Хронологические рамки СЛП
Временные границы современного литературного процесса в России чаще всего определяются так: с 90-х годов прошлого века по сегодняшний момент. Рамки эти условны, но их соотнесенность с политическими и экономическими переменами в стране вполне оправданна (отправная точка – начало перестройки).
Е годы – «смена вех».
Девяностые годы ХХ века войдут в историю русской литературы как особый период смены эстетических, идеологических, нравственных ориентиров. Так было с рубежом конца ХIХ – начала ХХ века, когда получившие мировое признание шедевры русского реализма с его вершинными фигурами «золотого века» освобождали позиции под натиском волн авангарда, модернистских исканий, целого спектра школ и направлений серебряного века.
Картина развития искусства и литературы 1990-х годов нашего столетия не менее впечатляюща. И дело не только в обилии и разнообразии художественных тенденций, методов творчества, в эстетическом разбросе. Произошла полная смена литературного кода, состоялось тотальное изменение самой литературы, роли писателя, типа читателя. Литература 90-х годов пережила критический момент испытания непривычным феноменом свободы.
Из статьи В. Ерофеева «Русские цветы зла»:
«В конце 80-х годов история советской литературы оборвалась. Причина ее смерти насильственна, внелитературна. Советская литература была оранжерейным цветком социалистической государственности. Как только в оранжерее перестали топить, цветок завял, потом засох. Симметричный ей цветок литературы сопротивления также захирел; они были связаны единой корневой системой.
Новая русская литература засомневалась во всем без исключения: в любви, детях, вере, церкви, культуре, красоте, благородстве, материнстве, народной мудрости (крушение народнических иллюзий, которые не рассеялись в интеллигенции за время существования советской власти), а позднее и в Западе. Ее скептицизм со временем возрастал. Это двойная реакция на дикую русскую действительность и чрезмерный морализм русской культуры.
Любое чувство, не тронутое злом, ставится под сомнение. Идет заигрывание со злом, многие ведущие писатели либо заглядываются на зло, завороженные его силой и художественностью, либо становятся его заложниками. Красота сменяется выразительными картинами безобразия. Развивается эстетика эпатажа и шока, усиливается интерес к "грязному" слову, мату как детонатору текста. Новая литература колеблется между "черным" отчаянием и вполне циничным равнодушием». (Вик. Ерофеев, «Новые цветы зла»).
Литература постсоветского периода нередко рассчитана на эпатаж и даже отторжение. Названия произведений того же Вик. Ерофеева иллюстрируют состояние «здоровья» литературы: «Жизнь с идиотом», «Исповедь икрофила», «Ядрена Феня», «Приспущенный оргазм столетия».
Русская литература с ее учительной миссией, культивировавшейся со времен Достоевского и Толстого, перешедшей словно по наследству к Горькому, освобождается от необходимости «исправлять нравы». Сейчас этот бунт против морали иногда переходит в откровенный аморализм (Владимир Сорокин «Голубое сало» – культурный шок, Илья Стогофф «Мачо не плачут» – свободный разговор о нетрадиционных видах секса, употреблении наркотиков, использование ненормативной лексики.
Творчество современных авторов нередко отмечается в критике такими ярлыками, как «виртуозный беспредел» (Э. Лимонов), «чернуха» (Л. Петрушевская, Н. Садур, В. Нарбикова) и т.п.
Принимать или не принимать такую «неподцензурную» литературу – дело индивидуальное. Частью читателей она отвергается, но при этом активно обсуждается в критике.
3. «Запрещенная» литература.
Совсем иным стало само «поле» русской литературы, оно вобрало в себя острова, островки и даже материки отечественной литературы, разбросанной по всему миру, а также произведения оставшихся в стране писателей, хранившиеся «под спудом», – то, что заведомо не было бы пропущено советской цензурой по идеологическим и эстетическим причинам, что писалось «в стол» или распространялось в «самиздате» и «тамиздате».
Первая, вторая и третья «волны» эмиграция и сосредоточение творческой интеллигенции в различных странах мира создали такие центры русской эмиграции, как Русский Берлин, Русский Париж, Русская Прага, Русская Америка, Русский Восток. Это сотни имен поэтов, писателей, деятелей различных областей культуры и искусства, которые продолжали творчески работать вне родины. У некоторых авторов этот процесс длился пятьдесят и более лет. Вернувшись с конца 1980-х годов в общее пространство русской литературы, произведения эмиграции вступили в активное взаимодействие с общим эволюционным потоком русской литературы и культуры.
Кроме того, как уже было сказано, раскрыв цензурные досье и писательские архивы, отечественная литература ощутила себя обогащенной за счет запрещенной, «потаенной» и иной отринутой литературы. Сейчас трудно себе представить, что по данному разряду числились, например, романы А. Платонова «Котлован» и «Чевенгур», антиутопия Е. Замятина «Мы», повесть Б. Пильняка «Красное дерево», роман О. Форш «Сумасшедший корабль», М. Булгакова «Мастер и Маргарита», Б. Пастернака «Доктор Живаго», «Реквием» и «Поэма без героя» А. Ахматовой и многое другое. Большинство этих книг сейчас входит в школьную программу по литературе и изучается в старших классах.
Основные направления СЛП.
Сегодня в недрах современного литературного процесса рождены или реанимированы такие явления, направления, как авангард и поставангард, модерн и постмодерн, сюрреализм, импрессионизм, неосентиментализм, метареализм, соц-арт, концептуализм и т. д.
Такой разброс объясняется сменой установок: до этого ведущий, дозволенный свыше метод – соцреализм. После – оказались открыты шлюзы для экспериментов. Процесс плюрализации направлений был не одномоментным. Отход от единственно правильного и свыше утвержденного метода просматривался и раньше. Достаточно назвать классические ныне произведения Булгакова «Мастер и Маргарита», Пастернака «Доктор Живаго» – уже в них ощущается дыхание постмодернизма – литературного направления, вызывающего наибольшее количество споров в среде критиков и читателей.
Картина современного литературного развития предстает перед глазами в виде непредсказуемого соседства продолжающих традиции реализма Владимира Маканина и Алексея Варламова с постмодернистом Виктором Ерофеевым и литературным скандалистом Эдуардом Лимоновым.
Разобраться в новых литературных течениях не так-то просто. Попробуем хотя бы поверхностно рассмотреть основные.
| Постмодернизм – нетрадиционная неклассическая эстетическая система конца 20-го - начала 21-го века, комплекс философских научно-теоретических и эстетических представлений. Основоположники – Бодрийяр, Деррида, Лиотар, Фуко, Барт, Эко, Борхес. Как движение в литературе возникает в конце 1960-х годов во Франции в атмосфере сопротивления интеллектуалов тотальному наступлению массовой культуры на сознание человека. Причины утверждения в России: эстетическая реакция на разочарование в утопиях – социально-исторических, философских, художественных, научных, крушение марксистской идеологии, обеспечивающей разумный подход к жизни, осознание иррациональности мира. Постмодернистский текст не отражает реальность, а творит свою, вернее – много реальностей, исследует феномен раздробленности сознания индивида. | |||
Мировосприятию постмодернистов свойственны равнодушие к любому идеалу, ироническое переосмысление культурных традиций. По словам одного из критиков, «постмодернизм – это ирония искушенного человека, который не отрицает высокого, но понял необходимость низкого».
«Пионеры» русского постмодернизма доказывали неразделимость коммунистической утопии и тоталитарного насилия, фиктивность веры в коммунизм как в высшую форму социального прогресса, показывали кризис господствующей идеологии. Роман-музей «Пушкинский дом» Андрея Битова и «поэма» (в прозе) «Москва–Петушки» Венедикта Ерофеева традиционно считаются первыми ласточками нового направления в литературе. Хотя были написаны эти произведения в конце 1960-х годов, фактами литературной жизни они стали лишь в конце 1980-х годов, после публикации.
Сегодня постмодернизм воспринимается уже не как альтернатива классической прозе, а как индивидуальная манера зрелых авторов.
Писатели постмодернисты конца XX – начала XXI века: Владимир Сорокин («Голубое сало», «Норма», «Сердца четырёх», «Очередь»), Виктор Ерофеев («Русские цветы зла» (статья), «Жизнь с идиотом»), Анатолий Королев («Эрон»), Владимир Шаров («Старая девочка» «Репетиции», «До и во время», «Будьте как дети»). Дмитрий Галковский «Бесконечный тупик», Юрий Буйда «Прусская невеста», Павел Крусанов «Укус ангела». Также влияние постмодернизма ощущается в произведениях Сергея Гандлевского («НРЗБ»), Татьяны Толстой («Кысь»), прозе Юза Алешковского («Кенгуру»), Владимира Войновича («Жизнь и удивительные похождения солдата Чонкина»), Вячеслава Пьецуха («Новая московская философия»). Ярким представителем этого направления является Виктор Пелевин («Жизнь насекомых», «DПП NN», «Омон Ра», «Чапаев и Пустота», «Generation „П“», «Empire V», «Любовь к трём цукербринам»).
Где-то на «периферии» постмодернизма находится творчество Б. Акунина (Г. Чхартишвили) – весьма плодовитого автора, пишущего в разных жанрах. Часть его книг ориентирована на любителей детективных загадок и головоломок, некоторые содержат элемент игры с читателем («Квест»). Каждая из них достойна отдельного разговора. На наш взгляд, из общего ряда его произведений выбиваются «Кладбищенские истории», интересно построенные, – исторические очерки переплетаются с новеллами мистико-детективного содержания. Внимания заслуживает и «Энциклопедия литературицида», в которой собраны краткие справки о писателях-самоубийцах разных времен и народов. У Чхартишвили несколько разных псевдонимов, в том числе женский – Анна Борисова. Под этом именем, например, вышел мистико-философский роман «Там…» о вариативности загробного существования.
«Опознавательные знаки» постмодернизма:
1. Отказ от какой-либо иерархии. Стерты границы между высоким и низким, важным и второстепенным, реальным и вымышленным, авторским и неавторским. Сняты все стилевые и жанровые различия, все табу, в том числе и на ненормативную лексику. Отсутствует почтение к каким бы то ни было авторитетам, святыням, нет стремления к какому-либо положительному идеалу. Важнейшие приемы: гротеск, ирония, доходящая до цинизма, оксюморон (сочетание несочетаемого).
2. Интертекстуальность (цитатность). Поскольку границы между действительностью и литературой упразднены, весь мир воспринимается как текст. Читателю предлагается интерпретация наследия классиков без всякого пиетета по отношению к ним. При этом сюжет произведения чаще всего не имеет самостоятельного значения, а главным для автора становится игра с читателем, которому предлагается опознать сюжетные ходы, мотивы, образы, скрытые и явные реминисценции (заимствования из классических произведений, рассчитанные на читательскую память) в тексте. Игра «в осколки», центонность (центон – произведение, целиком составленное из чужих строчек).
3. Расширение читательской аудитории за счет привлечения любителей массовой литературы – детектива, мелодрамы, фантастики. При этом постмодернист часто реализует так называемый «принцип слоеного пирога»: доступность текста людям с разным уровнем подготовки. Кто-то считывает самую доступную информацию (скажем, детективную составляющую), а кто-то способен усвоить более сложные пласты – историко-философский, психологический и т.д. Характерный пример – произведение итальянского автора Умберто Эко «Имя розы». Для относительно широкой аудитории роман – сложно построенный детектив в исторических декорациях, для несколько более узкой – исторический роман со множеством уникальных сведений об эпохе и отчасти декоративным детективным сюжетом, для ещё более узкой – философско-культурологическое размышление об отличии средневекового мировоззрения от современного, о природе и назначении литературы, её соотношении с религией, месте того и другого в истории человечества и тому подобных проблемах.
Круг содержащихся в романе аллюзий (аллю́зия – стилистическая фигура, содержащая указание, аналогию или намёк на некий литературный, исторический, мифологический или политический факт, закреплённый в текстовой культуре или в разговорной речи) исключительно широк и ранжирован от общедоступных до понятных лишь специалистам.
Еще несколько понятий, связанных с теорией постмодернизма и встречающихся в критической литературе.
Ризома – отсутствие стержневого смысла. Смыслы ветвятся и переплетаются, не создавая иерархии. Наглядным образом для неё выступает запутанная корневая система растения. У ризомы нельзя выделить ни начала, ни конца, ни центра, ни центрирующего принципа («генетической оси»), ни единого кода.
Палимсест – нечто написанное поверх полустертой надписи, рукопись на папирусе, коже и особенно пергаменте, с которых первоначальный рукописный текст смыт, стерт или вытравлен и на них нанесен новый.
Симулякр – изображение без оригинала, репрезентация чего-то, что на самом деле не существует. Например, симулякром можно назвать картинку, которая кажется цифровой фотографией чего-то, но то, что она изображает, на самом деле не существует и не существовало никогда. Такая картинка может быть создана с помощью специального программного обеспечения.
Несмотря на востребованность творчества постмодернистов, некоторыми критиками он объявлен необходимым, но далеко не прогрессивным явлением культуры: «…писатели, контуженные советской школой, ищут Пустоты и Нирваны. Они уже не могут освободить свой мозг от долгоиграющей пластинки соцреализма с ее Чапаевыми, Матерями и Молодыми Гвардиями. Выход один. Запустить ту же пластинку в обратную сторону, чтобы текст поглотил текст и образовалась наконец в башке желанная пустота» (К. Кедров). Отрицательно высказывался о постмодернизме как «опасном культурном явлении» А. Солженицын: «Философия постмодернизма размонтировала современный мир до полной идеологической структурности, до мировоззренческого распада, до отсутствия любых внятных мыслей, до состояния кладбища, где нет ничего живого, но любая вещь или идея издает запах тлена».
Реализм нового времени
Рассуждая о новейшей литературе, нельзя обойти вниманием судьбу и роль реализмана грани веков. Недооценить важность и ответственность роли, отведенной русскому реализму на протяжении всего ХХ века, невозможно. Имена И. Бунина, М. Горького, Л. Андреева, А. Куприна, М. Шолохова, Л. Леонова, А. Толстого, В. Некрасова составляют одну из важнейших доминант русского ХХ века.
Девяностые годы подвергли реализм серьезному испытанию, посягнув на его господствующие позиции и абсолютный авторитет.
(Культурная ситуация в известной степени повторяет натиск модернизма на реализм в рамках серебряного века в начале ХХ столетия, когда живы еще его великие творцы – Л. Толстой и А. Чехов). В атмосфере бушующего океана литературной и внелитературной жизни 1990-х годов продолжают творить или активно присутствовать своими текстами крупные русские писатели, такие как Сергей Залыгин, Фазиль Искандер, Александр Солженицын, Виктор Астафьев, Василь Быков, Михаил Кураев, Валентин Распутин, Владимир Войнович, Марк Харитонов, Виктор Конецкий, Даниил Гранин, Владимир Маканин и многие другие. Некоторых из них уже нет, но творчество их уже вошло в разряд классики.
Нынешние писатели-реалисты ищут свои пути и способы обновления поэтики.
Появились термины, которыми критика стремится пометить эти тенденции: новый реализм, трансметареализм и т. д. Под знаком «нового реализма» анализируется поэтика произведений Алексея Варламова, Руслана Киреева, Михаила Варфоломеева, Леонида Бородина, Бориса Екимова. Термин «трансметареализм» используется в качестве ключа, который позволяет отпереть двери в пространство новых художественных форм, ранее не укладывавшихся в систему реалистических норм и канонов.
Таких походов потребовало творчество Владимира Маканина, Анатолия Кима, Юрия Буйды, Алексея Слаповского, Михаила Бутова и других. Приходится признать большую степень непроясненности, которая характерна для анализа подобных произведений с целью выявления в них доли истинного реализма и его отступлений в сферы фантастического, мистического, магического. Именно в таких случаях возникает спасительная возможность отнести подобные тексты к «другой», «иной» прозе.
|
Много споров ведется о женской литературе. Объективно значимый вклад женщин-писательниц в литературу конца 20 века стал предметом внимания не только критики, но и литературоведения.
В филологии 1970 – 1980-х годов уже было принято поднимать проблемы специфики литературы, создаваемой женщинами.
В 1990-е годы в издательстве «Вагриус» появляется особая серия, называемая «Женский почерк».
Произведения 1990-х годов, принадлежащие таким писательницам, как Т. Толстая (сб. «Река Оккервиль», «Кысь»), Л. Улицкая (романы «Медея и ее дети», «Казус Кукоцкого»), Л. Петрушевская, М. Палей (сб. «Месторождение ветра»), М. Вишневецкая (сб. «Вышел месяц из тумана»), О. Славникова (роман «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки»), И. Полянская (роман «Прохождение тени», «Высокая вода») и ряд других, содержат в себе высокую энергию художественного творчества, обогащающего большую литературу. Женская проза говорит о традиционных ценностях, о высших категориях бытия: семья, дети, любовь. Одной из основных тем современной женской прозы является тема семьи. Внутренний мир человека, перипетии семейных отношений, проблема «отцов и детей» – темы произведений писательниц.
Людмила Улицкая, Татьяна Толстая, Дина Рубина – авторы с большим интеллектуальным потенциалом. Занимаются творчеством не только в рамках художественной литературы (новеллистика, романы), но активно работают и в русле публицистики, эссеистики. Сборники «Сестры», «Изюм» Толстой, «Священный мусор» Улицкой, «Под знаком карнавала», «Дети» Рубиной выдержаны в духе заметок, воспоминаний, заметок на полях, очерков и т.п. Вызовут особый интерес у читателей среднего возраста, интересующихся широким кругом социальных, психологических, философских,культурологических проблем.
В последнее время в "обойму" модных и читаемых попала Елена Чижова.
Большой популярностью пользуются авторы, пишущие в жанре рассказа, повести – небольшие, ёмкие произведения, исследующие преимущественно мир современного городского человека – Галина Щербакова и Виктория Токарева.
Писательница Галина Щербакова немало страниц посвятила теме юношеской любви. Повесть о взаимоотношениях родителей и подростков, подростков между собой «Вам и не снилось» пользовалась большим успехом и была экранизирована. Вообще, мир чувств, тонущих в быте повседневности, женское мироощущение всегда интересовали Щербакову и получали отражение в ее прозе. У всех на слуху довольно скандальная история публикаций ее дочери Екатерины Шпиллер – «Мама, не читай» и «Дочка, не пиши». В этих книгах с довольно рискованной откровенностью, порой граничащей с беспардонностью, дочь Галины Щербаковой раскрывает семейные тайны, высказывает детские обиды в адрес матери. Первая книга получила широкий резонанс, поэтому вторая представляет собой авторские комментарии на отзывы в прессе и интернете.
Виктория Токарева занимает свою нишу в российской литературе почти полвека. Многие ее произведения экранизированы. Она автор сценариев фильмов «Джентльмены удачи», «Мимино». Герои Токаревой – обыкновенные люди с обыкновенными проблемами, хорошо знакомые читателю. Большинство её героев – женщины, именно поэтому в основном она считается женской писательницей, но ее рассказы и повести с удовольствием читают и представители сильного пола, преимущественно старшего возраста. Творчество Виктории Самойловны может показаться моралистическим, отстаивающим общепринятые ценности – любовь, верность, жертвенность, долг – и равенство во взаимоотношениях полов. Писательница пишет в основном в реалистичной манере, но иногда она погружается в атмосферу «фантастического реализма», вплетая магию в реальность.