Такие, которые не угрожают пленить тебя или поглотить. Например, расчесывание волос или щекотка. Пощекотать предплечье — безопасное прикосновение, ведь это достаточно периферийная часть тела. Кроме того, это не столь личностное, не столь социально значимое прикосновение, как, например, к лицу. Поэтому для того, кто касается, оно имеет меньше социальной значимости. Волосы — тоже достаточно «отдаленная» часть тела. В сущности, прикосновение к волосам находится где-то на грани: ведь тот, чьих волос ты касаешься, напрямую этого не ощущает. Любые иные прикосновения либо ощущаются как боль, либо превращают тебя в «бесчувственное дерево». Как будто прикосновение, для всех вокруг означающее нежность и ласку, ранит твой дух столь сильно, что он предпочитает на время покинуть тело.
Несколько подсказок
Мой аутизм включает в себя Страх Открытости: поэтому лучший способ что-то мне дать — просто положить это рядом со мной, не ожидая ни отклика, ни благодарности. Когда от меня ждали отклика или благодарности, это отчуждало меня от того предмета, который должен вызвать такую реакцию.
Лучший способ что-то мне сообщить — громко говорить между собой обо мне или о ком-то, похожем на меня. Это поощряло меня как-то показать, что я слышу и понимаю: сказанное имеет отношение ко мне. Желательно было при этом не вступать в прямой контакт — смотреть, например, в окно. Однако этот прием сработает, лишь если у вашего собеседника уже есть способность к какому-то сотрудничеству. В этом случае ваше кажущееся «равнодушие» продемонстрирует понимание проблем ребенка, связанных с прямым контактом, и готовность с ними считаться. Более того: в таком режиме общения ребенок больше развивается как личность, потому что он сумел вступить в контакт с другим человеком и понять, что ему сказали, чем в роли пассивного объекта, которому навязывают информацию в неприемлемом для него темпе, да еще и в сочетании с прямым и зачастую эмоциональным взаимодействием. Научившись таким образом стабильно привлекать внимание ребенка, можно понемногу вводить методы объяснения вещей и явлений через их визуальное представление. Это можно назвать разговором через предметы или использованием визуальных символов; так или иначе, это позволяет общаться без особой физической дистанции, но с соблюдением дистанции психологической. Визуальная символика особенно важна при объяснении социальных отношений, направлений или абстрактных понятий.
Для получения удовольствия от физического контакта мне было совершенно необходимо, чтобы этот контакт произошел по моей инициативе — или, по крайней мере, с моего согласия. Даже очень маленьким детям необходимо каким-то образом дать понять, что у них есть выбор.
Когда другие люди ко мне не прикасались, я никогда не ощущала в этом пренебрежения или отторжения. Для меня это выглядело как понимание и уважение. Когда я подходила к человеку и садилась перед ним с расческой или клала руку ему на колени, чтобы он меня пощекотал, то чувствовала, что его отклик свободен и непринужден, что от меня ничего не требуется. Само осознание того, что я чего-то хочу, тут же делало желанный предмет для меня недоступным; это уменьшало и мою способность чувствовать, и мужество попробовать получить его.
Когда я говорила, очень важно для меня было знать, что меня слушают, а также, что слушатель понимает серьезность того, что я пытаюсь сказать или к чему подхожу окольными путями, и то, каких усилий это от меня требует. Для этого мне требовалось убедить собственное сознание в том, что ничего важного со мной не происходит.
Игру, символический жест, спокойное присутствие рядом, не глядя на меня, может быть, даже повторение моих действий в нескольких футах от меня и без всяких попыток обратиться ко мне напрямую — все это я восприняла бы как знак понимания того, что я пытаюсь сообщить, и это придало бы мне надежды и отваги.
Личное пространство и свобода — самое ценное, что я получала в жизни. Мне случалось делать немало опасных вещей, и люди ощущали мою изоляцию — но изоляция эта происходила не от того, что меня оставили на собственное усмотрение. Она проистекала из изоляции моего внутреннего мира; и только свобода и личное пространство, в котором я чувствовала себя в безопасности, давали мне смелость исследовать мир и, шаг за шагом, выходить из своего мира под стеклом.
Однако вот что хотелось бы подчеркнуть: мне совершенно не требовалось, чтобы меня любили до смерти, однако насилия (в отличие от наказаний — на мой взгляд, это совсем разные вещи) я никому рекомендовать не могу. Благодаря проблемам матери я получила столь необходимые мне одиночество и свободу; однако ее насилие никакой пользы мне не принесло. Насилие не имеет ничего общего с необходимым аутичному ребенку чувством безопасности и личного пространства, в которое никто не может вторгнуться. Та степень насилия, которая заставила меня изменить свое поведение, — были систематические и тяжелые избиения, опасные для ребенка, вредные и для самого насильника, того самого человека, в котором будет остро нуждаться ребенок, если когда-нибудь «выйдет в мир». Никогда и никому я этого не порекомендую. Однако если «мягкая любовь» не действует — попробуйте сочетать уважение с разумными, но четкими запретами и с «твердой любовью».
Ничего я так не боялась, как близости, вовлеченности, навязывания мне чужих чувств, хлопот и сюсюканья надо мной. Пытаясь жить согласно чужим ожиданиям, я лишь еще острее ощущала свою безнадежную неадекватность. Сострадание ничего для меня не значило. Преданная, верная, нуждающаяся во взаимности и опекающая материнская любовь, вопреки сказкам, ничего бы мне не дала; я бы этого не заметила или швырнула бы в лицо дарителю. Прагматическая забота обо мне и выражение симпатии — могли бы помочь, если бы привели к пониманию того, как создать мир, которому я смогу доверять настолько, чтобы отважиться в него выйти.
Если вы объявляете миру войну — порой находятся люди, из любви к вам готовые принять вызов. Но сам прыжок на другую сторону через бесконечную стену тьмы я должна была предпринять самостоятельно — и необходимое для этого мужество и силу духа могла найти только в самой себе. Спасти чужую душу невозможно, как бы нам этого ни хотелось. Можно лишь вдохновить другого сражаться за свое спасение. Тех, кто старается помогать таким людям, как я, я хочу уверить, что их усилия не бесполезны. Косвенная или отстраненная реакция — совсем не то же, что равнодушие.
Сайт Донны Уильямс: www.donnawilliams.net
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.com
Оставить отзыв о книге
Все книги автора
[1]В оригинале выражение Exposure Anxiety — страх быть на виду, страх подвергнуться какому-то воздействию. Этой проблеме посвящена другая книга Д. Уильямс «Exposure Anxiety: The Invisible Cage». — Прим. ред.