НАЧАЛО. ПОРТ-БЭРДОКСКИЙ ПАССАЖ 2 глава




УВОЛЬНЕНИЕ ПАРСОНСА

И вдруг Парсонса уволили. Его уволили при чрезвычайно удивительных и даже оскорбительныхобстоятельствах, что произвело сильное впечатление на мистера Полли.Многие годы он не переставал размышлять над этой историей, пытаясьуяснить, как все-таки она могла случиться. Ученичество Парсонса подошло к концу. Он получил должность младшегоприказчика, и ему поручили убрать витрину в отделе товаров манчестерскоймануфактуры. Он был уверен, что справится с поручением блестяще. - Видишь ли, старина, - говорил он друзьям, - у меня есть однопреимущество: я умею убирать витрины. Когда случалась какая-нибудь неприятность, Парсонс утверждал, что Пушок- так прозвали ученики мистера Гэрвайса, старшего партнера фирмы иглавного управляющего, - должен будет хорошенько подумать, прежде чемрасстаться с единственным человеком в его заведении, способным сделать извитрины произведение искусства. Парсонс, как и должно было случиться с человеком гуманитарныхнаклонностей, пал жертвой своей любви к рассуждениям. - Искусство украшения витрин находится в пеленках, старина, онопереживает цветущую пору младенчества. Куда ни глянь, симметрия,плоскость, как на картинах благословенных времен древнего Египта. Никакойрадости, никакой! Одни условности. Витрина же должна приковывать к себечеловека, должна, когда он идет мимо, хватать его мертвой хваткой. Мертвойхваткой! Его голос понижался до бархатного рокота: - А где сейчас эта мертвая хватка? Минутная пауза, потом дикий вопль: - Не-ету! - Парсонс сел на своего конька, - замечает мистер Полли. - Давай,старина, давай, расскажи-ка нам еще чего-нибудь. - Взгляните, как убраны витрины у старика Моррисона. Аккуратно, совкусом, все по правилам, уверяю вас. Но нет изюминки! - Повторяя последниеслова, Парсонс переходит на крик. - Нет изюминки, говорю я вам! - Нет изюминки, - как эхо, вторит мистер Полли. - Образцы тканей, разложенные по порядку, аккуратно взбитые буфы, одинкакой-нибудь рулон чуть-чуть распущен, а рекламные плакаты просто нагоняютсон. - Как в церкви, - вставляет мистер Полли. - Витрина должна волновать, - продолжает Парсонс. - Увидев витрину, выдолжны воскликнуть: "Вот это да!" Парсонс на минуту умолкает, Плэтт, попыхивая трубкой, поглядывает нанего. - Рококо! - говорит мистер Полли. - Нужно создать новую школу украшения витрин, - говорит Парсонс,пропуская мимо ушей замечание мистера Полли. - Новую школу!Порт-бэрдокскую! Послезавтра вы увидите, как изменится обликФитзелен-стрит. Это будет нечто из ряда вон выходящее! Я соберу толпу.Меня еще долго будут помнить! Он и в самом деле собрал толпу. И его еще долго будут помнить впорт-бэрдокском Пассаже. Потом Парсонс начал упрекать себя: - Я был слишком скромен, старина! Я сдерживал себя, недооценивал своивозможности. Во мне кипели, бурлили, кишели идеи, а я не давал им ходу.Все это позади! - Позади, - вторил мистер Полли. - Позади окончательно и бесповоротно, старина! Плэтт пришел в отделение к мистеру Полли. - Старина создает произведение искусства. - Какое? - Про которое он говорил. Мистер Полли сразу сообразил, в чем дело. Продолжая сортировать коробки с воротничками, он то и дело поглядывална своего заведующего Мэнсфилда. Скоро того позвали в контору, и Поллистремглав бросился на улицу, помчался мимо манчестерской витрины и нырнулв дверь отделения шелковых тканей. Он пробыл на улице всего один миг, но,увидев спину Парсонса, не замечавшего ничего вокруг, пришел в восторг, исердце его замерло в сладком ужасе. Парсонс был без сюртука и работал снеобычайным воодушевлением. Он имел обыкновение затягивать постромкижилета до предела, и все приятные задатки его будущей дородности быливыставлены на обозрение. Он то и дело отдувался, засовывал пальцы вшевелюру, и действовал с той порывистой стремительностью, котораясвойственна людям в минуту вдохновения. У его ног вздымались пунцовыеодеяла, они не были сложены или раскинуты во всю длину, а если ужеговорить точно, просто валялись на полу витрины. Справа от висящих нароликах полотенец через всю витрину тянулся широкий плакат, на которомжирными буквами было выведено: "СМОТРИТЕ!". Влетев в отделение шелковых тканей и натолкнувшись на Плэтта, Поллипонял, что слишком поторопился вернуться в магазин. - Ты заметил драпировку в глубине витрины? - спросил его Плэтт. Мистер Полли этого не заметил. - Великий магиус творит! - сказал он и помчался кружным путем в своеотделение. Вскоре открылась ведущая на улицу дверь, и с сугубо деловым видом, дабыего внезапное появление с улицы ни у кого не вызвало подозрений, появилсяПлэтт. Он направился к лестнице, ведущей вниз, в складские помещения, и,проходя мимо Полли, закатил глаза, произнес "О господи!" и исчез. Нестерпимое любопытство обуяло мистера Полли. Что лучше: пойти вманчестерское отделение через весь магазин или рискнуть еще одной вылазкойна улицу? Ноги понесли его к входной двери. - Вы куда, Полли? - спросил его Мэнсфилд. - Вон бежит собака, - сказал Полли с таким видом, будто слова его полнысмысла, и оставил удивленного заведующего размышлять над услышанным. Парсонс, бесспорно, сделал все, чтобы обрушить на свою головупоследующее несчастья. Он обладал поистине могучим воображением. На этотраз Полли хорошенько рассмотрел витрину. Парсонс соорудил огромную асимметричную гору из толстых белых и красныходеял, скрученных и скатанных таким образом, чтобы явственнее ощущаласьтеплая, пушистая шерсть; в витрине царил уютный беспорядок и виселиплакаты, написанные ярко-красными буквами: "Сладок сон под одеялом,купленным по сниженной цене", "Хорошо то, что хорошо и дешево". Хотя былдень, Парсонс зажег свет в том углу витрины, где высилась гора одеял,чтобы придать теплый оттенок красному и белому цвету. Контрастным фономэтой горе служили длинные полосы подкладочной материи и полотна холодного,серого цвета, которые он как раз сейчас развешивал. Это производило впечатление, но... Мистер Полли решил, что пора возвращаться. В дверях он столкнулся сПлэттом, который готовился предпринять очередную экспедицию во внешниймир. - "Хорошо то, что хорошо и дешево", - сказал он. - Прием аллитерацииприходит на помощь! Он не отважился в третий раз улизнуть На улицу и нетерпеливо маячил уокна, как вдруг увидел Пушка, то бишь главного управляющего Пассажа,самого мистера Гэрвайса, который шествовал по тротуару, обозреваяначальственным оком свои владения. Мистер Гэрвайс был коротенький и круглый человечек с тем выражениемскромной гордости на лице, которое так часто встречается у полных людей; унего были решительные манеры, желчный нрав, пухлые, торчащие в стороныпальцы рук, рыжие волосы, красное лицо, а на кончике носа, как иполагается людям такого колера, торчали рыжие волоски. Когда он желалпродемонстрировать перед своими подчиненными силу человеческого взгляда,он выпячивал грудь, хмурил брови и прищуривал левый глаз. Мистер Полли встрепенулся. Во что бы то ни стало он должен все видеть. - Мне надо поговорить с Парсонсом, сэр, - сказал он мистеру Мэнсфилдуи, поспешно покинув свой пост, бросился через весь магазин в манчестерскоеотделение. Когда начальство появилось в дверях, он уже был возле стенда сболтонскими простынями. - Что это вы делаете с витриной, Парсонс? - изумился мистер Гэрвайс. Присутствующим в отделении были видны только ноги Парсонса, узкаяполоска рубашки между брюками и жилеткой и нижняя часть жилетки. Он стоялвнутри витрины на лестнице, вешая последний кусок драпировки на медныйпрут, идущий под потолком. Витрина отделялась от остального помещениямагазина легкой стенкой, напоминавшей стенки, которыми отделяются встаринных английских церквах места, предназначенные для чистой публики.Эта стенка была отделана панелью, и в ней имелась дверца, тоже наподобиецерковной. В этой дверце и появилась физиономия Парсонса, у которого привиде главного управляющего глаза как-то странно округлились. Мистер Гэрвайс повторил вопрос. - Убираю витрину, сэр, по-новому. - Выходите оттуда, - приказал ему мистер Гэрвайс. Парсонс глядел на него, не понимая, и Гэрвайс был вынужден повторитьприказание. С растерянным лицом Парсонс стал медленно спускаться с лестницы. Мистер Гэрвайс обернулся. - Где Моррисон? - спросил он. - Моррисон! Явился Моррисон. - Займитесь этой витриной вместо него, - сказал Гэрвайс, указываясвоими растопыренными пальцами на Парсонса. - Уберите все это безобразие иприведите витрину в надлежащий вид. Моррисон сделал было шаг к витрине, но ему пришлось остановиться. - Прошу прощения, сэр, - с бесподобной вежливостью проговорил Парсонс,- но это _мое_ окно! - Уберите немедленно все это безобразие! - повторил мистер Гэрвайс иповернулся, чтобы уйти. Моррисон подошел к витрине. Парсонс захлопнул перед его носом дверцу, иэто привлекло внимание главного управляющего. - Выходите оттуда, - сказал он. - Вы не умеете убирать витрины. Есливам нравится валять дурака... - Витрина убрана отлично, сэр, - убежденно произнес новоявленный генийукрашения витрин. На минуту воцарилась тишина. - Откройте дверь и войдите к нему, - приказал мистер Гэрвайс Моррисону. - Не троньте дверь, Моррисон! - сказал Парсонс. Полли уже больше не прятался за болтонскими простынями. Он понял:события принимают такой оборот, что его присутствия просто не заметят. - Да извлеките же его оттуда наконец! - потребовал мистер Гэрвайс. Моррисона, казалось, несколько смущала этическая сторона дела. Новерность работодателю взяла верх. Он положил руку на дверь и толкнул ее.Парсонс стал отдирать его руку. Мистер Гэрвайс пришел Моррисону на помощь.Сердце мистера Полли запрыгало, мир в его глазах завертелся и засверкал.Парсонс на миг исчез за перегородкой и появился вновь с зажатым в рукерулоном льняного полотна. Этим оружием он ударил Моррисона по голове.Голова Моррисона мотнулась от удара, но он не оставил двери. Не сдавалсвоих позиций и мистер Гэрвайс. Вдруг дверь широко распахнулась, и в ту жесекунду мистер Гэрвайс отпрянул от нее, пошатываясь, и схватился заголову: на его самодержавную, священную плешь обрушился коварный удар.Парсонс перестал быть Парсонсом. Он превратился в грозного мстителя.Одному небу известно, какая титаническая борьба велась до сих пор в егоартистической душе, чтобы сдерживать этот необузданный темперамент. - Ты, старый глупец, смеешь говорить, что я не умею убирать витрины? -с гневом вскричал Парсонс и метнул в хозяина рулон. За рулоном последовалиодеяло, кусок подкладочной ткани и, наконец, витринная подставка. В головемистера Полли промелькнуло, что Парсонс сам ненавидит свое творение и снаслаждением уничтожает его. Какую-то секунду мистер Полли, кромеПарсонса, никого и ничего больше не видел. Весь в движении, охваченныйяростью, без сюртука, швыряя все, что попадалось под руку, Парсонсолицетворял собой аллегорическую фигуру землетрясения. Затем мистер Полли увидел спину мистера Гэрвайса и услышал егоповелительный голос. - Извлеките его из витрины! Он сошел с ума! Он опасен! Извлеките егооттуда! - приказывал, возвысив голос, мистер Гэрвайс, обращаясь не ккому-нибудь одному из присутствующих, а ко всем. На какой-то миг голову мистера Гэрвайса окутало пунцовое одеяло; и егоречь, на секунду приглушенная, закончилась вдруг непривычной ушамподчиненных бранью. В манчестерское отделение собрался народ со всего Пассажа. Лак, клеркиз конторы, наткнувшись на Полли, заорал: "На помощь!" Соммервил изотделения шелковых тканей перескочил через прилавок и вооружился стулом.Полли почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Он ухватился застенд, если бы сейчас ему удалось выломать из стенда доску, он пошел быкрушить всех и вся. Стенд качнулся и повалился на пол, мистеру Поллипочудилось, что с другой стороны кто-то вскрикнул от боли, но он не придалэтому значения. Падение стенда было толчком, образумившим мистера Полли;ему уже расхотелось бить кого попало, и он стал во все глаза следить заборьбой в витрине. Секунду Парсонс победоносно возвышался над толкающимисяу витринной дверцы спинами. Это был не Парсонс, это был яростный вихрь,срывающий предметы и швыряющий их на пол. Потом он вдруг исчез. Отчаяннаявозня, удар, затем еще удар, звон разбитого стекла. И вдруг все стихло,только кто-то тяжело дышал. Парсонс был повергнут... Мистер Полли, перешагнув через валяющиеся на полу болтонские простыни,увидел поникшую фигуру друга со ссадиной на лбу, уже, правда, некровоточащей; за одну руку его держал Соммервил, за другую Моррисон. - Вы... вы... вы... вы мне надоели! - сказал Парсонс, задыхаясь отподступивших к горлу рыданий. Есть события, которые стоят особняком среди других происшествий в жизнии которые в какой-то степени открывают на многое глаза. Такова былаистория с Парсонсом. Она началась как фарс, а закончилась катастрофой.Верхний покров с жизни был содран, и под ногами мистера Полли разверзласьбездна. Он понял, что жизнь отнюдь не развлечение. Появление полицейского, который был вызван на место происшествия, впервую минуту показалось еще одной комической деталью. Но когда сталоясно, что мистер Гэрвайс объят жаждой мести, дело приняло иную окраску.То, как полицейский вел дознание, не упуская ни малейшей детали и непроизнося лишних слов, особенно поразило чувствительную душу мистераПолли. Разглаживая галстуки, он услыхал заключение, сделанное полицейским:"Он, значит, крепко саданул вас по голове". В этот вечер в спальне Парсонс был героем дня. Он сидел на краю кроватис забинтованной головой, не спеша укладывал вещи и ежесекундно повторял: - Почему он не оставил меня в покое? Он не имел права прикасаться кмоей витрине! На следующее утро Полли должен был предстать перед полицейским судом вкачестве свидетеля. Ужас перед этой пыткой почти заслонил собой тоттрагический факт, что Парсонса не только обвинили в оскорблении действием,но выгнали, и он уже укладывает свой чемодан. Полли слишком хорошо зналсебя, чтобы обольщаться насчет своих способностей быть достойнымсвидетелем. Он ясно помнил только один факт, нашедший отражение в словахполицейского: "Он, значит, крепко саданул вас по голове". В отношениивсего прочего в мыслях у него был полный сумбур. Как все произойдетзавтра, было известно одному богу. Состоится ли очная ставка? Будет лисчитаться лжесвидетельством, если он нечаянно ошибется? За дачу ложныхпоказаний тоже судят. Это - серьезное преступление. Плэтт из кожи лез, желая помочь Парсонсу и настроить общественноемнение против Моррисона. Но Парсонс вдруг стал за него заступаться. - Он вел себя правильно - в меру своих возможностей, - заявил Парсонс.- Что еще ему оставалось делать? На него я не в обиде. - Мне, наверное, придется платить штраф, - рассуждал он по поводупредстоящего суда. - Без последствий дело, конечно, не оставят. Ядействительно его ударил. Я ударил его... - Он на секунду задумался, какбы подыскивая слова поточнее, и окончил доверительным шепотом: -...поголове, вот сюда. На остроумное предложение, исходившее от младшего ученика с кровати вуглу, он ответил: - Какой может быть встречный иск, когда на скамье присяжных сидятаптекарь Корке и агент нашей фирмы Моттишед? Завтра вы будете свидетелямимоего унижения. Унижения, старина! Некоторое время Парсонс молча укладывал вещи. - О господи! Что это за жизнь? - вдруг загремел он своим глубокимбасом. - В десять тридцать пять человек честно выполняет свой долг, пустьошибается, но с самыми лучшими намерениями. В десять сорок с нимпокончено. Покончено раз и навсегда! - И, повысив голос, воскликнул: - Какпосле землетрясения! - Вулканиус катаклизмус, - сказал Полли. - Как после отличного землетрясения! - повторил Парсонс, подражаязавыванию ветра. Затем он стал развивать вслух довольно мрачные мысли о своем будущем, ипо спине мистера Полли пробежал холодок. - Придется искать новое место. А в рекомендации будет сказано, что япобил управляющего. Хотя, впрочем, мне, наверное, никаких рекомендаций недадут. И в лучшие-то времена нелегко найти место без рекомендаций. А ужсейчас... - Когда будешь искать работу, не подавай виду, что тебя выгнали, -заметил мистер Полли. В полицейском суде все оказалось не так страшно, как представлял себемистер Полли. Его посадили у стены вместе с другими свидетелями, и послеинтересного дела о краже у судейского стола, а вовсе не на скамьеподсудимых, появился Парсонс. К этому времени ноги мистера Полли, которыеон сначала засунул из уважения к суду подальше под стул, были вытянуты вовсю длину, а руки засунуты в карманы брюк. Он занимался тем, чтопридумывал прозвища для четырех заседателей, и дошел до "почтенного иважного синьора с величественной осанкой", когда услыхал свое имя и тотчасопустился с небес на землю. Он поспешно вскочил на ноги, и опытныйполицейский едва удержал его от попытки занять место на пустующей скамьеподсудимых. Секретарь суда с невероятной быстротой в который раз прочиталклятву. - Точно! - невпопад, но почтительным тоном произнес мистер Полли ипоцеловал библию. После того как старший полицейский велел говорить ему более внятно, егопоказания стали ясными и членораздельными. Он попытался было замолвитьсловечко за Парсонса, сказав, что у Парсонса "от природы холерныйтемперамент", но, заметив, как вздрогнул "почтенный и важный синьор свеличественной осанкой" и как поползла по его лицу усмешка, понял, чтовыбрал не совсем удачное выражение. Остальные заседатели были явноозадачены, и между ними произошел краткий обмен мнениями. - Вы хотели сказать, что у него вспыльчивый характер? - спросилпредседатель суда. - Да, именно это я и хотел сказать, - ответил мистер Полли. - Вы не имели в виду, что он болен холерой? - Я имел в виду только, что его легко вывести из себя. - Тогда почему вы не сказали это прямо? - донимал его председательсуда. Парсонс был признан виновным. Он пришел в спальню за вещами, когда все ученики были в Пассаже, кудаему по распоряжению мистера Гэрвайса доступа не было. И он уехал, непопрощавшись. Когда в обеденный перерыв мистер Полли забежал в общежитиевыпить чашку чаю и съесть хлеба с маргарином, он сразу же устремился вспальню, посмотреть, что делает Парсонс. Но Парсонса и след простыл. В егоуглу было подметено и убрано. Первый раз в жизни мистер Полли испыталчувство невозвратимой утраты. Минуты через две-три в спальню влетел Плэтт. - Фу, черт! - отдуваясь, произнес он и увидел Полли. Полли высунулся из окна и не обернулся на слова приятеля. Плэтт подошелк нему. - Уже уехал, - сказал он. - А мог бы зайти, попрощаться с друзьями! Полли ответил не сразу. Он засунул в рот палец и всхлипнул. - Проклятый зуб, не дает покоя! - сказал он, все еще не глядя наПлэтта. - Слезы так сами и льются, а можно подумать, что я разнюнился.

В ПОИСКАХ МЕСТА

После того как Парсонс уехал, Порт-Бэрдок потерял для мистера Полли всюсвою прелесть. В редких письмах Парсонса не сквозила "радость жизни",тщетно Полли искал в них хоть одно теплое слово. Парсонс писал, чтопоселился в Лондоне и нашел место кладовщика в магазине дешевой галантереинедалеко от собора святого Павла, там не требовали рекомендаций.Чувствовалось, что у него появились новые интересы. Он писал о социализме,о правах человека - словом, о вещах, не имевших никакой привлекательностидля мистера Полли, который понимал, что чужие люди завладели егоПарсонсом, влияют на него, превращают его в кого-то другого и онутрачивает свою оригинальность. Мистеру Полли стало невыносимо вПорт-Бэрдоке, полном уже блекнущими воспоминаниями о Парсонсе; его сталагрызть тоска. И Плэтт вдруг сделался скучнейшей личностью, начиненнойромантической чепухой, вроде интриг и связей с "дамами из общества". Уныние, овладевшее мистером Полли, проявлялось в его апатии ко всему.Вспыльчивость мистера Гэрвайса стала действовать ему на нервы. Отношения слюдьми становились натянутыми. Чтобы проверить, насколько им дорожат, онпотребовал увеличить жалованье и, получив отказ, тут же взял расчет. Два месяца он искал новое место. За это время он пережил немало горькихминут, испытав унижение, разочарование, тревогу и одиночество. Сначала он поселился в Исвуде у одного своего родственника. Незадолгоперед тем отец мистера Полли, продав магазинчик музыкальных инструментов ивелосипедов, который давал ему средства к существованию, и оставив местоорганиста в приходской церкви, перебрался жить к этому родственнику и сталжить на ренту. Характер его с годами начал портиться вследствие какого-тостранного недуга, называемого местным доктором "манией воображения". Онстарел на глазах и с каждым днем становился все раздражительнее. Но женакузена была хорошей хозяйкой и умела поддерживать в доме мир. Мистер Поллижил в этом доме на скромном положении гостя; но после двух недель бьющегочерез край гостеприимства, в течение которых он написал не менее сотниписем, начинающихся словами: "Уважаемый сэр! Прочитав Ваше объявление в"Крисчен уорлд" о том, что Вам требуется приказчик в отдел галантереи,осмеливаюсь предложить Вам свои услуги. Имею шестилетний стаж...", - иопрокинул пузырек с чернилами на туалетный столик и ковер в спальне, кузенпригласил его погулять и в разговоре между прочим заметил, чтомеблированные комнаты в Лондоне - более подходящий плацдарм длянаступления на хозяев галантерейных магазинов. - И в самом деле, старина! - согласился мистер Полли. - А то я мог быеще год здесь прожить. - И приступил к сборам. Он снял комнату в дешевой гостинице, где находили пристанище молодыелюди в его обстоятельствах и где был ресторанчик - очень строгоезаведение, в котором можно было в воскресенье приятно провести время зачашкой кофе. И первое же воскресенье мистер Полли не без приятности провелв дальнем углу, составляя фразы, вроде следующей: "Высоко чувствительныйвместитель ларгениального отростка", имея в виду адамово яблоко. Молодой священник с приятным лицом, увидев его серьезный вид ишевелившиеся губы и решив, что новый жилец скучает в одиночестве, подсел кнему и завел разговор. Минуту-другую они обменивались неловкими,отрывистыми фразами, как вдруг мистера Полли обуяли воспоминания опорт-бэрдокском Пассаже, и, шепнув озадаченному священнику: "Вон бежитсобака", - он дружески кивнул ему и выбежал вон, чтобы с легким сердцем ижаждущим впечатлений умом побродить по улицам Лондона. Люди, собравшиеся в ожидании приема в торговых конторах по оптовойпродаже, расположенных на Вуд-стрит и возле собора святого Павла (в этихконторах обслуживали оптовых покупателей из провинции), показались емуинтересными и занимательными. И не будь он так сильно озабочен собственнойсудьбой, его от души позабавило бы это зрелище. Здесь были мужчины всякогосорта: самоуверенные и окончательно потерявшие веру в себя, образчикисамого расточительного фатовства и опустившиеся до последней степени. Онвидел жизнерадостных молодых людей, полных энергии и стремления пробиться,которые вселяли в его душу страх и ненависть. "Ловкачи, - думал про нихмистер Полли, - ловкачи, служители торгового культа!" Видел и субъектовлет примерно тридцати пяти с изголодавшимися лицами, про которых решил,что это "пролетарии". Он давно мечтал увидеть кого-нибудь, кто подходил быпод это, звучавшее для него привлекательно, определение. В приемнойнесколько мужчин средних лет, "совсем старики в свои сорок", обсуждалисостояние дел в торговле; по их мнению, никогда еще не было так плохо, кактеперь. Мистер Полли слушал их краем уха, а сам тем временем размышлял,подходит ли к ним выражение "выжатые, как лимон". Были здесь и такие, чтопрохаживались с высокомерным видом, сознавая свое превосходство и негодуяна то, что оказались выброшенными за борт, - они угадывали в этом чьи-топроиски. Несколько человек, казалось, вот-вот упадут в обморок, и страшнобыло представить, что с ними случится, когда их вызовут для переговоров.Один молодой человек с невыразительным розовощеким лицом, по-видимому,считал, что, надев непомерно высокий воротничок, можно вступить вединоборство со всем миром, на другом был чересчур веселый костюм:фланелевая рубашка и клетчатый пиджак ядовито-яркого цвета. Каждый день,оглядываясь вокруг, мистер Полли отмечал, сколько знакомых лиц исчезло,как растет беспокойство (отражая и его собственное) на лицах оставшихся исколько прибавилось новичков. Видя эту алчущую свору конкурентов, онпонял, как ничтожны были шансы на успех его жалких посланий из Исвуда. Мистер Полли смотрел вокруг себя, и порой ему казалось, что он вприемной дантиста. В любую минуту могут выкрикнуть его имя, и онпредстанет перед очередным представителем мира хозяев и будет в которыйраз доказывать свою горячую любовь к торговле, свои необыкновенныеприлежность и усердие ради того, кто готов платить ему в год двадцатьшесть фунтов стерлингов. И вот будущий хозяин разглагольствует по поводу того, каким, по егомнению, должен быть идеальный приказчик. - Мне нужен сметливый, расторопный молодой человек, по-настоящемурасторопный, который не боится работы. Лодырь, которого надо без концаподгонять, мне ни к чему. Такому у меня делать нечего. А в это время независимо от самого мистера Полли сидящий в нем бессочинительства упражняется на все лады: "Толстые щеки", "щекастый толстяк"- и тому подобное, столь же подходящее для джентльмена, сколь и дляпродавца шляп. - Я уверен, сэр, что не окажусь большим лодырем; - бодро отвечаетмистер Полли, стараясь не заглядывать в себя поглубже. - Мне нужен молодой человек, который намерен преуспевать. - Вот именно, сэр! Эксельсиор! - Простите? - Я сказал "Эксельсиор", сэр. Это мой девиз. Из Лонгфелло. Вам нуженприказчик на долгий срок? Толстощекий господин объясняет и продолжает излагать свои взгляды,теперь уже поглядывая на мистера Полли с сомнением. - Вы намерены преуспевать? - Надеюсь на это, сэр. - Преуспевать или не успевать? Мистер Полли издает какое-то восторженное восклицание, понимающе киваети несколько невнятно бормочет: - Совершенно мой стиль. - Кое-кто из моих людей служит у меня уже по двадцать лет, - продолжаетхозяин. - Один из Манчестера впервые пришел ко мне, когда ему было всегодвенадцать лет. Вы христианин? - Принадлежу к англиканской церкви. - Гм, - несколько неодобрительно хмыкает хозяин. - Я предпочел быбаптиста. Но... Он оглядывает галстук мистера Полли, безукоризненно повязанный искромный, как и подобает галстуку будущего приказчика. Намекая на позу ивыражение лица мистера Полли, неугомонный внутренний голос суется опять:"Скорбная почтительность, как на похоронах". - Я хотел бы посмотреть ваши рекомендации, - замечает в заключениебудущий хозяин. Мистер Полли тотчас же вскакивает. - Благодарю вас, - говорит хозяин, давая понять, что разговор окончен. "Головастый толстяк! Как тебе нравится головастый толстяк?" - в порывевдохновения восклицает внутренний голос. - Смею надеяться, сэр? - с отменной учтивостью приказчика спрашиваетмистер Полли. - Если рекомендации окажутся в порядке, - отвечает будущий хозяин. Человек, чей ум занят тем, чтобы составлять диковинные фразы и прозвищаиз непонятных слов, кому жизнь представляется золотоносной породой, чьюценность определяют редкие прожилки свободных от работы дней, кто запоемчитает Боккаччо, Рабле и Шекспира, - такой человек вряд ли может достичь внаше время успеха на поприще торговли. Мистер Полли любил помечтать обинтересных предметах, испытывая инстинктивную ненависть к суровому образужизни. Его не увлекал пример экс-президента Рузвельта, генералаБаден-Пауэлла, мистера Питера Кери или покойного доктора Самюэла Смайлса.Вряд ли могла вдохновить его жизнь мистера Лоу Стрэчи. Он любил Фальстафаи Гудибраса, здоровый смех, старую Англию Вашингтона Ирвинга и галантноеправление Карла Второго. И в жизни он, естественно, продвигался черепашьимшагом; не получал повышений, часто терял место. Что-то в его глазах ненравилось хозяевам; и было бы еще хуже, если бы время от времени в немвдруг не просыпался исключительно толковый и на редкость аккуратныйпродавец, способный к тому же хоть и медленно, но очень искусно убиратьвитрины. Он переходил с места на место, придумывая сотни прозвищ, познал вражду,заводил приятелей, но ни с кем не сходился так близко, как с Парсонсом. Оннесколько раз влюблялся, но несильно и ненадолго и часто вспоминал тудевушку, которая однажды угостила его яблоком. Он не сомневался, чьяименно юношеская свежесть пленила ее до того, что она позабыла обо всем насвете. Порой в его памяти всплывал нежащийся в лучах полуденного солнцаФишбурн. А иногда он чувствовал себя особенно усталым, одиноким инеприкаянным, и причиной этому было начинавшееся расстройство пищеварения. Он поддавался различным влияниям и настроениям и на более или менеедолгий срок оказывался в их власти. Одно время он жил в Кентербери, и готическая архитектура завладела еговоображением. Между готикой и мистером Полли существовала кровнаяблизость; в средние века он, несомненно, занимался бы тем, что сидел налесах и высекал на капителях портреты церковных деятелей, ничего неприукрашая и глубоко проникая в человеческую душу. Когда он бродил,заложив руки за спину, по крытой аркаде позади собора и любовалсялужайкой, поросшей сочной, зеленой травой, у него появлялось странноечувство, что он наконец-то дома, чувство, которого он никогда не испытывалпод родной крышей. "Жирные каплуны!" - шептал он, воображая, что даетисчерпывающую характеристику средневековым монахам. Он любил сидеть в нефе во время службы, и глядеть сквозь громадныеворота на горящие свечи и хористов, и слушать их пение, сопровождаемоеорганом, но в трансепт он не пытался проникнуть, ибо это было запрещено.Музыка и уходящие ввысь своды в лепных украшениях наполняли его душутаинственным, смутным блаженством, которое он не мог описать дажеискаженными словами. Правда, строгие скульптуры исторгли из него целыйпоток звучных эпитетов вроде: "архиепическая урна", "погребальный вопль","печальное ангелоподобие". Он бродил по окрестностям и размышлял о людях,живших в теснившихся возле собора старинных, уютных домах из серого камня.Сквозь зеленые калитки в высоких серых стенах он видел изумрудные газоны ипылающие клумбы; за окнами в частых переплетах горели настольные лампы подабажурами и тянулись полки с книгами в коричневых переплетах. Иногда мимошествовало духовное лицо в гетрах (жирный каплун) или в какой-нибудьотдаленной аркаде появлялась стайка мальчиков-хористов в белом, илимелькало, как бабочка, то розовое, то кремовое платье девушки, такоенежное и легкое в этих суровых, холодных хоромах. Особенный отклик в егодуше находили развалины больницы бенедиктинцев и вид на колокольню,открывавшийся из окна школы. Он даже взялся было читать "Кентерберийскиерассказы", но не мог совладать со старинным языком Чосера, уставал от негои охотно отдал бы все эти истории за несколько дорожных приключений. Емухотелось, чтобы эти милые люди поменьше тратили времени на всякиепобасенки и больше на самую жизнь. Ему очень понравилась жена Бата, он былбы счастлив познакомиться с такой женщиной. В Кентербери он первый раз в жизни увидел американцев. Его магазин - на сей раз первоклассное заведение - находился наВестгейт-стрит, и он часто видел, как американские туристы проходят мимо,направляясь к кабачку Чосера, и возвращаются потом обратно поМерсери-лейн, ведущей к воротам приора Толдстоуна. Он обратил внимание,что они всегда спешили, но без суеты и были гораздо серьезнее и деловитеевсех его знакомых англичан. "Культурная прожорливость, - начинал изобретать внутренний голос. -Прожорливое потребление наследия". Он мимоходом рассказывал о них своим подчиненным. Однажды мистеру Поллиудалось подслушать, как молоденькая американка у входа в церковь Христаделилась впечатлениями со своей спутницей. Произношение и интонация запалиему в память так, что он мог воспроизводить ее речь довольно точно. "Нет,послушай, в самом деле так ли уж важно посмотреть этот памятник Марлоу? -говорила американка. - У нас нет времени на второклассныедостопримечательности, Мейми. Надо осмотреть в Кентербери все самоеважное, известное и первосортное - это нам многое даст; выпить чашку чаю,где пил Чосер, и бежать на вокзал к поезду в четыре восемнадцать..." Он снова и снова произносил эти небрежные фразы, ощущая в них какой-тонеизъяснимый аромат. "Надо осмотреть все самое важное и первосортное", -то и дело всплывало в его памяти. Он пытался вообразить себе, как бы Парсонс разговаривал с американцами.Самого себя он в этой роли не представлял... За все годы скитаний Кентербери было самым близким ему по духу местом,хотя и там друзей он не нашел. Именно после Кентербери вселенная стала окончательно невыносима мистеруПолли. Все чаще и чаще ему приходилось убеждаться - нельзя сказать, навопиющих примерах, но достаточно суровых и настойчиво повторяющихся, - чтоон взялся не за свое дело; ему надо было бы выбрать какой-нибудь другойрод занятий, но какой именно, он не представлял. Порой, правда, нерегулярно, на него вдруг нападали приступы бурнойдеятельности, приносившей плоды, но они, подобно дешевой краске, мгновенновыгорающей на солнце, быстро угасали. В моменты особенно острогобезденежья в нем выработалась даже расчетливость. Но угнаться заэнергичными юнцами, от природы наделенными деловой жилкой и чувствовавшимисебя в торговле, как рыба в воде, он не мог. Покидал он Кентербери с сожалением. В одно из воскресений мистер Полливместе с еще одним представителем славной профессии торговцев взяли вСтарри-он-дестор лодку и, подгоняемые попутным западным ветром, поплыливниз по реке. Они никогда прежде не занимались греблей, и этот вид спортапоказался им наиприятнейшим в мире. Когда они повернули обратно,оказалось, что ветер дует им навстречу, а река вдруг стала слишком узкой,чтобы можно было идти галсами. К тому же начался отлив. Шесть часов (запервый час надо было платить шиллинг, за каждый следующий - полшиллинга)они боролись с течением, делая полмили в час. Спас их начавшийся прилив.Из Старри им пришлось идти пешком, так что в Кентербери они добралисьтолько под утро. Но оказалось, что там им уже нечего делать: ихбезжалостно выставили за дверь. Кентерберийский хозяин был человеком незлым и очень религиозным, и,возможно, он не уволил бы мистера Полли, если бы не его несчастная страстьк острословию. - Отлив есть отлив, сэр, - сказал мистер Полли в свое оправдание, - а яне луна, то есть не лунатик, чтобы на него влиять. Не было никакой возможности убедить хозяина, что эта фраза была сказанав шутку, а не из неуважения и святотатства. - К тому же, - прибавил хозяин, - что от вас толку нынче, когда вы ипальцем шевельнуть не можете? Итак, мистер Полли опять возобновил свои наблюдения в конторе наВуд-стрит, опять потянулись для него унылые дни. Косяк плотвы, охотящейсяза крошками трудового пирога, заметно увеличился. Он стал задумываться о своем положении. Может, ему бросить торговлюгалантереей? Уже сейчас он то и дело терпит поражение, а что будет, когдапройдет молодость, иссякнут силы? Что еще он умеет делать? Он ничего не мог придумать. Однажды вечером он побывал на представлениив мюзик-холле, после чего ему пришла в голову смутная мысль испробоватьсебя в амплуа клоуна. Актеры на сцене показались ему все грубыми, глупымии насмешливыми. Но, вообразив себя наедине с зияющей чернотой огромногозала, он понял, что тонкая душевная организация не позволяет ему вступитьна подмостки. В другой раз его привлекла продажа овощей с аукциона в однойиз лавок неподалеку от Лондонского моста, но, присмотревшись, он увидел,что и здесь нужны специальные навыки и знание терминологии. Он сталнаводить справки о возможности поехать в колонию, но оказалось, что нигдене нужны приказчики, не имеющие собственного капитала. И он продолжалходить на Вуд-стрит. Он снизил свои притязания до пяти фунтов стерлингов в год и наконецнашел место в большом магазине готового платья в Клэпеме, торгующем посубботам до двенадцати часов. Приказчики этого заведения обедали встоловой, находившейся в подвальном этаже. Диспепсия его ухудшилась, онперестал спать по ночам и лежал, размышляя о жизни. Солнце и веселый смех,казалось, были навсегда потеряны для него. Куда девалось счастливое времяпикников и прогулок при лунном свете? Старший администратор невзлюбил его и без конца придирался. "Эй, Полли,проснитесь!" - слышалось то и дело. "На вид хоть куда молодец, - говорилстарший администратор, - но н


Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-07-25 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: