ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIII—XV В.

ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»

ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

ЛЕНИНГРАД 1966

 

ВВЕДЕНИЕ

Период феодальной раздробленности, продолжавшийся на Руси с XII по XV в., был осложнен монгольским нашествием 1237—1240 гг. Это трагическое событие не привело к изменению формации, хотя и открыло особый период русской истории. Наше внимание привлекают 1240-1500 гг.—время перехода от феодальной раздробленности к со­зданию единого государства, что сопровождалось напряженной героиче­ской борьбой русского народа за независимость. Военные факторы вы­ступают на данном отрезке отечественной истории с особой силой и слит­ностью.

Исследование вооружения раннефеодальной монархии и удельного периода вплотную подвело нас к этим «темным векам» в жизни средне­вековой Руси. Затрудняла исследование бедность находок. В культурных слоях городов, продолжавших свое существование в XIII-XV вв., «воин­ские вещи» довольно редки, немногочисленны, разрозненны и случайны. Кроме того, обильное по количеству вооружение раннего средневековья и привлекающее своей сохранностью и нарядностью — позднего в извест­ной мере затмевает образцы промежуточного времени. О вооружении периода монгольского ига часто судили по поздним ярким и богатым образцам или летописным свидетельствам.

В результате раскопок последних лет удается преодолеть фрагмен­тарность материала. В таких городах, как Новгород, Псков, Орешек, Москва и др., обнаружены целые коллекции воинских изделий периода зрелого средневековья. Настоящая работа базируется на изучении при­мерно 1000 предметов вооружения, или относящихся к 1250—1525 гг., или ретроспективно связанных с этим периодом.

Исследование предметов боевой техники мы вели приемами, приня­тыми в предшествующих работах. На настоящем уровне сбора материала оказалось возможным каталог находок заменить краткими перечнями,

Возрастающее значение для оружиеведческих штудий периода XIII— XV вв. приобретают отечественные² и иностранные (частью заново пе­реведенные) письменные и изобразительные источники. Последние, осо­бенно образки и миниатюры, оказались наиболее интересными при изу­чении воинского убора, построения войск, способов владения и ношения оружия. Поразительны по своему почти фотографическому реализму, в частности, рисунки Симоновско-Хлудовской псалтыри, исполненной в 1270-х годах по заказу инока новгородского Юрьева монастыря Си­мона.³ Религиозная символика источника до сих пор, очевидно, отталкивала от него медиевистов, занимающихся реалиями русской истории. Между тем симоновские изображения блестяще запечатлели множество, казалось, навсегда исчезнувших черт костюма и воинского быта, которые нельзя объяснить копированием предшествующих образцов или заим­ствованием из другой рукописи. В отличие от известных радзивилловских и сильвестровских, упомянутые рисунки, по-видимому, оригинальны, что создает редкие возможности для характеристики доспеха и оружия, ти­пичных для своей эпохи (в данном случае XIII в.).

 

' См.: Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие. Вып. 1. М.—Л., 1966, с. 9—17. — В наших подписях к иллюстрациям место хранения предметов указы­вается (если оно установлено) в тех случаях, когда это не отмечено в тексте.

² Далее ссылки на летописные источники даны по ПСРЛ. Исключение — изда­ния вне этой серии: Радзивилловская, или Кенигсбергская, летопись. Фотомехани­ческое воспроизведение рукописи. СПб., 1902; Псковские летописи. Вып. 1. М.—Л., 1941; вып. 2. М., 1955; Новгородская первая летопись младшего и старшего изводов. М.—Л., 1950; Устюжский летописный свод. М.—Л., 1950; Иоасафовская летопись. М., 1957; Казанская история. М.—Л., 1954.

³ГИМ, Архив письменных источников, Хлудовская 3. —127 миниатюр ру­кописи заслуживают специального издания (ср. табл. XIII, XIV).

 

В Народном музее в Варшаве находится картина неизвестного ху­дожника, запечатлевшего (около 1520 г.) битву, разыгравшуюся между поляками, литовцами и русскими под Оршей в 1514 г. Повод для напи­сания картины с военной точки зрения малозначителен. Русские в этом бою потерпели поражение, что, однако, никак не повлияло на ход всей кампании, увенчавшейся, как известно, освобождением Смоленска. При всей второстепенности оршинской битвы, она передана живописцем (как полагают, школы Луки Кранаха-старшего) с блестящей батальной протокольностью. На картине с беспрецедентной точностью представлено несколько сотен русских воинов во главе со своими командирами. Образы последних, по-видимому, даже портретны. Мы видим поотрядно построен­ную сражающуюся средневековую русскую конницу, снабженную тра­диционным холодным оружием (табл. XXII, XXIII). Наша воинская иконография не знает столь выразительного документа. Его привлечение было облегчено натурным обследованием и фотографиями, которые лю­безно присланы польскими музейными работниками. Перечень исполь­зованных изобразительных источников можно было бы продолжить, но сказанного достаточно, чтобы судить о неожиданных возможностях, ко­торые они предоставляют.

Военная археология зрелого русского средневековья только создается, а поэтому учитывается еще недостаточно. Военные историки ограничи­ваются бледным иллюстративным перечислением снаряжения русской рати XIV—XV вв., якобы использовавшей некие крестьянские самодель­ные дощатые брони или кольчуги «из крепких веревок».⁴

Пути изучения военного дела XIII—XV вв. на современном этапе научных знаний проложили Б. А. Рыбаков, А. В. Арциховский, М. Г. Ра­бинович, А. Ф. Медведев, П. А. Раппопорт, В. В. Косточкин.⁵ Ими изло­жены общие проблемы военного искусства, осуществлена публикация новых находок, сделан обзор оружия, всесторонне рассмотрено военно-инженерное дело. Нашу работу мы ведем в продолжение усилий упомя­нутых авторов, что вызвано также и притоком новых сведений.

В предлагаемой книге дается обзор общих явлений военного дела, включая приемы и методы ведения боя, состав и комплектование войск, рассматриваются предметы холодного, защитного вооружения, а также укрепления, метательная осадная техника и огнестрельное оружие.⁶ Стратегия, некоторые изделия всаднического снаряжения, лук и стрелы в работе специально не обсуждаются - в связи с тем, что эти сюжеты или достаточно изучены, или еще не обеспечены материалом.

 

⁴ Строков А. А. История военного искусства. Т. I. М., 1955, с. 275.

⁵ Работы этих авторов указаны в дальнейшем изложении. Отметим главы о военном искусстве, оружии, военно-оборонительных сооружениях, написанные Б. А. Рыбаковым, А. В. Арциховским, В. В. Косточкиным, в книге «Очерки русской культуры ХIII-ХV вв.» (Ч. 1. М., 1969).

⁶ Выражаю искреннюю признательность А. Г. Векслеру, Б. А. Колчину, Л. К. Маковской, Л. И. Петровой, М. А. Реформатской, А. 3. Таутавичусу, М. В. Фехнер, Е. В. Черненко, Н. С. Шеляпиной, В. Л. Янину, своими советами и предостав­лением нередко неопубликованного материала способствовавшим написанию этой книги. К этому же ряду мне приятно причислить зарубежных коллег из Польши д-ра А. Червинского, проф. К. Михаловского и особенно проф. А. Надольского - инициатора международных симпозиумов по изучению вооружения славян в эпоху средневековья. Выполнением иллюстраций этой книги я обязан художнице Т. Е. Трошкиной и фотографам М. Г. Агаронян и М. В. Казанковой. Настоящее исследование при щедрой поддержке товарищей по работе создавалось в Секторе славяно-финской археологии ЛОИА АН СССР.

 

ОБЗОР ОБЩИХ ЯВЛЕНИЙ

ВОЕННОГО ДЕЛА

ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫXIII—XV В.

 

В 1237 г. монголы вторглись на территорию Рязанской земли. Спустя три года северо-восточная и южная части страны лежали в раз­валинах. Войско противника продвигалось по богатым русским княже­ствам со множеством укрепленных городов и боеспособными вооружен­ными силами, которые в техническом и тактическом отношении были не ниже, а скорее выше его. Да и сами завоеватели, находившиеся на весьма низкой ступени общественного и хозяйственного развития, не совершили переворота в военном деле и не изобрели новых боевых средств. Их преимущества в наступлении объясняются другими причи­нами. Не приходится отрицать высокого воинского умения монголов — прекрасных стрелков из лука, опасных и ловких в наступлении и обо­роне. Исполненный патриархальной дисциплины выносливый монголь­ский всадник был хорошо подготовлен к далеким походам и упорным боям. Широко использовалась китайская и среднеазиатская осадная тех­ника.

Армия завоевателей во время европейских походов насчитывала 100000-150000 человек.¹ Монголы не знали феодальной неразберихи и могли сосредоточить в каждом отдельном месте мощный кулак сил. Русские князья, не верившие «о множестве войск татарских», неожи­данно увидели «такое великое множество покрывавших все поле татар, которых и око не могло обозреть».² Можно предположить, что в сраже­нии с войсками русских княжеств и в операциях по захвату городов они обладали 10-30-кратным численным перевесом. Даже объединенное войско нескольких земель не могло противостоять такой армаде, хотя и неоднократно завязывало с ней бой.

Отсутствие единства среди князей-полководцев, не проявивших ини­циативы в сборе общерусского войска, разумеется, облегчило продвиже­ние татар. Было ли это у оборонявшихся пороком их системы? Скорее мы имеем дело с типичными феодальными порядками, когда владетели занимались привычной для них войной с «ограниченными целями», где главное — не окончательное сокрушение противника, а выигрыш, может быть, одной битвы, захват политической власти, грабеж, месть.

Феодальные столкновения сопровождались нередко серьезными опу­стошениями и бедствиями, тормозили развитие общества, но не на­столько, чтобы вызвать его регресс. Монгольские полчища впервые за несколько столетий принесли миру новую войну, основанную на тоталь­ном уничтожении целых народов и их культуры. В этом отношении мон­гольское нашествие далеко позади себя оставило все, что было известно по междукняжеским распрям и половецким набегам.

В умах современников монгольский погром вызвал шок. Человек XIII в. поначалу не мог осмыслить масштабов катастрофы и беспричин­ной гибели родной страны и ее городов. Режим порабощения и даней захватчики установили в обезлюдевшей и обескровленной Восточной Европе позже. В период же Батыевых походов они ради сиюминутной мести и грабежа бессмысленно уничтожали производительные силы це­лых областей. Победители не отличались в тот момент политической мудростью и лишали себя многих результатов своей победы. Такова была примитивная, основанная на жестоком насилии, военная доктрина монгольской знати, фактически не воспользовавшейся достижениями культуры оседлых народов и паразитически расхитившей плоды сложив­шейся цивилизации. Хищнические методы ограбления покоренных стран обрекли монгольский «кочевой феодализм» на постепенное разложение и последующий упадок (среди причин ослабления Золотой Орды

 

' Ср.: Рашид эд-Дин. Сборник летописей. Т. I, кн. 2. М.— Л., 1952, с. 226—281.

² Татищев В. Н. История Российская. Т. III. М.—Л., 1964, с. 216—217. — Речь идет о битве на Калке.

необ­ходимо, конечно, назвать феодальное разложение внутри ее и сложение на ее территории экономически самодовлеющих провинций). Военный перевес также оказался временным. Всемирно прогрессивное значение имела освободительная борьба русского народа. Наступательный натиск завоевателей иссяк на русских полях, после чего стены некоторых запад­норусских и центральноевропейских городов оказались для них непрео­долимой преградой. «Русь сделала то, чего не смогли сделать ни Китай, ни держава хорезмшахов, ни Грузия, ни половцы — Русь остановила Батыя на пороге Европы и невольно спасла европейскую цивилизацию».³ Эта миссия досталась нашему отечеству кровавой ценой.

Монгольское нашествие испепелило целые районы Руси, сопровож­далось неисчислимыми жертвами, придавило существование всего на­рода. Летописцы в точном соответствии с истинным положением дел описывали массовое запустение городов, «и ныне лесом заростоша».⁴ Почти вся Южная и часть Северо-Восточной Руси фактически стали пустыней. Масштабы этой катастрофы выясняются археологами, и под­твердилось, что летописец вовсе не преувеличивал, когда писал, напри­мер, следующие горестные слова: «Осироте бо тогда и обнища великая наша Русская земля, и отъяся слава и честь ея, но не вовеки, и поработися богомерску царю... от Батыива времени».⁵ Зловещая тень мон­гольского порабощения прошла по всей Руси и, казалось, укрыла целую страну от глаз просвещенного мира.

Монгольское вторжение «явилось печальным рубежом в истории рус­ской культуры, задержало ее развитие на 150—200 лет именно в тот момент, когда передовые страны Западной Европы начали быстро раз­виваться».⁶

Важно определить, насколько губительным оказался монгольский по­гром для отечественного военного дела. Что сохранилось тогда от времен «светлых» киевских князей, что было утрачено, что в трудных условиях разрухи городов, упадка ремесел и беспрерывного давления со стороны военных противников возникло заново? Вооружение, да и все военное дело справедливо считаются показателями жизнестойкости народа. Ка­ким был и чем может быть измерен этот показатель в самое глухое и одновременно «горячее» время русской истории?

О роли войны в жизни страны можно судить по следующим прибли­зительным подсчетам, выполненным С. М. Соловьевым.⁷ В 1228—1462 гг., т. е. за 234 года, источники сообщают не менее чем о 302 войнах и различных походах, увенчавшихся 85 битвами; 200 военных предприятий касались борьбы с внешним противником — татарами, литовцами, ливонцами, шведами и др. (60 битв). Если к этому добавить примерно 158 эпи­зодов, связанных с осадой и обороной крепостей (81 случай касался взятия русских городов), то вполне отчетливо выявляется изнурительный характер крупных и мелких войн, фактически не оставивших мирных дней и подтачивавших и тормозивших развитие общества. Надо обладать поистине нечеловеческой стойкостью, чтобы в таких условиях сохранить культуру и отстоять независимость. Понятия о свободе и борьбе приоб­рели новую ценность. Народ укреплял себя воспоминаниями о цветущих временах Киевской державы, которые представлялись «золотым веком» русской истории. Связь поколений сохранилась, но жестокие события на­ложили свой отпечаток на складывающийся национальный характер на­рода.

 

³ Рыбаков Б. А. Военное искусство. — В кн.: Очерки русской культуры XIII—XV вв. Ч. I. М., 1959, с. 349.

⁴ Тверская летопись под 1246 г.

⁶ Казанская история. М.—Л., 1954, с. 45.

⁶ Рыбаков Б. А. Ремесло Древней Руси. М., 1949, с. 695.

⁷ Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. IV. СПб., 1871, с. 207—208.

 

 

Военное дело в середине и второй половине XIII в. развивается на Руси с поразительной для обескровленной и разрезанной на части страны интенсивностью. Его черты можно проследить, опираясь преимущест­венно на письменные источники, в двух больших областях - в северной и юго-западной.

Галицко-Волынская Русь в середине XIII в. переживает явный воен­ный расцвет, что отразилось на составе армии, полковождении и воору­жении. Начиная с 40-х годов XIII в. летопись подчеркивает возвыше­ние роли пехоты, которая участвует в бою на равных правах с конницей, а иногда и предопределяет исход сражения.⁸ Показательно, что активи­зация пехотинцев произошла примерно на 50 лет раньше того времени, когда их собратья по классу - пешие ткачи, кузнецы и кожевники бель­гийских городов и крестьяне швейцарских кантонов — впервые нанесли сокрушающие поражения рыцарской коннице.

В южнорусское войско был открыт доступ разным социальным слоям. В полки входили бояре и «простые люди», горожане и смерды. В связи с этим на место старой дружинной терминологии все настойчивее выдви­гается профессиональная (конники-снузники и пешцы) или общевойско­вая (вои). В боевых операциях применяются самые неожиданные и не­известные ранее комбинации: пехота сталкивается с конницей,⁹ конница спешивается, не теряя своих наступательных качеств,¹⁰ лучники вступают в бой даже тогда, когда «оружников не бывшем с ними», а снузники обра­щают в бегство противника, не дожидаясь помощи стрельцов.¹¹

Полевой бой по-прежнему остается главным проявлением военной активности. В 1251 г. во время похода на ятвягов князь Даниил Рома­нович напомнил своим мужам, что их крепость — открытое поле, сила же поганых за окопом.¹² При всем том в полковождении происходят изме­нения.

Характерная для XII в. скоротечность боя уже не является непремен­ной. Одно из наиболее подробных описаний битвы XIII в. (под Ярославом в 1245 г.) показывает ее многоактной и с полной, почти игровой свободой маневра.¹³ В ходе столкновения Даниила Галицкого и его со­перника князя Ростислава, опиравшегося на угров и поляков, отряды смело выдвигаются на переднюю линию, в противоречии с первоначаль­ным замыслом наносят неожиданные фланговые удары, глубоко прони­кают в ряды «до заднего полка». Бой под Ярославом — не только при­мер высокого воинского умения воинов Даниила Галицкого, но и показатель новых приемов борьбы, связанных с ростом оперативной само­стоятельности тактической единицы — полка. Дневной переход войска Даниила составил, по подсчетам Б. А. Ры­бакова, 68—78 км,¹⁴ а однажды нагруженные осадными орудиями воины этого князя прошли за один день 60-километровый путь от Холма до Люблина. Такие глубокие и внезапные рейды совершались в эпоху, когда уже без осадной техники не мыслили штурма городов. В 40-х годах XIII в. наблюдается массовое распространение появившихся в домонгольский период самострелов и камнеметов. Именно последние стали орудием активного штурма городов - «ими же прииметь град» ¹⁵ - и спо­собствовали существенным изменениям тактики крепостной войны. В вой­ске появляются отряды арбалетчиков и артиллеристов, способных транс­портировать или строить камнеметные пращи прямо под стенами осаж­денных городов. И метательные машины, и самострелы для второй поло­вины XIII в. не были новостью, но только в это время их употребление стало регулярным и

 

⁸ Имеются в виду боевые действия, описанные в Ипатьевской летописи под 1249, 1251, 1253 гг.

⁹ Бой на р. Сечнице (см.: Ипатьевская летопись под 1245 г.).

¹⁰ Ипатьевская летопись под 1251 г. Там же, под 1256 и 1258 гг.

¹² Там же, под 1251 г.

³ Там же, под 1249 г.

¹⁴ Рыбаков Б. А. Военное искусство, с. 354.

¹⁵ Ипатьевская летопись под 1249 г.

повлекло заметное изменение военной архитектуры. Первоначально в Юго-Западной, а затем и в Северной Руси наряду с де­ревянными появились многоярусные каменные боевые башни - узлы эф­фективной высотной обороны.

Даниил Галицкий вводит в коннице так называемое татарское во­оружение: для воинов - ярыки, для их коней - личины и кожаные кояры. При помощи подробного описания Плано Карпини¹⁶ те и другие можно считать боевым прикрытием, изготовлявшимся из кусков твердой кожи или металлических пластинок, связывавшихся между собой ремеш­ками. Татарское или, точнее, азиатское вооружение не было для русских совершенно новым. Панцири «ременного скрепления» появились у нас, судя по находкам, в IX—Х вв., а конские личины — вскоре после 1200 г.¹⁷ Необходимость защиты от монгольских лучников, наводивших страх си­лой и кучностью своей стрельбы, ускорила бронирование коней.

Привнесенные от монголов тюркские наименования боевых прикрытий не прижились. Существование же защитных средств, покончивших с мо­нополией кольчуги, подтверждается особой, на этот раз русской терми­нологией. Под 1261 и 1277 гг. галицкий летописец называет убор воина доспехом.¹⁸ Само это понятие, обозначавшее металлическую боевую оде­жду, появилось в источниках в последней четверти XII в., а в следующем столетии оно почти совершенно вытесняет такое давнее слово, как броня. За сменой терминологии угадываются технические нововведения. Собира­тельный смысл слова «доспех» не затемняет того, что в узком смысла оно обозначало не кольчатую, а пластинчатую защиту корпуса тела. На одной миниатюре Лицевого свода XVI в. изображена редкая сцена наде­вания защитной одежды перед битвой (табл. XIV, 3). Видно, как воины облачаются в пластинчатые подолы и спешат чем-то прикрыть матер­чатую рубашку. Сопровождающий текст гласит: «Въскладше на себя дос­пехи».¹⁹ Этим термином обозначали всякую некольчужную одежду вплоть до конца XVI в.²⁰ Первоначально же такой вид индивидуальной защиты именовался «бронью дощатой».²¹ Вытеснение кольчуги иными, иногда комбинированными формами боевого прикрытия подтверждается также археологически новгородскими и другими находками.²²

В результате ряда военных преобразований и гибкого сочетания обо­роны и наступления войска Юго-Западной Руси одержали ряд блестя­щих побед над поляками, уграми, ятвягами, литвой. В 1257 г. Даниил Галицкий впервые после «лет поражений» решился выступить против татар. Двумя годами позже брат Даниила Василько «татар биша и колод­ники имашя», а горожане - пешцы - отразили под стенами Владимира-Волынского рать Куремсы. Сменивший последнего воевода Бурундай не решился в 1261 г.²³ штурмовать столичный Холм.

С годами татары уже не отваживались на сплошные погромные опе­рации (как это было во времена Батыя), предпочитая угрозы, диплома­тический нажим, осторожный маневр. Однако силы Галицко-Волынской Руси подтачивались постоянными внешними и внутренними войнами. «Рать татарьская не перестает зле живущи с нами», - сетовал в 1255 г. князь Даниил одному западному епископу.²⁴ Подчиняясь татарскому дав­лению, военные вожди княжества разрушают городские укрепления и осуществляют бесполезные

 

¹⁶ Плано Карпини И. История монголов. СПб., 1911, с. 27—29.

¹⁷ Кирпичников А. Н., Черненко Е. В. Конское наголовье первой поло­вины XIII в. из южной Киевщины. - В кн.: Славяне и Русь. М., 1968, с. 62—65.

¹⁸ Ипатьевская летопись под 1261 и 1277 гг.

¹⁹ ГПБ, Рукописи, отд., Голицынский, F.IV.222, л. 647 об.

²⁰ Судя по документам XVI в., кольчуга (панцирь), шлем, наручи, наступа­тельное оружие в понятие «доспех» не входили и указывались отдельно.

²¹ Ипатьевская летопись под 1286 г.

²² Медведев А. Ф. К истории пластинчатого доспеха на Руси. — СА, 1959 № 2, с. 119 cл.

²³ Ипатьевская летопись под 1261 г.

 

грабительские походы. Можно удивляться, как в условиях изнурительной борьбы воины и мастера Галицко-Во­лынской Руси в последний век ее самостоятельного существования су­мели преобразовать вооружение, реформировать полковождение, ввести метательную артиллерию, перейти к каменному строительству укрепле­ний. Взлет военного дела опирался на преемственность традиций. Неда­ром польские, венгерские и немецкие предводители ценили в галицких отрядах «обычай русский отцов своих», «любящу рускый бой».²⁵

Историческим достижением Галицко-Волынского княжества было вы­ступление против самого беспощадного врага - татар - и создание нового воинского психологического климата, положившего конец гипнозу непо­бедимости «псов, вскормленных человеческим мясом» (как называли на­следников Чингисхана).²⁶

Похоже, что военные новшества внедрялись в Юго-Западной Руси более быстрыми темпами, чем на севере страны. Важно, однако, отме­тить в рамках XIII в. параллелизм ряда интересующих нас явлений. Речь идет, например, о равноправном значении в новгородском войске пехоты и конницы. Как и на юго-западе, в составе «верховских» полков было много «черных людей». Большой самостоятельностью отличались северные лучники, рекрутировавшиеся из пехотной «молоди». По сообще­нию немецкой рифмованной хроники, во время Ледового побоища луч­ники, находясь перед главными силами, первыми приняли натиск. «Видно было, как отряд братьев-рыцарей прорвался сквозь (ряды) стрел­ков» и началась рукопашная схватка, в ходе которой «те, кто находились в войске братьев-рыцарей, были окружены».²⁷ Русские стрелки хотя и не могли в одиночку справиться с «великой железной свиньей», но, видимо, очень досаждали крестоносцам. Так, в 1260 г. русские — союзники литов­ского князя Торейды — в бою с немцами «ранили многих своими лу­ками».

Как и на юго-западе, на севере легко меняли установившиеся в XII в. каноны классического конного боя, особенно если обстановка подсказы­вала иные решения. Так, касаясь битвы со шведами на р. Неве в 1240 г., источник вместо привычного для XII в. регламентированного боевого по­рядка описывает динамичные действия отдельных удальцов-единобор­цев²⁸ как «от бояр», так и «от убогих».

В борьбе с немцами русские прибегли к новому тактическому при­ему - окружению немецкого «железного полка», обладавшего сокрушающей ударной силой, но слабого в отношении маневра. Такой прием успешно был использован во время Ледового побоища. Тогда немецкий рыцарский клин врезался в гущу русского полка.²⁹ При такой ситуации нарушалась слитность построения тактической единицы, что грозило прекращением организованного сопротивления. В данном случае этого, однако, не произошло, а нападающие сами попали в «мешок». Объяснить данное обстоятельство можно только тем, что в состав полка входили более мелкие тактические единицы, очевидно стяги, сохранившие поря док и самостоятельно осуществившие фланговый маневр на окружение противника.

Членение боевых построений на стяги замечается в событиях XII в., а в начале следующего столетия по таким отрядам велся счет всего войска³⁰ В битвах 40-х годов XIII в. отчетливо выступает оперативная самостоятельность таких подразделений. Опыт Ледового побоища был использован в 1268 г. в битве под Раковором.³¹ В этом сражении правый фланг русского

 

²⁴ Там же, под 1255 г.

²⁵ Там же, под 1252 и 1229 гг.

²⁶ Рыбаков Б. А. Военное искусство, с. 348.

²⁷ Ледовое побоище 1242 г. М.—Л., 1966, с. 213.

²⁸ Серебрянский Н. Древнерусские княжеские жития. М., 1915, с. 113—114.

²⁹ Обоснованная трактовка битвы 1242 г. предложена Г. Н. Караевым (см.: Ледовое побоище., с. 145 сл.).

³⁰ Рабинович М. Г. Древнерусские знамена Х-XV вв. по изображениям на миниатюрах. - В кн.: Новое в археологии. М., 1972, с. 175.

³¹ Новгородская 1-я летопись под 1268-1269 гг.

войска был усилен еще одним несколько выдвинутым вперед полком, что, видимо, обеспечило возможность охватывающего флангового удара и разгрома «великой железной свиньи» немцев.

Победа под Раковором, вынудившая крестоносцев надолго отказаться от крупных операций в пределах Руси, примечательна еще в одном от­ношении. Перед раковорским походом на дворе новгородского владыки были изготовлены камнеметы-пороки. Уже это довольно раннее известие представляет пороки государственной собственностью, в случае нужды использовавшейся в качестве принадлежности полевого войска. Распро­странение камнеметов, естественно, повлияло на активизацию штурмов. Так, в 1301 г. укрепленная «несказанной твердостью» и пороками швед­ская Ландскрона была взята новгородцами, как утверждал Н. М. Ка­рамзин, с помощью пращей³² «А град запалиша и разгребоша».³³ Совре­менник-иностранец отметил, что у русских, пришедших под Ландскрону, было много светлых доспехов и блестящих шлемов. «Полагаю, - писал он, - что они шли в поход на русский лад».³⁴

Впервые на севере после каменной Ладоги, возведенной в 1114 г., в 1280 г. великий князь Дмитрий и новгородцы соорудили каменное Копорье. С этого времени возобновляется строительство пограничных и иных крепостей, без которых невозможно было освоить и защитить землю. В конце XIII—начале XIV в. отстраиваются в камне укрепления Новгорода и Пскова. В дальнейшем в Орешке (1323 г.) и Кореле (1364 г.), возможно, по примеру юга строятся первые каменные боевые костры.

Примерно в одно время с Галицкой летописью источники в качестве боевой одежды упоминают доспех у новгородцев, видимо отличающийся ют прежней кольчуги.³⁵

Подобно южным районам, Новгородская Русь одерживает ряд реши­тельных побед и ведет успешные наступательные операции в 1240 и 1242 гг. против шведов и немцев, в 1243 г. против литвы.³⁶ В 1256 г. состоялся поражающий своим размахом (реконструированный Б. А. Ры­баковым) поход на север Финляндии³⁷ Победа при Раковоре была дополнена разгромом немцев в 1272 г. под Псковом³⁸ князем Довмонтом. В результате всех этих действий была остановлена волна шведско-немецкого нашествия, наиболее опасного с момента возникновения Рус­ского государства. А в 1285 г. великий князь Дмитрий Александрович заставил отступить татар, грабивших Новгородчину, — «беже царевич в Орду».³⁹ «Это было первое большое сражение, закончившееся изгна­нием отряда завоевателей».⁴⁰

Итак, при сравнении двух русских областей, избежавших прямого Батыева погрома, обнаруживается много общего в социальном составе армий, в роли пехоты и лучников, разнообразии приемов боя, видоизме­нении боевой одежды, использовании осадной техники, переходе к ка­менным укреплениям и, наконец, во времени оказания открытого отпора татарам. Татарское нашествие, таким образом, не вызвало упадка рус­ского военного дела — как на севере, так и на юге страны оно развива­лось, пожалуй, с большей активностью, чем раньше.

 

³² Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. IV. СПб., 1842, с. 102.

³³ Новгородская первая летопись под 1301 г.

³⁴ Рыдзевская Е.А. Хроника Эрика, или древнейшая рифмованная хроника. - Архив ЛОИИ, ф. 276, оп. II, № 78, л. 18.

³⁵ Никоновская летопись под 1270 и 1290 гг.

³⁶ Там же, под 1243 г.

³⁷ Рыбаков Б. А. Военное искусство, с. 364—366.

³⁸ Софийская 1-я летопись под 1272 г.

³⁹ Никоновская летопись под 1285 г.

⁴⁰ Каргалов В. В. Освободительная борьба Руси против монголо-татарского ига. - ВИ, 1969, № 1, с. 128. - Первая попытка вооруженного сопротивления в послебатыево время была оказана в 1252 г. князем Андреем Ярославичем в бою под Переславлем-Залесским (там же, с. 127).

Несомненно, что XIII в. принес усиление военно-технических контак­тов с восточными и западными соседями Руси. С 1277 г. русские участ­вуют в карательных экспедициях татар на Кавказ, Литву и Польшу, а с 1269 г. приглашают к себе на помощь отряды ордынцев.⁴¹ Однако из этого не следует, что в вооружении страны наступил период сплошных заимствований. Азиатское влияние, в частности, в это время носило эпи­зодический характер, например использование кожаной боевой одежды. Весь строй войска и его основные тактические и технические приемы были унаследованы от домонгольского периода. Существовало хорошо заметное иностранцу почти, национальное своеобразие боевых приемов и вооружения, названное венграми, поляками и шведами «русским боем», «русским обычаем», «русским ладом». Международные по выбору боевые средства позволяли русским захватывать инициативу и успешно действовать на разных фронтах — немцев удивлять татарским оружием, самострелами и каменными замками останавливать татар, обессиливать быстротечным лучным боем прибалтийских крестоносцев.

XIV-первая половина XV в. были для Руси периодом возрождения ее хозяйства, культуры и техники, что подготовило создание единого го­сударства. Этот процесс сопровождался подъемом городов и усилением и обновлением военного потенциала земель. Военные факторы, завещан­ные XII в. и заключавшиеся в борьбе на несколько фронтов, сохрани­лись и были приумножены в тяжелых условиях монгольского ига. После отпадения от некогда великой Киевской державы в середине XIV в. западнорусских земель сохранились ее северо-восточная и северо-запад­ная части. Фактически же военные события охватывали территорию от Черной Руси на западе до Казанского Поволжья на востоке. Ниже мы коснемся некоторых общих процессов развития вооружения и военного «строительства», уловимых по письменным и вещественным источникам. Военно-технический взлет Руси в XII—XIII вв. был настолько мощным и многообразным, что оказал заметное воздействие на все последующее развитие боевой техники. Относится это и к организации военного ре­месла, и к ассортименту изготовлявшегося оружия, и к некоторым прие­мам ведения борьбы с определенной очередностью использования техни­ческих средств, и к регламентированности построения полков,⁴² и, нако­нец, к продолжавшей существовать дружинной воинской идеологии.

В качестве основного ядра войска по-прежнему выступала конница с ее разнообразным вооружением, доступным состоятельным членам об­щества. Как и в XII в., конница часто выступала в качестве главной ударной силы и первой завязывала бой. Иностранцы, наблюдавшие Рос­сию XVI в., отмечали бесполезность пехоты, которая не могла поспеть за конницей и была бессильна в полевом бою с татарами. Такая оценка, может быть, и верна для первой половины XVI в. - времени господства дворянской конницы, но неприемлема для более раннего периода. Вплоть до конца XV в. пехота играет важную роль в сражениях, а в северорус­ских городах-республиках Новгороде и Пскове непременно дополняет кон­ную рать. Монгольское нашествие не только не прервало, но и способст­вовало начавшемуся ранее подъему пехоты, и в этом смысле популяр­ность данного рода войск в XIV столетии была подготовлена событиями предшествующего века.

 

⁴¹ Львовская летопись под 1277 г.; Никоновская летопись под 1269 г.

⁴² Боевого и походного построения отдельного полка я не рассматриваю, доверяясь Б. А. Рыбакову, заключившему, что первое было треугольным, а второе— линейным (Рыбаков Б.А. Боевые порядки русских войск XI-XII вв. - Учен зап. Моск. обл. пед. ин-та, 1954, т. XXVII, с. 3-16). Тактика конных таранных ударов, принятая в период зрелого средневековья, не исключает, если сослаться на автора начала XVII в., возможности разных построений. По словам А. М. Радищевского, «есть многие образцы и пути к полковому бою — спереди учреждают остро, а позади широко и треугольчато, а инное серпом или полумесяцем, а инное четвероугольчато, которое есть всего лучше, и тем обычаем доведется устроити конные и пешие полки» (Михайлов О.А. М. Радишевский. Устав ратных, пушечных и других дел. СПб., 1777, с. 78).

 

Преемственность в развитии военного дела сочетается с важными преобразованиями, которые произошли в XIV—XV вв. и были вызваны усилением освободительной войны, прогрессом техники, изменением комплектования и состава армии. Военная катастрофа в середине XIII в. и связанная с ней общенародная борьба против поработителей в большой мере нарушили дружинную кастовость войска и открыли в него доступ самым разным слоям общества, в том числе смердам и сельским опол­ченцам. Значение простолюдинов-пехотинцев особенно возрастало, когда они участвовали в крупных операциях⁴³ и отваживались вместе с кон­никами вступать в бой с татарами. В самой крупной битве XIV в., раз­вернувшейся на Куликовом поле, «приидоша много пешаго воиньства, и житейстии мнози людие и купци со всех земель и градов».⁴⁴

В военных - как пехотных, так и конных - отрядах, особенно Новго­рода и Пскова, постоянно участвуют ремесленники и мелкие торговцы— «черные люди».⁴⁵ Их роль подчас настолько значительна, что войско, состоящее только из «нарочитых мужей», оказывается небоеспособ­ным.⁴⁶ Так называемая чернь, судя по отдельным эпизодам новгородской истории XIV в., могла надевать броню,⁴⁷ строиться в полки, участвовать вместе с боярами в городском вече в обсуждении оборонных дел. Роль демократических городских низов повышалась при экстренных мобили­зациях и при созыве (начиная со второй половины XIV в.) общерусского войска.

Торгово-ремесленные слои во многом определяли состав популярных с XIV в. городовых полков. В дальнейшем участие «черных людей» в вой­ске будет все более ограничиваться; их место займут дворянские кон­ники.⁴⁸

Войску зрелого русского средневековья присуща определенная соци­альная пестрота. Начиная со второй половины XIV в. в войско на смену прежним вольным младшим и старшим дру