Если жизнь меня чему и научила, так это тому, что надо ценить то, что имеешь. Будете воспринимать что-либо как должное, и оно может исчезнуть, прежде чем вы осознали, что оно у вас было. Я извлек этот урок у своей мамы, хотя и жалею о каждом моменте, что упустил. В один день она испекла для меня яблочный торт и напомнила, чтобы я занимался после тренировки, а на следующий день загнала меня в клетку, сообщив, что больна раком. Черт, я помню каждое слово той беседы. Каждое чертово слово, вонзавшееся в мою плоть, словно коготь. Но особенно четко я помню, как она закончила свою речь: Живи каждый день на полную, Грей. Цени жизнь во всем ее изобилии, пообещай мне это.
И я пообещал. И все еще держу свое обещание. Наслаждаюсь моментом. Упиваюсь им. Впитываю жизнь и посылаю на хрен все остальное.
Все правда просто. Я хожу на вечеринки, потому что это весело. Наслаждаюсь женщинами, потому что люблю их. Люблю их сладкий запах, их мелодичный смех и мягкие округлости. Я играю в футбол, потому что это самая прекрасная гребаная игра на Земле. И это дает мне множество преимуществ. Мне весело.
Вот только сейчас стало сложнее жить одним моментом. Я отвлекся, устремив свой взор в будущее. Оказывается, мне хочется, чтобы будущее настигло меня не так скоро. И все из-за Айви Маккензи.
Это странно. У меня есть друзья. Несколько парней из моей команды, с которыми я близок настолько, что брошусь за них и в огонь и в воду. Дрю? Он мне как брат. Так почему я чувствую эту напряженность в моей новой дружбе с Айви? Я не уверен. Мы начали переписываться всего около недели назад, но она уже стала важной частью моей жизни, очень яркой частью.
Возможно даже слишком яркой, потому что я скучаю по ней и хочу ее увидеть. Это правда, хоть и звучит как слабость. Я не хочу лежать на скамье и делать бесконечные повторы упражнений, от которых мои мышцы груди жгут, а руки ощущаются словно толстые тушки сырой говядины. Я хочу встретиться лицом к лицу с Мак, поговорить с ней по-настоящему, выпить с ней пива или потрепаться. Мак бы это понравилось; она - как один из парней, только лучше. Может, веселее? Я не знаю. Я просто знаю, что она мне нравится. Сильно.
Я бурчу, пот стекает по лбу и из уголков глаз, пока я стараюсь сосредоточиться на происходящем в данное мгновение. Но это сложно. Плиточный потолок размывается перед глазами, и я думаю о телефоне в моем кармане. Желание вынуть его и написать сообщение Мак такое сильное. Но ведь я должен тренироваться, а не валять дурака. Так что я снова поднимаю тяжелую штангу и выдыхаю. Дерьмо. Я сбился со счета. Неважно. Я знаю свой лимит.
И когда достигну его, то напишу Мак.
И словно мои мысли материальны, телефон гудит напротив моего бедра. Я колеблюсь, руки с весом зависают у меня над головой, немного пошатываясь. Телефон снова гудит. Мак. С лязгом я опускаю штангу на место, а затем сажусь и сую руку в карман за телефоном. Однако, это не смс, а входящий звонок.
- Ага?
- Напомни мне поработать над твоими социальными навыками, Грейсон, - говорит резкий голос. - Нельзя так отвечать на телефонные звонки, когда футбольные агенты активно проверяют тебя.
Это Шон Маккензи, отец Айви и человек, которого я решил выбрать себе в агенты, как только закончится сезон.
Я провожу рукой по волосам, убирая влажные пряди со лба.
- Уверен, что они захотят меня независимо от моих манер общения по телефону, Биг Мак, - я тянусь за водой и пью залпом.
- Не будь таким самоуверенным на этот счет, малыш. Имидж - наше все.
Он, конечно же, прав. Потому я и знаю, что этот парень - мой правильный выбор.
- Что стряслось? - спрашиваю я, вытирая рот о свое предплечье. Огромная ошибка - я потный, как свинья. Кривясь, я тянусь за полотенцем. - Или это один из тех случайных звонков по окучиванию клиентов, что вы тестируете на мне?
Маккензи смеется.
- Умник, - следует тишина, а затем. - Я хочу попросить тебя об услуге.
Удивляясь, я выдерживаю паузу и делаю еще несколько глотков воды.
- Валяйте.
- Это на счет Айви.
В мгновение все мое внимание сосредоточено на его словах. Я сажусь, а мое сердце начинает странно часто стучать.
- Что насчет Айви?
- Я знаю, что вы двое переписываетесь, - в последнем слове слышна усмешка, - и мы обсудим это детально чуть позже, Грейсон, - он не скрывает своего раздражения.
- Гм...- ага, остроумный ответ, но я не могу винить Маккензи за то, что он расстроен. Обычно отец имеет полное право хотеть, чтобы его дочь держалась от меня подальше. - Послушайте, Маккензи, мы с Айви друзья. Она как... - я смолкаю, это клише становится поперек горла, так как то, что я собирался произнести, неправда. Но Маккензи в любом случае заканчивает за меня эту фразу.
- Как сестра тебе. Ага, ага, я слышал тоже самое от Айви.
Слышал? Думаю, хорошо, что она рассматривает меня в роли брата. Я вонзаю свои пальцы в напряженные мышцы затылка.
- Верно, так это же хорошо? Потому что я...
- Я застрял в Нью-Йорке. Один из игроков был арестован за вождение в нетрезвом виде, чертов идиот, - он вздыхает. - В любом случае, Айви приезжает домой из Лондона и должна прибыть в аэропорт... Черт. Она, вероятно, уже там. У ее сестры грипп, иначе я бы отправил ее.
Я вскакиваю, отбрасывая бутылку с водой своим коленом.
- То есть Айви сидит в аэропорту, и никто не может ее встретить? После того как ее в течение гребаного года не было дома? - ладно, я перегибаю, но блин, Айви заслуживает, чтобы ее встретили дома. И что за чертовщина? Я писал ей вчера вечером. Она ничего не сказала о возвращении домой. Почему?
Игнорируя странную боль в груди, я бегу к раздевалке.
- Все верно, парень, - ворчит Маккензи, - ты не обязан влезать в это. Но не мог бы ты...
- Я уже еду. Какие авиалинии и ворота? Вы хоть это знаете?
Некорректно с моей стороны так говорить, но блин. О чем Маккензи думал? Как он вообще мог забыть о своей собственной дочери? А затем я отбрасываю напрочь все мысли о Маккензи. Ведь здесь Айви. Она здесь.
Я встречусь с ней, хотя абсолютно не готов к этому. Сердце стучит, как перед игрой, такой же адреналин мчится по венам. Я больше не думаю о будущем, все мои мысли об Айви. Встретить ее - вот, что сейчас важно.
Глава 1
Большинство людей ненавидят аэропорты. Но не я. Вы спешите, возитесь с багажом, возможно, боитесь полетов, вне сомнений раздражаетесь качеством сервиса авиалиний. И тем не менее, есть какая-то волнительная атмосфера в аэропорту. По крайней мере для путешественника. Потому что вы либо едете куда-то, либо откуда-то прибыли. Вот за это я и люблю аэропорты. Но мое реально самое любимое место в аэропорту это? Ворота прибытия международных рейсов.
Я люблю эти ворота. Люблю наблюдать за людьми, которые нервно ожидают своих любимых. Люблю смотреть, как светятся их лица, как люди кричат от радости и смеются или даже плачут, когда замечают того самого особенного человека. Матери, отцы, сестры, братья, друзья, любовники... Нескончаемый поток воссоединений.
Годы спустя после развода моих родителей я привыкла приезжать в аэропорт и просто сидеть на одном из потрескавшихся стульев, впитывать всю эту атмосферу. По крайней мере, здесь, я могу увидеть хорошую сторону любви.
И вот я снова в аэропорту, возле ворот прибытия. Только меня нужно встречать. А здесь никого нет, ни сестры, ни отца.
После того как я провела в самолете почти восемь часов, мои глаза ноют, а колени болят от постоянного давления о переднее сидение, но хуже всего то, что вероятно, я воняю. Об этом непросто говорить, но мои попутчики в некотором роде тоже воняют, так что в купе мы - одна большая движущаяся масса с затуманенным взглядом. Ну или мы ею были. Так как сейчас люди бросаются друг к другу с распростертыми объятиями. А я внимательно смотрю на толпу, ища знакомое лицо, и пытаясь со всех сил не разочароваться, когда не вижу ни одного.
Слишком быстро становится ясно, что обо мне забыли. Толпа расходится и остаются только те, кто ждет следующую волну прошедших таможню пассажиров.
Сжимая ручку своего огромного чемодана на колесах, я тащусь до первого свободного кресла и усаживаюсь поудобнее. Мой телефон разрядился и теперь смотрит на меня своим бесполезным черным экраном.
- Черт, - бормочу я, сильно моргая, прежде чем провести руками по лицу. Я хочу узнать, почему мой отец или сестра не здесь, но если начну размышлять над этим, то могу расплакаться. А я не стану здесь плакать.
Мне не следует удивляться. Быть дочерью Шона Маккензи означает постоянно ждать, пока он удовлетворит всех своих клиентов, решит их проблемы и заключит сделки, заполучив важные контракты. Учитывая, что мой отец - один из самых лучших спортивных агентов страны, у него почти никогда не остается времени на меня. Но подумайте, печально известный Биг Мак, как называют его в мире спорта, конечно же вспомнил бы о своей дочери. Или по крайней мере попросил бы мою сестру Фиону встретить меня.
Они просто опаздывают. Или застряли в пробке. Тебя не было дома в течение года. Они бы не пропустили встречу с тобой.
Через минуту я встану и пойду искать розетку, чтобы подзарядить свой телефон, а затем позвоню папе. Но прямо сейчас я не хочу двигаться. Просидев несколько часов, теперь я чувствую себя слишком слабой, чтобы сделать хоть что-то отличное от дальнейшего просиживания своей задницы. Хуже того, у меня нет телефона, чтобы имитировать занятость, сделать вид, что я сижу тут по собственному желанию. Я не могу листать странички на экране, проверяя ленту Facebook и притворяясь, что занята чем-то важным. Я не могу написать сообщение Грею, и это довольно иронично, учитывая мое решение не сообщать ему о моем приезде, желая устроить парню сюрприз. Что ж, я могу лишь сидеть в полной тишине, пока мир движется мимо меня.
Путешественники разбегаются в разных направлениях, кто-то ползет как черепаха, а кто-то спешит, последние обычно торопятся на встречу к семьям. Глядя на это все, на размеренный ритм их шагов, я почти впадаю в гипнотический транс. Возможно, потому и замечаю, как один единственный человек выбивается из этого ритма, прыгая на бешеной скорости по огромному коридору. Это парень. И по факту он бежит.
Я лениво наблюдаю за ним. Он на голову выше почти всех присутствующих в аэропорту. Даже с такого расстояния, я вижу его лицо над морем других движущихся людей. И хотя не могу различить его черт, очевидно, что парень взволнован. Он быстро лавирует между пассажиров, легко обгоняя их, что действительно впечатляюще для человека с его ростом.
Сейчас он ближе ко мне, достаточно близко, чтобы я могла разглядеть его широкую грудь и плечи. Достаточно близко, чтобы увидеть золотистый блеск его русых волос, пока он пробегает по освещенному солнцем участку зала аэропорта.
Вдруг мое дыхание становится более частым, а сердце так и норовит выпрыгнуть из груди. Мои губы складываются в улыбку, когда я поднимаюсь на ноги. Я хочу надеяться, хочу верить. Но он не смотрит на меня. Его напряженный и решительный взор направлен в сторону ворот прибытия.
Боже, то, как он движется - словно быстрая вода через гладкие камни. Люди останавливаются и смотрят ему вслед. А как иначе? Внушительное мускулистое тело с идеальными пропорциями и кожей, очевидно же, что парень спортсмен. И он великолепен. Сильная линия подбородка, выразительные черты лица, золотистая кожа и тронутые солнцем волосы.
Он пролетает мимо меня и останавливается у ограждения ворот прибытия. В течение минуты внимательно сканирует пространство слева и справа, его взгляд не заходит так далеко, чтобы встретиться с моим. А затем он наклоняется, упираясь руками о свои колени и ругается себе под нос. Он запыхался, но не расстроен. Это очевидно. И когда он вновь матерится, то выпрямляется и начинает нервно вышагивать, словно слишком долго стоял на месте.
Что-то бормоча и хмурясь, парень идет по широкому кругу, раздраженно сжимая руками свою шею. Это движение делает неимоверные вещи с его бицепсами, они бугрятся и выглядят еще более впечатляющими. Я сомневаюсь, что могла бы обернуть вокруг них свою ладонь. Хотя не прочь попытаться.
И все это время я стою тут, усмехаясь, как дура. Не могу сдержаться. Продолжаю усмехаться, когда его взгляд наконец-то сталкивается с моим.
Так как парень отвлечен, то его глаза почти не фокусируются на мне, но через мгновение он вздрагивает и замирает. В течение нескольких секунд мы просто смотрим друг на друга. Его мягкие губы приоткрываются, а руки медленно опускаются. В его голубых глазах появляется намек на то, что он узнал меня, а вверху на шее выступает румянец.
Энергия струится между нами, от чего волоски на моих руках встают дыбом. Дыхание перехватывает, а затем я начинаю часто дышать. Это радость, неотфильтрованная и чистая. И такая пьянящая, что я не понимаю, как с нею справиться.
И словно ощущая те же самые эмоции, щеки парня вздрагивают. Он делает ко мне один шаг, останавливается, наклоняет голову и смотрит на меня, словно что-то проверяя. Я широко улыбаюсь. Видя мою улыбку, он улыбается в ответ - неспешно и неуверенно.
- Мак? - и хотя он как минимум в двадцати шагах от меня, я читаю свое имя по его губам. И потом смеюсь, фыркая как полная идиотка.
- Грей.
Даже на таком расстоянии он слышит меня. А затем бросается вперед так быстро, что очертания его тела размываются. Раз, и я уже в объятиях твердых, как стена, мышц под покровом теплой кожи. Он сгребает меня в охапку и подхватывает на руки, словно я пушинка. И впервые за этот год я ощущаю себя изящной и маленькой. Грей пахнет солнцем и потом, и как бы это не звучало странно, домом. Я прижимаюсь носом к изгибу его теплой шеи, пока он крепко обнимает меня и смеется.
Мы никогда не прикасались к друг другу до этого момента, никогда не видели друг друга. И тем не менее, в нашем поведении нет ни капли смущения. Все ощущается идеально, мое сердце плавится, а тело льнет к его телу.
Рука Грея ложится на мой затылок, когда он притягивает меня ближе.
- Святое дерьмо, - говорит он, и его голос такой светлый и счастливый. Мы написали друг другу столько смсок, что я превысила свой месячный тарифный план, однако сейчас я впервые слышу его голос. - Это ты, Мак. Это правда ты.
А это правда Грей. Человек, с которым я беспрерывно переписывалась с момента отправки того самого первого смс. Так быстро он стал мне другом, необходимой частью моего дня. Моей странной зависимостью. Эта мысль оставляет смущение само по себе. Однако я не хочу, чтобы что-то менялось.
Я не могу поверить, что держу ее в объятиях. Айви Маккензи. Кроме Дрю, я никогда не сходился с кем-то столь быстро. И теперь она здесь.
И, боже, как же хорошо ощущать ее рядом. На самом деле рядом. Мягкую и теплую. Она пахнет едой из самолета, несвежим кофе и путешествием. Не лучший из возможных запахов. Но под ним кроется какой-то намек на сладостный женский аромат, что-то вроде сахара и ванили. Я втягиваю его в свои легкие и ощущаю приступ тревоги, потому что он проникает до мозга моих костей, будоража моего маленького жадного ублюдка. Совсем не так я хочу думать о лучшей девушке в мой жизни. И если она заметит мою реакцию, то я буду выглядеть словно грязный подонок. Мне следует отпустить ее. Сделать шаг назад.
Но вдруг я начинаю сомневаться. Что, если сейчас все не так как раньше? Что, если теперь, когда мы оказались лицом к лицу, все станет неловким и некомфортным? Я никогда так близко не дружил с девушками. Никогда не хотел этого, если быть честным.
Часть меня не желает позволять Айви отойти, потому что тогда нам придется разговаривать, взглянуть друг другу в глаза. Другая часть меня просто хочет не выпускать ее из объятий, потому что быть с ней рядом чертовски приятно. Идеально. Но я не могу стоять так вечно. В конце концов она захочет, чтобы ее отпустили. Вот только прямо сейчас девушка цепляется за меня так же отчаянно. Ее длинные руки обернуты вокруг моей талии. Возможно, именно так проявляется нервозность Айви. Эта мысль придает мне храбрости, чтобы ослабить объятия и дать ей отстраниться.
Она не отходит далеко. Айви высокая. Удивительно высокая. Я не ожидал этого. Но мне нравится ее рост. Я сам ростом два метра, а масса моих мышц составляет около 70кг, так что обычно девушки уступают мне в размере. Мне постоянно приходится нагибаться так низко, чтобы обнять их или получить поцелуй. А трахаться с ними? Я беспокоюсь, что могу сломать некоторых из них. Буквально.
Но Мак? Она должно быть почти метр и 80 сантиметров ростом. Ее макушка упирается мне в подбородок. А по конституции она не толстая, но и не худая как палка. Просто длинные ноги и округлые сладкие изгибы.
Черт. Я пожираю ее взглядом. Делая еще шаг назад, встречаюсь с ней глазами. Не могу сдержать улыбку. Я так офигительно счастлив ее видеть, что это немного пугает.
- Прости, что не узнал тебя сразу, - говорю я, все еще нервничая. - Ты выглядишь... иначе, чем на фото, что стоит на столе твоего отца, - это единственное фото, на котором я ее видел.
Мак морщит свой маленький носик от отвращения.
- Боже, оно сделано, когда мне было пятнадцать?
- Уверен, что так, - я пытаюсь не засмеяться, но это удается с трудом, и Мак замечает сей факт.
Ее взгляд становится сердитым.
- Это ужасное фото. Я убью отца за то, что показывал его другим людям.
Я не виню ее. На том снимке она выглядит как круглолицый подросток со штанами на подтяжках. Я представлял ее исходя из того фото: пухлые щеки, торчащий носик и большие карие глаза.
Но реальность совсем иная. Ее глаза все еще большие и карие, но детский жирок исчез. У нее высокие и выразительные скулы, а линия челюсти четко очерчена. И нет, я не думал, что ее волосы будут такими же растрепанными и стянутыми в пучок на затылке. Или возможно, думал, однако, по факту они не растрепаны и не убраны назад.
Ее блестящие черные волосы обрезаны довольно коротко, на уровне плеч, а поверх красивых глаз проходит линия ровной челки. Меня привлекают длинноволосые девушки, волосы которых ниспадают волнами, но стрижка Мак похожа на ретро 60-х.
Что ж, я осознаю, что моя девочка горяча. Она не из разряда сексуальных кошечек - нет, скорее секси-малышка из соседнего дома, видя которую, вам неимоверно хочется узнать, что же скрывается у нее под футболкой.
Стоп. Что-то я не туда зашел. Я просто горжусь нею, вот и все. Мак однозначно не испытывает недостатка во внимании. Хмурясь, я нагибаюсь и хватаю ее багаж.
- Давай отвезем тебя домой.
Мы идем неспешным шагом, ее длинные ноги движутся в одном ритме с моими, и для меня это так необычно, что в результате я расслабляюсь и шагаю естественно, а не теми короткими шажками, что привык делать рядом с другими женщинами.
Кажется, я не могу перестать смотреть на нее. Это странно, но каждая ее черта, каждый изгиб совершенно новые для меня и одновременно с тем такие знакомые на каком-то глубинном уровне, что наталкивает меня на мысль о дружественных числах, для которых сумма делителей одного числа равна другому числу и наоборот.
Блядь, эта девушка уже превращает меня в эмоциональную размазню. Но я не чувствую себя от этого менее счастливым.
- Твой папа передавал свои извинения.
- Спорю, что так, - бормочет она, в ее словах слышны вскипающие боль и злость. И от этого я чувствую себя так хреново, что злюсь пуще прежнего на Биг Мака за то, что он стал причиной грусти в глазах этой девушки.
- Он застрял...
- Заботясь о проблемах клиента, - заканчивает она за меня, махая рукой. - Я знаю, - с ее уст срывается едва заметный вздох. - Я привыкла к этому, поверь мне.
Я верю. Хотя это не улучшает ситуацию, а еще сильнее разжигает мой гнев на ее отца.
- Я был бы здесь вовремя, но... - черт, я не хочу рассказывать ей о том, что получил звонок от ее отца менее получаса назад. Однако она понимает все и без моих слов, ее рот искривляется в ухмылке.
- Предполагаю, он попросил Фиону забрать меня. Вот только она не смогла, так что папе пришлось умолять об этом тебя, - ее брови сходятся на переносице. - Ты не знаешь, какое оправдание у Фи на сей раз?
- Очевидно, что это рвотные массы, которые так и норовят вырваться из нее наружу. Твой отец сказал, что у нее грипп.
- О, - раздражение Мак заметно сходит на нет. - Бедная Фи.
Я не встречался с младшей сестрой Мак. Знаю лишь, что она учится в местном колледже для девочек, где я обычно цеплял телочек на своем первом и втором году обучения. Но я не стану рассказывать об этом Мак. Она уже и так считает меня "мужиком-шлюхой". Дурацкое выражение. Лично я предпочитаю "равноправный мастер в трахании". Но об этом я тоже не скажу Мак.
- Ты не возражаешь, правда? - спрашиваю я, когда мы выходим на улицу под солнечные лучи. Свежий воздух в сочетании с запахами самолетов и автобусов атакует мои легкие. – Не против того, что я тебя подброшу?
- Нет, - говорит она быстро, возможно слишком быстро. - С чего бы мне возражать?
Я пожимаю плечами, обходя бизнесвумен, спешащую в терминал.
- Ты не сказала мне, что возвращаешься домой, - пока слова не слетают с моих уст, я до конца не понимаю, как сильно меня это раздражало.
Становится еще хуже, когда она кривится.
- Ага, я знаю... - опускает взгляд на свои красные чаксы, продолжая идти вперед. - Мне следовало сказать тебе. Я просто...
- Айви, - предупреждаю я, впервые произнося ее имя. Почему-то оно кажется странно интимным, и я не понимаю, как чувствую себя в связи с этим.
- Ладно, ладно, - продолжает она тараторить, - я поступила дерьмово. Я просто. Да, на фиг, - она смотрит на меня, и в этом взгляде какая-то непоколебимость, словно она готовит саму себя к следующим словам. - Я хотела, конечно, я хотела. Я планировала устроить тебе сюрприз завтра. Но, я не знаю, я слишком боялась. Что, если бы все стало...
- Неловко, - я улыбаюсь, и моя поступь становится легче, а голова светлее, особенно когда Айви улыбается в ответ, а ее щечки становятся румяными.
- Ты тоже волновался об этом?
- Ну, да. То есть, что, если бы я не понравился тебе, как человек? Мы были так близки... - я смолкаю, задыхаясь от собственного дискомфорта. И сейчас становится пиздец, как неловко. Блестяще.
Но Мак рушит эту неловкость, обнимая меня за талию и сильно сжимая в объятьях. И это прикосновение посылает тепло по моим венам, и я невольно льну к ней.
- Я рада, что ты здесь, Грей, - ее пальцы прижимаются к моим бокам. - Правда рада.
Я только что официально познакомился с Айви Маккензи, но осознаю, что скучал по ней так сильно, словно мы не виделись несколько лет.
- Я тоже.
Глава 2
Даже несмотря на то, что машина моя, я прошу Грея сесть за руль. И, хоть он потрясен, парень не спешит так просто принять на себя эти мужские обязанности.
- Ты уверена? - он вертит ключи на кончике своего длинного пальца, словно ждет, что я их выхвачу.
- Прямо сейчас я обязана убрать нас с дороги. Так что будьте моим шофером, сэр.
- Тогда ладно, - он открывает дверцу для меня и жестом руки приглашает присесть. - Ваша розовая колесница ждет, мадам.
Ах, мой маленький розовый Fiat. Я скучала по нему. Грей ненавидит эту машину, и я понимаю его. Он слишком большой для нее, и отодвинутое по максимуму назад сидение служит лишь дополнительным доказательством этого, хотя не думаю, что данный факт удерживал его от постоянного сражения с рулем и бормотания ругательств в ответ.
Несколько недель я пыталась представить Грея в этом авто. Ничто не сравнится с реальным положением вещей. Его сильные накачанные мышцы вздрагивают и бугрятся, когда парень, сутуля плечи и неуклюже поджимая ноги, забирается в машину. Руль выглядит довольно изящно под натиском его больших рук.
- О, это бесподобно, - говорю я, едва ли сдерживая хихиканье.
Грей поворачивается, чтобы сердито взглянуть на меня, но в его голубых глазах плещется веселье.
- Так вот почему ты хотела, чтобы я сел за руль?
- Отчасти. Ты просто выглядишь так мило, - я щипаю его за щеку.
Он шлепает меня по руке, испуская смешок.
- Маленькая паршивка. Клянусь богом, я найду способ отплатить тебе за это.
- Я в ужасе. Правда.
Вскоре мы выезжаем на шоссе. Несмотря на неудобное положение Грея, он ведет машину легко и плавно. Я могу представить его на футбольном поле, отточенные быстрые рефлексы в идеальном тандеме с его телом. Должно быть, это красивое зрелище. Я бы хотела увидеть репортаж с его игры, но избегала этого, боясь взглянуть даже на фото парня. Какая-то часть меня не желала знать, как выглядит Грей Грейсон. Я могла бы начать слишком стесняться или восторгаться его талантом, если бы узнала о нем больше.
Немного приоткрываю окно, и прохладный, пахнущий асфальтом, воздух ударяет мне в лицо.
- Я скучала по запаху Америки.
Грей бросает на меня взгляд.
- У Америки есть запах?
- Ага. Не проси меня его описать, но он есть. У Англии тоже есть свой запах, - я прислоняю голову к подголовнику и наблюдаю за проносящимся мимо нас миром. - Машины ощущаются иначе при левостороннем движении. Знаешь, сколько времени мне понадобилось, чтобы просто понять в какую сторону смотреть, когда перехожу улицу? - я вздыхаю, осознавая, как ощущение дома просачивается во все мои клеточки. - Я любила находиться в Англии. Но сейчас, когда я здесь, понимаю, как сильно скучала по дому.
Предплечье Грея касается моего колена, когда парень тянется за своей iPhone станцией. Он возится с выбором песен, а затем откидывается на сидении. Песня Тома Пэтти American Girl заполняет пространство авто. Грей посылает мне наглую усмешку, и я отвечаю ему такой же.
- Лишь на половину американка, - говорю я. - Моя мама - британка.
Он смеется.
- Я заметил.
Пока звучит песня, мы молчим, просто едем и слушаем. Это одновременно и странно и совершенно нормально. Есть столько всего, что я хочу рассказать сейчас Грею, то, что не смогла вместить в смс. Но все это может подождать. Что-то в нем успокаивает меня так сильно, что я могу насладиться этим моментом.
- Можно я кое-что у тебя спрошу? - говорит он, когда заканчивается песня.
Я поджимаю губы.
- Когда кто-то говорит подобное, обычно это служит признаком того, что тебя собираются оскорбить.
Он смеется, и в уголках его глаз появляются складочки.
- Достаточно справедливо. И мой вопрос, вероятно, можно истолковать как оскорбительный.
- Ммм, - я стараюсь не улыбнуться. Но не могу с собой совладать, пока Грей везет нас по шоссе, а его присутствие дарит мне счастье. - Тогда валяй. Но будь осторожен, я кусаюсь, если меня спровоцировать.
- Обещаю, обещаю, - он сжимает рул так, что мышцы его накачанных предплечий становятся еще рельефнее. - Почему твой отец купил тебе эту машину? Не пойми меня неправильно, она отлично выполняет свои задачи. Но я не думаю, что вы друг другу подходите? - краска приливает к его щекам, пока взгляд Грея путешествует вдоль моих ног. - Твой рост шесть дюймов (около180)?
Он не может не затронуть этот вопрос. Конечно же не может. Не думаю, что когда-то повстречаю парня, который не заметит моего роста. Но в ответ на его интерес я действую естественно.
- Эй, чтобы ты знал, у меня миниатюрный пятый размер ступни. (Европейский 34,5 размер)
Грей широко усмехается в ответ на мою шутку. Ему идет улыбка. Черты его лица лишь подчеркивают линию губ. На щеках образуются такие впадинки, как ямочки, только продолговатые. Тем не менее, выглядит это просто неотразимо.
- Мило, - говорит он, уверенно перестраиваясь на другую полосу движения. - Так все же, маленькая мисс Пятый размер, почему у тебя эта клоунская машина?
Я вздыхаю и откидываюсь на сидение, пытаясь поудобнее устроить свои ноги.
- Думаю, мой отец все еще видит во мне свою маленькую девочку. И по сравнению с ним, я маленькая.
- Черт, я тоже маленький по сравнению с твоим отцом, - говорит Грей легкомысленно. Он преувеличивает, но не сильно. Папа на несколько дюймов выше этого парня. До того, как отец стал агентом, он играл центром в NBA. Он мог бы стать тренером, но папе всегда больше нравилось заключать сделки, чем нервничать об исходе игры.
- Ладно, но розовая? Этот цвет не кажется твоим, - говорит Грей, бросая взгляд на мою одежду.
На мне обтягивающие джинсы, винтажная футболка с изображением группы The Cure и красные чаксы. Ага, я и розовый цвет - не очень совместимы.
- Ну, дело в том, что папа часто путает нас с Фионой. Например, на одно Рождество он подарил мне домик для Барби, о котом мечтала Фи, а ей набор "сделай инопланетянина своими руками", который хотела я, - я пожимаю плечами. - Та же история с машинами. Я застряла в этом чертовом розовом Fiat, в который едва ли могу втиснуться, а низенькая Фи утопает в черной Acura MDX.
- Дерьмо, - Грей качает головой. - Это отстойно, Мак.
- Единственное, что меня утешает, так это то, что Фи тоже обидно.
- А почему вы просто не поменяетесь машинами?
Браво, вопрос на миллион долларов. Я барабаню пальцами по оконному стеклу.
- Во-первых, он купил нам эти машины. Как много детей могут похвастаться подобным? Мы знаем, что в этом вопросе нам повезло. И в ответ было бы не круто ранить папины чувства. Несмотря на его промахи, он был бы оскорблен, осознав свою ошибку. Папа старается ради нас, ну, знаешь? Он просто... немного невежда, когда дело касается его дочерей.
Грей кивает, но грусть, которая присутствует в выражении его лица, говорит мне о том, что парень не имеет ни малейшего представления о жизни с такими родителями, как мои. До сегодняшнего дня мы не говорили с ним о семье. Я не упоминала об этом, потому что Грей планирует подписать контракт с моим отцом в роли его агента.
Не желая портить атмосферу нашего общего счастья, я улыбаюсь парню.
- К тому же, я уже привыкла к своей маленькой девчачьей машинке. И думаю... - я толкаю его руку локтем, - я никогда бы не увидела, как ты втискиваешься в нее, если бы папа сделал все правильно.
Грей смеется, а затем едва заметно кивает головой.
- О, да, конечно, это стоит всех мучений.
- Так и есть, малыш.
В его голубых глазах вспыхивают искорки веселья, когда парень бросает на меня мимолетный взгляд, прежде чем снова сфокусироваться на дороге.
- И возможно, мы бы никогда не встретились.
От этих слов между нами появляется нечто теплое и нежное. Может, я слишком сентиментальна, но сама мысль, что я могла бы не познакомиться с Греем, вызывает желание расплакаться. Или может я просто очень устала.
Грей прокашливается.
- Куда мне тебя отвезти?
- Ресторан Сити.
Когда от удивления парень приподнимает бровь, я бросаю на него почти убийственный взгляд.
- Ты не поверишь, как сильно я хочу порцию хрустящей жаренной курицы в панировке из сухариков.
- О, боже, она еще и ест, - говорит Грей, обращаясь к моей машине. - Да это же девушка моей мечты.
- Просто отвези меня в ресторан, Кексик.
- Легко, Специальный Соус, я добуду для тебя твою курочку, - он усмехается, открывая окно и прибавляя звук радио. Ветер развевает наши волосы, пока музыка льется из динамиков машины. Счастье струится по моим венам, такое светлое и заполненное пузырьками, словно шампанское. Как же хорошо оказаться дома.
На момент окончания старшей школы я уже знала, куда хочу двигаться дальше. Мой взгляд был устремлен на колледж Сары Лоуренс, я жаждала влиться в студенческую жизнь. Данная перспектива так сильно меня взволновала, что пока все еще носили свои академические шапки и мантии, я паковала чемоданы. На протяжении всей учебы я была тише воды, ниже травы, грызла гранит науки и благодаря своим усилиям закончила учебу на год раньше.
Сейчас, когда я уже не студентка, то чувствую себя, словно загнанное в тупик животное. Друзья, которые у меня были, разбежались по четырем сторонам света, сделав следующий шаг в своей жизни. Оказывается, довольно одиноко стать выпускником. Так одиноко, что я начинаю понимать, почему многие люди автоматом поступают в магистратуру, стремясь пережить это чувство единения и дружбы еще раз. Но в отличи от них мне сейчас нужен академический перерыв. К тому же теперь я уже не одинока. Я здесь с Греем, который, кажется, заполняет собой все пространство; вот прям буквально, из-за своего роста и энергетики, кажется, что парень владеет своей собственной солнечной системой, вокруг которой вращается вихрь планет и звезд.
Прямо сейчас он удобно устроился на диванчике, закинув свою длинную руку на его спинку. Солнечный свет пронизывает его русые волосы, а легкая улыбка играет на его губах.
- Что? - спрашиваю я перед тем, как откусить еще один кусочек курицы. Невольно испускаю стон. Кажется, что я хотела хрустящей, золотистой, сочной и вкусной жареной курицы уже лет так сто. Короче говоря, это рай земной.
Грей улыбается до ушей.
- Просто мне нравится наблюдать, как ты поедаешь эту курицу.
- Ты говоришь об этом, как о чем-то незаконном.
Он смеется.
- Что ж, в твоем исполнении это выглядит, как нечто незаконное.
Я собираюсь сказать ему отвалить, конечно, оставаясь при этом максимально милой, когда Грей закатывает рукава до локтей, и кое-что на внутренней стороне его предплечья отвлекает меня.
- Эй, что это? - я хватаю его запястье и аккуратно поворачиваю руку, чтобы разглядеть тату, украшающую его предплечье от кисти до места сгиба руки. Она состоит из математических символов, сделанных голубыми чернилами.
Грей немного напрягается, шумно вдыхая. А затем спокойно выдыхает и отвечает обыденным тоном.
- А, ты об этом, - он кивает в сторону моего пальца, кончиком которого я обвожу контуры символа на его запястье, - этот называется Тождество Эйлера, - его голубые глаза встречаются с моими. - Насколько ты сильна в математике?
Я кривлюсь.
- Ну, я проходила курс высшей математики, потому что он входил в список обязательных предметов. Но сдала я его лишь благодаря своей силе воли и краткосрочной памяти. Должно быть, ты разбираешься в этих штуках.
Грей понимающе улыбается.
- Ладно, тогда поясню тебе все в двух словах. Математики часто называют тождество Эйлера самым красивым математическим уравнением из-за его наглядной простоты, и потому что оно связывает пять фундаментальных констант, или полей, математики.
- Поверю тебе на слово, - я глажу пальцем вдоль уравнения перед тем, как перехожу к следующей татуировке в виде длинной последовательности чисел с дробями, буквами и еще кучей всего, что разом похоже на абракадабру. - А эта?
- А, это базовое доказательство формулы Эйлера, - он смотрит на меня, веселясь. - Я мог бы объяснить тебе его, но...
- Все в порядке, - говорю я быстро, на что Грей смеется. А я продолжаю медленно поглаживать место татуировки. Они выполнены на отлично, изящный подчерк в какой-то степени кажется женским. И хотя доказательства и уравнения написаны вперемешку, вместе они выглядят как единое целое. - Я не знала, что ты увлекался математикой.
Его кожа покрывается мурашками, а золотистые волоски на руках встают дыбом, когда я дотрагиваюсь до локтя парня.
- Она просто легко мне дается, - говорит он, пожимая плечами. - Как и моей маме. Она бы могла посвятить себя любой математической области, будь то физика или машиностроение. Но мама любила историю и теоретический анализ, потому в конце концов стала историком в области математики. Эйлер был математиком и физиком восемнадцатого века, он был гением. Мама в некотором роде испытывала к нему слабость.
Я усмехаюсь.
- Это мило.
Грей наклоняется ближе ко мне. Наши головы почти соприкасаются, когда мы вместе смотрим на его тату. Его голос переходит на шепот и становится очень мягким.
- Она, гм... Она умерла.
Мое дыхание замедляется.
- Когда? - лишь идея о том, что он потерял маму, а меня не было с ним рядом, ощущается словно пуля в живот.
- Когда мне было шестнадцать. Рак груди, - кадык на его горле вздрагивает. - Она пережила столько боли, особенно в конце. Я сидел с ней все это время, держал за руку.
Его густые ресницы опускаются, скрывая от меня голубые глаза.
- Ей был нужен физический контакт. Бол<