– Почему они светятся? – не унимался Кленов.
– Очевидно, ионизация.
– На такой высоте не может быть ионизации! – взорвался Кленов.
– Вышлите в это облако автоматический разведчик, – распорядился Райков, все еще не переключая изображения облака на главный экран. И потому один лишь Кленов из всех присутствующих в главной рубке специалистов видел весь эпизод от начала до конца.
Крохотная светлая точка разведчика, стремительно наращивая скорость, ушла от эскадры. Для начала маневра у них оставалось всего несколько минут, потом уже будет поздно, они не успеют изменить орбиту. С нарастающим волнением Райков следил за этой крохотной частичкой эскадры, уходящей вперед.
Взрыв произошел на самой границе облака, еще до того, как разведчик вошел в его плотные слои. Он был такой неожиданной силы, что экран, запылавший ослепительно голубым огнем, сразу же почернел, и тут же завыли и замигали сигналы общей тревоги. Голоса операторов, перебивая друг друга, докладывали цифры мощности, плотности потоков, скоростей. Не дожидаясь команды, управляющие автоматы всех кораблей начали операцию расхождения. На кораблях заработали двигатели.
– Всю мощность на силовую защиту. Веерный огонь протонами по курсу всех кораблей!
– Антипротонами? – не понял оператор.
Райков пояснил:
– Обычными протонами. Перед нами антиматерия. Один Кленов это вовремя понял.
– Просто я один знал, чего от них ждать… – тихо проговорил Кленов, вцепившись в подлокотники кресла.
Они едва успевали. Огонь полыхал теперь внизу под всеми кораблями, сплошное море огня было и впереди по курсу.
– Кажется, проскочили…
– У нас был еще солидный резерв мощности, – обиженно проговорил энергетик.
– Скажите спасибо Кленову, – резко сказал Райков. – Посмотрел бы я на вашу мощность в центре этого облака! Даже здесь наружная температура на пределе!
– Будем возвращаться на прежний курс?
– Оставаться на этой орбите и следить за носовыми экранами! Вышлите вперед автоматическую разведку.
Сразу же, как только восстановили энергетический контакт с планетарным десантом, наступление на долину Серых скал продолжилось. Убедившись, что атака на эскадру не имела успеха, противник стал проявлять нервозность.
Кольцо вокруг Серых скал сжималось все больше, и все дороже обходился им каждый следующий метр продвижения к цели. Огненные столбы энергетической поддержки теперь не гасли ни на секунду, отдавая атакующим машинам полную мощность генераторов всех четырнадцати кораблей. Пузырь силовой защиты противника, приняв на себя давление десятков гигаватт мощности полей, препятствовал продвижению, наливаясь малиновым светом.
Потерпев неудачу, противник больше не пытался использовать асимметраторы за пределами очерченной силовой защитной зоны.
К сожалению, о том, что происходило за огненной стеной, они не могли даже догадываться. Купол защиты колебался, иногда в отдельных местах напряжение временно слабело, и туда сразу же вдавливалось поле атакующих машин.
Энергетическое напряжение атаки и противостоящей ей защиты достигли таких запредельных величин, когда простая остановка стала уже невозможной. Слишком мало пространство, на котором столкнулись чудовищные силы.
“Да прекратите же, прекратите! – хотелось крикнуть Райкову. – Неужели вы не видите, как далеко все зашло, в какую пропасть заносит нас раскрученная мельница атаки?!”
Вот-вот чем-то все это должно было кончиться. Скорее всего неизбежной уже катастрофой…
Крошечный огненный шарик отделился между тем от купола защиты и стремительно двинулся навстречу атакующим машинам. Это казалось невероятным, невозможным, и тем не менее это было так.
Несмотря на чудовищное давление, у обороняющихся нашлись силы для того, чтобы выдвинуть вперед этот объект, прикрытый индивидуальной защитой такой мощности, что он смог прорваться сквозь поле атаки.
Что там было, внутри этого огненного шара, катящегося навстречу уникарам? Ни один датчик не мог дать ответа на этот вопрос при такой интенсивности энергетического взаимодействия.
С орбитальной высоты происходящее внизу казалось всего лишь театральным действием, условной декорацией, игрой.
Но вот мыльный огненный пузырек лопнул, раскололся, как грецкий орех, исчез. На какую-то долю секунды стремительно сменившие объективы автоматы бросили им навстречу на всех центральных экранах усмехающееся нечеловеческое лицо.
Они успели рассмотреть и запомнить лишь эту противоестественную усмешку, на которую не способен ни один робот, – лишь существо, знающее, что такое смерть, и понимающее все, что должно последовать за исчезновением защиты, могло так усмехнуться.
Казалось, огненному грибу, выраставшему из этого крошечного черного семечка, еще секунду назад бывшего живым, разумным существом, не будет конца. Гриб все рос и рос вверх, пробивая верхние слои стратосферы, наполняясь яростным фиолетовым клубением, обрастая черными отметинами пыли и газов.
– Будем продолжать? – тихо спросил главный энергетик. Он был мертвенно бледен. Кленов видел, как мелко дрожали пальцы его правой руки, скорчившиеся возле инициаторов мощности.
– Что это было, аннигиляция? – спросил Райков.
Мельком взглянув на приборы, физик кивнул:
– Примерно восемьдесят килограммов эквивалентной массы. Сто пятьдесят – двести килотонн. Защита на танках могла выдержать. Остальные автоматы скорее всего уничтожены.
Труднее всего бывает остановить запущенную не тобой машину. Из простого исполнителя чужой, навязанной обстоятельствами воли превратиться в человека, принимающего подлинное и окончательное решение.
– Выключить генераторы, – угрюмо проговорил Райков. – Я свертываю операцию. Возвращайте все, что осталось от десанта, на корабли.
Тишина, повисшая в рубке, словно подчеркнула всю меру ответственности, которую только что взял на себя один человек.
– Мы не использовали и десятой доли наших возможностей! – возразил главный инженер, не желая мириться с поражением.
– Я знаю. Выполняйте приказ, – сухо распорядился Райков, а Кленов подумал: “Не этой ли минуты так боялись те, кто любыми средствами стремился не допустить участия в рейде именно этого человека? Чего они добивались? Окончательной расстановки сил? Уничтожения Ангры? Ведь если бы на месте Райкова сидел сейчас другой человек, можно было бы и продолжить штурм…”
Еще один – два таких удара, и кора планеты не выдержит. Над лесами Ангры, над поселениями людей и всех других существ, представлявших здесь десятки разных миров, пронесется смерть, и виноватыми в этом окажемся мы, люди. Не этого ли с таким упорством добивались их противники? Ведь они в какой-то степени могли предвидеть будущее. Там, где время течет в обратную сторону, будущее становится прошлым, не успев еще даже родиться. Так чего же они все-таки хотели? Этого он не знал.
Глава 5
Роман проснулся от боли. Это была не его боль. Болела земля, на которой он лежал. Ощущение было таким резким и сильным, словно кто-то вонзил в планету огромный раскаленный меч и потом повернул его в ране.
Боль пульсировала теперь в геле Романа, проникала в его жилы и нервы. Роман вскочил и осмотрелся. Лес горел, деревья обуглились и стали похожими на черные факелы. Кругом валялись комья земли, пепла и ветвей. Там, где кончалась дорога, пылал деревянный город россов. Все застилал низкий плотный дым, казалось, горела вся планета.
Роман повернул голову к западу, откуда несколько минут назад пришел раскаленный ураган. На него повеяло смертельным дыханием радиации. В той стороне не было ничего: ни одного дерева, ни одного растения. Только хлопья серого пепла да клубы желтоватого дыма. Он смотрел долго, пока глаза не перестали слезиться.
Что-то он старался вспомнить, что-то важное, какой-то сон. Но сны кончились. Его окружала безжалостная, смертоносная реальность. Он внимательно осмотрел место, на котором лежал, и все пространство вокруг. Ничего. Никого. Он был один на один с раскаленным ураганом. Роман набрал в легкие воздух, стараясь пробиться своим чутким обонянием сквозь запахи гари и дыма. Теперь он знает, что ему необходимо сделать. Надо уменьшить нестерпимую боль земли, спасти тех, кого еще можно спасти.
Медленно он двинулся вперед, почти насильно переставляя лапы. Тело не желало подчиняться, оно не хотело идти в раскаленный ад. Земля была еще слишком горяча и прожигала толстые подошвы его ног. Но эта боль казалась слишком слабой по сравнению с той, что жила в нем с момента взрыва. Легким не хватало воздуха. Мучительный кашель то и дело сбивал леврана с ритма, заставляя смотреть по сторонам. Он понимал, что этого делать нельзя. Если он хочет дойти до цели, нужно сосредоточиться только на этом. Не замечать, не видеть ничего вокруг, постараться даже не чувствовать, как будто он мог не чувствовать…
Сейчас его главным проклятием стала обостренная способность ощущать чужую боль. Напрасно он надеется, что удастся выдержать. Это безнадежно. Ему давно следовало повернуть обратно и бежать прочь из зоны смерти туда, где остались живая вода, листья растений, воздух.
Он все еще двигался. Он и сам не знал, почему это так, откуда берутся силы. Даже если ему удастся совершить невозможное и вопреки всему добраться до цели, это ничего не изменит, он даже не знает, что именно нужно сделать, он даже не знает, куда бежит. Это самоубийство. Глупое, бессмысленное самоубийство.
Радиация достигла такой степени, когда начинает светиться воздух, соприкасаясь с насыщенной смертью почвой. Такой концентрации не может выдержать ни одно живое существо…
Он все еще бежал на запад. Температура постепенно повышалась. Зато раскаленные остатки смертоносной атмосферы были здесь кристально прозрачны. Пыль и дым ударная волна унесла далеко назад.
Он был уже близок к эпицентру взрыва и не понимал, почему до сих пор не лопнули его легкие, не разорвалось сердце, кто и для чего наделил его такой несказанной силой – переносить мучения и двигаться только к намеченной цели.
Наконец эпицентр взрыва остался у леврана за спиной. Он двигался теперь по дну западного ущелья. Его стены оплавились, однако самые страшные – световой и радиационный удары прошли здесь по верху, не добравшись до дна ущелья. Тут осталось даже немного воздуха. Не такого чистого, как ему бы хотелось, но все же пригодного для дыхания.
Боль стала настолько привычной, что уже не мешала думать. В какой-то мере он подчинил ее своей воле, Левран думал о том, что сделает с теми, кто нанес планете такую жестокую рану, это помогало ему продвигаться вперед, но ненадолго – ненависть плохой помощник.
Внутренним зрением, легко проникающим сквозь багровые тучи, заполнившие небо Ангры, он видел светлые звездочки кораблей, удаляющихся от планеты, их было четырнадцать. Четырнадцать звездочек, пришедших из далекого далека, оттуда, где была его человеческая родина. Левран тяжело вздохнул и мысленно спросил Кленова: “Уходишь?” – “Ухожу, друг. Ничего у нас не вышло, ты уж прости…” – “Да ладно. Я попробую сам. Уже немного осталось, может быть, мне удастся до них добраться…”
Он вынул талисман архов. Лучик удлинился, стал ярче и по-прежнему показывал на запад.
От талисмана по лапе и дальше по его измученному телу разлилась приятная прохлада. Что-то в нем происходило. Рвались какие-то связи. Клетки изменялись, мутировали под радиоактивным ливнем с огромной скоростью. После превращения его тело стало удивительно пластичным, оно легко приспосабливалось к меняющимся внешним обстоятельствам. Если бы у него было больше времени, он бы, наверняка, сумел справиться даже с радиацией, но времени не было. В него словно вложили огромные безжалостные часы, и они тикали, отмеряя последние оставшиеся в его распоряжении минуты. Что случится потом, когда они истекут? В точности он этого не знал, но понимал, что долина Серых скал доступна лишь короткое время и, если он не успеет, ждать придется тысячу лет. Тысячу лет нового безжалостного владычества деймов. Он двинулся вперед – теперь уже не бегом, на это не оставалось сил. Он лишь ковылял по дну ущелья, обессиленно припадая на все шесть лап.
Поворот, еще поворот. Ущелье кончилось. Прямо перед ним снизу доверху путь закрывала скала.
Он достал талисман. Звездочка стала еще ярче, луч удлинился, но теперь он неуверенно качался из стороны в сторону, словно не знал, какое направление выбрать. Так ведет себя стрелка компаса на полюсе, когда цель достигнута и дальше идти некуда. Он был в центре зоны, перед ним возвышалась скала. Взобраться на нее раньше не составляло труда. Теперь же он с трудом управлял своим полусожженным телом. Одолел и эту преграду.
Он стоял на вершине утеса. Вокруг простирались безжизненные смертоносные поля. Здесь не осталось ничего, кроме ущелья и этого одинокого утеса. Стрелка талисмана указывала теперь вниз, туда, откуда он только что пришел. Если проход существовал, он был внизу, на дне ущелья.
Убираться с вершины нужно было немедленно, здесь радиация усилилась. У него уже кружилась голова, с минуты на минуту он мог потерять сознание.
Медленно, то и дело соскальзывая с оплавленной поверхности скалы, он пополз вниз. Последний десяток метров, сорвавшись, он преодолел в беспорядочном падении.
Несколько минут он лежал неподвижно, собираясь с силами. И не зная, что делать дальше. Похоже, он проиграл. Прохода в долину ему не найти.
Он сделал все, что мог. Все, что было в его силах. Сквозь скалу ему не пройти – снова повторил он эту фразу, прислушался к ней и, шатаясь, поднялся на ноги.
Если бы он был только левраном, наверно, это было бы именно так. Но раньше, когда он был человеком, однажды ему удалось пройти сквозь скалу… Правда, там была другая скала, соединенная со звездными путями, ведущими к другим мирам, тысячами невидимых нитей… Все же он подошел к скале, закрывавшей выход из ущелья, и внимательно осмотрел ее поверхность.
Она была серой. Чудовищные звездные температуры, свирепствовавшие здесь несколько часов назад, не оставили на ней ни малейшего следа. Если прижаться к камню обожженным телом, можно ощутить прохладу и легкую вибрацию…
Это была не простая скала. В ее левом нижнем углу что-то едва заметно блестело… Он подошел ближе, разгреб обвалившиеся сверху комья оплавленной спекшейся земли и увидел оттиск. Четкий круглый след, вдавленный в поверхность камня. Он был не больше ладони. Казалось, кто-то приложил к скале печать или, например, талисман…
Он очистил оттиск от копоти и увидел двух стоящих на задних лапах левранов, отделенных один от другого чертой, идущей сверху вниз.
Перед ним было зеркальное изображение его талисмана. Его оттиск.
Стараясь справиться с волнением, с неожиданно появившейся надеждой, он достал талисман. Размеры совпадали, и теперь он заметил в центре оттиска, под слоем гари, в том месте, где на его талисмане горела зеленая звездочка, необычный красноватый блеск… Сомнений больше не оставалось.
Он совместил изображение на талисмане с оттиском и вложил его в углубление. Камни соприкоснулись. Послышался легкий шорох, словно тысячи бабочек одновременно взмахнули крыльями. В лицо ему пахнуло чистым, не зараженным радиацией воздухом, прохладным запахом живой земли. Он вошел внутрь.
Перед ним был огромный, почти пустой зал, освещенный ярким зеленым светом стоящего на постаменте метрового кристалла. С тихим шелестом проход за спиной Романа вновь сомкнулся. Путь был окончен. Он стоял перед светящимся камнем, ничего не понимая и не зная, что дальше делать. Зал заканчивался стеной. В полированном граните едва заметно проступало отражение зала и его собственное. Взглянув на себя в это каменное зеркало, он понял, насколько обезображено и изувечено его тело, сплошь покрытое язвами ожогов. От бронированной блестящей шкуры леврана ничего не осталось.
Только сейчас, увидев себя, он по-настоящему до конца осознал: путь для него окончен и этот зал – последнее, что он видит в этой жизни.
Ни отчаяния, ни горечи не испытала его измученная душа, только сожаление от бесполезности пройденного пути, от того, что он так и не смог разрешить загадку и ничего не сумел изменить.
Он обернулся. Камень. Ничего, кроме камня, замкнутого овального зала с одной-единственной ровной стеной, похожей на черное зеркало… Стена стояла вроде бы не на месте, нарушая симметрию зала и разделяя его на две половины. Возможно, за ней было пустое пространство, но несокрушимая толщина мертвого холодного гранита не оставляла ни малейшей надежды – туда ему не проникнуть.
Оставался еще камень. Формой и размером светящийся зеленый кристалл напоминал лезвие меча. Снизу, между ним и постаментом, расположилась каменная чаша. Вначале Роман принял ее за украшение, но теперь подумал, что это скорее всего отражатель. Его вогнутая полированная поверхность отбрасывала зеленые лучи кристалла на гранитную стену, не давая им распространяться по залу. Вполне понятная предосторожность, если вспомнить, что мог сделать маленький кусочек такого камня с титанитовой дверью звездолета.
Что-то ему напоминала сама форма кристалла, что-то важное… Ну да, была рукоятка меча, которую он нашел после одного из своих вещих снов. Там была рукоятка, здесь – лезвие.
Вместо рукоятки – каменный постамент. Но ведь он располагает силой леврана, и несмотря на все свои раны….. Он уперся плечом в основание, и неожиданно каменная глыба, не прикрепленная к полу, поддалась его усилиям. Наклоненное вперед лезвие угрожающе придвинулось к стене.
Если маленькая частица такого камня справилась с титанитовой дверью… Он удвоил усилия, вспомнив, что сила воздействия камня зависит от расстояния. Чем ближе продвигал он зеленый меч кристалла к стене, тем ярче становилось пятно падавшего от нее света. В его оттенке появились какие-то новые, зеркальные блики.
Постамент все же оказался для него слишком тяжел, и теперь он боялся, что сил завершить начатую работу не хватит, каждый следующий сантиметр продвижения давался ему все с большим трудом, словно стена отталкивала кристалл. А может быть, силы уже окончательно оставляли его. От напряжения из его многочисленных ран начала сочиться кровь, и на полу отпечатывались четкие следы всех его шести лап.
В космической тишине подземного зала слышалось только измученное дыхание леврана и скрип каменной глыбы, оставлявшей на полу глубокие царапины. В конце концов он вынужден был остановиться, чтобы немного отдохнуть.
В каменном зеркале происходили какие-то изменения. Отражение стало четче, рельефнее. Изменился цвет поверхности стены, словно в камень добавили серебра. Зеркальная пленка стала ярче. Но больше всего бросался в глаза изменившийся цвет отраженного в стене лезвия меча. Он приобретал явственный красноватый оттенок.
Это показалось Роману настолько важным, что, превозмогая боль, он отполз на безопасное расстояние в противоположный конец зала и заглянул за край чаши, закрывавшей кристалл. Светящееся лезвие кристалла на его стороне оставалось ярко-зеленым, и, значит, изменения происходили только в отражении…
Левран, двигавший ему навстречу красный кристалл, прихрамывал на правую переднюю лапу. Когти на ней были сломаны и зияла огромная рана. Передние лапы Романа пострадали меньше всего… Да и в самом отраженном зале проступали новые черты.
Казалось, зеркало превращается постепенно в прозрачное стекло, и он видит за ним какой-то новый, незнакомый, живущий самостоятельной жизнью мир.
Стена становилась все более зыбкой, по ней пробегала рябь, словно перед ним был не камень, а отражение в озерной воде… Стена колебалась, сминалась и распрямлялась вновь.
От лезвия зеленого меча до красного кристалла на той стороне оставались считанные сантиметры, одно последнее усилие. Но Роман остановился.
Он слишком хорошо помнил свой сон. Что произойдет с миром, отчетливо видным за полупрозрачной пленкой зеркала? С этим залом, со всем окружающим пространством? С Ангрой, наконец?
И тут левран за пленкой зеркала убрал свои лапы с каменного постамента и, обретая самостоятельность, шагнул вперед. Он приник к разделявшей их прозрачной преграде и долго пристально смотрел в глаза Роману. Взгляд его больших влажных глаз был печален и мудр. Что-то он хотел ему сказать этим взглядом, о чем-то поведать.
Роман, невольно подчиняясь его немому зову, придвинулся навстречу. Их передние лапы соприкоснулись, взаимно поддерживая друг друга. Поверхность, разделявшая их, потеряла свою несокрушимую монолитность, стала гибкой и податливой, как резиновая мембрана.
Их тела в точности повторили в эту минуту символическое изображение талисмана.
Два леврана стояли на задних лапах друг перед другом, с двух сторон упираясь в черту.
И черта дрогнула, поддалась их взаимным усилиям.
Кристаллы соприкоснулись друг с другом.
Круг старого замороженного времени кончился и уходил теперь в небытие. Начиналась другая эпоха. Словно бесшумный вихрь пронесся по залу.
Заколебались стены, смазалась граница, заворачиваясь в огромный рулон, и, свертываясь, вытолкнула чужое пространство в его собственные пределы.
На какие-то доли мгновения Романа накрыл полный и беспросветный мрак, тот самый, что стоит у предела всякой жизни, а когда он развеялся, не было уже леврана и не было старого зала.
Человек стоял перед беспредельной серебристой дорогой, уходившей от него в бесконечность, соединявшую звезды.
Николай Романецкий
Мир в латах
Финальная вахта перед отпуском
– Ну вот и все.
В голосе бортинженера слышалась явная грусть. И то, что он, откинувшийся в кресле и лениво потягивающийся, был невесел, показалось командиру странным. Имелась в этом несоответствии между голосом и позой некая опереточная нарочитость. Как древний римлянин в кабине “джампера”…
– Ты чего это? – спросил командир. – Завтра в отпуск, а ты, похоже, и не рад вовсе?
– Да рад я, рад, – ответил, поморщившись, бортинженер. – Только на душе что-то… – Он сделал правой рукою неопределенный жест.
– Ну, это перед отпуском обычное состояние, – сказал командир. – Усталость накапливается… И за бортом хоть и Ближний космос, а все ж таки пустота. Освобождай рабочее место!
Бортинженер отстегнулся. Командир подплыл к креслу, окинул хватким взглядом пульт. На обзорном экране была привычная картина: ночная поверхность Земли, расцвеченная кое-где огнями городов.
– Вахту сдал!
– Вахту принял! – Командир неторопливо утопил в гнездах застежки креплений. И сказал, подмигнув бортинженеру: – А сдавать буду уже не тебе!
– Не мне, – согласился бортинженер. В голосе его прозвучала откровенная тоска.
– Слушай, – недовольно произнес командир. – Женился бы ты, что ли! Тогда перед отпуском будет совсем другое настроение… Вот как у меня!
Бортинженер через силу улыбнулся.
– Есть, шеф! Задание понял, шеф! Завтра же приступлю к выполнению, шеф!
– Вот-вот, – сказал командир. – Приступай! Учти, что отпуск всегда оказывается неожиданно короток. – И, повернувшись к пульту, спросил: – Что-нибудь засек?
– Ничего особенного. Загрязнение атмосферы и тепловой фон – в пределах. Наблюдался небольшой выброс на “Аляске-3”, но за допуск не вышли. Однако в Центр я доложил.
– Эт-то хорошо! – сказал командир. Пробежал пальцами по клавишам, оглянулся. – Чего ждешь?. Иди отдыхать!.. Перед первым отпуском не мешает набраться сил.
Бортинженер продолжал висеть рядом с креслом.
– Не понимаю, – сказал он. – Чего энергетики так держатся за атомные? Давно бы демонтировали… И народу спокойнее, и властям гора с плеч!
– Все не так просто, мой милый. Киловаттики-то они дают исправно!.. А для приполярных районов и вообще ничего лучшего пока не придумано.
Бортинженер помотал головой.
– А я слышал, что дело не только и не столько в энергии. Кому-то очень надо, чтобы они существовали. Ведь какое движение за их ликвидацию поднялось после аварии на “Мэджик стар”, однако Совет Безопасности все спускает на тормозах. Взамен же, чтобы успокоить людей, создали нашу Службу…
– Он слышал!.. – сказал командир насмешливо. – Информационная сеть под названием “Одна Баба Сказала…” Делай уши локатором почаще – и не такое услышишь! Например, что от кригеров только уроды рождаются. Моральные!.. У тебя отец, часом, не кригер?
На лице бортинженера расцвела, наконец, нормальная – без тоски и грусти – улыбка.
– Нет, не кригер. Мы мирные люди… Хоть наш бронепоезд и стоит на запасном пути.
– Иди, наконец, спать! – Командир выругался. – Ведь проспишь начало отпуска!
– Да. – Бортинженер оттолкнулся от кресла. – Пойду. Спокойного дежурства!
Отрывисто звякнул сигнал.
– Во! – сказал бортинженер, задержавшись у люка. – Сейчас Роберт поздравит тебя с началом финальной вахты.
Бледно засветился экран связи, стремительно пробежала цепочка многозначных чисел.
– Что за черт? – сказал бортинженер. – Это не Роберт!.. Запроси-ка пеленг, командор.
Пеленгатор уже выдавал координаты.
– Кажется, это не Центр!..
– Вижу, – сказал командир. – Какой может быть Центр на подобных частотах?.. Похоже, перехват.
Он пробежался пальцами по клавишам, на экране появилось лицо дежурного.
– Привет, Роберт!
– Салют, отпускники! – Дежурный осклабился. – Завидую некоторым…
– Подожди, Роберт! – оборвал его командир. – У нас случайный перехват. Проверь запись.
Лицо дежурного исчезло с экрана. Бортинженер подплыл к кассете со справочниками, достал атлас, полистал.
– Судя по координатам, передача велась с восточного побережья Тайгерленда, – проговорил он. – По-моему, там у нас ничего излучающего не значится.
– Информация зафиксирована, – послышался голос Роберта. – Думаю, вам стоит на следующем витке проверить… – Голос умолк.
– Зачем ты его выключил? – спросил бортинженер. Командир молча переместился к пульту управления ориентацией.
– Что ты задумал?
– Будут они дожидаться следующего витка, – пробормотал командир. – Хочу посмотреть на адресата.
Изображение земной поверхности на обзорном экране дрогнуло. Командир манипулировал двигателями. Бортинженер молчал. В рубке стояла привычная жужжащая тишина. Наконец, станция развернулась на сто восемьдесят градусов. Командир погасил качания и вернулся к основному пульту.
С экрана смотрели немигающие звезды. Включились фильтры и свет постоянных источников погас. Экран залило черное бездонье.
– Ничего, – прошептал бортинженер, все еще держа в правой руке атлас. – Пощупай локатором. Для начала широким конусом.
Он оттолкнулся ногами от стены, подплыл и повис за спиной у командира. Оба уставились на индикатор. Зеленая полоска пересекала шкалу по идеальной прямой, никакого намека на что-либо.
– И тут ничего, – сказал командир. – Ерунда какая-то!
– Попробуй частотно-фазовую вариацию.
– Пожалуй, – сказал командир и задал программу изменения частоты генератора.
Жужжащая тишина изменила тональность. И тут зеленая полоска на индикаторе переломилась углом, вершина которого метнулась в сторону от нулевой отметки. Пискнул и тут же замолк звуковой сигнализатор. Зеленая полоска снова превратилась в прямую линию.
– Проскочили частоту! – сказал командир. – Сейчас верну.
– Что это? – воскликнул бортинженер. – Смотри! На экране…
Командир поднял глаза. Среди черного бездонья висело блеклое пятнышко. Оно быстро меняло форму: круг, эллипс, снова круг, опять эллипс…
Командир, не мигая, смотрел на экран. Светлое пятнышко в объятиях мрака что-то ему напоминало. Круглое пятнышко начало уменьшаться в диаметре и разгораться.
Лазерная пушка, понял вдруг командир. В режиме наведения…
Сделать он ничего не успел. Среди черного бездонья хищно вспыхнула ослепительная звезда, и экран лопнул от мгновенно переполнившего его синего пламени…
На Земле, в помещениях Центра Связи, натужно заревела сирена, возвещая о том, что на орбите случилось нечто серьезное, что станция “Спейс хантер-12”, принадлежащая Контрольной Службе Экологического Совета и имеющая двух дежурных наблюдателей на борту, прекратила свое существование.