Алекс рефлекторно выдергивает руку, освободив от штыря. Вырывается дикий гортанный крик Алекса от внезапной неистовой боли. Ангелина ужаснулась. Её чуть повело в неудобных ботинках, и она валится вниз, захватывая с собой Алекса, который внимательно разглядывал кровоточащую руку, сюрпризом для него становится, – удар об пласт балки брюхом и челюстью. Для него всё вдруг становится ярким, звездочки пляшут в ритме лучших клубных ремиксов современности.
- Отпусти меня! - кричит свисающая на левой руке Ангелина. Её лёгкую, Алекс держит без напряга, без особого усилия. Он делает жим лежа весом в сто девяносто килограмма.
Алекс смотрит вниз.
- Не могу, ты моя сестра. Хоть и грешная, очень, очень грешная. Отец тебя простил. Просил простить себя самой. Так прости же себя.
Без эмоций говорит Алекс, вдруг он слышит брань водителя грузовика. Ангелина замолчала, она не хочет умирать молодой. Алекс чувствует её сожаление и осознание своей глупости и горячности принятий решений.
- Месть блюдо, которое подают холодным. - Вытаскивает сестру Алекс. - Ты не задумывалась над этими словами, - та молчит. - Семь раз отмерь, один раз отрежь… Продумывать нужно каждую деталь, а не рубить с плеча…
И вот Ангелина стоит на твёрдом покрытии моста. Навстречу им идёт дальнобойщик, который ругает их всеми матерными словами и выражениями.
Мужичок приличных лет, полной комплектации, с забавными усами, как у Вахтанга Кикабидзе в фильме «Мимино». Алекс специально, начинает громко говорить, продолжает держать сестру за руку.
- Вот сейчас могу огорчить, этого уважаемого гражданина водителя, который нёсся с большой скоростью и не заметил препятствие на дороге, не среагировал должным образом и сбросил в обрыв автомобиль стоимостью двенадцать миллионов… Но это не главное, он не оказал помощи пострадавшим, то есть нам. Видя мою дырявую руку… - Алекс, взглянул через дырку в руке на водителя, тот ужасается. – Нахальным образом нас ругает, хотя виновен он по всем статьям. У меня на поясе травмат, и я бы пальнул в него. Но, но… - грозно, яростно с укором смотрит Алекс на виновника ДТП, - большее удовольствие мне доставит вколотить его в асфальт голыми руками, не посмотрев на его почтенный возраст. А знаешь почему?! – взглянул на Ангелину, та в растерянности, в полном смятении, дезориентирована, оглушена, тупо уставилась своими красивыми глазами на Алекса.
- Почему? – с удивлением и со страхом спрашивает водитель.
- Потому, что вы свинья! – зло отвечает Алекс, тот смущается, молчит, хочет скрыться.
- Я этого не сделаю, потому что я прощаю его! – Алекс разворачивает Ангелину к себе. Проницательный взгляд Алекса направлен на неё, она уводит взгляд карих отцовских глаз в сторону. Ангелина выглядит жалкой. Алекс обнимает её, сильно сжимает. Шепчет на ухо:
- Я тебя прощаю. Прости себя сама.
- За грузовик, кто заплатит! – вклинивается дальнобойщик.
- Вот скот! - сердито восклицает Алекс.
Алекс вытаскивает из пояса травматический пистолет, стилизованный под «Beretta 92FS», начинает беспорядочно стрелять в упитанного мужчину, тот бежит к своему грузовику.
Алекс пытается запихнуть Ангелину в красный кабриолет, она упирается.
- Не хочу! Нет! Нет! Этого его!
- Хорошо.
Ангелина выпрыгивает из авто, Алекс хватает её.
- Никуда не отпущу! Пешком дойдём, а там и такси найдётся!
- Только не на этой… - Ангелина с призрением оглядывает шикарный автомобиль.
- Ясно. Идём.
Алекс закрывает дверь, запирает авто, засовывает травматический пистолет за пояс, убирает ключи в карман, обняв сестру, говорит:
- Ну, прогуляемся.
Обнявшись, родственники медленно шагают в неизвестную даль, их силуэты скрываются во мгле холодной ночи.
Глава V
Старое, новое, забытое
Утро солнечное и теплое, как ожидал Алекс прошлой ночью. Таявший снег, смешиваясь с пылью, под колесами автомобилей, превращается в жиденькую, неприятную кашицу, которая издаёт похлебывающий звук, при каждом проезде машин. Это действует на нервы Алекса.
Ангелина не захотела направиться в особняк отца.
И вот они находятся в снимаемой Ангелиной квартире, ужас для Алекса, привыкший к размаху, пространству и тишине.
Двухкомнатная квартира довольно уютная и опрятная. Приличная мебель, приятный светло - зелёный тон стен, довольно хорошо расслабляющий глаз, большие окна, впускающие большое количество света и звука, так сильно беспокоящий усталый мозг Алекса.
Прирожденное чувство справедливости играет им. Он борется с природой абсолютного альтруиста, идеалиста, моралиста.
Алекс потерян.
С одной стороны, он не приемлет порочные действия сестры, намеренно совершившей страшный грех. Инцест – непростительно, смерть! Он понимает, что она была движима всепоглощающей яростью.
В печальные моменты жизни, он слишком, часто поддавался, этому «вкусному», манящему чувству, под действием которого было лишь одно желание, – ломать всё, крушить не щадя себя. Ему не вспомнить, сколько шедевров мировой культуры им было разбито, сколько раз ругал его отец. Алекс, вспоминает горячность своего характера: когда принимал уверенное, непоколебимое решения уйти из жизни, как он твердо решив, прыгал в речку с моста, как вскрывал своими дрожащими маленькими ручками себе вены. Он в эти моменты был одурманен моментной мыслью, идеей Фикс, когда для него не существовала больше ничего. Решался – делал!
Горячностью Алекс пытается оправдать адский поступок сестры.
Его чистая, добрая, щедрая душа вкупе со страстным, горячим сердцем, наполненным всеобъемлющей любовью, сопереживают и прощают Ангелину.
«К тому же, отец её простил», - думает Алекс. Он жарит яичницу на кухне, рядом. Ангелина привязана к спинке своей кровати. Ночью Алекс хотел спать, он был уверен, что сестра сможет сбежать и убить себя, поэтому пришлось перестраховаться.
Ангелина противна сама себе!
В голове Алекса крутятся предсмертные слова отца, та боль и пустота, которая у него была месяц назад, куда-то исчезла, канула в небытие. Он чувствует груз проблем, хлопот и забот на своих плечах, ему хватило одной сутки переживаний и содроганий души, чтобы, та детская дурь с концами вылетела с головы. Алекс значительно стал мудрее за небольшое количество времени, вырос подобно царевичу в сказке о царе Султане, Пушкина.
Звонок в дверь прерывает размышления Алекса, он уходит открывать дверь в фартуке, с лопаткой в руке.
Дверь открывается.
- Серьёзно! – с неприязнью произносит Алекс, видя капитана, тот удивился.
Капитан, молча, заходит в квартиру, толкает Алекса. Виктор Васильевич испуган и озабочен. Алекс смутился, направляяется вслед за ним. Капитан входит в спальную, иронично ухмыльнулся:
- В Сада – Мазо играете?! – неудачно шутит он. Алекс ударяет спину капитана лопаткой заляпанной подсолнечным маслом.
- Ты ненормальный?! Щенок бешенный!
- Да, я ненормальный, у меня отец умер! Могу быть нормальным, сейчас?! И как мне прикажете, товарищ капитан, реагировать на эту глупую шутку?!
Капитан утвердительно кивает.
- Пыталась убить себя?
- Да. – Тяжело выдохнув, отвечает Алекс.
- У меня плохие новости, но… - Виктор думает, над тем, как бы мягче изложить свою идею. Достаёт из нагрудного кармана, синей зимней шинели письмо и документ.
- Вот это письмо лично для Ангелины от Артура Борисовича.
Ангелина подавленна своей несчастной натурой. Ангелина угнетена невидимым грузом, который тянет её душу прямиком в Ад. Она вся бледная, как будто её осыпали всю ночь мукой, смиренно распласталась на кровати, после того, как поняла, что ничем не убедит Алекса в своей безопасности от самой себя. Её карие глаза потухли, они бездонны. Обаяние, которым она владела, куда-то исчезла, просто потускнела, а с ней пропадает Ангелина, из красочной, яркой, сочной фотографии, она становится черно-белой фотокарточкой.
Ангелина приоткрывает опухшие веки. Видит перед собою Виктора, Алекса в фартуке, до неё донесся знакомый, вкусный аромат уже приготовленной Алексом яичницы, с её глаз начинают сочиться слезы.
- Вот зачем ты пришёл, а капитан? Она снова плачет.
Капитан пожимает плечами, недоумённо, поочерёдно разглядывает измученные лица, не знает, что ответить. Слёзы Ангелины смущают его. Они размягчают его каменное сердце, такой крепости, которым должен обладать сотрудник полиции, видавший те ещё зверства, совершенные людьми, а не животными. Он иногда думает, что звери намного гуманнее людей…
- Нет, хорошо всё Виктор, не ты… - слабым, еле доносившимся до ушей двух мужчин голосом говорит Ангелина, - Алекс, - с жалостной мимикой на лице, обращается она к брату, - ты приготовил завтрак?
- Да, - удивлённо произносит Алекс.
- Знакомый, давно не испытываемый аромат…Вкусный… Замечательный…
- Так по рецепту отца… - Алекс отворачивается в сторону, что бы капитан ни видел его слёз.
- Я её развяжу? – спрашивает разрешения у Алекса.
Алекс утвердительно махнул деревянной лопаткой. И вот за мгновенье, Виктор даёт Ангелине свободу, та продолжает мертво лежать в чёрном платье, с шерстяными, вязаными носками тёти Фатимы, который Алекс берёг для себя.
Ангелина, подкладывает обе свои руки под голову, поворачивает голову к окну, радостное солнце бьёт в её опустевшие глаза, согревая их мёртвым теплом, её сердце, как будто перестало биться, пальцы на ногах и на руках ледяные. Алекс поправляет сползшее одеяло. Капитан ставит письмо на тумбочку.
- А это самое интересное друзья, - Виктор Васильевич размахивает завещанием Артура Борисовичем, переписанный им в день смерти. После ухода Алекса к нему пришёл нотариус. – Артур Борисович поделил всё своё имущество поровну на вас троих. Всё движимое и недвижимое имущество. Комбинаты, заводы, магазины! Всё, всё, всё! Вы понимаете, что это означает?!
Ангелина прибывает в своем горе, ничего другое её не волнует, кроме мысли, как простить себя, забыть этот кошмар, эту боль причиненную себе и родным.
- Мы богаты. – Неохотно шутит Алекс, ему не хочется возвращаться домой, зная, что там его ожидает, но он должен. Оставлять одну сестру, тоже нет желания, как оставить её с этим служивым псом, который ему не приятен.
- Да, но вы не понимаете, это в корни всё меняет!
- Что именно? – с любопытством задаёт вопрос Алекс.
- А то, что, Славик Семенович, добился своего, что Артур Борисович мертв! На девятьсот одиннадцатом шланг тормозов был перерезан довольно небрежно, не аккуратно, человек не знал, что с этой машиной делать! Автоэксперт сказал! Но, прежнее завещание делило всё поровну между Алексом и Асей, то есть Маринкой, она была регентшей своей дочки до её совершеннолетия! Славик Семенович непременно купил бы долю Марины, осуществив, таким образом, свою мечту. Он стал бы единоличным хозяином всего. Не сразу, между прочим, но главным! Но тут, появляется она! Вы понимаете, что с вами будет?! – капитан увлеченно рассказывает, не отрываясь, смотрит на Алекса.
- Что же? – Алексу становится тревожно, вспоминая слова Старого, которые поселили семья недоверие в его сердце к дяде Славику. И этот шланг. Он знал, что его «Дьяволица», не могла без посторонней помощи, как ни - будь капризничать. Позволить людям пострадать, - тормозов не было…
- Да, а с вами, будет…
- Он постарается нас убить. – Тихим, но достаточно громким, чтоб брат её услышал, голосом произнесла Ангелина.
Она встаёт с кровати, кидает взгляд на тумбочку, замечает письмо. Ангелина ерошит шёлковые, чёрные, как тьма волосы, проницательно смотрит на капитана.
- И ты хочешь, чтобы мы с братом были приманками? Поймать его на живца, с поличным… - тон её голоса увеличивается, пока не превращается в отчаянный крик. – Уходи, прощу, убирайся! Ты не лучше их! Думаешь о себе, только о себе! Проваливай! Уходи!
Алекс видит знакомый блеск ярости в её глазах, чистый и сильный, точно такой, который он видел в своём отражении.
Алекс уводит капитана к двери. Ангелина успокаивается.
Капитан открывает дверь, хочет сделать шаг за порог.
- Я больше не верю дяде Славе, но…
- Говори Александр.
- То что он мог убить отца… Не верю этому.
- Дело твоё, моя задача сохранить вам ваши жизни.
- Да, конечно, но дядя Славик меня нашёл утром, он организовывает похороны отца. Не знаю.
- Не наступай на те же грабли, что и твой отец. Он верил ему и что из этого вышло?! Вот тебе мой номер, звони, как обдумаешь всё. Теперь ты Александр, глава семьи. Прими это.
Алекс берёт визитку капитана.
- Хорошо.
- Удачи тебе, Александр Артурович.
Капитан выходит из квартиры, закрывает дверь.
Алекс возвращается к Ангелине с тарелкой в руке.
Блюдо прекрасно подано. Безупречно выполненный омлет, без единой точечки пережарки, приправленный разнообразной зеленью, с разрезанными пополам помидорами сорта «Чери», с ломтиком бекона и всё это прикрыто кусочком белого хлеба.
- Откуда?! - удивлённо смотрит на это великолепие Ангелина. Она не умеет готовить.
- Сбегал утром в магазин. Папа готовил мне, а я готовлю Асе. А сейчас, и ты почувствуешь мою любовь, мою заботу своим желудком.
- Спасибо, поставь на тумбочку и уйди, пожалуйста, Алекс. Я хочу побыть одна.
- Но, ты не…
- Нет, Алекс. Всё же, я хочу жить больше, чем умереть. – Крича. - Просто хочу жить!
Алекс понимающе кивает, бережно ставит тарелку на тумбочку.
- Передай письмо, я хочу прочитать его.
Александр молча, передаёт письмо отца адресованной своей старшей дочке.
Они оба мрачны. Алекс уходит прочь.
Ангелина долго не решается вскрывать конверт, то кидает его, то подбирает, то сминает в комок, то разглаживает. Она ест приготовленный ей завтрак, тёплая слезиночка скатывается по щеке. Она вспоминает и ощущает потерянные со временем нежность, ласку, всю любовь матери, вкус омлета идентичен забывшимся вкусам.
- Кто кого научил жарить яичницу: мама папу или отец маму? – задаёт сама себе вопрос Ангелина.
Смирившись с мыслью, что она никогда не узнает ответ на этот вопрос, тянется к разглаженному письму возле ног, ждущий своего момента на скомканном белоснежном одеяле кровати.
Ангелина вскрывает конверт, достаёт письмо с опаской принимается медленно читать:
«Прости милая моя дочь за сломанную жизнь. Свою, твою, нашу. Прости.
Мой скоропостижный уход не должен тревожить тебя, не думай, что ты виной этому – нет. Не знаю, что написать тебе, с чего начать.
Хотел быть всегда первым, лучшим, единственным, за что и горько поплатился, очень сильно огрёб. Гордыня присущая мне с самого моего рождения сыграла со мной в ящик. Я проиграл по всем статьям. Желание сделать этот мир лучшим для всех, для себя, отуманил мой разум, ввёл меня в заблуждение.
Найдя своё единственное счастье, бездумно отрёкся от него, не слушал, чьих либо советов. Не прислушался к своему сердцу. Не слушал свою единственную душу, – твою любимую маму, мою Елену Прекрасную. Наивностью меня не обделила природа, не оценил своих возможностей. Недооценил жестокость людей, стремящихся к власти, к контролю над всеми, это меня раздражало, и я становился ещё яростнее, злее, самоотверженнее, забывчивее. Вы отошли на второй план.
О, я глупец, я признаю это! Прости меня. Я признаю все ошибки прошлого. Заметь, прошлого Ангелина. Не кори себя моя дочь. Это всё мои ошибки, я заберу их с собой в Ад. Заберу туда, где тебе не место.
Бездумная, бессмысленная, жестокая ярость у нас в крови. В твоей, – моей. Ты моя дочь, – моё продолжение, мои гены. Ты подалась зову крови, чувству мести. Это моя черта, которая проявилась в печальный момент моей жизни, проявилась в тебе в столь раннем возрасте, проявляется и в Александре. С моим уходом в иной мир, эгоистично ударю по моей родненькой кнопочке. Прошу, ты как старшая позаботься о них, они нуждаются в тебе. Ты, обязана. Не дай Алесе хлебнуть горя, не дай испортится, прошу не дай!
Прости себя за всё.
Я вижу, что в Александре, просыпаются эгоистичные чувства, горделивость и неприязнь его к людям пугают меня эти два последних года жизни.
Я считал себя солнцем, которое согреет своим теплом всех, считал себя богом, но Бог наказал меня, я заслужил это. Я повержен своим Ангелом, просто изничтожен. Прошу тебя Ангелиночка, не позволяй брату совершить отцовскую ошибку.
Помоги ему, прошу, заклинаю, не кори себя в содеянном грехе, он мой, и только мой!
Я любил сильно, искренне всегда лишь твою маму. Она была моей частью, моей второй половинкой. Моей душой. На протяжении всех моих последующих дней жизни искал похожую на неё внешне и характером женщину. Судьба благоволила мне и послала Свету, мать Александра. Не уберег и её. Ударился в блуд, о чём сожалею. Ты Ангелиночка, очень похожа на свою мать, это подкупило меня, коварно соблазнило меня. Чувствовал в тебе родное, но разгулявшаяся распутная душа закрыла отчаянно сигнализирующую интуицию. В чём мне нет прощения перед Богом, перед твоей мамой, перед тобой. Гореть мне до скончания времён синим пламенем, но каждая секунда жизни с мыслью, что мне понравилась та ночь, ночь с моей девочкой, в несколько миллион раз сильнее любой испытанной боли!
Не хочу жить, не хочу умирать с мыслью, что в загробном мире со мной это будет, хочу лишь раствориться, исчезнуть в небытие. Стать ничем, стереть всё.
Так, почему думая так, не могу предположить того же происходящего с тобой. Думаю, ты осознаёшь всё, тебе больно, сильно больно. Не хочешь жить. Ты была пьяна местью, ослеплена, вот и нашла самое страшное наказание для меня. Ты осквернила своё тело. Я же осквернил свою душу, поддавшись греху, меня предупреждали, предохраняли от глупости, я ослушался.
Прости себя и живи дальше, помогай любимым тебе людям. Алекс и Асечка твоя семья, твоя кровь. Подари им свою любовь. Отрекись, выгони всё - то зло, которое живёт у тебя в душе. Вылечи себя любовью, ты не потерянна перед Богом, перед своей матерью, прошу, только живи. Живи с добротой в душе и в сердце.
Я тебя любил до твоего рождения. Когда ты родилась. Когда жила. Когда сказали, что ты покинула этот Мир. Когда не была со мной. Буду любить вечно в каждом из миров в котором мне суждено побывать, заслуженно мучатся за свои ошибки, за грехи.
Прощай моя любимая Ангелиночка, мой маленький Ангелочек».
Ангелина не может прийти в себя от прочитанного текста. Её пустое состояние, её лживый хрустальный мир рухнул с оглушающим звоном, от взрыва души. Вулкан неизведанных, смешанных чувств накрывает её тело разгоряченным, стремительным потоком. У неё поднимается температура, кожа краснеет, необычная дрожь тела пугает девушку до холодного пота.
- Вот она смерть. – Тяжело, сквозь слёзы произносит Ангелина. Слёзы градом падают на последнее письмо отца, письмо с засохшими частичками плача души Артура Борисовича. Милое личико Ангелины становится мертвецки белым, подобно лицу призрака. Глаза источают холод, их обворожительность рухнула в пропасть.
Вдруг Ангелина обеими руками молниеносно хватается за сердце, ощутив резкую, кольнувшую боль в глазах темнеет.
Она смиренно продолжает лежать на неубранной кровати, в этом чёрном, потрепанном плате и в шерстяных носках тёти Фати связанных с любовью, её взгляд натыкается на них, задумчиво смотрит на свои ножки, облачённые в искреннюю заботу Алекса, думает о нём и об Асе.
- Жизнь ещё не кончена, - бормочет она, вселяя оптимизм в своё убитое тело, но не тронутую душу. – Надо жить…
Ангелина с трудом доползает до домашнего телефона, который находится в прихожей, снимает трубку, клацает по клавиатуре, звонит в скорую помощь.
- Улица Мира, дом 3, квартира 33… Мне плохо…
Ангелина теряет сознание и падает на пол, взволнованный голос шумит в телефонной трубке.
Алекс стоит возле новых ворот, отлитых за ночь из серебра с инициалами отца из позолоты. Это не нравится ему.
Дом, как никогда кажется пустым, хоть битком набит страдающими людьми, которых Алекс не то, что не знает, он их видит в первый раз.
Холл принимает основную долю скорбящих людей, остальные ждут на улице, восхищаясь великолепием особняка, с упоением разглядывают лазурную плитку под ногами, вымытую от слякоти первого снега до идеального блеска.
Серебряный гроб с подкладками внутри из ярко - красной шёлковой ткани, наполненный белоснежным гусиным пухом на котором мирно возлегает Артур Борисович. Стенания людей пришедших проводить его отца вводят Алекса в состояния исступления. Он трясется, как отбойный молоток. К нему подходит подтянутый, одетый, как франт, Славик Семенович, раздосадованный вестью о переписанном завещании. Ласково обнимает мальчика, показательно пускает слезу. Алекс не выдерживает:
- Дядя Славик, ты как будто готовился к этому дню?! – довольно громко произносит Алекс. Славик смущается, краснеет.
- Алекс, в этой жизни ко всему нужно быть готовым. – С некой надменностью парирует Славик.
- Туше. – Колко отвечает Алекс. Стряхивает руки Славика со своих плеч. Алекс направляется в свою крепость одиночества. Закрыться. Прийти в себя. Обдумать всё. Успокоиться.
Продвигаясь сквозь толпу людей, которые дико смотрят на него, Алекс рассматривает отца. Вал слёз нахлынули на его глаза, цунами движущийся от сердца прорывает искусственную маску зрелого мужчины.
- Папа! - всхлипывая, неустанно душераздирающим стоном, идущим из нутрии, кричит Алекс. Он подбегает к серебряному гробу, кладёт голову на бездыханную грудь отца. Слёзы рекой льются на шикарный белый пиджак, белую сорочку, белый галстук. С каждой слезой, Алекс становится всё злее и злее, видя лицемерие, самодовольную ухмылку Славика, ждавший этот день, как долгожданный праздник, что превратил из похорон его любимого человека в спектакль. Некогда пустые глаза наливаются кровью, яростью, его бесконтрольные эмоции обретают очертания, цель.
Алекс осознаёт, что его пребывание в этой лживой атмосфере ещё хоть на несколько секунд выльются в беду, он вырвет этот гнусный язык, выкалит эти лживые глаза, оборвёт ухоженные усы Славика.
Алекс через дверь под мраморной лестницей выбегает на улицу.
Ошеломлённые визитеры этой выходкой Алекса, перешептываются между собой. Алекс безумно зло смотрит на собравшихся людей, заполонивших двор, подобно свинцовым тучам над его головой.
Высоко на соснах вороны постукивают грецкими орехами о тяжелые, крепкие ветки вековых деревьев. Алекса всё нервирует, видя домик Старого, он ринулся к нему.
Распахнув дверь, ворвавшись в столовую, Алекс быстро поднимается на второй этаж, влетает в знакомую спальную, прыгает на кровать лицом. Ревет сжав в руках одеяло.
Алексу больно, больно от потери отца, от потери той опоры, вселявшую уверенность в будущее. Больно от того, что показал слабость, дал слабину, выплеснув эмоции, которых не сдержал, а должен был. Все увидели его слёзы, слёзы стоящие дороже этих всех лицемерных, помпезных, фальшивых поминок.
Вдруг Алекс слышит знакомый голос. Алекс приподнимает голову, оборачивается в сторону двери, видит его.
- Йося, - веселеет Алекс, - Макс! – кричит, вскочив с кровати, зажимает друга крепким объятьем.
- Я, я Алекс! – Иосиф хватает друга за плечи, тот руками растирает слёзы, высморкавшись, смотрит на одеяло, Йося даёт ему носовой платок.
- Прими мои соболезнования… Жалко Артура Борисовича… Ты как?! Как твоя сестричка?!
Иосиф – друг детства Алекса, единственный и неповторимый. Любимый! Друг, конечно, же! Единственный сын Славика Семеновича.
Высокий молодой человек, обаятельный, жизнерадостно настроенный всегда, с долей реалиста и рационалиста в сердце.
Иосиф худощавого телосложения, на удивление с длинными конечностями. Алекс подшучивал над ним, мол, ты мог стать баскетболистом, футболистом, волейболистом, но стал батаном из Кембриджа. Кучерявые, чёрные с хаотично разбросанными на голове седыми волосами добавляли солидности, некоевого шарма. Худощавое лицо, строгий нос с горбинкой, скривленный от давнего удара, чёрные глаза. Проницательный, переменчивый взгляд их полон задора и оптимизма, заражающего всех. Грамотная, красивая речь, подвешенный язык в купе с упрямым характером могли убедить любого человека, что белое, - чёрное, а чёрное - белое! Довольно простой по своей натуре человек с хорошим воспитанием, полученным в основном от матери и от общения с Алексом. Они дополняли друг друга.
Алекс любит раздавать «позывные» всем, вот и Иосиф получил свою кличку. Ребята с родителями и их знакомыми, дома у Алекса смотрели фильм с Расселом Кроу, – Гладиатор. Иосиф под впечатлением, сорвал штору с карнизом, накинул его как плащ, позаимствовал с кухни большой японский столовый нож и провозгласил себя Максимусом Деци… дальше не запомнил имени героя фильма, да и выговорить не мог, и сформулировал фразу, которую хотел сказать по новому: «Я Макс, новый император римских угодий! Аве, мне!», угорали все находящиеся в комнате, включая садовника, стригущего кусты. Вот так и закрепился за Иосифом, позывной – Макс.
- Я не видел Асю со вчерашнего дня… да, есть ещё кое-что…
- Что такое… - Волнуется за друга, Иосиф. – Ты такой… Я тебя не видел таким мрачным, даже на похоронах твоей…
- Молчи, не говори дальше!
- Как скажешь. Ты помнишь ту блондинку?!
- Блондинку! Ты о чём Макс?!
- Помнишь или нет?! Отвлечь тебя хочу!
- Откуда? Где? Когда?
- На Ибице, летом?!
- Богдану, что ли?!
- В точку!
- Смутно так, а вот лица вообще не помню… - Алекс улыбнулся. – И что?!
- Ну, вот, ты улыбнулся!
- Она была обходительна со мной.
- И со мной!
- Ах, ты! Но как вы встретились, она ведь не оставила каких либо контактов.
- Она живёт в Лондоне!
- Небось, замучил лондонских девчонок?!
- Оставь! Какие там девчонки! Одна из десяти может, попадётся приличной, а остальные…
- А здесь все девять!
- В точку, Алекс! Все девять! Расскажи-ка мне, что у тебя тут с личным фронтом?!
- Не хочу… Хотя…
- Что?! Ну, же кались!
- Есть одна прекрасная леди.
- Это хорошо, дальше Алекс.
- А дальше пока нечего говорить.
- Ясно, тебя не разговорить. Как зовут – то, эту леди?!
- Вика её зовут.
- Виктория, прекрасное имя.
- Да и сама она, не менее прекрасней…
- Ясно. Ты знаешь, меня прислал к тебе отец.
- И что?!
- Пойми, ты должен выйти, и проявить уважение к пришедшим людям…
- Да пошли они!
- В точку Алекс! Ну, а как же проявить уважение к Артуру Борисовичу?!
Эти слова ударили по голове Алекса, как тяжёлая кувалда.
- Ты прав.
Алекс, встаёт, шагает к двери, останавливается, оглядывает сидящего на краю кровати Иосифа.
- Ты со мной, друг?!
- Естественно.
Они выходят из веющей теплотой комнаты к прохладной, равнодушной реальности.
Последующие сутки, Алекс вынес с трудом.
Ситуацию осложнила происшествие с Ангелиной, у которой случился инфаркт, к счастью скорая помощь успела оказать должную, своевременную и качественную помощь. Алекс не смог навестить её.
Погребение отца осталось позади, осталась выжженным следом у него на сердце и на памяти.
Родственники хотели, чтоб Ася присутствовала на похоронах, но Алекс, оградил сестричку от этого кошмара, та осталась с Женей, который втерся в её детское доверие.
Вечер. В доме остаются самые близкие Артуру Борисовичу люди: Алекс, тётя Фатима, Старый, дядя Славик, объявившаяся Марина, Тимур, Иосиф и пару служанок любивших Артура Борисовича, словно родного отца.
Тимур с Иосифом разжигают огромный камин в гостиной.
Огромный, светлый зал с высокими потолками. Эта часть особняка находится за куполообразным холлом. С потолка свисают три декоративные люстры, выполненные в средневековом стиле, типа железного обруча с подсвечниками, закрепленный к потолку толстыми цепями. В каждом углу находятся кованые, исполненные на заказ блестящие доспехи рыцарей с заточенными до блеска мечами, всё это великолепие стоит больших денег. Стены на уровне первого этажа закрыты разными восточными паласами. Уровень второго этажа занимают огромные окна, рамки которых из серебра. Серебра в этом доме много. Артур Борисович шутил по этому поводу: «Я ж не сапожник без сапог! Добывая драгоценный метал, мои сапоги не могут не быть из серебра и золота!»
Языки пламени завораживают, они неотъемлемая часть этого зала, который метров тридцать в длину, около десяти в ширину и высоту в два этажа. Прямо посередине располагается, как и полагалось в старину, - длинный стол, сделанный из того же материала, что у Старого в домике.
Андрей Иванович безмолвно глядит на пламя, душевно плачет сидя на кресле – качалке, остальные сидят за столом и пьют горячий чай.
Молодые служанки усердно хлопочут. Персонала в доме предостаточно, эту махину нужно обслуживать, комнат в нём много, территория вокруг дома является декоративной, требующая особенного тщательного ухода в зимнее время года.
Телохранитель Славика Семеновича осторожно заходит в зал, аккуратно шагает к своему хозяину, наклоняется к нему, что – то шепчет на ухо. Славик встаёт, задвигает за собой стул.