Она улыбнулась мне в ответ:
– Я посчитала, что могу вернуть должок за все те годы, что ты за меня заступался, когда дети называли меня четырехглазой уродкой. Просто хреново, что он заставляет тебя идти с ним. Я знаю, как сильно ты не хочешь работать в его офисе.
– Я буду в порядке, – я пытался казаться убедительным и эпически не облажаться. – Несколько дней не навредят мне.
– Однако, если тебе понадобится, чтобы я тебя спасла, звони мне, – она подползла на кушетке ближе ко мне, и когда наши колени соприкоснулись, мой внимательный взгляд упал на ее ноги.
Она надела шторы, что делала редко, и что я определенно заметил, когда она появилась в моем доме. Ее ноги были такими длинными, а кожа выглядела такой мягкой. Она была великолепна. Клянусь Богом, когда–нибудь это сведет меня с ума. Я все время думал о том, чтобы коснуться ее, пробежаться своими пальцами вверх по внешней стороне ее ног, может даже по внутренней стороне ее бедер. Мне всегда было интересно, если бы я так сделал, она бы задрожала? Я представлял, что да. Конечно, возможно, это было из–за того, что я ужасно хотел ее.
– И все–таки, ты в порядке, а? – ее голос был полон беспокойства, когда она положила свою руку на мою ногу, отвлекая мое внимание от ее ног. – Ты знаешь, то, что он сказал, не правда, да?
Я старался сморгнуть желание, понимая, что она, возможно, убежит к чертям от сюда, если узнает мои мысли. Ну или так, или надерет мне задницу.
– Ага… я уже привык к его дерьму, – мой печальный голос предполагал другое. Я не был точно уверен, была ли моя печаль из–за отца или из–за того, как сильно хотел ее, не волнуясь о своих действиях.
Она ударила меня кулаком в бок, и я вздрогнул, но засмеялся.
– Не давай ему превратить себя в утопленника. Ты не такой. Не позволяй ему забрать у тебя то, кем ты являешься.
– Может, будет лучше, если он так и сделает. Я имею в виду, все, что он говорил, было похоже на правду. У меня на самом деле нет никакого направления или целей или чего–то такого, – я был чересчур драматичным. И в то же время, мне вроде как нравилось слушать, что она меня защищает. От этого я чувствовал себя хорошо внутри. Мне хотелось ее обнять… поцеловать… пробежать своими пальцами по внутренней стороне ее бедра..
Видите? Опять я пришел к этому.
– У тебя есть направление и цели – сказала она. – Они просто отличаются от его.
Я заставил себя сконцентрироваться на беседе, выдерживая ее взгляд.
– И от твоих.
– Ага, ну? Мои цели скучны. Ты намного веселее, чем я. Иногда мне хочется, чтобы я могла быть большее похожей на тебя, – она накрутила прядь волос на свой палец и прикусила верхнюю губу, привлекая все мое внимание к ее рту.
Больше не способный контролировать себя, я начал наклоняться, чтобы просто это сделать.
Ее глаза быстро расширились.
– Ты что делаешь? – зашипела она, отклоняясь назад.
Вот же блядь, это выходит из–под контроля.
Я попытался, черт возьми, успокоиться.
Отгоняя проклятье, практически убившее меня. Это пошло против всего, что я хотел.
В тот момент я понял, как сильно она мне нравится. И не только потому, что она сексуальная. Мне она нравилась за все, что из себя представляла, за все, что сделала для меня, за все, чем мы были. Несколько из любимых моментов моей жизни были пережиты с ней.
Она заставляла меня смеяться. Она говорила мне вещи, в которых, я убеждал себя, что мне не нужно их слушать. У нее был я. А у меня была она, и я знал, что никогда не буду потакать своим чувствам, потому что это нарушит ее правило никогда ни с кем не встречаться, по крайней мере, до тех пор, пока она не закончит колледж. Она создала это правило из–за веры в то, что это поможет ей не стать такой, как ее мать. Я знаю, она такой никогда не будет. Но если Виллоу в чем–то уверена, она приложит к этому все усилия, что означает – нет ни малейшего шанса, что все хорошо закончится, если я стану потакать своим чувствам.
И так начались последние три года моего самобичевания, ожидания того, чего я не могу иметь. Того, что всегда было передо мной, напоминая мне о том, какой прекрасной может быть жизнь.
И некоторое время мое самобичевание работало.
Пока не настал тот день, когда я сломался.
Мы были наедине наверху в моей комнате, на моей кровати, во время вечеринки, чуть–чуть пьяные. Я представлял себе, как кладу ее на спину, целую, пока изучаю ее тело. Я знал, что не смогу воплотить свои желания. По крайней мере, пока она не сказала мне, что я заставляю ее нервничать, уставившись на мой рот, словно хотела попробовать меня также сильно, как и я.
Надежда выросла внутри меня, и я приступил к поцелую.
На микросекунду все было идеально, когда наши губы первый раз соединились.
А затем она прервала поцелуй и сбежала, забирая с собой эту идеальность.
Она до сих пор продолжает придерживаться этого, и я задаюсь вопросом – смогу ли получить это обратно, даже после того, как она дала мне кусок бумаги, который очень четко проинформировал меня, что мы больше не целуемся.
Тупой кусок бумаги с тупым правилом: абсолютно никакого контакта губ.
Я не очень–то следую правилам. Никогда не следовал. Но за последний год, я пытался…для нее.
Всегда для нее.
Глава 4
Бек
Не уверен, как долго отгораживаюсь, думая обо всех тех ситуациях, когда я практически поцеловал Виллоу и разрушил нашу дружбу. Хотя, возможно слишком долго, учитывая то, что когда возвращаюсь в реальность, мы оказываемся недалеко от ее дома. Мне ненавистно то, что был настолько поглощён ожиданием ее, и жалею, что не нашел способ поговорить с ней и рассказать о том, как я схожу с ума без нее.
– Бек, ты в порядке? – спрашивает Виллоу.
Мой внимательный взгляд перемещается от узкой улицы к ней.
– Ага. Я просто задумался о разных вещах.
Она ерзает на сидении, поднимая вверх свое колено. Я пытаюсь не пялиться на ее длинные ноги, которые не могу не представлять обвитыми вокруг себя, но она редко одевает шорты, хотя на самом деле должна, и я не могу не посмотреть украдкой раз, или два. Или три. Или четыре. Или двадцать. И все же, я ничего не могу поделать и задаюсь вопросом – почему она так одета? Она сказала, что для вечеринки, но я знаю, когда она врет.
– О каких вещах? – она кладет подбородок на свое колено. – У тебя было то выражение на лице.
– Какое выражение? – то выражение, когда я думаю о том, как сильно тебя хочу, и как ты никогда не захочешь меня в ответ? По крайней мере, не так, как мне хочется. Я этого жду с нетерпением?
– То выражение, когда твой отец становится шилом в заднице, – уголки ее губ опускаются. – Он опять пристает к тебе с работой в фирме?
Не об этом были мои мысли, но я лучше поговорю об отце вместо того, чтобы говорить правду.
– Принцесса, он никогда не отстанет. Ему слишком сильно нравится орать на меня, – говорю я. – И я точно уверен, что он никогда не остановится до тех пор, пока я не соглашусь делать то, что он хочет.
– Пожалуйста, не позволяй ему заставлять тебя что–либо делать, – умоляет она. – Ты заслуживаешь заниматься тем, чем захочешь. И ты будешь ужасен в качестве адвоката. Я знаю, что будешь.
– Ох, поверь мне, я тоже об этом знаю, – я включаю поворотник, чтобы повернуть на боковую дорогу, которая проходит около домов ее немногочисленных соседей. – И я пытаюсь это ему объяснить. Я говорил ему, что буду самым отстойным адвокатом, который когда–либо существовал. Но ты знаешь моего отца… Его путь – единственный верный.
– Почему он вообще решил, что тебе нужно работать с законом? – спрашивает она, наматывая прядь волос на свой палец. – Просто потому, что этим занимает он?
– Понятия не имею, – я напряженно пожимаю плечами. – Я прекратил выяснять, что к чертям происходит в его голове, когда мне исполнилось двенадцать, и понял, что он любит свою работу больше, чем семью.
– Я уверена, что он не любит работу больше, – она пытается меня переубедить. – Он просто трудоголик.
– Виллс, мне нравится, что ты пытаешься заставить меня почувствовать себя лучше, но я уже давно принял то, что мой отец никогда не будет любить меня настолько сильно, насколько он любит своих клиентов…и деньги, что похоже равнозначно.
Ее губы приоткрываются, затем смыкаются. Настал момент жалобной тишины, и я начинаю хреново себя чувствовать. Затем она ухмыляется.
– Ну, он идиот. Ты намного лучше, чем деньги. По правде, если бы я выбирала между тобой и всеми деньгами в мире, я бы выбрала тебя.
– Правда? – мои губы изгибаются. – Всеми деньгам в мире, ага? Боже, должно быть я ужасно ценный.
Она преувеличенно качает головой.
– Ты на вершине списка. В самом–самом верху, где больше никого нет, – фонари отражаются в ее глазах, ярко освещая намек на грусть. – Ты всегда там будешь.
Моя грудь сжимается самым прекрасно–мучительным способом. Боже, что бы я ни отдал, чтобы только поцеловать ее снова. Все деньги на свете, и еще чуть–чуть.
– Что насчет Тео? – спрашивает она, уже переходя от этого мгновения. А я, мне интересно, застряну ли я здесь навечно, поглощенный ожиданием ее, но понимая, что никогда не заплачу ее. – Он поступил в юридическую школу только для того, чтобы обрадовать отца?
Я пожимаю плечами.
– Возможно. Я никогда по–настоящему не говорил с ним об этом. Тео всегда был похож на того, кому потребуется адвокат, а не он сам им станет.
Она смеется, и от этого звука мне хочется проводить все вечера, рассказывая шутку за шуткой. Она выглядит такой красивой, особенно, когда смеется. Я бы хотел, чтобы она чаще это делала. Хочу, чтобы она не была постоянно такой напряженной, и ей удавалось смеяться.
– Тео попадал во множество неприятностей, – она соглашается, ее улыбка увядает. – Но в любом случае. Все, что я хочу сказать, что если вы с Тео одинаково думаете, вам стоит вместе поговорить с отцом и попытаться убедить его в своем выборе.
Предоставлю Виллоу возможность попытаться решить мою проблему.
– Мне нравится это предложение, но сомневаюсь, что оно сработает, – когда она хмурится, я добавляю. – Ты знаешь моего отца. Он никогда ничего не слушает, пока не захочет. Я даже не знаю сколько раз пытался поговорить с ним, а он полностью меня игнорировал и просто выходил из комнаты, – я направляюсь прямо по узкой дороге вдоль маленьких старых домов. – У этого парня серьезный случай выборочного восприятия. Клянусь, это чертов подарок или что–то в этом роде.
– Может его научили этому в юридической школе? – шутит она, маленькая красивая улыбка появляется на ее губах.
– Может быть. Или может быть, он просто придурок.
– Не являются ли оба этих предположения верными и одинаковыми?
– Вообще–то да. В действительности, слышал, что в юридической школе заставляют ходить на занятия, которые обучают навыкам придурка. Думаю, это называется «обучение тому, как направить своего внутреннего придурка к запугиванию людей, заставляя их делать все по–твоему, и стать настоящим мудаком».
– Видишь? Все больше причин для тебя, чтобы туда не идти. Ты никогда не сдашь этот предмет, – она тянется и обхватывает своими руками мое лицо. – Посмотри правде в глаза. Ты слишком милый, Беккет.
Мне понадобилась каждая частичка силы воли, чтобы не наклониться от ее касания и не закрыть глаза.
– Беккет? С каких это пор ты называешь меня Беккетом?
– Я просто попробовала, – дьявольский огонек зажегся в ее глазах. – Я поняла, что ты в итоге станешь адвокатом, «Бек» больше не будет тебе подходить. Даже не знаю, будет ли «Беккет» подходить. Ты можешь сменить свое имя на Грег или Чед, или что–нибудь такое же дебильное.
– Имена Грег и Чед дебильные? – я выгибаю бровь. – С каких это пор?
Она убирает свою руку от моего лица, оставляя на моей коже, на всем моем теле, холод.
– В моем Женском Литературном классе есть Грег и Чед, и каждые раз, когда они приходят на занятие, то считают своим долгом, проходить мимо моей парты и, – она делает кавычки в воздухе. – «случайно» пихают мои книги на пол. Начну с того, что я даже не знаю, зачем они выбрали этот предмет. Не думаю, что они когда–нибудь делали домашнее задание.
Я стучу пальцами по рулю, чуть раздраженный из–за Грега и Чеда, хотя я ни разу их не встречал.
– Ага, я понимаю, почему они это делают.
– Правда…? Подожди… Почему они ходят на этот предмет, или почему они скидывают мои книги с парты?
– Оба вопроса.
–Хорошо, – она смотрит на меня в ожидании. – Ты собираешься мне рассказать?
Честно говоря, не уверен, что хочу этого. Насколько это неправильно, настолько мне нравится, что Виллоу невежественна в вопросах того, насколько она привлекательна, и что даже не замечает, когда парни пристают к ней. Хотя я волнуюсь из–за того, что однажды она узнает, и тогда встретит парня и решит, что он достоин того, чтобы она сдалась и избавилась от правила про свидание.
Когда она смотрит на меня, выпятив пухлые губки, я сдаюсь.
– Они делают это потому, что могут заценить твою задницу, когда ты нагибаешься за своими книгами, – объясняю я. – И, вероятно, они выбрали этот предмет, потому что решили, что на нем будет много девушек.
Ее нос морщится.
– Действительно? Это не похоже на правду.
– Поверь мне, я прав.
– Но это не имеет смысла. Я имею в виду, что они скидывают мои книги каждое занятие. И для чего? Чтобы просто посмотреть на мою задницу? Это не круто, – она смотрит прямо, качая головой. – Нет, я точно уверена, что они придурки. И они постоянно смеются, когда делают это.
– Доверься мне в этом. Я – парень. Я знаю, как думают парни, и я тебя уверяю, что парни постоянно оценивают твою задницу... Это по–настоящему великолепная задница, – мой внимательный взгляд следует по ее ногам, и она их скрещивает. – И если бы ты была одета в эти шорты, то Грег и Чед, возможно, скидывали бы твои книги и до и после занятий, может даже, взяли бы несколько перерывов в ванной комнате, – я заставляю свои глаза оторваться от ее ног и замечаю, что она в изумлении смотрит на меня. – Что? – невинно спрашиваю я. – Ты говоришь Винтер, когда парни оценивают ее. Почему я не могу это же сказать тебе?
Она застенчиво тянет вниз края шортов.
– Потому что я не говорю Винтер, что у нее великолепная задница.
– Ну, может, ты не настолько хороший друг, как я, – сообщаю я, замедляясь, чтобы повернуть на парковку у жилого комплекса.– И К СВЕДЕНИЮ, ты тоже никогда не говорила мне, что у меня классная задница.
Она выглядит абсолютно не впечатленной.
– Я не говорила Винтер, что у нее классная задница, потому что об этом друзья не говорят.
– Кто такое сказал?
– Так говорят все.
– Ну, я думаю, что все не правы, а я прав. Говорить своим друзьям, что у них классная задница нужно каждый день, чтобы поднять их самооценку. Вот из чего состоит жизнь, правильно? Делать так, чтобы другие люди чувствовали себя лучше, – я ослепляю ее своей самой лучшей обворожительной улыбкой. – А когда люди чувствуют себя лучше, мир становится лучшим местом.
Она драматично закатывает глаза.
– Окей, может тебе и стоит стать адвокатом, мистер Сверхдраматичный.
– Эй, – я болезненно тыкаю ее в бок, и она взвизгивает сквозь смех. – Не переходи на темную сторону, – я собираюсь посмеяться с ней, когда ее улыбка внезапно исчезает. – Что не так?
Она сжимает свои губы.
– Ничего. Я просто кое о чем подумала.
– О чем?– я спрашиваю, пока паркуюсь около ее дома. Глухой звук музыки и вид пустых бутылок из–под выпивки на ступенях приводят к тому, что я сразу же хмурюсь. – Хочешь, чтобы я на некоторое время зашел внутрь? – так я смогу выяснить, что тяготит тебя, и так ты не будешь одна во время одной из вечеринок своей матери.
Она внимательно изучает дым, который вьется из открытых окон ее дома.
– Нет… Я в порядке. Я просто не знала, что у нее вечеринка. Она снова поигрывает низом своих шорт. – Я целый день пыталась связаться с ней. Я думала, что она отключилась пьяная, но полагаю, что мы уже на стадии отвержения, – вздыхая, она отстегивает своей ремень безопасности. – Спасибо, что подвез. Увидимся завтра, – она тянется к двери и останавливается. – Только если у тебя не будет других дел. Я всегда могу попросить Ари приехать и забрать меня отсюда, и мы сможем отбуксировать мою машину.
– Ни за что. Ари не отберет то, что мне больше всего нравится делать, – я ловлю ее запястье. –Что за подавленное настроение?
Она опускает голову вниз, ее длинные каштановые волосы закрывают ее лицо.
– Ничего. Просто я действительно устала. Из–за работы, школы и разных вещей, не очень хорошо спала.
– Виллоу, – я призываю свою самую лучшую предупреждающую интонацию. – Сознайся в правде, либо плати за последствия.
Она оглядывает меня, сдерживая улыбку.
– Знаешь, это всегда срабатывало со мной, пока я не узнала, какими были твои, – она делает воздушные кавычки своей свободной рукой. – «Последствия».
– Эй, щекотка может быть хорошей формой наказания, особенно, когда кто–то практически писает в свои штаны.
– Я это сделала один раз, – возражает она, поднимая палец вверх. – И это было после того, как ты щекотал меня пять минут. Любой бы потерял контроль над мочевым пузырем в этой ситуации.
Дерзкая ухмылка расплывается на моих губах.
– Только не я. И хочешь узнать почему?
– Нет, – отвечает, она проходила все это раньше.
Я хвастаюсь любым способом пытаясь заставить ее смеяться.
– Потому что я нечувствительный к щекотке.
– Это ты так говоришь, – ее взгляд путешествует по моим рукам, груди, ногам, и она прикусывает зубами свою нижнюю губу. – Но это никогда не было доказано, по крайней мере, так, чтобы видела я.
Бля, что бы я только не отдал за то, чтобы она постоянно так на меня смотрела.
– Вот что я тебе скажу. Если ты поедешь со мной домой и проведешь ночь у меня, я разрешу тебе выяснить правильный ответ.
– Не слишком ли мы староваты для ночевок?
– Ты провела ночь в моем доме в прошлом месяце.
Беспокойство наполняет ее глаза.
– Ага, но только из–за того, что сломалась моя машина, и я не хотела вынуждать тебя везти меня домой.
– Ты всегда оставалась в моем доме, чтобы держаться подальше от этого дерьма, – я напоминаю ей, кивая на дом. – В чем разница сейчас?
Она делает небольшой вдох.
– Разница есть, я начинаю понимать, что это все – часть моей жизни, и я не могу избежать этого, сбегая на ночь.
И с этим, она выбирается из моей машины, захлопывает дверь и идет к своему дому.
Мои губы приоткрываются от шока. Никогда Виллоу не сбегала от меня таким образом. Ну, за исключением того раза, когда мы поцеловались. Никогда не думала сбегать в свой дом. Обычно наоборот.
Я вспоминаю все, что сказал, пытаясь понять, где был не прав. Все, к чему я прихожу – возможно, что я слишком далеко зашел с флиртом. Я не часто упоминал о ее заднице, но серьезно, это невероятно сексуальная попка.
Мне надо убедиться, что она в порядке, что она не бесится. Затем мне надо врать, врать, врать, врать и притворяться, что она не нравится мне так сильно, что от этого даже больно.
Я выбираюсь из машины, поднимаюсь по ступеням и стучу в дверь. Никто не отвечает.
Предполагая, что музыка слишком громкая, я решаю войти, но дверь закрыта. Внутри люди смеются, и музыка становится еще громче, когда переднее окно медленно закрывается.
Через тонкие стены я слышу, как мать Виллоу заходится в громком смехе.
– Офигеть! Все, посмотрите на мою дочь! – за предложением следует: – Она становится маленькой шлюшкой!
– Прямо как ее мать! – говорит мужской голос.
Черт возьми! Я ненавижу это место. Я ненавижу то, что Виллоу внутри.
Борясь с желанием выломать дверь, я возвращаюсь в свою машину и посылаю Виллоу сообщение.
Я: Просто хочу убедиться, что ты в порядке, прежде чем уеду. Кажется, что внутри довольно напряженно…
Проходит несколько минут, пока я жду ее ответ. Несколько парней несут пиво и проходят вход в ее дом на несколько дверей дальше, кричат друг на друга, и женщина пытается продать себя каждому, кто проходит мимо. Все, что касается этого района, поверхностно, поэтому, когда новый сияющий Мерседес врывается на парковку, мне становится интересно, принадлежит ли он торговцу наркотиками. И еще, я тоже сижу в своем БМВ. Возможно, водитель здесь, чтобы спасти того, о ком заботиться.
Я продолжаю бросать взгляды на машину, интересуясь тем, кто оттуда выберется, пока не пикает мой телефон, отвлекая меня.
Виллс: Ага, я в порядке. В моей комнате не шумно. И я заперла дверь, так что никто меня не побеспокоит. Спасибо, что подвез, Бек. Я, правда, благодарна за все, что ты делаешь.
Она чего–то не договаривает, клянусь, это написано между строк, может она чувствует вину за то, что я ей помогаю. Она не хочет находиться здесь и одновременно чувствует ответственность за то, что ее мать вдрызг напилась.
Но однажды я увезу ее от этой жизни, не важно, что для этого потребуется. До тех пор я продолжу делать то, что смогу, помогая ей так часто, как она мне позволит, и надеюсь, ради всего святого, что с ней никогда не случится ничего плохого.
Я боюсь, что однажды высажу ее здесь, или она сломается на обочине дороги, и я больше никогда ее не увижу.
Глава 5
Виллоу
Ужасная ночь стала нормальной даже после того, как Бек сделал замечание о моей заднице. Затем он пошутил, что я перехожу на темную сторону, и зловещие слова глубоко поразили мою нервную систему.
Боже, если бы он только знал, насколько прав, его бы здесь не было.
Вина из–за моей новой работы возросла в моей голове, затапливая меня стыдом, и я выскочила из машины. Хотя, как только сделала шаг в квартиру, мне захотелось, чтобы я никогда не оставляла Бека.
Я хотела бы, чтобы никогда не приходилось этого делать.
– Твою мать! Все, посмотрите на мою дочь! – моя мать затыкается на секунду, пока смотрит на меня, стоя в захламленной кухне. Ее глаза воспалены, и пока она стоит, крутясь, в середине комнаты, на ней ничего не надето, кроме кожаной мини юбки и красного кружевного лифчика. – Она становится маленькой шлюшкой!
Я смотрю вниз на свою одежду и вздрагиваю. Я забыла, что на мне рабочая одежда.
Я тяну нижнюю часть своей толстовки, когда взгляды сосредотачиваются на мне. Большинство людей в комнате – мужчины, которые старше меня в два раза, но разница в возрасте не останавливает их от того, чтобы смотреть на меня с вожделением в воспаленных глазах.
– Прямо как ее мать!– орет высокий мужик с невероятно волосатыми руками, качая кулаком в воздухе.
Они все смеются, даже моя мать.
Она продолжает смеяться, пока кружится и кружится в центре грязной кухни. Пустые бутылки из–под виски и пива покрывают коричневый стол, линолеум засорен сигаретными окурками, а куски разбитого стекла разбросаны по столу, из чего я делаю вывод, что была использована трубка для курения крека. Прежде чем поехать на работу, я безупречно вычистила это место. Десять часов спустя оно выглядит, как притон, а может оно им и является. Я, на самом деле, больше не знаю.
Мне хочется убежать, вернуться обратно к Беку и позволить ему увезти к себе домой, уложить меня в его постель, и заснуть в мирном блаженстве комфорта и тишины. Но меня останавливают две вещи: Первая – это данное обещание, не полагаться так сильно на него. И вторая – я не чувствую себя спокойно, оставляя мать одну в подобном состоянии. Когда была младше, я привыкла так поступать, но сейчас я повзрослела и лучше понимаю серьезность ситуации.
Размеренно вдыхая, я протискиваюсь сквозь людей, шлепая по рукам, которые трутся о мою задницу, и направляюсь к своей матери.
– Как много ты выпила сегодня вечером?– спрашиваю ее, перекрикивая музыку.
Она прекращает вращение, пьяно раскачиваясь из стороны в сторону.
– Ох, я ничего не пила сегодня вечером.
Я обеспокоенно смотрю на нее, когда она зигзагом направляется к холодильнику.
– Тогда что ты приняла?
Она пожимает плечами, дергая за дверцу, чтобы открыть.
– Кое–что... Хотя, не беспокойся. Я чувствую себя абсолютно нормально. Вообще–то великолепно, – она улыбается мне, чтобы подтвердить свое заявление. Проблема в том, что ее заявление теряется в изможденности ее глаз и в том, как расширены ее зрачки.
– Может, нам стоит попросить всех разойтись по домам, – предлагаю я. – Серьезно, уже поздно, и соседи могут снова пожаловаться.
Она отмахивается от меня, ныряя головой в холодильник.
– Те соседи съехали, кажется, месяц назад. И на это я могу сказать, – тем лучше. Они нарушали неписанные правила этого дома.
Волосы на задней части моей шеи встают дыбом, когда кто–то становится позади меня.
– Какие правила?
– Правила держать свой рот закрытым, – она хватает пиво из упаковки с шестью банками из холодильника, что по большей части единственное, что там есть. – Куда, к чертям, подевалась вся еда? Я думала, что ты ходила в магазин?
– Да, несколько дней назад, – я продвигаюсь вперед, потому что мое личное пространство нарушают. – И там было достаточно еды, когда я уезжала на работу.
– Ну, наверно, тебе стоит сходить снова, потому что, по правде говоря, осталось не очень–то и много, – она закрывает холодильник и смотрит на меня, откручивая крышку на бутылке. – Кстати, где ты работаешь? И почему ты так одета?
– Ты имеешь в виду, как шлюха? – с горечью спрашиваю я, обвивая себя руками.
Капля раскаяния появляется в полубессознательных глазах.
– Извини за это, конфетка. Я воспользовалась моментом. Я иногда так делаю.
Когда я была моложе, то хваталась за ее извинения и те редкие моменты, когда она походила на ту мать, которой была до того, как ушел мой отец. Теперь я понимаю, что большую часть времени она пытается грубо мне льстить из–за того, что чего–то от меня хочет или сходит с ума.
– Все нормально, – вру я, пихнув локтем парня позади меня. Он ругается и называет меня не–такими–приятными именами, но, к счастью, отступает. И все равно, противостояние заставляет меня чувствовать, что я теряю контроль и не могу дышать, и не в самом лучшем смысле, как бывает, когда я смотрю Беку в глаза и чувствую, что теряю контроль. – Но я все равно считаю, что тебе стоит попросить всех уйти.
– Неа, веселье только началось, – она делает глоток пива, затем идет ко мне. – Не беспокойся. Мы, наверняка, не будем зависать здесь слишком долго. Тут предположили, что в баре на углу будет живая музыка. Наверное, мы пойдем заценим ее.
– Пожалуйста, не садись за руль, – умоляю я. – Сядь на автобус или иди пешком, ладно?
– Конечно, – ее пренебрежительная интонация заставляет меня поверить в то, что она врет. И ее уже лишили прав из–за множества случаев вождения в нетрезвом виде.
Как только она выходит из кухни, чтобы приготовить шоты в гостиной со своей подругой Дарлой, я пробираюсь в ее комнату и краду ключи из сумочки, перед тем как отправится в свою спальню. На моем пути сквозь людный коридор самодовольно ухмыляется парень и тянется ко мне.
– Посмотрите–ка, это мини–Пола, – говорит он одному из своих друзей.
Я ударяю его по руке, мое сердце – неустойчивый беспорядок.
– Я ничем не похожа на свою мать.
Затем я бросаю взгляд на свою одежду, болезненное напоминание, что я делала всего несколько часов назад.
Может, я и похожа.
Слезы заполняют мои глаза, когда я отпихиваю парня, бегу в свою комнату и закрываю дверь на замок. Затем я снимаю одежду и одеваюсь в пижаму, хотелось бы мне принять душ и смыть с себя сегодняшний день. Но последнее, что я хочу сделать, это вернуться обратно в то безумие.
Прежде чем забраться в постель, я получаю сообщение от Бека.
Бек: Просто хочу убедиться, что ты в порядке, прежде чем уеду. Кажется, что внутри довольно напряженно…
Я на цыпочках подхожу к окну и выглядываю, задаваясь вопросом – здесь ли он еще? Практически сразу я замечаю его БМВ. Он стоит там, как чирлидер в готическом клубе. Хотя, необычно то, что Мерседес припаркован позади машины Бека.
Две фантастические машины в одну ночь. Так странно.
Я бы не задумывалась об этом слишком сильно, но сейчас, я беспокоюсь, что внутри какой–то богатый наркоторговец ведет наблюдение за моим домом, потому что мать должна ему денег.
Это не первый раз, когда происходит подобное.
Страх пробегает по мне, заставляя мое сердце яростно биться в груди. Я хочу во всем признаться Беку, хочу, чтобы он зашел внутрь, перекинул меня через свое плечо, и вынес из этой адской дыры. Хочу, чтобы он спас меня. Со своей стороны, я бы сказала маме, что никогда не вернусь. И именно это я бы и имела в виду. Мне было бы плевать.
Но проблема в том, что мне не плевать на свою мать, даже если не хочу этого. И, кроме того, просить Бека спасти меня – это не то, чего я хочу. Я хочу самостоятельно спасти себя. Я хочу быть сильной личностью, которая не сломается, когда останется одна.
Ты можешь с этим справиться. Ты делала это тысячи раз.
Я: Ага, я в порядке. В моей комнате не шумно. И я заперла дверь, поэтому никто меня не побеспокоит. Спасибо, что подвез, Бек. Я, правда, благодарна за все, что ты делаешь.