Здесь мы переходим, пожалуй, к самой большой загадке «дела Надежда Савченко» – квалификации ее деяний по российскому уголовному праву. Несмотря на описанные в деле деяния Савченко и сопутствующую пропаганду, ей вменяются не военные преступления, как следовало из логики обвинения, указывающего на совершение вменяемых деяний в контексте военных операций и на потерпевших как «мирных граждан», а общеуголовные составы (убийство, покушение на убийство, незаконное пересечение границы).
Это удивительно, учитывая, что дело Савченко выделено из большого уголовного дела «о совершении украинскими силовиками геноцида и применении запрещенных средств и методов ведения войны». При этом расследуется данное дело Управлением по расследованию преступлений, связанных с применением запрещенных средств и методов ведения войны Следственного комитета России.
На этом загадки уголовно-правовой квалификации деяний Савченко не заканчиваются. Ей вменяется убийство, совершенное группой лиц по предварительному сговору, в котором она являлась соисполнителем. Савченко же, как известно, обвиняется в том, что, будучи «наводчицей», «узнав координаты расположения группы российских журналистов ВГТРК и других гражданских лиц под Луганском, передала их украинским вооруженным формированиям». Подобные действия применительно к составу убийства теорией и практикой российского уголовного права рассматриваются как пособничество.
При этом никто из «соисполнителей» Савченко к суду не привлечен. Вместе с тем, cогласно позиции российских судов, для осуждения за групповое преступление требуется осуждение как минимум еще одного соисполнителя.
Нельзя не отметить, что украинские власти в порядке не допускаемой международным правом «ответной любезности» (нарушение одной стороны не представляет другой право нарушать право в ответ) также не признали задержанных ими в Донбассе российских военнослужащих Александра Александрова и Евгения Ерофеева военнопленными и квалифицировали их действия как терроризм и развязывание агрессивной войны (последнее само собой подразумевает международный вооруженный конфликт, на котором так настаивает украинская сторона, а значит, и статус пленных).
Как должно быть?
Как мы видим, «дело Савченко» даже с чисто формальной, юридической стороны содержит больше вопросов, чем ответов. Очевидно, что международное гуманитарное право суд применять не может, не хочет и не будет. Вряд ли даже в идеальной ситуации обычный российский суд действительно будет и способен разбираться в статусе военнопленных и оценивать пропорциональность военных атак. Между тем делать это необходимо.
Справедливый суд невозможен без верной и ясной квалификации, соответствующей сути предъявляемых обвинений. Российское уголовное законодательство содержит соответствующий состав – статья 356 УК предусматривает ответственность за применение запрещенных средств и методов ведения войны. Что интересно, применяется эта статья как в ситуации международных, так и немеждународных конфликтов, как уже говорилось выше, ее применение возможно и к военнопленным.
Российские суды вместе с тем ни разу не применяли данную статью к нарушениям, представляющим собой военные преступления, – например, насилие в чеченском конфликте как со стороны сепаратистов, так и федеральных сил (в частности, в известном «деле Ульмана»). Проблема, как представляется, не только в очевидном несовершенстве законодательства, но и в категоричном нежелании применять на практике «неудобные» нормы.
Представляется, что данное дело – типичная ситуация, которую должен рассматривать Международный уголовный суд, который в силу декларации Украины обладает юрисдикцией в отношении деяний, вменяемых Савченко. МУС функционирует на основе принципа дополнительности, в соответствии с которым суд принимает дело к производству, только если государства, обладающие юрисдикцией, не способны или не желают осуществлять должным образом уголовное преследование. В нашем случае как раз есть сомнения, что способны или желают.
Именно МУС представляет собой идеальную площадку для разбирательства в ситуации международного де-юре или де-факто конфликта, в котором оба государства не доверяют друг другу. Для Международного суда в данном случае не является препятствием гражданство обвиняемого, его должностное положение и наличие у него иммунитета.
Кстати, процессы, подобные «делу Савченко», являются важным фактором, который должен учитывать Международный уголовный суд, принимая решение о расследовании на Украине. Последнее пока не начато прокурором МУС Фату Бенсудой, хотя по сравнению с недавно инициированным расследованием по конфликту в Грузии 2008 года украинская ситуация дает значительно большие основания для такого шага.
Определенную ответственность за задержку решения прокурора о начале расследования несет и Украина, откладывающая ратификацию статута суда. Отсрочка, теперь уже на три года, выполнения ратификационных процедур (кстати, предусмотренных в Соглашении об ассоциации между Украиной и ЕС) порождает сомнения в том, насколько обе стороны конфликта на самом деле заинтересованы в беспристрастном правосудии.
Разумеется, Международный уголовный суд не сможет, да и не должен заменить национальные органы правосудия. Но альтернативы ему в украинском конфликте нет. Как бы мы ни относились к тому, что происходит сейчас в Донецком суде, время уголовного правосудия настанет, и к этому нужно быть готовыми.
Глеб Богуш – доцент юридического факультета МГУ, консультант Threefold Legal Advisors, бывший главный редактор журнала «Международное правосудие»
Read more at: https://carnegie.ru/commentary/2016/03/21/ru-63081/ivp5
21 марта 2016 г.