населения 1897 г., согласно которым на 10 000 женатых приходилось 14 разведенных мужчин, а на то же число замужних — 21 разведенная женщина (43, с. 78, 79).
Законодательно разрешенный в текущем столетии в большинстве промышленно развитых стран развод тем не менее до середины 60-х годов воспри-
-76-
нимался общественным мнением как явление марги-н&пьное, накладьшающее на тех, кто к нему прибегал, самое настоящее клеймо. В Италии в конце 40-х—начале 50-х годов большинство населения было настроено негативно относительно легализации развода. Как следует из национальной выборки 1947 г., 68% респондентов высказались против принятия закона, разрешающего развод ("явно" или "возможно" против). При этом мужчины были настроены в пользу развода больше, чем женщины, соответственно 40% к 28%. Другой опрос, проведенный в 1955 г., показал, что за принятие закона уже высказываются 40% и 60% — в случае особых обстоятельств (например, преднамеренное убийство суп-рута, длительное дезертирство и т. п.) (15). Сравнение этих результатов показывает именно то, что и ожидает социолог: принятие развода больше городским, чем сельским населением; мужчинами больше, чем женщинами; в большей мере молодым поколением, а также людьми образованными и лицами, придерживающимися менее строгих религиозных доктрин.
После 1960 г. повышение частоты разводов последовательно захватывает все европейские страны, начиная с Финляндии (1961 г.), Англии и Уэльса (1962 г.), затем Бельгию (1963 г.), Францию и Швецию (1964 г.) и, наконец, Австрию и Данию (1968 г.). И что важно подчеркнуть: эти изменения произошли в большинстве стран прежде, чем стали применяться, и даже до того, как были приняты новые законы о разводе (см. подробнее работу 44). В СССР число разводов в 1965 г. возросло относительно 1960 г. на
-77-
90 тыс. С того же рубежа непрерывно растет и общий коэффициент разводимое™ (45, с. 131).
Роль разводов оценивается аналитиками брака неоднозначно. Нередко его интерпретируют как трагедию, свидетельство дезорганизации семьи, обращая внимание исключительно на негативные последствия, особенно для детей1. К слову сказать, наличие или отсутствие детей в целом не сказывается на интенсивности расторжения браков (46, с. 29). В то же время развод рассматривается наиболее дальновидными исследователями как важный компонент современной семейной системы, который способствует предотвращению перманентного конфликта в обстоятельствах совместного проживания двух взрослых людей. Развод, по меткому выражению У. Гуда, отличается от других способов снятия напряжения тем, что женщина может найти другого мужа (15, с. 392). И женщины активно реализуют предоставленную им возможность. По свидетельству Л. В. Чуйко, просмотревшей 3423 бракоразводных дела в столице Украины, в возрасте до пятидесяти лет браки чаще расторгаются по инициативе женщин (40, с. 139). В опросе, проведенном в Одессе (Украина), Саратове (Россия) и Пензе (Россия), установлено: активно на-
Для многих стран показано, что детитех родителей, которые не развелись, но продолжают жить в раздоре, будут в дальнейшем испытывать последствия супружеских конфликтов в большей мере, чем дети р азведенных родителей. Вместе с тем, разумеется, последние столкнутся на своем пути с более многочисленными трудностями относительно детей из счастливых семей.
-78-
стаивали на разводе 38,6% женщин против 21,7% мужчин (47, с. 40).
В поисках причин резкого подъема разводимости ряд специалистов обратились к анализу факторов, детерминирующих, по их мнению, нестабильность брака. Колоритный образец публицистического эссе находим у А. Г. Харчева. В тезисном изложении рассуждения его таковы. Негативно на стабильность брака влияет в первую очередь пониженная ответственность части молодежи за судьбу создаваемой семьи, их нравственно-психологическая неподготовленность к совместной жизни. То же самое, но более прозрачно: молодые люди оказались не в состоянии добровольно принять "на себя определенные обязательства перед обществом" (9, с. 223). Во вторую — исторически сложилось так, настаивает социолог, что мужчина брал на себя большую долю ответственности. Собственно, этим всегда определялось нравственное содержание мужественности по отношению к женщине, тогда как женская ответственность и сама женственность во многом зависели от того, как понимал и реа-лизовывал свою нравственную позицию в любви и браке близкий ей человек. Между тем в настоящее время утверждается — немало лиц мужского пола предпочитают видеть в браке лишь доступный и законный способ удовлетворения сексуальной потребности, а иногда и обеспечения себя городским жильем ипосто-янной пропиской в годы учебы (9, с. 222).
Не менее отрицательно сказываются на прочности и гармонии семьи широкое распространение добрачных зачатий, нежелание супругов обзаводиться детьми и социально-психологические последствия
-79-
процесса урбанизации, миграция, анонимность и т. п. Все перечисленное в совокупности, согласно российскому семьеведу, и породило "разводный бум". Имеется ли эффективное противоядие этому взрыву? Да, безапелляционно заявляет А. Г. Харчев. И конкретизирует: в современных условиях каждая из перечисленных тенденций может быть успешно нейтрализована системой мер организационного, воспитательного, экономического порядка, рассчитанных на более полное использование возможностей социалистического общества. Мягко говоря, небогатая аргументация.
В своем духе, но по сути в том же ключе интерпретируются разводы многими демографами. Например, сравниваются частота добрачной беременности в двух субпопуляциях: в когорте живущих в браке и разведенных. Если частота добрачных зачатий оказывается выше средиразведенных, то делается вывод о ее влиянии на вероятность развода (48). Таким же образом в ряде европейских стран и в России выводится влияние на стабильность семьивозраста супругов в момент ее образования. Утверждается, что наименее устойчивые браки заключаются в очень раннем возрасте (44; 45, с. 141, 142).
Сегодня легко критиковать как склонность демографов к подсчету статистических корреляций, так и их обоснования. Впрочем, и сами исследователи вполне осознавали слабость своей позиции и остерегались говорить категорично о факторах и причинах, которые были бы всегда и везде дискриминирующими. Показательны в этом смысле результаты сравнительного исследования, проведенного американским социологом Г. Кристенсеном. Он выявил, что до-
-80-
брачная беременность в разных странах оказывает неоднозначное воздействие на семейную ситуацию. Так, корреляция добрачного зачатия с частотой разводов оказалась существенной в Италии, но незначительной в Дании. Отсюда прямо вытекает: ее нельзя рассматривать как универсальный фактор, обладающий самостоятельной каузальностью. И в самом деле, в первой из названных стран добрачное зачатие — явление редкое и позорное (по крайней мере, к моменту опроса — начало 60-х годов), во второй — вполне допустимое, больше того, банальное. Стало быть, в Италии и Дании добрачная беременность получает разный социальный резонанс (49). Отталкиваясь от этого открытая; нетрудно прийти к выводу об относительности каждого экзогенного параметра, его зависимости от времени и места. Короче, сила влияния того или иногр фактора на частоту разводов,оп-ределяется мерой его отклонения от социокультурных норм, господствующих в данном этносе,
Понимание такой сопряженности, по острому замечанию французского демосоциолога Л. Русселя, не привело, однако, к фундаментальному обновлению проблематики (50, с. 921). Нововведение ограничилось лишь тем, что специалисты сочли необходимым придавать факторам различный вес в зависимости от популяции. Выявленный консерватизм, по-видимому, связан с укоренившейся среди исследователей вплоть до начала 90-х годов текущего столетия модели брака, минимизируюей риск распада семьи. Напомню ее главные особенности. Во-первых, супруги должны быть социально гомогенны, что как будто бы гарантирует совпадение их ожидания счастья. Во-вторых, здесь важна непротиворечивость
-81 -
целей и потребностей партнеров. В-третьих, роли мужа и жены одни для всех и одинаковы повсюду, жестко закреплены. Наконец, в-четвертых, нарушение правил нерасторжимости брака влечет за собой сильные общественные санкции. Следует признать, хотя эта модель к концу XIX в. начинает понемногу трансформироваться, что все же подавляющее большинство брачующихся питают надежду на прочность и незыблемость их союза. В свою очередь, и специалистами реальное повышение числа разводов по-прежнему объясняется нарушением традиционного поведения — несоблюдением социальной гомогенности, поспешностью заключения союза, молодостью брачных партнеров и т. д. Вместе с тем нет оснований сомневаться в том, что проведенные исследования в разных странах и социальных стратах нельзя считать вовсе бесполезными, они заставили, в конечном счете, часть аналитиков осознать тупико-вость сложившейся ситуации.
Не впадая в большую ошибку, замечу: в условиях низкой частоты разводов анализ определенных каузальных связей не вызывал внутреннего сопротивления у исследователей, значимость подобных поисков никем не оспаривалась. Объяснялось, к примеру, почему в некоторых популяциях разводятся чаще или, напротив, реже, чем в среднем по стране. В конце века такой анализ не имеет смысла. Внешне внезапный взлет разводимости, ее увеличение в большинстве
20 Я вынужден констатировать следующее: мало кто го российских демографов и социологов в полной мере усвоил непродуктивность анализа факторов, атем более мотивов развода (47, 51).
-82-
7 1
стран Европы и Америки в 3—4 раза за.Ждет высветил перед наблюдателями проблему, разрешить которую в границах традиционной методологической парадигмы оказалось невозможно. "Действительно, с одной стороны, ряд показателей, позитивно связанных с ростом числа разводов, претерпели радикальные изменения, укажу хотя бы на интенсификацию профессиональной вовлеченности женщин и либерализацию соответствующего законодательства. Но, с другой стороны, заметно снизилась частота ранних браков, добрачная беременность стала более редким явлением, она, как правило, теперь не ведет к вынужденному правовому закреплению. Спросим себя: насколько вероятно в новой ситуации подсчитать баланс факторов, провоцирующих рост числа разводов и, наоборот, противодействующих ему? Вопрос тонкий и непростой. Упор на экзогенные индикаторы имплицитно подразумевает неизменность, как говорится, раз и навсегда заданность природы брака. Именно этот тезис ставится многими специалистами, в том числе и мною, под сомнение. Выскажусь более определенно.
Рассматривая эволюцию расторжения браков в Европе за последние три десятилетия, нельзя не заметить одной сильной корреляции — между модернизацией матримониального поведения и частотой Официальных разводов. В самом деле, самый большой рост разводов наблюдается как раз там, где уже лвно проявилась современная матримониальная модель: в Швециии Дании. В этих странах, в частности,
21 В России суммарный коэффициент разводимое™ населения в 1959 г. равнялся 0,210, к 1991 г. он вырос до 0,539 (25).
-83 -
устанавливаются эгалитарные отношения между полами (52, с. 616—627), демонстрируется высокая эффективность контроля рождаемости, регистрируется широкое распространение ювенильного сожительства. Синтетический индекс разводов достиг здесь 45 на 100 браков. Напротив, в странах, где сохраняются традиционные представления о семье {Ирландия, Италия, Греция), синтетический индекс невысок — 10 на 100 браков, несмотря на то что законодательство о разводе уже стало либеральным (табл. 3).
Замечу кратко. Данные таблицы свидетельствуют: совокупности "низких значений" индикторов сопутствует "высокая" частота разводов, и наоборот. Можно без натяжки констатировать определенную конвергенцию между выводами демографов и социологов. Первые статистически зафиксировали факт "выхода" супружеской жизни далеко за рамки брака; вторые, с некоторыми вариациями, высказьгоают суждение о том, что в течение последних десятилетий2 в индустриальных странах христианской ориентации брачный союз частично утрачивает свой институциональный характер, превращается в приватное соглашение. Оба заключения подаодят к идее радикальной трансформации природы брака, которая и делает развод нормальным явлением, его атрибутом. Эта мысль неоднократно высказывалась видными социологами и демографами, к примеру, У. Гудом, А. Рэйсом, Л. Русселем, Дж. Келлерхальсом.
22 Ни дня кого не секрет стойкая инерционность институтов брака и семьи, поэтому выявленные в 60-е—70-е годы перемены, разумеется подспудно, подготавливались на протяжении как минимум ста лет.
-84-
Таблица 3
Сопоставление некоторых индикаторов
матримониального поведения и частоты разводов
по 10 европейским странам
| Страна | % | % | Уровень | Средний | Ранг |
| сожи- | внебрач- | женской | возраст | по | |
| телей | ных | професиона | женщин | частоте | |
| (2S- | рожде- | льной | при | раз- | |
| 29 лет) | нии | активности | вступлении в брак | водов | |
| | Дания | |||||
| Швеция | |||||
| Норве- | |||||
| гия | |||||
| Швейца- | |||||
| рия | |||||
| Франция | |||||
| Герма- | |||||
| ния | |||||
| Нидер- | |||||
| 1 ланды | |||||
| Греция | |||||
| Италия | |||||
| Ирлан- | |||||
| дия |
Примечание: 1 — наивысшее значение, соответственно 11 — наименьшее.
Источник: 50, с. 929,937.
-85-
Небольшое отступление позволит уточнить ряд спорных положений. Я придерживаюсь того мнения, что брак в принципе не утратил своего институционального характера, его предназначение остается неизменным — прокреация. Вместе-е тем в конкретных условиях места и времени цель брака, как известно, может и не реализоваться. Иное дело вся матримониальная система — было бы наивным отрицать здесь наличие существенных перемен.
Какой смысл я вкладываю в понятие "брак"? Брак, по определению, это исторически разнообразные механизмы социального регулирования (табу, обычай, традиция, религия, право, нравственность) сексуальных отношений между мужчиной и женщиной, направленного на поддержание непрерывности жизни."Отсюда следует: однополые браки—нонсенс, гомосексуальные связи — реальность. Само собой разумеется, конкретный индивид (или пара), вступающий в такого рода отношения, может и не осознавать конечной цели своего поступка, но это для социального института практически ничего не меняет. На протяжении тысячелетий люди (сначала коллективно, а затем индивидуально) неукоснительно следовали "зову" рода. Недаром о животных говорят метафорически: у них начался брачный, а не сексуальный период.
Вернемся, однако, в главное русло рассуждений. Движение в сторону неинституциональности отно-
23 См. об этом предыдущие параграфы настоящей главы.
24 См. работы 1—3, гл. I.
-86-
шений видится специалистам так. Супружеская со-лидаоность стала в решающей мере-базировотаея-на личной договоренности. Формирование новой мат-римйниальнои системы было ознаменовано переходом от принципов "сватовства" к "ухаживанию".
В прошлом все или, за редким исключением, мужчины и женщины вступали в брак. Стремились они к этому, вероятно, в ожидании удовлетворения наиважнейших потребностей. Эвдемонизм всегда был в их числе, но счастье в браке рассматривалось, по, крайней мере теоретически, как вторичное по отношению к приоритетной — прокреации. Касательно любви ожидалось, что она придаст рутинной жизни определенную теплоту. Реально же отношения между мужем и женой как правило, не выливались в страсть, скорее, в заботу или, в лучшем случае, в нежность. Сексуальность занимала, по-видимому, значительное место, но без эротизма и необузданности чувств. К настоящему времени порядок приоритетов для большинства европейского населения стал обратным прежде всего каждый из супругов ждет от брака того, чего не "заложено в его природе, — эротики (илистрасти) и счастья, т. е. личностной самореализации26, а рожде-
25 Нельзя обойти вниманием новое понятие "супружество". В данном контексте супружество не что иное, как отношение свойства.
26 Личностная реализация в браке кажется в принципе неосуществимой. Трудно представить, как совмещаются полное "слияние в любви" и признание автономии каждого из супругов, долг и расторжимость, авторитет и эгалитарность. И все же совмещение этих ценностей становится сегодня возможным, правда, не в браке, а в семье. Что я и попытаюсь обсудить в дальнейших главах.
-87-
ние ребенка рассматривается как исполнение хотя и важного, но не первоочередного желания. Очерченная трансформация матримониального поведения и делает развод нормальным явлением.
Эскизно обрисованная мною версия в известной мере снискала доверие социологов семьи, очевидно потому, что она не что иное, как частное приложение общесоциологической теории, сторонники которой, начиная с 80-х годов, множатся. Речь идет о концепции, объясняющей поведение индивида или социальных групп, прежде всего, со стороны субъекта действия (актора). При этом выскажу, в общем-то, банальное замечание — решение индивида релевантно общественной модели, хотя и воспринимается им как собственный выбор28. Человек, несомненно, выражает свое предпочтение, но оно обусловлено целым рядом обстоятельств, скажем, совпадением ожиданий и рутины и/или актуальной ценой развода 9.
27 Переакцекгацня, добавим, произошла не в последнюю очередь благодаря активному осознанию поколениями, рожденными во второй половине века, полифункциональности сексуальности (20).
28 К месту будет вспомнить тонкое замечание П. Бергера о соотношении личного и стереотипного в матримониальном поведении.
29 Цена развода часто слишком высока. Развод влечет за собой радикальный отказ от привычек, придающих уверенность, он предполагает реорганизацию повседневной жизни и социальных сетей; он нередко влечет за собой, для женщин в особенности, снижение материального уровня жизни. Однако более всего — переживание эмоционального стресса и угрозу (в первую очередь для мужчин) расставания с детьми.
-88-
Наступила пора хотя бы в самом общем виде ответить на вопрос, вынесенный в заголовок. Все подмеченные тенденции — автономизация брачности, сексуальности и прокреации, переход в выборе брачного партнера от закрытой к открытой системе, превращение развода в атрибут брака — ни в коем^ случае не должны ассоциироваться с кризисом семьи вообще и моногамией в частности. Нет оснований сомневаться: закономерности изменения семьи созвучны общесоциальным переменам, иными словами — модернизация глобального общества влечет за собой и траснформацщо отдельных его институтов. Детальному рассмотрению этого процесса и посвящены последующие разделы книги.
Глава III