Ветер гнал сухую красную пыль. И песок. Песка здесь хватало. Ветер довольно игрался и с тем и с другим. Хотя песок сейчас оказался сподручнее. Ветер нашел новую игрушку. Череп шерсторога, выпукло белеющий лбом, темнеющий тремя провалами глазниц, ветру хотелось отполировать до блеска самого настоящего бильярдного шара. Шары для игры джентльменов, как известно, делают из слоновой кости. Чем хуже кость шерсторога?
- Дюффрэ? – Тень Равицки упала на череп. – Ты что-то нашел?
Он не ответил. Поводил сломанным прутиком рядом с очень интересным отпечатком. Хмыкнул, поняв, что в этой дрянной истории неясного куда больше, чем на поверхности. И подавил желание плюнуть прямо на чертов череп. Чертов череп с чертовой гексограммой прямо на лбу. Засохшей и ставшей бурой. Но он бы побился об заклад, что сперва она алела. Потому как кровь на нее пошла артериальная.
Равицки заметно выражала свое недовольство. Попинывала порыжевшим носком сапога камешки, дымила сигаретой и сопела. Последнее в такие минуты она делала особенно хорошо, сразу давая понять: Дюффрэ, ты в очередной раз достал целого помощника прево. И не просто помощника, а саму Равицки, приехавшую из самого Вегаса в эту чертову хренову дыру. Господь свидетель, что сам Дюффрэ такого и в мыслях не держал. То есть – чтобы ее доставать.
Жарило. С самого утра, с его первой чашки кофе и первой забитой трубки. Пот уже даже не катился по спине, лицу или груди. Дюффрэ ощущал его клейкой пленкой, растянутой по всему его крупному телу и совершенно не желавшей высыхать. Светло-зеленая саржевая рубашка издалека казалась черной. Замшевые туфли, плюнь на них, зашипели бы. Солнце явно старалось выжечь ненавистную землю и ее копошащихся обитателей за накопившиеся грехи пред Господом Богом. Чем еще можно объяснить чертово пекло?
- Дюффрэ, засранец… - простонала Равицки. – Ты перестанешь молчать, чертов сукин сын.
Он вздохнул, привычно поразившись ее привычке к богохульству и ругани. Учитывая крохотные серебряные распятия в уголках воротника – она явно пренебрегала многим. Терпением и изучением Писания уж точно.
- Выдержки бы тебе больше, Агнешка… - Дюффрэ встал, отряхивая штанины от песка, - Ты ведь хорошая и умная женщина. Но ждать не умеешь… или не хочешь. Порывистая и взрывная.
- Мой друг, если ты помнишь, полька. А это, между прочим, говорит о многом. Я тебе не какая-то там вялокровная корова из твоей родной derevni.
- Что? – Дюффрэ заинтересовался новым словом. – Это по-польски или по-русски?
- Какая тебе разница?
- Никакой. Хорошо, начинай записывать, Агнетта.
Равицки открыла кожаную тетрадь, послюнявила карандаш. Дюффрэ почесал подбородок и начал диктовать:
- Девушка…
«Несомненно, - подумалось Огюсту Дюффрэ, - что стоило говорить «была девушкой». До того момента, пока не умерла. Спасибо Господу Богу, здесь у нас не Вегас. Это там, чтобы понять пол жертвы, одетой в платье, порой надо задирать подол. Джексонвилль все же лучше в этом плане»
- Белая.
«Странно, если бы она оказалась цветной. Заезжих джимми-африканцев в Анклаве линчевали сразу, а своих перебили практически всех и давно. Практически. Краснокожие скво после резни у Эль-Пасо сюда не суются. Ну, тоже практически. Китайцев в городе единицы, и те мужчины. Мулатки, метиски, самбо и квартеронки не в счет. Не говоря про мексикашек»
- Возраст тринадцать-четырнадцать лет, не старше.
«А выглядит на все восемнадцать даже сейчас. Краски на личике чуть ли не с три унции, если не больше. Волосы завивали и красили красным, платье дорогое, привозное. Что это означает, Агнешка, ну? Ладно, сам себе отвечу»
- Род занятий… проституция.
«Ни одна из дочек местных воротил не позволит себе пойти в таком виде куда угодно. Ни одна не забудет одеть нижнее белье. Ни одна не додумается оказаться на улицах настолько поздно, чтобы полностью стемнело. Ну и, миз помощник прево, ночные бабочки не должны прятать алую букву на одежде, да-да. Но, вы рассмотрите ее в вышивке на лифе платья? Учитесь, запоминайте»
- Причина смерти: убийство. Преднамеренное…
«Хотелось бы мне, чтобы это оказалась глупая, пусть и злая, случайность. Чтобы это запекшейся кровью цвёл след от удара ящера-рогача. Чтобы… Не стоит врать самому себе, Дюффрэ, ты все прекрасно понимаешь. Ее ударили зазубренным каменным ножом, вспороли живот и гадали по кишкам, когда она корчилась, умирая»
- Предполагаемые действия маршала, как представителя закона…
«Ну, что ты уставилась на меня, Агнетта? Не знаешь, что буду делать? Все ты знаешь. Буду искать, буду стараться очень сильно искать и найду. А потом тебе придется принимать мой рапорт о сопротивлении и необходимом применении силы. Так и будет»
Джексонвилль мог позволить иметь в штате шерифа целого врача-патологоанатома. Пусть и совмещающего на полставки с работой обычного парамедика. Мотаться с маршалами, бинтовать, кромсать тела и спасать их никчемные жизни. Принимать и редко выдавать дорогие наркотики и анестетики. Потрошить и без того не самых приятных при жизни покойников. Чертова работенка. Чертова должность для чертова психа. В Джексонвилле такой, на счастье всего офиса шерифа, имелся.
Ллойд Эндрю Бугенгаген. Костлявая высоченная хрень с желтовато-нездоровой кожей, огромными сильными кистями рук, длинным перебитым носом и короткими волосами, торчащими рыже-седыми пучками на вытянутом яйце головы.
Дюффрэ набил трубку, следя за работой помощников Бугенгагена, меланхолично жевавшего табак. И долго ее раскуривал, наблюдая происходящее. Но, наконец, не выдержал.
- Аккуратнее не могут? – Двое вечно сонных полуидиота, работавших у Бугенгагена за еду и кров, закидывали убитую в тачку. Один еще и шлепнул погибшую прямо заднице. – А?
Бугенгаген сплюнул, сморкнулся, почесал бородавку на подбородке и шелушащуюся кожу вокруг нее и пожал плечами, мерно двигая тяжелой лошадиной челюстью. Длинные рыжие бакенбарды подрагивали в такт челюстям и весь вид доктора напрямую говорил о его полном согласии с маршалом. Но что взять с полуидиотов?
- Она же не мешок маиса, нет?
Бугенгаген вздохнул. В два шага преодолев все ярды до своих горе-работников, не останавливаясь, пнул одного по пыльному заду. Тот ухнул и покосился на него, прошепелявив что-то вроде «фто-тонефтакмаста?».
- Грузи ровнее. Вежливо. Как супругу мясника на прошлой неделе. Понял?
Идиот радостно махнул головой, облизнулся широченным языком в светлом налете и подхватил девчонку под спину. Аккуратно, бережно и вежливо. Дюффрэ покачал головой. Никак после мясной покойницы двум дурачкам перепало фирменных сосисок Пильдауна, именно так. Иначе с чего тот так облизывается, а второй не просто берется за щиколотки мертвой миз, а чуть ли не старается протереть ее единственную, оставшуюся на правой ноге туфельку.
- Так нормально? – Бугенгаген вернулся к нему, достал пачку табаку и, щелкнув ножом, отрезал новый кусок. – А, Дюффрэ? Ты доволен? Чертов нудила.
Дюффрэ раскурил чуть потухшую трубку, почмокал, косясь на Агнетту, умывающуюся из фляги. Бедняжке все-же стало дурно. Немудрено. Когда девчонку поднимали, внутренности, уже побывавшие на солнце весьма прилично, вывалились, по пути лопнув. А миз помощница прево все-таки не сам Дюффрэ и не, тем более, Бугенгаген, спокойно поднявший запачканную требуху и впихнувший ее назад. И не подумавший потом снять свои любимые перчатки.
- Доволен. Ладно, я поехал. Здесь все ясно. Когда сможешь что-то сказать?
- Завтра. Утром. – Бугенгаген прокашлялся, сплюнул желто-коричневый комок, сплюнул еще раз, на ладонь, присмотрелся. – Или к ланчу.
- Я понял. Агнешка, тебя подбросить?
Та помотала головой, кивнув на рыдван Бугенгагена. Ну, понять ее было не сложно. Ветер гнал песок со стороны Земель Дьявола. Черная туча, багровеющая по краям и разрезаемая изнутри алыми сполохами, закручивалась в огромную спираль на западе. Ну, это дело ее. Дюффрэ посмотрел на часы, достав их из кармана на поясе. Он должен успеть, не впервой.
Его транспорту никто в офисе не завидовал. Трицикл, старый, громоздкий, но надежный. С кожаным поднимающимся верхом, с грехом пополам защищающим в бури. Но Дюффрэ он нравился. Разве что перед дьявольским семенем стоит поехать чуть быстрее.
Равицки, вытирая воротник носовым платком, хмыкнула, глядя как Дюффрэ одевает маску, затягивает ремешки на затылке и размеренно, как и все впрочем, натягивает высокие, до локтя, перчатки с крагами на руки. Его странный транспорт ее откровенно и пугал и веселил. Но Дюффрэ, впрочем, как и всегда, было на это наплевать. Вид самого Дюффрэ, смотревшегося в потертом седле, как на детском велосипеде, веселил еще больше не только миз Равицки. Даже задние, широкие колеса, просели под его весом. Но, как и обычно, маршалу было на наплевать и на это тоже.
Двигатель кашлянул, рыкнул, затрещал и, заставив ездока вздрогнуть, мерно взялся, еле слышно урча. Щелкнул переходник шланга от маски к баллону с дыхательной смесью, и маршал покатил к ребристым стенам восточного форта Джексонвилля.
Пыль ложилась на бак, седло, самого Дюффрэ. Но пыль давно стала привычной. Приехать и выбить надетый по случаю бури плащ, выбить плотно облегающий голову кожаный шлем, потом протереть машину. Зато ехать одному и оставшись мыслями наедине с самим собой. Дюффрэ вел трицикл ровно, эту дорогу он прошел бы после двух пинт солодового и с завязанными глазами.
Пыль окутывала плотным серым ковром, поднятая широкими покрышками его машины. Накрывала все еще державшуюся трассу, когда шедшую из Эль-Пасо на запад. Стлалась на жесткой серой травой по краям полотна, торчавшей вверх нагло и вызывающе. Стальная трава, бесполезный глупый сорняк, сосала из земли соки, превращала ее в ненавистную вездесущую пыль. Ее жгли три раза в год. Не помогало.
Трицикл закатился в поворот, уходящий от центральной улицы города вправо. В квартал для отребья. Где Дюффрэ думал найти пару ответов. Про «если повезет» он не думал. Ответы нужны. Чем быстрее, тем лучше.
Он поднял голову, пытаясь прикинуть оставшееся время. Хмыкнул про себя, понимая, что оно то его как раз поджимает. Дьяволово семя готовилось просыпаться на серый город в серой прерии. Черная ворчащая громада стремительно набирала ход, становясь все ближе. Ее последыш, ливень, серел пеленой уже у реки. Молнии жалили выжженную пустошь участка Мак-Кри у западного форта. Стадо чьих-то шерсторогов пылило оттуда же к ближайшему укрытию, длинному ангару старого пройдохи Вана. Дюффрэ усмехнулся, предчувствуя жалобы на алчного китаезу, что наверняка запросит немало «орлов» за такой вот постой на его территории.
Маршал прибавил газу, летя по Дауни-стрит. Люди, застигнутые бедой, бежали. Несколько старых колымаг местных франтоватых торговцев бес-травой неторопливо набирали скорость. Автомобили, похожие друг на друга как яйца одной курицы, поскрипывали ржавыми корпусами, величаво покачивая «плавниками» и проседая на рессорах. Пара дневных шлюх, повизгивая, бежали к салуну Гарри. Пролетая мимо, Дюффрэ кивнул на них усмехавшемуся хозяину, державшему руку на рубильнике тяжелых стальных внешних дверей.
Он все равно дождется их, впустит, и попользует ту, что задастее на складе, пока его полуслепая миз будет прятать детишек в погребе. Дюффрэ знал про ее паническую боязнь бурь из Земли Дьявола. И то, как Гарри этим пользовался. Дюффрэ не лез к нему с проповедями и увещеваниями. Зачем? Дом и салун оформлены как раз на его миз. И потому Гарри рассказывал ему много интересного. Крайне много.
Вверху, где плети ливня уже дотягивались до и этой окраины, громыхнуло. Тяжело, раскатисто и протяжно. Пробившись даже через толстую кожу наушников шлема и маску. Вслед, не звонко, а протяжно постанывая, загудела жесть крыш. Ливень ударил вниз сразу, метя тяжелыми каплями в любую не убравшуюся живую душу. Дюффрэ, стараясь не богохульничать, свернул в узкий проулок, разбрызгивая во все стороны желтую жижу нечистот, сливаемых жителями прямо на дорогу, и газанул. Оставалось недолго.
Под навес, закрывающий вход в «Ля Флер», шлюхин дом гранд-мадам Чикконе, он залетел и, не думая о плитке, выложенной здесь совсем недавно. Лязгнуло окошечко, отброшенное вышибалой Фредом. Тот вытаращился на маршала дико и зло, явно высчитывая штраф, что положит на него хозяйка. Дюффрэ плевать на него хотел. И на его возможные претензии. Над ним снова загрохотало. Дюффрэ посмотрел на флюгер за двух домах отсюда. Металл, бешено крутящийся, уже начал алеть точками сгорающего адского семени.
- Открывай, сукин ты кот, - он неторопливо встал и даже чуть отодвинул маску в сторону, - Ждешь чего-то?
Фред сплюнул и, не менее неторопливо, чем медленно шагавший к тяжелым дверям Дюффрэ, загрохотал замками. Внутрь маршал попал спустя практически минуту. Занося ногу над порогом, глядя прямо в глаза Фреда. Дюффрэ щелчком сбил в его сторону радостно затрепетавшее алое зерно. Вышибала испуганно дернулся в сторону, не понимая, что оно уже умирает. Всем умным людям известно, что зерна опасны только когда их много. Десять, к примеру. А вышибалу гранд-мадам он умным не считал. Совсем.
- Мадам у себя? – Дюффрэ покосился на Фреда.
Девочки собрались в зале внизу, шуршали юбками, шептались. Фреду хотелось выглядеть круто, но спорить с маршалом ему тоже не хотелось. Дюффрэ нахмурился. Усы, короткие и густо черные, встопорщились.
- Маршал… - голос мадам Чикконе отдавал многим. Медом скрытых обещаний, горечью разочарований жизни и сталью несгибаемого характера. Вот ее-то Дюффрэ уважал крайне сильно. – Проходите. Фред, ты оштрафован.
Вышибала выругался и поник. Дюффрэ усмехнулся. Снял плащ, на всякий случай встряхнув. Ногой додавил еще одно алое зерно и только потом шагнул дальше Мадам уже ждала возле лестницы. Маршал стащил шлем, смахнув пот с ежика волос, и двинулся к ней. По пути огибая девочек, столики с оказавшимися во время бури клиентами и двух наглых старых псов, живущих в борделе из-за жалостливого сердца мадам.
«Ле Флёр» в Джексонвилле всегда ходил на хорошем счету. Мадам не скупилась на содержание врача и охраны, на пойло в баре и собственных музыкантов. Ну и, само собой, на девочек. Ее цветник славился даже в Вегасе. Откупные Новой Церкви мадам платила немалые, и Дюффрэ этому не удивлялся. Только здесь можно было встретить такой редкий товар, как черную Бонни или самую настоящую скво Мериду. Только здесь.
В углу, на еще работающем синте, что-то брякал тапер, Джонни Ди. Тощий странный тип, носивший котелок и манишку на голое тело. Кривляка, каких еще поискать. Но парня здесь даже любили, многие посетители старались ставить стаканчик каждый раз, выходя из «Ле Флёр». Так что удивляться некоторым его странностям, при рассмотрении, не стоило.
Людей внутри хватало, несмотря на всего лишь полдень. Что поделать, если в карманах водятся лишние «орлы»? Дюффрэ плевать хотел на это. Пусть Церковь сама борется с развратом, пьянством и прочими способами осквернения морали. Ему, Дюффрэ, хватало преступлений.
Лестница скрипела под его весом. Мадам Чакконе, плавно и красиво покачивающая задком впереди, еле слышно вздохнула. Как же как же, настоящая древесина гикори, привезенная издалека и стоящая черт-те сколько много. Дюффрэ улыбнулся в усы и постарался идти как-то легче, наступая только на носки. Получилось, пусть и не особо. Ступени скрипели не трагичными вздыханиями умирающего, а жаловались легкими подвываниями кошки в течке.
Кабинет мадам прятался в дальней части коридора на втором этаже. Паркет, полированный и красивый, мадам был нужен не только для внешнего вида. Прокрасться по нему бесшумно можно… если снять обувь. Но для этого в самом его начале мастера выложили тяжелую плитку. Хочешь, не хочешь, а зашумишь. Предосторожности Дюффрэ уважал, в Джексонвилле они порой оказывались не лишними.
Светильники тяжелой бронзы, тлеющие фитилями, творили с тенями на стенах что хотели. Стройная и тонкая тень мадам Чакконе легко летела по темно-красному бархату портьер, а за ней, широкая и опасная, грузно топала тень Дюффре. Даже стрелки усов, торчащих вбок и вверх черными жесткими щетками, забавно подрагивали.
За невысокими дверями из тяжелых досок клена еле слышно голосили, постанывали, томно охали и вздыхали, заливисто скрипели пружинами и даже звонко шлепали в одном из номеров. Рабочий день в «Ле Флёр» всегда в разгаре, что и говорить.
Вход к самой мадам был куда скромнее. Совершенно незаметная дверь за небольшим поворотом. Разве что дверь из негорючего пластика снаружи и стальная внутри. А открывалась она только с помощью код-карты, вставляемой в неприметную щель.
Мадам зашла и села в собственное огромное кресло, практически спрятавшись в нем. Дюффрэ не стал ждать приглашения и утонул в его брате-близнеце напротив. С удовольствием позволил спине отдыхать, откинувшись и заодно закинув ноги на массивный стол из ореха и столешницей из палисандра. Заодно оставив на нем новую царапину, радостно присоединившуюся к стайке своих сестричек.
- Свинья ты, Дюффрэ, - мадам аккуратно и аристократично плюнула в высокую урну из бронзы, - весь стол мне исцарапал.
Дюффрэ кивнул, зевая и разглядывая ее как кот мышь. Вкусную и симпатичную мышку. Мышку, в полной мере осознающую свою зависимость от кота.
Мадам вздохнула и открыла деревянный ящичек с сигарами. Дюффрэ блаженно втянул воздух, чуть поводив мясистым носом и улыбнулся. День приобретал более приятные очертания. Или ароматы? Скорее всего, именно последнее. Во всяком случае в кабинете Чакконе, как и всегда впрочем, пахло приятно и умиротворяюще.
Розовой водой, фиалками, пачули и хорошим ромом. Мадам предпочитала караибский ром любому другому пойлу. Дюффрэ не подумал бы пить сейчас, в разгар дня, но запах ему все равно нравился.
Три года назад Чакконе оказалась в крайне затруднительной ситуации. Ее дорожка тесно переплелась с проторенным путем Джи-Джи, квартероном, белым на треть и индейцем на четверть, родом из бывшей резервации навахо. Джи-Джи поставлял в Джексонвилль, Форт-Кросс и Форт-Найт львиную долю бутлегерского пойла для гарнизона, старателей, фермеров, ранчеров, диггеров и прочих любителей хорошенько налакаться. А мадам Чакконе решила закупаться сама в Орлеане и Городе Ангелов. Понемногу ее винная лавка начала привлекать все больше и больше покупателей. И дело было даже не в цене, хотя Джи-Джи, пользуясь своей практически монополией, задрал их высоко.
После рома, вина и виски мадам никто не просто не блевал по подворотням, нет. После ее пойла, причем из любой бутылки, никто не думал слепнуть, умирать от прожженного желудка и остановившегося сердца. Качество, что и говорить. Нестранно, что Джи-Джи решил решить свою проблему самым простым и доступным для него способом.
Убив мадам и забрав себе все ее имущество. Свой нотариус у Джи-Джи имелся. Выбрав нужный момент и собрав самых преданных отморозков, Генри Лайнелла, Джакса «Быка» Фортюфа, Билли «Краша» Мозговица и Пако «Эль койота» Джуниора, он заявился прямо сюда. В «Ле Флёр». Само собой, что кроме желания наказать «мерзкую тварь, сраную шлюху и зазнавшуюся сучку», парни захватили с собой много смертоубийственного инвентаря. Как выяснилось потом: в количестве семи револьверов и пистолетов, трех дробовиков, одного пистолета-пулемета и какого-то там количества ножей. Но Джи-Джи и компании милых джентльменов не повезло.
Дюффрэ и Мердок, его напарник, решили в тот день просто покутить. И не придумали ничего умнее, чем отправиться к мадам Чакконе. За час до появления квартерона и его банды.
Самого Дюффрэ штопали сразу в пяти местах. Ему спалили бороду и больше он ее не отпускал. Подбородок маршала стал похож на крепко отбитый и неплохо прожаренный ростбиф. Мердока он похоронил на кладбище, рядом с его бабушкой, мамой, женой и двумя дочерьми. Джи-Джи подох прямо напротив мадам, вжавшейся в стенку и державшейся за лицо, расползшееся глубокой и алой рытвиной от левого виска и до подбородка. Квартерон упал на пол и долго дергался, пытаясь ухватиться за тяжелый шандал, вошедший в его голову полностью по один из лепестков. Пластика-хирурга мадам отыскала через неделю, но оказалось уже поздно. Теперь она всегда носила вуалетку по самые губы и тщательно замазывала и пудрила самый низ шрама. А Дюффрэ, потерявший хорошего напарника, получил должника и информатора. Бывшую шлюху, владеющую собственным борделем. Она приглашала его и в свою постель, но Дюффрэ отказался.
Дело было не в брезгливости. Ни ее шрам, ни ее прошлое Дюффрэ никак не задевали. Дело принципа, вот и все. А заявиться к ней и поговорить о том о сем – стало привычным делом. Порой он приходил даже не за информацией. А так… посидеть, потягивая кофе с ромом, дымить трубкой и разговаривать о поэзии, охотничьих псах или просто о жизни.
- Ну, Дюффрэ, рассказывай. - Она отхлебнула из стакана. В последнее время мадам стала пить. - Ты же не просто так заявился?
Дюффрэ кивнул. Запустил лапищу в карман и достал серебристую, ажурно плетеную, паутинку, украшенную тремя зелеными стеклышками. Серьга смотрелась между его пальцев крохотной и беззащитной, прямо как ее бывшая хозяйка утром на пустыре за городом. Он бросил ее на стол и принялся наблюдать за реакцией мадам.
Чакконе взяла ее, аккуратно, как делала все, чтобы не повредить маникюр. Положила на ладонь и замерла. Но ненадолго.
- Она жива?
Дюффрэ помотал головой. Мадам вздрогнула, прижалась к спинке кресла.
- Как ее звали?
- Марджи, - она отхлебнула из стакана, - Марджи Ярдли. Хорошая была девочка. Не моя, но хорошая.
- Врешь, - Дюффрэ снова помотал головой, - если не твоя, так откуда знаешь?
- Я хозяйка борделя, маршал. Лучшего борделя в нескольких округах Анклава. Ты, чертов засранец, ни хрена не понимаешь в этом деле.
- Сложно спорить. Так откуда?
- Она работала у Сигелов. Вернее, как работала? Подрабатывала. Проверь и удивись, ведь Марджи была девственницей. Поэтому я ее и знала. Хотела договориться с Сигелами и перетащить ее к себе.
Дюффрэ хмыкнул. Да, дело принимало чуть другой оборот. Сигелы ребята хоть и мерзкие, но жесткие. Их собственность просто так не сопрешь и уж тем более не нашинкуешь на задворках. А уж если речь о таком редком товаре, как девчонка, погибшая ночью, так тем более.
Заповеди заповедями, но человеческого в сторону не уберешь. Особенно здесь, на самом фронтире с землей Дьявола. Это Дюффрэ понимал, как никто другой. Здесь, по линии границы с песками, зверь внутри человека давал себе волю. И власти, и Церковь останавливала их только тогда, когда зверь совершенно забывал свое место.
К пятнадцати годам девственницами оставались только дочери местных боссов и то, не всегда. А уж шлюху, да еще и красивую, любой сутенер всегда мог продать подороже тому, кто сможет заплатить. И охраняли ее не в пример лучше, чем остальных девок.
- Сигелы?
- Они самые… - Чакконе отхлебнула еще, нахмурилась, - я не вру.
- Верю. – Дюффрэ встал и подошел к стеклянному бару. – Ты много пьешь. Есть причина?
Мадам не ответила, но зато сильнее вжалась в кресло. Дюффрэ не настаивал, знал, что бесполезно. Да, кого-то она боится. Но не скажет – кого. А что оно означает? Что работы у офиса шерифа может прибавиться. И остается одно из двух: или разобраться как можно быстрее, или успеть и вовремя вмешаться. Лучше вмешаться. Хотя разобраться – еще лучше.
- Ладно, Лу, - Дюффрэ кивнул, - заеду еще, и скоро. Береги себя, бабочка. Без тебя этот город станет куда мрачнее и скучнее.
Она кивнула. Дюффрэ убрал сигару во внутренний карман плаща и ушел. Время не могло терпеть.
Воздух за уже открытыми дверями пах грозой. Как и всегда после бури с темных земель. Вода летела вниз густо, стучала по кровле, по доскам тротуара, по баку его, Дюффрэ, трицикла. Адское семя, выпавшее в бурю, еще алело кое-где, растворяемое дождем. Под сапогами жирно чавкала разбухшая грязь. И еще его ждали.
Дюффрэ цыкнул слюной, разглядывая трех не самых умных людей. Фреда и его дружков, кого же еще? Сложно не понять ущемляемой почти два месяца гордости, да. Тут любой вспылит, не только такой деревенский дурак, как Фред. Задире с ранчо хватило все же ума не грозить огнестрельным. Тогда бы все вопросы решились быстро. Маршалы смерть своих прощали редко. По-другому никак.
Разговаривать с ними Дюффрэ не собирался. Для чего? Да и урок жителям квартала порой стоит преподавать. Жестко и неотвратимо. Чтобы задумывались о строгости закона. И его служителей.
Ножей он не заметил. Дубинки, скорее всего, кастет. Ну, вполне неплохой набор для джентльменов, что и говорить.
- Мы тебя сильно бить не будем, - крикнул Фред, - давай, законник, иди быстрее. А то мы тут мокнем.
Дюффрэ ласково улыбнулся. Через дождь они вряд ли ее заметили, эту милую улыбку, но все же. Многим, знающим Дюффрэ куда лучше трех придурков, она снилась. В страшных кошмарах, после которых хотелось помолиться, жахнуть стакан крепкого и поплакать. Порой все вместе.
Капли не успокаивались. Хлестали сверху, порой заставляя щуриться. Чмокало под ногами. Дюффрэ поморщился, когда какая-то нахальная струйка смогла попасть за плотно застегнутый и поднятый воротник плаща. Но не расстроился, плащ все равно стоило расстегнуть.
В челюстях смертоглава, в первом ряду, есть несколько очень интересных зубов. Ими чертова гадина пережевывает не только самые крепкие кости, но даже и бронепластик. Добыть смертоглава могут не многие трапперы. Потому эти зубки весьма в цене. Особенно, если знать, что с ними можно сделать. Дюффрэ сроду не любил охоту, но при этом знал секрет про зубы.
Джосайя Бинкс, траппер с Северных холмов, обычно ходил только за рогачами. Но как-то он сподобился порезать в пьяной драке сынка помощника мэра. Сынок не загнулся и даже не лег в госпиталь. Зато Джосайя оказался за решеткой. Но ненадолго. Сынок помощника мэра, плешивый и мерзкий сукин сын в брючках в обтяжку, как-то попался Дюффрэ на ввозе бес-травы. Так что Джосайя, после ночи на тонкой циновке в компании с мелкими назойливыми и кусачими насекомыми, счастливо укатил к себе в холмы. Но не за просто так.
Зубы смертоглава стоили ему трех псов, двух пальцев и десятка «орлов» за пули «магнум». Ну и двух мальчишек метисов, убитых тварью. Зато у Дюффрэ появился кусок челюсти в целых четыре одинаково ровных, крепких и весьма острых зуба. Отлить нормальный кастет ему помог старик Чен, старый механик и оружейник, спокойно доживающий свой век на первом этаже дома, где снимал квартиру Дюффрэ.
Свинчатка лежала в специальном кармашке на поясе. Дюффрэ остановился, не дойдя нескольких шагов до троицы с плохими намерениями. Сплюнул, сдунув капли с усов. Плащ он расстегнул на ходу, дождь стучал в высохшую саржу рубахи, снова делая ее темной.
- Ты еще можешь просто извиниться, законник, - Фред тоже сплюнул. Прямо как настоящий рейнджер, весь такой крутой-крутой. – Поставить мне и парням выпивку и…
- Ты собираешься мне морду бить, или так и будешь трепаться? – Дюффрэ ухмыльнулся, показав дырку между зубами с правой стороны. Прямо как пустынный красный пес. – А, дурачок деревенский?
Фредди нахмурился, побагровел и ринулся на него. Ну, и впрямь, как хороший бык на ферме. А кастет уже лежал приятной тяжестью в руке. А рука, что и говорить, уже летела вперед.
Дюффрэ скользнул в сторону, демонстрируя свой коронный удар: неожиданный, слева, наплевав на последствия для лица и челюстей Фреда. Ну, многие ли ожидают такой подлости, напороться на левшу? Фредди совершенно точно не ожидал.
Острые темно-голубые пирамидки зубов с хрустом вошли ему в скулу. Кость явственно хрустнула, сразу в нескольких местах. Кровь брызнула чуть позже дикого визга, вырвавшегося наружу почти сразу. Фред подпрыгнул на месте невозможным кульбитом и упал прямо в грязь, продолжая выть и зажимая фарш на лице. Да, Дюффрэ не собирался быть хорошим и честным, не за чем. Кроме своих кромок зубы смертоглава дают еще одну интересную особенность: дикую боль на пару дней. В причинах Дюффрэ не разбирался. Мало ли, вдруг смертоглав испытывает радость не просто от вкуса крови и плоти? Вдруг тварь любит, когда жертва мучается еще и еще?
Фред продолжал корчиться, когда Дюффрэ, не задерживаясь, оказался возле его дружков. Неписаные законы фронтира просты, и он мог бы применить ствол, но… потом бы обязательно пошли слухи. Мол, Дюффрэ постарел, ослабел, он уже не тот Дюффрэ. А репутацию терять совершенно не хотелось. Да и не стоили засранцы пуль, слишком дорого выходит.
Первый, грузный детина с густой бородой, успел подставить под удар дубинку. Вот только Дюффрэ ударил его ногой, прямо между ног. И только потом добавил по спине, локтем, ударив всем весом. Спина ощутимо хрустнула, и здоровяк беззвучно последовал за орущим Фредом.
А вот третий… тот просто удрал. Попытался, если точнее. Дубинка его товарища, разбрасывая налипшую при падении грязь, прилетела в голову, гулко и страшно ударив в затылок. Упала неплохая шляпа, следом рухнул и ее хозяин. Дюффрэ стряхнул воду с лица, сплюнул и проверил карманы лоботрясов. Мало ли, вдруг все неспроста?
Оказалось, что спроста, но зато в бумажник перекочевало два «орла», несколько пятидесятицентовиков и пригоршня медяков. И Дюффрэ плевать хотел на мнение тех, кто подсматривал. Он выиграл бой и забирал полагающиеся трофеи. И, к слову, ту самую шляпу. Скатанную из самого настоящего кроличьего пуха. Стильно, красиво… пусть полежит у него на квартире.
Дюффрэ весьма надеялся все же сбросить вес, и вот тогда она будет ему вполне к лицу. Особенно если сбрить усы. Хотя о такой мерзости, чуть ли не богохульстве, он не хотел даже и думать.
Троица лежала и стонала, пусть и не вся. Последний что-то очень подозрительно не шевелился. Дюффрэ сплюнул и полез в карман за коммуникатором. Вызывать Бугенгагена два раза за день… это перебор. Старик все жаловался на колени, а приходится его дергать. Но ничего не поделаешь.
- Центральная… - хрипнул коммуникатор голосом Лизы Энн, сексуальным хрипловатым голосом Лизы Энн. – Что у тебя, Дюффрэ?
- Задержание с применением насилия, милая, - Дюффрэ попинал третьего, и тот, что само по себе казалось хорошим, все же застонал, - нужна помощь патрульных и Бугенгагена.
- Бугенгаген тебя проклянет, - - хмыкнула центральная, - второй раз за день.
- Ничего не поделаешь, дорогая, это судьба. Я у «Ле Флёр», жду.
Дюффрэ убрал коммуникатор, не дослушав Лизу. Что ее слушать, если из достоинств у этой миз только хрипотца, сиськи и зад?
Он дождался патрульных и катафалка Бугенгагена. Причем, старик в самом полном смысле водил именно катафалк. Нестранно, учитывая его собственное похоронное бюро, пусть и не самое крупное в городе. Многие раненые, а ведь именно ими занимался медик, прикрепленный к шерифу, ужасно не хотели погружаться вовнутрь длинного черного «паккарда». Но выбора им, как правило, не давали. Иногда приходилось запихивать их друг на друга, как сосиски в банку.
- Как ты меня достал, Дюффрэ… - Бугенгаген сплюнул тягучей бурой жвачкой ему под ноги, - тебя не учили уважению к старшим? Кого ты снова покалечил, суки сын?
- Не ворчи.
Дюффрэ посмотрел на полуидиотов, грузящих охающую троицу в катафалк. Те обращались к пострадавшими так же ласково, как на скотобойне обращаются с тушами. Разве что вместо крюков крепыши с глупыми приклеенными ухмылками использовали собственные костистые и жутко сильные руки.
- Что там с девочкой с пустыря?
Бугенгаген пожал плечами. Затертый и засаленный ворс пальто встопорщился.
- Девственная плева не нарушена. Умерла от кровопотери и болевого шока. Если бы выжила, давно скончалась бы от сепсиса, нож, которым ее кромсали, никто в жизни не мыл. Из порезов достал образцов на десять-двадцать нераскрытых случаев, подобных этому. Даже интересно.
Один из дураков сел прямо в грязь и начал переобуваться, что-то ворча себе под нос. Дюффрэ поморщился, глядя на черные корявые ступни.
Он повернулся к старику Бугенгагену:
- Хорошо.
Дюффрэ похлопал его по плечу и пошел к трициклу.
- Эй, а у тебя что? Опять готовится к выезду? Куда?
Дюффрэ пожал плечами, не оборачиваясь.
- Я домой, а потом схожу в гости, всего лишь. К Сигелам. Но ты будь наготове, старик.
- Сам ты старик.
Дюффрэ ухмыльнулся, зажав между зубами трубку. Набивал он ее на ходу.
- У меня с женщинами все нормально, так что я не старик
Бугенгаген сплюнул и отвернулся.
Дождь лил, превращая улицы в топь, и до квартиры он добрался где-то через час. Перед визитом к Сигелам стоило немного пополнить арсенал. Так, на всякий случай.
Трицикл занял свое место внутри гаража старого Чена. Оружейник, не отвлекаясь на соседа, кинул пачкой почты. Дюффрэ поймал свернутую «Джекс лайтинг», несколько листов пайпер-пласта и рекламные буклеты. Зажал газету в зубах и двинул к себе, навернув по пути два круга на винтовой лестнице. Дюффрэ очень нравилась лестница. И скрипела она оглушительно, и быстро пробежать ее не получалось ни у одного из злодеев, пришедших разбираться с ним за дружков.
Дверь открывалась старомодно, по сканированной сетчатке глаза. Сейчас все больше входили в обиход самые обычные и надежные замки с ключами. Но Дюффрэ свою систему безопасности любил. Икарус, послушник прекомандрии, умелец во всем, связанном с электроникой, колдовал над ней долго. Стоило оно баснословно дорого, но Дюффрэ не пожалел жалованья за несколько месяцев.
Еле слышно лязгнули запоры, и Дюффрэ зашел к себе домой. Довольный хотя бы от того, что можно помыться. Почта подождет, чистота сейчас важнее. Лишь бы с водой ничего не случилось. Несколько раз за последний месяц приходилось караулить по ночам воров, повадившихся сливать ее из бойлера. А потом Чен придумал хитрую систему безопасности в подвал. Простую, и безотказную.
Слабо натянутую и лежащую кучей на полу гибкую проволоку с привязанными банками из-под консервированных супов. Супы из банок старик очень уважал и их, банок, у него всегда хватало. И не самого большого, но очень лютого блод-терьера. Система безопасности сработала на вторую ночь. После этого попытки слить воду прекратились.
Дюффрэ закрыл дверь, стащил пыльный и пропахший маслом, потом и газолином плащ. Встряхнул, поморщившись от пыли и песка, слипшихся в комки, и повесил на один из свободных рогов на стене. Шерсторогов убивать он не любил. Рога приобрел в дальней и мирной резервации у чокча, индейцев, разводивших животных. Они, рога, ему нравились и эстетически, полированные на кончиках и с красиво переливающимся седовато-рыжим ворсом на всем остальном, и практически. Великолепные получились вешалки.
Китти, пушистая черная любимица, запрыгнула ему на плечо, взявшись как из воздуха. Где сидела мягкая и теплая мурлыка Дюффрэ не знал. Сколько не пытался понять, не выходило. Возможно, что Китти все же и впрямь была созданием дьявольских козней Козлоногого и ее давно стоило сдать в командорию. Но Дюффрэ любил свою кошку.
- Моя хорошая. - Дюффрэ почесал ее за ушком. Китти немедленно замурлыкала. Это она делала несравненно уютно, бархатно и громко. Прямо как маленький трактор, какие покупали обеспеченные фермеры.
За что ж можно не любить такую красавицу, да так, что она не показывается во внеквартирный мир?
Китти жила здесь, только здесь и исключительно здесь. Гулять она выходила ночью на подоконники, на подвешенные цветы старухи Грейнджер и на крышу. Больше кошка себе ничего не позволяла и пряталась сразу, как внизу проходили люди. Не нужно быть ветеринаром, чтобы понять: кошке доставалось перед тем, как Дюффрэ нашел ее на собственном чердаке. И он искренне не понимал, глядя на нее тогда, побитую, волочащую заднюю левую лапку и перебитый хвост: за что: Хотя…
Хвост зажил быстро и радостно торчал вверх каждый раз, когда он возвращался. Рядом со своим близнецом, таким же черным и густым, как ёршик у трубочиста. И Дюффрэ совершенно не исключал, что дело именно в двух хвостах. Вера в людях становилась все крепче. А кто верует в Господа Бога нашего и его сына… не может не верить в ведьм и дьявола. Особенно когда под боком территория Козлоногого.
- Моя красотка… - Дюффрэ не снимал кошку, топоча п<