Перрин пустил свою лошадь галопом, крикнув: «Давай!» Эгвейн понеслась за ним следом, оба всадника нещадно били своих лошадей каблуками, не обращая внимания ни на хруст подлеска, ни на ветки, хлещущие по ним.
Когда они скакали между деревьев, ведомые больше инстинктом и тусклым лунным сиянием, Бела отстала. Перрин оглянулся. Эгвейн подгоняла ее каблуками по бокам и, словно плеткой, хлестала поводьями, но толку от этого было мало. Судя по крикам, троллоки к ним приближались. Перрин придержал лошадь, чтобы не оставлять девушку одну.
— Торопись! — крикнул он. Теперь юноша мог различить снующие среди деревьев темные фигуры троллоков, которые ревели и рычали так, что в жилах стыла кровь. Перрин сжал рукоять висящего у пояса топора, пальцам стало больно. — Быстрее, Эгвейн! Быстрее!
Вдруг лошадь его тонко заржала, и Перрин вылетел из седла. Он выбросил вперед руки, чтобы не разбить лицо о землю, и ухнул головой вперед в ледяную воду — его сбросило с лошади у самой кромки отвесного обрыва реки Аринелле.
Холодная волна ожгла, он судорожно вдохнул и порядком нахлебался воды, пока выныривал на поверхность. Он скорее почувствовал, чем услышал еще один всплеск, и решил, что это, наверное, Эгвейн, — раз она скакала за ним следом. Пыхтя и отфыркиваясь, Перрин молотил руками и ногами по воде.
Держаться на плаву оказалось непросто: куртка и плащ отяжелели от воды и сапоги были уже полны. Он поискал взглядом Эгвейн, но увидел лишь отблеск лунного сияния на покрытой рябью черной воде.
— Эгвейн! Эгвейн!
Прямо перед его глазами мелькнуло копье, и в лицо плеснуло водой. Потом и другие копья зашлепали в реку вокруг юноши. На берегу разгорелась перебранка гортанных голосов, и троллоковы копья падать перестали, но Перрин на какое-то время решил воздержаться от повторных окликов. Течение несло его вниз по реке, но хриплые крики и рычание следовали за ним вдоль берега не отставая. Развязав завязки, Перрин отдал плащ реке. Теперь его тянула ко дну куда меньшая тяжесть. С упрямством юноша поплыл к другому берегу. Там троллоков нет. Вся его надежда была только на это.
Перрин плыл так, как плавал дома, в прудах Мокрого Леса, — по-лягушачьи загребая двумя руками, толкаясь ногами, держа голову над водой. По крайней мере, стараясь держать голову над водой, что оказалось не так-то легко. Хотя плаща не было, но куртка и сапоги по отдельности, казалось, весили столько же, сколько он сам. Да и топор болтался на поясе, угрожая если и не утянуть в глубину, то перевернуть. Перрину пришла в голову мысль избавиться от него, подарив топор реке; эта идея не выходила из головы. Это же так легко, намного проще, чем отделаться от сапог, например. Но всякий раз, задумавшись над таким решением, Перрин размышлял и о предстоящем: выползаешь на тот берег, а там уже ждут не дождутся троллоки. Топор вряд ли много поможет против полудюжины троллоков — или даже, быть может, и против одного, — но все же лучше оказаться перед ними не с голыми руками.
Вскоре Перрин уже не был уверен, хватит ли у него сил вообще взмахнуть топором, окажись на берегу троллоки. Руки и ноги налились свинцом; каждое движение давалось с трудом, с каждым гребком лицо все глубже зарывалось в воду. Он закашлялся: вода попала в нос. Целый день в кузнице не идет с этим ни в какое сравнение, устало подумал он и тут же задел обо что-то ногой. Лишь ударившись во второй раз, он сообразил, в чем дело. Дно. Он уже на мелководье. Он переплыл реку.
Втягивая воздух ртом, Перрин шумно встал из воды, ноги подгибались. Замерзшей рукой он вытянул из петли топор и, дрожа на ветру, тяжело шагнул на берег. Никаких троллоков он не увидел. Не увидел он и Эгвейн. На речном берегу стыло лишь несколько одиноких деревьев, да дрожала на водной глади дорожка лунного света.
Отдышавшись, Перрин стал окликать друзей. Ответом ему были слабые и неясные выкрики с дальнего берега; даже с такого расстояния он узнал грубые голоса троллоков. Но спутники Перрина не отзывались.
Поднялся ветер, своим стоном заглушив троллоков, и юношу бросило в дрожь от его резких порывов. Было не так холодно, чтобы вода, пропитавшая одежду, замерзла, но ощущение было именно таким: его словно ледяным клинком пронзали до костей. Крепко обхватив себя руками, Перрин попытался унять дрожь, но это не помогло. Оставшись теперь один, он с трудом вскарабкался по откосу, в надежде укрыться где-нибудь от ветра.
* * *
Шепотом успокаивая Облако, Ранд похлопывал серого по шее. Тот вскидывал голову и танцевал на быстрых ногах. Троллоки отстали — или так казалось, — но Облако чуял их запах, слишком сильный для него. Ожидая внезапного нападения из ночи, Мэт скакал с наложенной на тетиву стрелой, пока Ранд и Том выискивали среди ветвей красную звезду на небе, которая стала теперь их проводником. Не терять ее из виду было очень легко, даже с нависающими над головой ветвями, до тех пор пока они скакали прямо на нее. Но затем впереди замаячили еще троллоки, и путники галопом рванули в сторону, а следом за ними завыли обе своры. Троллокам удалось удержаться за лошадьми, но лишь около сотни шагов, и в конце концов трое всадников оставили погоню и вой позади. Но, петляя и сворачивая, они потеряли путеводную звезду.
— А я говорю, что она там, — повторял Мэт, показывая рукой вправо. — Под конец мы ехали на север, и это значит, что восток — там.
— Вот она, — вдруг произнес Том. Он ткнул пальцем в переплетение ветвей слева, прямо в красную звезду. Мэт что-то буркнул под нос.
Уголком глаза Ранд уловил, как из-за дерева сзади него бесшумно выпрыгнул, размахивая ловчим шестом, троллок. Ранд ударил каблуками, и серый рванул вперед как раз в тот момент, когда из теней за первым вынырнули еще двое троллоков. Петля скользнула по затылку и шее Ранда, а по спине пробежали мурашки.
В глаз одной из звериных морд вонзилась стрела, а затем рядом с другом поскакал Мэт; их лошади с трудом пробирались между деревьев. Они скакали к реке, сообразил Ранд, но он не был уверен, к добру ли это. За ними гнались троллоки, совсем близко, вот-вот дотянутся и ухватят за развевающиеся хвосты лошадей. Еще полшага, и ловчие шесты сдернут их обоих с седел.
Ранд пригнулся к шее серого, чтобы расстояние между его шеей и петлей стало как можно больше. Мэт зарылся лицом в гриву своего коня. Но Ранда интересовало, куда подевался Том. Не решил ли менестрель, что лучше действовать на свой страх и риск, раз все три троллока увязались за ребятами?
Вдруг из ночи за троллоками галопом выскочил мерин Тома. У троллоков хватило времени лишь на то, чтобы в удивлении оглянуться, а потом руки менестреля быстро метнулись назад, затем вперед. Луна сверкнула на стали. Один троллок кувырнулся вперед, покатился по земле и замер бесформенной грудой, а второй со стоном рухнул на колени, закинув руки за спину. Третий зарычал, обнажив в оскале звериной морды острые клыки, но, когда его приятели свалились замертво, понесся во мрак. Рука Тома вновь двинулась, словно он щелкал кнутом, и тот завопил, убегая, но крики его стихли вдалеке.
Ранд и Мэт придержали лошадей и пораженно уставились на менестреля.
— Мои лучшие кинжалы! — проворчал Том, но не сделал ничего, чтобы спешиться и забрать их. — Этот обязательно приведет других. Надеюсь, река не слишком далеко. Надеюсь...
Вместо того чтобы сказать, на что он надеется, Том покачал головой и двинулся быстрым кентером. Ранд и Мэт пристроились за ним.
Вскоре они выехали на пологий берег, где у самой кромки черной как ночь воды, подернутой от ветра рябью, росли деревья. На реке дрожала лунная дорожка. Противоположного берега Ранду разглядеть не удалось. Ему не по душе была мысль о переправе на плоту ночью, но еще меньше нравилась идея остаться на этом берегу. Если нужно будет, я и вплавь переберусь.
Где-то в стороне от реки истошно завопил во мраке троллочий рог — пронзительно, торопливо и настойчиво. Эти трубные призывы звучали с того момента, как путники выбрались из развалин. Ранд задумался, не означают ли они, что кто-то из их спутников захвачен в плен.
— Никакого толку не будет, если стоять здесь всю ночь, — сказал Том. — В какую сторону? Вверх по течению или вниз?
— Но Морейн и другие могут быть где угодно, — возразил Мэт. — В какую бы сторону мы ни поехали, это может увести нас от них еще дальше.
— Может. — Том цокнул мерину и повернул его вниз по реке, вдоль берега. — Может.
Ранд посмотрел на Мэта, тот пожал плечами, и они двинулись за менестрелем.
Какое-то время ничего не происходило. Кое-где берег был выше, кое-где ниже, там деревья росли чаще, там попадались небольшие проплешины, но ветер дул все так же, стояла ночь, текла река, обе — холодные и мрачные. И никаких троллоков. От такой перемены в однообразии их дороги Ранд с радостью бы отказался.
Затем он увидел впереди свет, всего-навсего одинокую точку. Когда путники подъехали ближе, юноша разглядел, что пятнышко света висит весьма высоко над рекой, словно бы на дереве. Том ускорил шаг мерина и начал что-то мурлыкать себе под нос.
Наконец все трое ясно увидели источник света — фонарь на верхушке одной из мачт большого торгового судна, приставшего на ночь у узкой поляны, окруженной деревьями. Судно, добрых восемнадцати футов в длину, мягко покачивалось в набегавшем потоке, удерживаемое на месте привязанными к стволам швартовами. Снасти гудели и скрипели на ветру. Фонарь вкупе с луной бросал на палубу пятна света, но на виду никого не было.
— Итак, это, — сказал Том, спешившись, — лучше, чем плот Айз Седай, разве нет? — Он стоял, уперев руки в бока, и даже в темноте его самодовольство было очевидно. — Не похоже, что корабль приспособлен для перевозки лошадей, но, учитывая опасность, в которой оказалась команда и о которой мы собираемся их предупредить, капитан мог бы и поддаться уговорам. Только позвольте все переговоры вести мне. Так что тащите свои одеяла и переметные сумы.
Ранд слез с коня и принялся отвязывать вьюки, притороченные позади седла.
— Но вы же не хотите отправиться, не дожидаясь остальных?
О том, как он намеревался поступить, менестрель ответить не успел. На поляну ворвались два троллока, воя и размахивая ловчими шестами, за ними, чуть отстав, бежали еще четверо. Лошади встали на дыбы и тихо заржали. Громкие крики, раздавшиеся невдалеке, подсказали, что на подходе троллоков еще больше.
— На корабль! — закричал Том. — Живо! Бросайте все! Бегите! — Слова у него не разошлись с делом: менестрель устремился к кораблю, заплаты трепетали на бегу, а футляры с инструментами стукались друг о друга у него за спиной. — Эй, на борту! — кричал он. — Просыпайтесь, дурачье! Троллоки!
Рывком освободив скатку одеял и седельные сумки от последнего ремня. Ранд помчался следом за Томом, едва не наступая ему на пятки. Перебросив свою ношу через планширь, юноша одним прыжком перемахнул через него. Он еще успел заметить свернувшегося на палубе человека, только-только начавшего садиться, будто вот-вот проснувшись, когда ноги Ранда угодили ему прямо по голове. Человек громко хрюкнул, Ранд споткнулся, а ловчий шест с крюком грохнул по планширю там, где юноша только что перебрался на борт. По всему судну поднялись крики и суматоха, по палубе загрохотали шаги.
Рядом с ловчим шестом в борт вцепились мохнатые руки, и над ними выросла козлинорогая голова. Едва не падая, оступаясь, Ранд умудрился все же вытащить меч и взмахнуть им. Пронзительный вопль, и троллок свалился.
По всему судну с криками носились люди, обрубая топорами швартовы. Судно накренилось, закачалось, готовое отчалить. На носу три человека дрались с троллоком. Кто-то тыкал копьем через борт, хотя, куда матрос наносил удары, Ранд не разглядел. Лопнул носовой швартов, затрещал и лопнул еще один. Человек, на которого спрыгнул Ранд, отползал от него на четвереньках. Заметив, что юноша смотрит на него, он испуганно заслонился руками:
— Пощадите меня! — воскликнул он. — Берите что хотите, заберите судно, возьмите все, но пощадите меня!
Вдруг что-то обрушилось на спину Ранда, швырнув его на палубу. Меч со звоном вылетел из вытянутой руки. Стараясь вдохнуть широко разинутым ртом хоть глоток воздуха, юноша пытался дотянуться до меча. Мускулы отзывались с мучительной медлительностью; он корчился, будто слизняк. Человек, моливший о пощаде, бросил испуганно-алчный взгляд на меч, а потом растворился в тенях.
До боли вывернув шею, Ранд ухитрился посмотреть через плечо назад и понял, что удача покинула его. Троллок с волчьей мордой стоял, ловко удерживая равновесие, на планшире, глядя на юношу и сжимая расщепленный обломок ловчего шеста, которым чуть не вышиб из Ранда дух. Ранд старался дотянуться до меча, сдвинуться с места, удрать, но руки и ноги двигались какими-то рывками и едва ли наполовину так, как он хотел. Они подламывались и как-то странно расползались. Грудь словно стянули железными обручами; в глазах плавали серебристые пятна. Ошалело юноша пытался найти какой-нибудь путь к спасению. Время будто замедлилось, когда троллок занес зазубренный шест, словно собираясь проткнуть им парня. Ранду казалось, что тварь движется словно во сне. Он наблюдал, как толстая рука ушла в замахе назад; он уже чувствовал, как обломанное древко ломает ему хребет, ощущал мучительную боль, будто оно пропарывает его внутренности. Ему казалось, что легкие сейчас разорвутся. Сейчас я умру! Да поможет мне Свет, я сейчас!.. Рука троллока начала свое движение вперед, направляя в цель расщепленное древко, и Ранду хватило воздуха, лишь чтобы завопить:
— Нет!
Вдруг судно накренилось, и откуда-то из теней вывернулся гик и с размаху обрушился троллоку на грудь. Раздался хруст ломающихся костей, и троллока снесло за борт.
Минуту Ранд лежал, тяжело дыша, с бешено колотящимся сердцем и глядя вверх на болтающийся туда-сюда гик. Повезло так повезло, подумал он. Ничего большего после такого и быть не может.
Ранд поднялся с палубы, ноги противно дрожали. Он подобрал меч, держа его теперь обеими руками, так, как учил Лан, но не осталось врага, против кого нужно было бы его использовать. Полоса темной воды между кораблем и берегом быстро расширялась; крики троллоков затихали в удаляющейся ночи.
Когда юноша вложил меч в ножны и тяжело оперся о планширь, коренастый мужчина в долгополом, до колен, кафтане быстрыми шагами приблизился к нему. Длинные волосы, падавшие на мощные плечи, и борода, оставлявшая верхнюю губу голой, обрамляли круглое лицо. Круглое, но отнюдь не мягкое. Гик вновь повело в сторону, бородач мельком глянул на него и с отчетливым шлепком поймал его широкой ладонью.
— Гелб! — взревел бородач. — Удача! Ты где, Гелб?
Он говорил быстро, слова катились друг за другом сливаясь, и Ранд едва понимал его речь.
— На моем собственном судне тебе от меня не спрятаться! Привести сюда Флорана Гелба!
Появился матрос с сигнальным фонарем «бычий глаз», и еще два члена команды корабля вытолкнули в круг света узколицего мужчину. В нем Ранд узнал того типа, который предлагал ему забрать судно. Глаза узколицего бегали из стороны в сторону, избегая встречаться со взглядом коренастого мужчины. То есть капитана, решил Ранд. На лбу Гелба, там, куда угодил каблук Ранда, темнел кровоподтек.
— Так-то ты закрепил этот гик, Гелб? — спросил капитан с неожиданным спокойствием, но столь же быстро, как и прежде.
Гелб выглядел совершенно сбитым с толку.
— Но я закрепил его! Привязал крепко-накрепко. Да, согласен, я порой малость медлителен в работе, капитан Домон, но я ее делаю.
— А-а, так ты медлителен? А спать ты не замедлил. Спал, когда тебе бы стоять на вахте. Нас могли перебить тут всех поголовно, и все из-за тебя.
— Нет, капитан, нет! — Гелб указал на Ранда. — Я был настороже, как и положено, когда он вот прокрался на борт и огрел меня дубиной. — Он притронулся к кровоподтеку, сморщился и зло посмотрел на Ранда. — Я с ним сражался, но потом появились троллоки. Он заодно с ними, капитан. Друг Темного. Заодно с троллоками.
— Заодно с моей престарелой бабулей! — заорал капитан Домон. — Разве я не предупреждал тебя в последний раз, Гелб? В Беломостье убирайся с корабля! Вон с глаз моих, пока я не выкинул тебя за борт прямо сейчас. — Гелб метнулся из круга света, а Домон стоял, сжимая и разжимая кулаки, устремив невидящий взор в никуда. — Эти троллоки и впрямь преследуют меня. Почему они не отвяжутся? Почему?
Ранд посмотрел поверх планширя и обомлел, не увидев берега. Два человека заняли место у длинного рулевого весла, торчащего над кормой, а вдоль борта работали еще шесть длинных весел, отгребающих судно, похожее теперь на водяного клопа, все дальше на середину реки.
— Капитан, — сказал Ранд, — у нас там друзья. Если вы вернетесь и подберете их, уверен, награда вам обеспечена.
Капитан повернул круглое лицо к Ранду, а когда появились Том и Мэт, он и на них уставился лишенным всякого выражения взглядом.
— Капитан, — с поклоном начал Том, — позвольте мне...
— Спустимся вниз, — предложил капитан Домон, — где я смогу разглядеть, что тут мне надуло на палубу встречным ветром. Идемте. Направь меня удача, да закрепит кто-нибудь или нет этот рогом проклятый гик!
Команда бросилась выполнять распоряжение, а капитан тяжело зашагал к корме. Ранд и оба его спутника последовали за ним.
На корме по короткому трапу они спустились в каюту Домона — аккуратную, где каждая вещь производила впечатление находящейся на своем собственном месте, начиная от висящих на крючках на задней стороне двери курток и плащей. Каюта занимала всю ширину судна, к одному борту крепилась широкая кровать, к другому — тяжелый стол. Здесь было всего одно кресло — с высокой спинкой, с крепкими подлокотниками, и капитан сел в него сам, жестом пригласив остальных располагаться на разнообразных сундуках и скамьях, которые и составляли всю прочую обстановку. Громкое и недвусмысленное его покашливание остановило Мэта, уже собравшегося было усесться на кровать.
— Так, — произнес капитан, когда все расселись. — Зовут меня — Байл Домон, я — капитан и владелец «Ветки», которая и есть это судно. А теперь: кто вы такие и откуда взялись здесь, в самом центре «нигде», и почему я не должен вышвырнуть вас за борт в награду за те беды, что вы навлекли на меня?
Ранд по-прежнему, как и раньше, с трудом поспевал за быстрой речью Домона. Когда он осмыслил последнюю фразу капитана, то ошарашенно заморгал. Вышвырнуть нас за борт?
Мэт поспешно сказал:
— У нас и в мыслях не было причинять вам какие-то неприятности. Мы направляемся в Кэймлин, а потом...
— А потом туда, куда нас понесет ветер, — спокойно перебил Мэта Том. — Именно так странствует менестрель, словно пыль на ветру. Я, как вы понимаете, менестрель, по имени Том Меррилин. — Он развернул плащ, чтобы по многоцветным заплатам пробежала волна, словно капитан мог не заметить их. — Эти два деревенских оболтуса набились мне в ученики, хотя я еще не уверен, что мне того хочется.
Ранд взглянул на ухмыляющегося Мэта.
— Все это просто замечательно, приятель, — безмятежно сказал капитан Домон. — Но мне это не говорит ничего. И даже еще меньше. Не видать мне удачи, но эта поляна совсем не по пути в Кэймлин, — из какого бы места, о котором я хоть раз слыхал, вы ни ехали.
— Что ж, вот вам моя история, — произнес Том и тотчас же принялся за рассказ.
Если верить Тому, зимние метели и снега поймали его в ловушку в городке рудокопов, что в Горах Тумана, за Байрлоном. Там-то он и услышал легенды о сокровищах, времен Троллоковых Войн, в заброшенных развалинах города под названием Аридол. И так сложилось, что раньше он узнал о местонахождении Аридола — из карты, которую вручил ему много лет назад в Иллиане умирающий друг, кому он однажды спас жизнь. Тот на пороге смерти прошептал, что карта озолотит Тома, чему Том никогда не верил, — пока не услышал легенд. Едва сошел снег, Том отправился в путь вместе с несколькими компаньонами, считая и двух предполагаемых учеников, и после полного лишений путешествия они действительно обнаружили разрушенный город. Но, как оказалось, это сокровище принадлежало одному из Повелителей Ужаса, и за ним были посланы троллоки, чтобы доставить богатства обратно в Шайол Гул. Чуть ли не все опасности, с которыми путники на самом деле сталкивались, — троллоки, Драгкар, Мордет, Машадар, — обрушивались на них то в одном месте рассказа, то в другом, хотя если судить по тому, как менестрель живописал свою версию событий, казалось, будто все напасти были направлены лично против него и справлялся с ними Том с величайшей ловкостью. Проявляя чудеса отчаянной храбрости, — главным образом проявлял ее Том, — они бежали, преследуемые троллоками, хотя ночь и разлучила их троих с остальными спутниками, пока в конце концов Том и два его ученика не обрели прибежище там, куда забросила их судьба, — на весьма радушном корабле капитана Домона.
Когда менестрель произнес последние слова своего рассказа, до Ранда вдруг дошло, что все это время он просидел с открытым ртом, и юноша захлопнул его. Посмотрев на Мэта, он увидел, что тот вытаращил глаза на менестреля.
Капитан Домон побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.
— В такую историю ни за что не поверило бы большинство людей. Разумеется, троллоков я видел, а то нет.
— Каждое слово правда, — вкрадчиво произнес Том, — каждое слово того, кто пережил все это.
— Посчастливилось ли вам прихватить кое-что из этих сокровищ с собой?
Том печально развел руками.
— Увы, то немногое, что нам удалось унести, было с нашими лошадьми, которые удрали, когда появились троллоки. Все, что у меня осталось, — арфа, флейта, немного медных монет да та одежда, что на мне. Но поверьте мне, вам не нужно ни крупицы из этих сокровищ. Все драгоценности несут на себе порчу Темного. Лучше оставить их руинам и троллокам.
— Так что денег заплатить за проезд у вас нет. Я бы даже собственному брату не позволил отплыть со мной, если он не в состоянии оплатить дорогу, тем более если б он притащил с собой троллоков, которые порубили мой планширь и искромсали мои снасти. Почему бы мне не отправить вас вплавь туда, откуда вы явились, и тем самым не избавиться от вас?
— А не могли бы вы просто высадить нас на берег? — спросил Мэт. — Где нет троллоков?
— Кто говорил что-то о береге? — сухо ответил Домон. С минуту, он изучал собеседников, затем оперся о стол ладонями. — Байл Домон человек благоразумный. Я не стану вышвыривать вас за борт, если есть способ обойтись без этого. Вижу, у одного из ваших учеников есть меч. Мне нужен добрый меч, и я, такой славный парень, за него позволю вам доплыть до Беломостья.
Том открыл было рот, но Ранд торопливо выпалил:
— Нет!
Не за тем Тэм дал ему меч, чтобы Ранд торговал им. Пальцы его скользнули по эфесу, коснулись бронзовой цапли. Пока меч с Рандом, то Тэм словно бы тоже с ним.
Домон покачал головой.
— Что ж, нет так нет. Но Байл Домон пассажиров задарма не возьмет, даже родную мать.
С неохотой Ранд вывернул карман. Там оказалось не так мало: несколько медяков и серебряная монета, подаренная ему Морейн. Он протянул ее капитану. Через секунду Мэт, вздохнув, сделал то же самое. Том свирепо глянул на ребят, но недовольное выражение его лица так быстро сменилось улыбкой, что Ранд не был уверен, не померещилось ли ему.
Капитан Домон ловко выхватил две толстые монеты из рук парней и извлек из обитого медью сундука позади своего кресла небольшой набор весов и звякнувший кошель. После тщательного взвешивания он сунул монеты в кошель и отсчитал, каждому юноше по несколько меньших серебряных монеток и медяков. По большей части медяков.
— До Беломостья, — сказал Домон, внося аккуратным почерком запись в гроссбух в кожаном переплете.
— Многовато будет только лишь до Беломостья, — пробурчал Том.
— Плюс компенсация за повреждения моему судну, — спокойно ответил капитан. Он убрал кошель и весы обратно в сундучок и закрыл его с удовлетворенным видом. — Плюс немного мелочи за то, что привели ко мне троллоков, так что мне пришлось в ночь бежать вниз по реке, а здесь кругом уйма мелей, и наскочить на любую — проще простого.
— А что насчет остальных? — спросил Ранд. — Их вы тоже возьмете? Они сейчас наверняка добрались до реки или вот-вот доберутся и увидят тот фонарь на вашей мачте.
Капитан Домон удивленно вздернул брови.
— Ба, да ты, человече, видимо, считаешь, что мы стоим на месте, а? Направь меня удача, да мы уже в трех, если не в четырех милях ниже по реке от той поляны, где вы залезли на борт. Троллоки заставили парней приналечь на весла и не жалеть спин: они знают троллоков лучше, чем им бы того хотелось, — и течение тоже помогает. Да и не было мне других хлопот. Я бы ни за что не пристал к берегу сегодня ночью, даже окажись там моя старенькая бабушка. До Беломостья я вообще могу не приставать к берегу. Задолго до этой ночи за мной по пятам и так уже гналась уйма троллоков, и я вовсе не хочу предоставлять им еще один удобный случай.
Том заинтересованно наклонился вперед.
— У вас были раньше стычки с троллоками? Совсем недавно?
Домон помедлил с ответом, пристально разглядывая Тома, а когда заговорил, в голосе его слышалось неприкрытое отвращение.
— Я зимовал в Салдэйе, человече. Не по своему хотению, но река замерзла рано, а лед вскрылся поздно. Говорят, с самых высоких башен в Марадоне можно увидеть Запустение, но мне было не до того. Я бывал в тех краях раньше, и всегда там толковали про то, что троллоки нападают на фермы, или о чем-то подобном. Правда, этой зимой фермы пылали каждую ночь. Да и целые деревни тоже. Они даже подходили к городским стенам. И это еще не все: люди все время твердили, что зашевелился Темный, что близятся Последние Дни. — Домон вздрогнул и поскреб голову, словно эта мысль зудела у него в волосах. — Я жду не дождусь, когда вернусь туда, где люди думают, что троллоки — всего лишь сказки, а истории, которые я рассказываю, — враки путешественника.
Ранд перестал слушать. Он уставился в стену и думал об Эгвейн и остальных. Для него вряд ли казалось правильным сидеть в безопасности на «Ветке», пока они где-то там, в ночи. Капитанская каюта больше не казалась ему столь уютной, как раньше.
Юноша удивился, когда Том потянул его за рукав, поднимая. Менестрель подтолкнул Мэта и его к трапу, сыпля через плечо извинениями перед капитаном Демоном за деревенских недотеп. Ранд, не говоря ни слова, полез наверх.
Когда они втроем оказались на палубе, Том быстро оглянулся кругом, чтобы убедиться, что никто их не подслушивает, затем негромко упрекнул:
— Я бы мог заплатить за наш проезд несколькими песнями и историями, если бы вы двое не поторопились показать серебро.
— А я не так уверен, — сказал Мэт. — По мне, так он слишком серьезно говорил о том, чтобы выкинуть нас в реку.
Ранд медленно подошел к планширю и облокотился на него, всматриваясь назад, вверх по течению, в окутанную саваном ночи реку. Он не увидел ничего, даже речного берега, только черноту. Через минуту Том положил руку ему на плечо, но юноша не пошевелился.
— Ничего не поделаешь, парень. К тому же они, вероятно, целы и невредимы и сейчас... сейчас с Морейн и Ланом. Можешь ты думать о чем-нибудь получше, чем о той доле, что выпала девушкам?
— Я пытался отговорить ее от этой затеи с отъездом, — сказал Ранд.
— Ты сделал, что мог, парень. Никто не может требовать от тебя большего.
— Я сказал, что пригляжу за ней. Это я виноват. Я сделал не все.
Скрип длинных весел и низкое гудение снастей окрасили слова юноши печалью.
— Я для этого не все сделал, — прошептал Ранд.
Глава 21
СЛУШАЯ ВЕТЕР
Лучи восходящего солнца, прокравшись через Аринелле, проторили дорожку в лощину неподалеку от речного берега, где, прислонившись спиной к стволу молодого дубка, спала Найнив. Дыхание ее было глубоким и спокойным. Лошадь тоже спала, опустив голову и широко расставив ноги. Поводья кобылы были обмотаны вокруг запястья Найнив. Солнечный свет коснулся век лошади, животное открыло глаза и вскинуло голову, дернув уздечку. Найнив вздрогнула и проснулась.
С минуту она недоуменно осматривалась, словно пытаясь понять, где оказалась, а затем стала испуганно озираться по сторонам, вспомнив, что произошло накануне. Но сейчас окружали ее только деревья, рядом с ней стояла лошадь, дно лощинки устилал ковер сухих листьев. В самой глубине сумрака, прячась под сенью призрачных теней, на упавшем стволе выстроили хороводы прошлогодние грибы-мрачнята.
— Обереги тебя Свет, женщина, — прошептала Найнив, привалившись к стволу, — если ты не можешь не поспать всего одну ночь. — Она распутала поводья и, встав, потерла запястье. — Ты могла бы проснуться в котле у троллоков.
Найнив вскарабкалась по шуршащим листьям на край ложбинки и выглянула из нее. Между ложбинкой и рекой стояла лишь рощица ясеней. Потрескавшаяся кора их стволов и голые сучья говорили о том, что деревья сухие. За ясенями текла сине-зеленая река. Пусто. Пусто и никого. На дальнем берегу виднелись купы вечнозеленых деревьев, ив и елей, и их там, похоже, было гораздо больше, чем на этой стороне реки. Если Морейн или кто-то из несмышленышей там, то они хорошо спрятались. Разумеется, совершенно не обязательно, что они переправились или пытались переправиться на том участке реки, который предстал взору Найнив. Они могут быть где угодно, на десять миль вверх или вниз по реке. Если они вообще живы после, минувшей ночи.
В гневе на саму себя за то, что вообще подумала о возможности такого исхода, Найнив соскользнула обратно в лощинку. Ни Ночь Зимы, ни сражение у Шадар Логота не подготовили ее к прошлой ночи, к той твари — к Машадару. Вспоминалась бешеная скачка во весь опор, с бьющейся в голове мыслью о том, остался ли кто-то еще в живых, в ожидании, что вот-вот столкнешься нос к носу с троллоками или с Исчезающим. Да и какие еще мысли могли быть, если в отдалении она слышала рев и вопли троллоков, а от визгливых вскриков троллоковых охотничьих рогов пробирало холодом сильнее, чем от ветра. Но, не считая первого столкновения с троллоками в развалинах, Найнив видела их в городе лишь один раз; и еще раз, когда уже выбралась из города. С десяток их будто из-под земли выскочило впереди, не далее тридцати шагов, и в тот же миг с воплями и криками устремились к ней, размахивая ловчими шестами с петлями и крючьями. Однако, когда Найнив, разворачивая лошадь, резко дернула за поводья, они умолкли, приподняв звериные морды и принюхиваясь. Слишком изумленная, чтобы тут же пуститься наутек, она наблюдала за тем, как троллоки повернулись к ней спинами и исчезли в ночи. И это было самым пугающим.